Киллер

Сколько лет надо прожить в одиночестве и сколько минут провести вместе, чтобы понять, что с ЭТИМ человеком ты готов прожить всю жизнь без остатка, и без НЕГО тебе не нужен ни единый день той другой, пусть и благополучной, но совершенно пустой и ненужной тебе вечности? На четвертый день этой отмеренной им двоим (и только двоим) жизни, Шерлок проснулся, наконец, раньше Джона. Он долго разглядывал всклокоченную от лежания на одном боку макушку, безмятежные ресницы, опустившие густые тени на нижние веки, плавный изгиб мягких (а на первый взгляд и не скажешь! но Шерлок-то знал) губ, слегка улыбающихся чему-то только ему ведомому… Надо будет потом спросить… Джон опять уснул на его руке. И как он себе шею до сих пор не отлежал – вон, какая голова у него тяжелая? Но Шерлок ни на что и никогда не променял бы эту сладкую доверчивую тяжесть… Джон. Его Джон. Только его. Единственный. Ночью он что-то опять бормотал во сне, хмурился, шарил вокруг себя беспокойными руками. Шерлок так и не решился перехватить, успокоить их, но Джон САМ наткнулся пальцами на его тело, согрел ладони о его отчаянно бьющееся под ребрами сердце, облегченно заулыбался и, смешно причмокивая губами, ткнулся носом Шерлоку в шею за ухом. От его дыхания было горячо и щекотно, а потом еще и неожиданная эрекция выкинула фортель… Пока Шерлок лежал, раздираемый сомнениями, то ли дать Джону все-таки, наконец, выспаться, то ли как-нибудь поделикатнее его разбудить и спросить, исключительно как доктора, что бы тот посоветовал для решения основательно стоящей (в прямом и переносном смысле) проблемы с хроническим «Джон, я опять до обморока тебя хочу», Джон проснулся сам. Оценив масштабы возникшей проблемы, он тут же, на выбор, предложил три или четыре радикальных метода «лечения». Для оценки возможных результатов «медицинского вмешательства» требовались клинические испытания, предложение о проведении коих и было встречено с неиссякаемым энтузиазмом… За эти дни у них было все, или почти все. Нежное, дикое, смешное и сводящее с ума запредельными ощущениями. Два раза Шерлок что-то себе вывихнул, поставил Джону несколько синяков. Джон ответил тем, что довел Холмса своими талантами до реального обморока, и насмерть перепугавшись, откачивал его так, что приведя, наконец, в чувства, тут же и получил этих «чувств» по полной программе, со всеми втекающими и вытекающими. Взаимные засосы и страстные царапины они вообще перестали считать уже на вторые сутки марафона… На правах «заботливого и ответственного альфа-самца», Шерлок бегал в ближайшую кондитерскую за булочками с корицей и карамелью для Джона, почему-то, видимо в состоянии краткого помешательства, перестав доверять изготовление оных, изумленной таким отношением, миссис Хадсон. Джон посмеивался над их препирательствами и с удовольствием запивал «яблоко раздора» горячим черным кофе. Все это было. Потом. Но в тот первый день… … Когда Шерлок перестал бесконтрольно душить Джона в своих судорожных объятиях, к нему пристыжено начал возвращаться его здравый смысл вместе с возможностью воспринимать остальную от Джона окружающую действительность. Только тогда он заметил, что Джон нервничает. Даже не так. КАК Джон нервничает. Он боялся смотреть Шерлоку в глаза. Движения стали неловкими, скованными, словно он все время боялся задеть что-то особо ценное. Джон кусал губы и нервно сглатывал, пряча взгляд. Шерлок весь похолодел, чувствуя, как ледяной лавой разливается в груди невыносимая боль. Он схватил Джона за плечи, не давая ему отстраняться, присел, чтобы их глаза оказались на одном уровне, и заглянул в лицо. Шерлок не знал, что хуже – то равнодушно-спокойное почти безразличие, что он узнал в той квартире, или это – виновато-испуганное стеснение. Джон его боялся! Боялся, что Шерлок его оттолкнет, прогонит, ударит. Он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО верил, что Шерлок МОГ его побить! «Лучше бы ты меня застрелил… - подумал Холмс, - чем смотреть вот ТАК…» Это понимание так его измучило, что он просто опустился на колени, обнял Джона своими длинными неловкими руками и уткнулся лицом ему в живот. Джон погладил Шерлока по голове. Судорожно вдохнул и притянул к себе за худые поникшие плечи. - Джон, поехали домой, - жалобно и глухо донеслось из района его живота. – Я есть хочу… … Но про еду они даже не вспомнили. Собравшись было заняться переодеванием, они почему-то оказались не каждый в своей комнате, а оба у Шерлока. И Шерлок, замерев недвижной колонной, в какой-то нелепой позе вполоборота к своему платяному шкафу, зачарованно смотрел, как Джон медленно, не отводя от него глаз, снимает с себя рубашку. Вот он расстегнул пуговицы на манжетах, позволяя им освободить запястья. Потом пришла очередь пуговиц от нижнего края до горла. Джон делал это так медленно, что у Шерлока воздух в легких закончился уже на третьей пуговице снизу. Но вот полы распахнулись, пускай и всего-то на пару дюймов, позволяя увидеть загорелую полоску обнаженной кожи. Джон, все так же, не прерывая зрительного контакта, скользнул ладонью по своей ключице под ткань на плече, сдвигая и позволяя ей сползти с руки вниз до локтя. Неспешно повел вторым плечом, и многострадальный предмет одежды соскользнул на пол, предоставляя ее полуобнаженного владельца на обозрение онемевшего зрителя. Это было ТАК… Шерлоку показалось, что прошла вечность. Никогда и никто не раздевался для него ТАК. Забыв обо всех своих прежних намерениях, он подошел к Джону и прикоснулся к его груди ладонью. Не прикоснулся – положил. Осторожно, плотно, чтобы почувствовать под кожей гулкий, ровный стук сердца, запомнить его своими пальцами, чтобы по одному этому никогда больше не спутать ни с кем другим. Согревшись, рука отправилась в неторопливое путешествие. Вот пальцы чутко прошлись по плотной, мягко очерченной ключице, нырнули в теплую, наполненную пульсом, ямку, спустились вниз, мимо темнеющих сосков, не касаясь их, давая привыкнуть к зарождающемуся возбуждению. Пережив три бесконечные секунды, прилежный исследователь добрался до поджавшегося в неровном, судорожном вдохе живота, прочертив его справа налево, и позволив лишь мизинцу дерзко скользнуть за брючный пояс, коснуться коротких светлых волосков, что сбегают от небольшого углубления пупка в пах. Ладонь бережно обняла, наконец, крепкий бок, считая ребра, поднялась выше, знакомясь с перемежающимися шрамами мышцами спины. На миг уснула на лопатке, вбирая в себя ее почти целиком, легко потянула на себя… Джон, остававшийся неподвижным, тут же подался вперед, чуть прогибаясь в пояснице, послушно отдаваясь начавшей проявлять требовательность руке. Они так и продолжали говорить друг с другом глазами – слова казались пустыми, грубыми и совершенно неуместными. Шерлок говорил о нежности, тепле и заботе, а Джон платил ему доверием, спокойствием и надежностью. Ничего еще не было сказано ни о любви, ни о желании. Все это еще впереди, они еще доберутся до них. Но сейчас эти двое учились отдавать и принимать себя самих. Вторая рука Шерлока, перехватив инициативу, обняла Джона за талию, лишь на дюйм приближая к себе, а первая добралась-таки до шеи. Подхватив пригоршней затылок, она слегка взъерошила волосы, запоминая пальцами и это простое ощущение. Склонившись, Шерлок потянулся к Джоновым губам, попутно все же спросив разрешения своими инопланетными потемневшими глазами. У Джона дрогнули и поползли вверх уголки рта, взгляд опустился на губы Шерлока и так и не оторвался от них до тех пор, пока они не накрыли его губы. И тогда Джон закрыл глаза… Губы. Теплые, мягкие, решительные. На вдохе, все требовательнее, все смелее, заставляют отвечать, заставляют хотеть… Вот уже прорывается язык, злой, горячий, почти умелый, по кромке гладких зубов, дальше, к нёбу, мечется, пробует, сплетается… Джон стонет, низко, глухо, морщит лоб, словно ему больно. Прежнее медленное спокойствие отброшено, как раньше рубашка. Он сокращает остававшееся между ними расстояние, попутно лишая Шерлока того же предмета гардероба. Шерлок почти вскрикивает, когда его прохладная кожа соприкасается с уже горячим телом Джона. Две ладони смыкаются на спине, Джон делает шаг и его нога оказывается между колен Шерлока. Они еще почти одеты, они еще в пути, но они уже готовы пройти до его конца. Губы терзают и мучают друг друга, руки мечутся в поисках обжигающих, заставляющих ахать и шипеть от удовольствия точек, попутно мучаясь в борьбе с иезуитскими изобретениями человечества в виде ремней, застежек и пуговиц. Им некогда, они спешат, они и так ждали слишком долго… Целую жизнь… Победа, доставшаяся в почти кровопролитной борьбе, неожиданно подливает масла в огонь не на шутку разыгравшегося либидо, красноречиво обнажая то, что уже возбудилось почти до предела. Касание обнаженной, налитой кровью плоти, усиливая стремление тел к близости, становится почти болезненным и непереносимым. Джон, оторвавшись от искусанных Шерлоковых губ, разворачивается так, чтобы оказаться спиной к широкой кровати, делает шаг назад. Край постели мягко бьет его под колени, Джон опрокидывается, утягивая за собой своего мужчину. В последний миг Шерлок размыкает руки, избегая жесткого столкновения, хотя в тот момент он был бы и не против «жестко столкнуться». Но сейчас ему хотелось не быстрого насыщения и освобождения. В их первый раз ему хотелось ПОЛНОТЫ. Оперевшись на руки, он навис над распростертым под ним телом, отмечая, что это самое тело тоже настойчиво и уже почти нетерпеливо ищет внимания. Тело его хотело, тело его звало. Запрокидывая голову, оно выдавало одну горячую волну за другой, вибрировало, вздрагивало, тянулось к нему, словно Шерлок был луной, Джон морским приливом. Шерлок сдался. Поцелуй в шею. Влажная, горячая дорожка языком к правому соску. Бросок к левому. Боже, какие они твердые и чувственные! Джон застонал и выгнулся. На спине Шерлока наверняка останутся царапины… Торопливые, легкие поцелуи в живот, как очередь из пулемета, и Джон вздрагивает от каждого попадания… Дышит прерывисто, шумно, хрипло, пытается сфокусировать мутный, пьяный взгляд. Ничего не выходит… Снова откидывает голову, сглатывает… Шерлок рычит и впивается зубами в кожу чуть выше лобка, заставляя Джона закричать и вцепиться раскинутыми руками в простыню. Его крик заставляет и самого Шерлока мучительно приблизиться почти к пределу возбуждения, его изнывающее от напряжения тело скручено в болезненный тугой жгут. Но Шерлок сегодня думает в первую очередь о своем партнере – он центр его галактики. И он мягко, но властно кладет ладонь на горячую упругую плоть, чувствуя биение крови в переполненных венках. До слуха доносится жалобное хныканье, и под руку приходит пока еще нерешительный толчок бедер. Шерлок улыбается. Его рука нежно проходит по всей длине, прижимая уздечку, очерчивает кольцо вокруг напрягшейся головки, большим пальцем растирая каплю густой прозрачной смазки. Джон шипит и стонет себе в ладонь. Он терпит с трудом. Но он терпит… Он позволит Шерлоку все… Шерлок не садист, он понимает. Он опускается ниже и ОЧЕНЬ мягко заставляет Джона согнуть колени… Джон с облегчение выдыхает, его тело раскрывается с наслаждением в ожидании ласк. Им не нужен лубрикант, Джон и так давно готов – он полон терпкой, скользкой смазки, по капле стекающей на льняную простыню. Шерлок гладит горячей ладонью его живот, бедра, гладкую кожу упруго поджавшихся ягодиц, медленной спиралью приближаясь к заветной точке. Джон мычит в прокушенный кулак, но как бы он не готовился, не может не отреагировать от ТОГО прикосновения. Тело реагирует само, совершенно не интересуясь его Джона желанием. Оно резко прогибается крутой дугой, приподнимаясь над постелью, и Шерлок не пропускает этот момент, чтобы подхватить его под поясницу, прижимая долгожданное тело к своему. Джон забрасывает ногу ему на бедро и чувствует, как длинный тонкий палец проскальзывает в его горячее, пульсирующее нутро. Секунда, пять, десять… Палец двигается, гладит, сгибается… Вспышка! Первая ярко-белая, колющая глаза. Джон жмурится и длинно стонет. Тело в смятении никак не может решить – насадиться ему глубже или плотнее скользнуть животом по опасно напрягшемуся, прижимающемуся к его паху члену мужчины сверху? Пока он мечется, к первому пальцу присоединяется сначала второй, а затем и третий… Джон теряется окончательно и бьется под Шерлоком уже крупной дрожью. Он готов, он больше не может ждать… Еще немного – и он просто умрет… Шерлок это понимает тоже. Крупный пот покрывает оба тела, перекрученные напряженными мышцами. В воздухе вместо кислорода только соль, жар, вожделение и полынь… Пальцы покидают тело Джона, оставив на миг горькую пустоту. Но вот горячее, большое и влажное коснулось входа, он задержал дыхание… Неизменный, вечный спутник – боль, острая, мучительная, сладкая… Такая желанная… Вспыхнула и утонула в пришедшей волне невозможно, невыносимо-непередаваемого наслаждения… Толчок… всхлип… толчок… еще… низко, горлом… еще… боже, что?... да, да, ЕЩЕ!... Волна, волна, огонь внутри плавит тело, сжигает, испаряет в ничто… Ничего нет… движение, вспышки, крик-стон… ритм… стук крови в ушах… Кажется, что это предел… Но только до тех пор, пока чья-то влажная настойчивая ладонь не находит ЕГО, Шерлока, болезненно-напряженную проблему… Плотное поглаживание – и он скрипит зубами, тесное кольцо твердых, нежных пальцев – и он мычит Джону в шею, ладонь смыкается и двигается вверх-вниз так, что он не замечает, что из-под его зубов у Джона течет кровь… Они кончают почти одновременно и кто ведущий, а кто ведомый их больше не заботит. Мир взорвался вокруг и внутри этих сплетенных, ставших единым целым тел, соединив, переплавив их в нечто новое, восхитительно гармоничное, наверное, так и задуманное создателем… А внутри уже что-то росло, набухало, окончательно соединяло, лишая остатков самоконтроля… - Черт, Джон!... Узел… - простонал Шерлок, наконец сдаваясь и, расслабив руки, падая Джону на грудь. В запоздалых извинениях (хотя, к чему они?), он целовал его в шею, плечи, губы, закрытые в изнеможении глаза, собирая языком его пот, его запах, его вкус… А Джон рассеянно гладил его слабой теперь ладонью по спине и тихо улыбался от нахлынувшего вслед за оргазмом, теплым счастьем… ОН знал, что такое узел и КОГДА он возникает… От этого знания становилось еще теплее… Потом он все же открыл глаза, тихо засмеялся во влажную от пота, любимую макушку. - Ладно, давай, кусай уже, - отвлек он ее от увлекательного занятия. - Мм? – Макушка отвлеклась, и волшебные глаза непонимающе уставились на его смеющееся лицо. – Чего? - Кусай, говорю! – Джон откинулся и повернул голову, подставляя шею. - Зачем? Я что, вампир, что ли? – В голосе прозвучало легкое беспокойство, не помешался ли Джон слегка… на радостях… - Ой, я просто не могу больше! – Джон всхлипнул от смехового приступа и, запустив пятерню Шерлоку в волосы, потянул его голову к себе наверх. – Ты что, не хочешь поставить мне свою метку? Шерлок подполз, но взгляд все еще был растерянным и неуверенным до робости. - Это же… это все сказки… - он нахмурился. – Нет?.. Вас что… правда кусать полагается? Джон вдруг перестал улыбаться, от чего у Шерлока нехорошо екнуло в груди, и очень тревожно поинтересовался: - Ты не хочешь ДЕЛАТЬ меня своим? Тот страх, что был вначале, вдруг вернулся, ледяными пальцами стиснув сердце. Опять… Но Шерлок, опровергая последнее свое же собственное мнение, идиотом все же не был. Он поцеловал дрогнувшие губы, крепко взял Джона за подбородок, повернул его голову и аккуратно, но сильно прикусил кожу за ухом. Джон не сразу понял, что за молния в него ударила. Пережив сразу микро-оргазм и кратковременную остановку сердца, он издал странный звук, который не смог бы идентифицировать даже Шерлок, и, повернувшись, посмотрел ему в лицо. Потрясенный Шерлок увидел полностью, АБСОЛЮТНО черные глаза СВОЕГО омеги и услышал свой низкий бархатный голос. - Джон Хэмиш Уотсон, ты выйдешь за меня?..