Черное солнышко

Двустворчатая дверь с медными накладками оказалась тяжелой, но самой обыкновенной — ни рун, ни скрытых пазов под ловушки. Трисания на всякий случай проверила ее еще и на ловушки магические и только потом взялась за массивное медное же кольцо. Стучать пришлось долго. Но в конце концов ей все же открыл пожилой дварф в засаленном халате с заплатками на локтях и в ночном колпаке, сползшем по скользкой блестящей лысине на затылок. Вид у старикашки был недовольным и заспанным, очки держались на самом кончике носа каким-то чудом, рискуя вот-вот слететь. Его седая борода, заплетенная в косички, больше напоминала растрепанную метелку для пыли. — Мастер Дроган не принимает, — буркнул он и попытался захлопнуть створку перед ее носом. Трисания подставила под нее ногу. — Эй! Утро уже наступило, и мне нужен твой хозяин, дед, — заявила она высокомерно. — Я проделала такой путь не для того, чтобы поцеловать дверь. Дварф с раздражением хмыкнул: — Это твои проблемы. Мир пред ее глазами тут же вспыхнул алым. Знакомое и ненавистное выражение прошило мозг иголками и заставило сердце заколотиться о ребра яростно и часто. — ... Почему так мало? Взгляд Большого Пита ощущался, как грубая рука, стиснувшая горло. Трисания сглотнула сухой от страха глоткой, и, глядя в его светло-серые, будто выцветшая тряпка, глаза, ответила: — Неудачный день, Пит... То стража мимо шлялась, то сплошные нищеброды вместо нормальных клиентов. — Это твои проблемы. Может, ты недостаточно старалась, а, малышка? — когда он начинал говорить с ней вот таким ласковым голосом, Трисании становилось еще страшнее. — Давай-ка, подумай и ответь мне еще раз. — Пит, честное слово... — Или ты просто-напросто припрятала часть денежек себе, а? Она ждала удара, и даже уже заранее сжалась, но боль все равно оказалось неожиданно сильной. Трисания сдавленно охнула и согнулась пополам. В глаза сперва плеснуло алым, потом в них стало черным-черно, а потом из них хлынули слезы, над которыми она была не властна. Как и над всей своей проклятой жизнью. Трисания рухнула на колени. — Пит, я ни за что тебя не обманула бы... — просипела она сдавленно, молясь, чтобы недовольство Пита вылилось только в побои. Но, конечно же, боги не услышали ее молитв... — Сейчас это станет твоей проблемой… А ну, впусти меня, коротышка, — прошипела Трисания с ненавистью. Дварф нахмурился и раскрыл рот, чтобы что-то там ответить, но ее пальцы уже сложились сами собой, выписывая знак разрушения, и на него обрушился каменный удар. Старик отлетел вглубь дома, и Трисания вошла вовнутрь, одним рывком захлопнув за собой дверь. — Ах ты, разбойница, — прокряхтел дварф. Кажется, он здорово ушибся о стену. Может даже сломал себе чего-нибудь. Хотя, насколько знала Трисания, дварфы были на редкость крепким народом. — От тебя мне ничего не нужно. Я хочу видеть твоего хозяина. — С чего ты взяла, что он будет с тобой разговаривать после того, как ты сюда ворвалась? Трисания презрительно фыркнула сквозь зубы: — Я собираюсь купить его услуги. И намерена заплатить весьма и весьма щедро. Впрочем, тебя это не касается. Где мастер Дроган? — При смерти — проворчал дварф. — Вот-вот помрет. — Глупости! — отрезала Трисания, окидывая взглядом холл дома. Обставлен он был аскетично, хотя магическому инструментарию, запертому в стеклянных шкафах, могла бы позавидовать даже выскочка Эльтура. — В деревне мне сказали, что он прекрасно себя чувствует. — Вершина — это город, — педантично поправил ее дварф, нашарил на полу все-таки слетевшие очки и осторожно водрузил их обратно на нос. — Да плевать, — пожала плечами Трисания. Старикашка не вопил, не ругался, не звал на помощь хозяина, его темные глаза следили за ней настороженно, но без тени страха. И было непонятно — это из-за уверенности в собственной безопасности или по причине прискорбной тупости? Она подошла к нему и, сформировав в ладони заготовку нового заклинания, поинтересовалась: — Так ты меня проводишь? — Во-первых, с разбойниками я не сотрудничаю. А во-вторых, ты что, ослепла? Я ранен! Трисания свободной рукой вытащила из подсумка целебное зелье и кинула ему. Дварф аккуратно откупорил пузырек, вдумчиво понюхал содержимое, посмотрел его на просвет и выпил. — «Во-первых» все еще в силе, — напомнил он невозмутимо. — Без тебя справлюсь, — Трисания с трудом подавила желание подпалить ему бороду. Но вдруг этот коротышка и вправду чем-то дорог мастеру Дрогану? Наверное, действительно не стоит злить того, кого собираешься просить о деликатной услуге. Она призвала своего фамилиара. Пантера грациозно приземлилась на все четыре лапы, томно потянулась, привыкая к движениям в Материальном плане, мурлыкнула и игриво потерлась крупной головой о ее бедро. «Привет, хозяйка. Я соскучилась! Поиграем?» — Привет, дорогая, я тоже рада тебя видеть. Играть пока некогда, присмотри за этим дварфом, пожалуйста, — попросила Трисания, нежно почесав ей под подбородком. — Но будь внимательнее, он только прикидывается простачком. Райна кивнула и села напротив старика, хлестнув хвостом свой бархатный бок. Но только Трисания направилась к лестнице на второй этаж, как дварф с оханьем поднялся на ноги и потопал за ней. Пантера неслышной черной тенью скользнула следом. Трисания решила, что вдвоем с Райной им опасаться нечего, и, так и не развеяв заготовку заклинания, начала подниматься по скрипучим ступеням, покрытым истертым ковром. Столь же убогими, как холл и лестница, оказались и остальные помещения дома. Трисания даже начала сомневаться: а к нужному ли волшебнику она пришла? По ее сведениям мастер Дроган был одним из лучших среди ныне живущих магов — из тех, кто еще не спятил от головоломных гримуаров или не отправился за знаниями на другой план. Или все-таки спятил? Трисания брезгливо оглядела стены, обшитые добротной, но унылой сероватой лиственницей. Дуб смотрелся бы и внушительнее, и красивее. Настенные канделябры тут поблескивали тусклой медью, глухие и тяжелые двери на грубых петлях были лишены резьбы, а пол покрывал не паркет, а самая примитивная ясеневая доска. Даже ее охотничий домик выглядел гораздо презентабельнее, а уж особняк в центре Невервинтера Трисания себе отгрохала такой, что на него засматривался сам лорд Нашер: с позолотой, лепниной, мраморными статуями и хрустальными фонтанами. Архитектора она себе выписала аж из Врат Балдура. И ее новый дом стоил всего потраченного на него золота. — Недурно, недурно, леди Трисания, — Нашер остановился, рассматривая изваяние прекрасной девушки, глядящей в зеркальце. — То, что в зеркале видна безобразная ведьма — это намек на скоротечность времени? Или на какую-то историю? Кажется, в Уотердипе была сказка про красавицу, вместо которой старело ее отражение. Она мысленно усмехнулась, вспоминая неприятную встречу в лесу Невервинтер. Но ее лицо, как обычно, осталось бесстрастным. — Вы угадали, мой лорд: это и намек, и сказка. Но в варианте, с которым познакомилась я, бывшей красавице пришлось столкнуться в реальностью и умереть. Нашер задумчиво кивнул: — Реальность часто более жестока, чем самые страшные сказки. И куда более непредсказуема. Кто бы мог подумать, что обычный наемник станет сперва обладателем сокровищ, а потом лордом целого города? Если бы не уникальное стечение обстоятельств и покровительство богов, не видать бы мне короны. Но ваше возвышение, разумеется, куда более логично. Леди из хорошего рода, могущественная колдунья, спасительница Невервинтера и обладательница целого состояния — неудивительно, что вас приняли в Совет лордов... Кстати, все ли в порядке с вашей семьей? Я не видел ваших родных ни на церемонии чествования, ни сейчас, на новоселье. — Мы в ссоре. Простите, я не хочу об этом говорить. Она знала, что ходит по тонкому льду. Но ей так хотелось погулять в шкуре настоящей аристократки и утереть нос всем этим трусливым снобам! Как же она ненавидела их и презирала! Они лебезили перед ней, смотрели с подобострастием, говорили комплименты, старательно отводя взгляд от уродливых шрамов на ее лице. Но это пока гремела ее слава. А что будет, когда память о войне и эпидемии уляжется? Что будет, когда все узнают, что она — обычная самозванка? Надолго ли хватит их благодарности? — Неужто прославленный волшебник не мог обустроить свой дом побогаче? — проворчала Трисания, оглядывая комнату, похожую на кабинет: длинный стол, заваленный бумагами с какими-то расчетами, запертые сундуки, шкафы, забитые магическим и алхимическим барахлом. — Мог, — отозвался дварф. — Но зачем? — Чего стоит могущество, если его не оттеняют власть и роскошь? Если маг не хочет карабкаться к самой вершине? — Позволь напомнить, мастер Дроган уже на Вершине, — старикашка усмехнулся невольному каламбуру, чем вызвал новый приступ раздражения. — Волшебник, лишенный амбиций, попросту жалок. Очень скоро он деградирует и станет никем, — отрезала Трисания. Затем вышла в коридор и прочитала заклинание «Стук» перед очередной дверью. Та тихо щелкнула, впуская гостей. Внутри снова оказалось пусто — не считая высоких, под самый потолок, шкафов, набитых книгами вперемежку со свитками, и еще одного стола — на этот раз алхимического. Слишком низкого. Да и в предыдущем кабинете мебель показалась ей какой-то странной. — Значит по-твоему, власть и богатство — это просто зарядка для ума? Трисания задумчиво посмотрела на дварфа, начиная кое-что подозревать. — Это цель, требующая вечного движения и вечного развития: власти и богатства никогда не бывает слишком много. — Можно двигаться ради знаний, — старик склонил голову набок, блеснув стеклами очков. Кажется, этот разговор его забавлял. А Трисания подумала, что настоящие очки с увеличивающими стеклами — удовольствие недешевое и обычному слуге вряд ли доступное. — Знание, как самоцель, — опасно и бессмысленно, — ответила она терпеливо. — Опасно, потому что однажды разум мага не вынесет чрезмерной нагрузки и канет в безумие. Бессмысленно, потому что знания нужно применять, а не копить. А если их применять, то ради чего? В конечном итоге — ради золота и власти. — Например, ради всеобщего блага, — пожал плечами дварф. — Вы и вправду так думаете, мастер Дроган? — спросила Трисания снисходительно. — Мне случалось видеть борцов за всеобщее благо. Почти каждый из них меня разочаровал. — Так значит, перед этим ты все же была очарована? — старик никак не отреагировал на прозвучавшее имя, словно бы и не услышал. — Не нужно меня злить, Констанс О`Дил, — попросила Трисания негромко. — Я, как ты могла заметить, колдунья, а за моей спиной стоит здоровенный и очень страшный полуорк. Если такие, как мы, просят отдать какую-то вещь, ее просто нужно отдать. Или жди беды. — Не нужно меня запугивать! — девушка дерзко вскинула подбородок. — Ты ничего мне не сделаешь, так что не надо попусту сотрясать воздух. Трисания чуть сузила глаза. — Я даю тебе последний шанс, идиотка. Если хочешь жить — отдай эту проклятую брошку. — А я повторю тебе еще раз: катись в Бездну! — Даэлан, тебе не кажется, что эта женщина непоправимо глупа? Глупость должна быть наказана. Убей ее, — на ее губах заиграла знаменитая кривая улыбка, вызывающая усиленное потоотделение даже у циничной невервинтерской стражи. Даэлан бросил на нее короткий умоляющий взгляд, но Трисания сделала вид, будто ничего не увидела. И гигантский двулезвийный топор взлетел в воздух и срубил глупую голову Констанс О`Дил, словно гнилую тыкву. Трисания увернулась от струи крови, а потом склонилась над еще содрогающимся телом и быстро его обшарила. — Брошь у нас. Идем вниз. Даэлан остался стоять, молча глядя на обезглавленную им женщину. Трисания хмыкнула, не разжимая губ: — Глупость — это зло, мой дорогой. Ты наказал зло, не более того. А теперь идем. Боюсь, ее родственники окажутся столь же глупы, и нам придется покарать и их… Благородный полуорк, послушно исполняющий самые жестокие приказы, кроткая избранница светлой богини, сеявшая хаос хуже любого демона, неспособный отличить друга от врага жрец Тира и, разумеется, прекрасный падший паладин. О да, в начале знакомства она была очарована этими лицемерами. И признаваться в этом сейчас было стыдно: ведь говорила же себе не покупаться на красивую обертку. Трисания не любила вранье и собственная ложь давалась ей с немалым усилием: тяжело все время держать выдуманную историю в голове и не путаться в деталях. И уж, тем более, она не любила, когда лгали ей. Однако из всех видов обмана самым отвратительным ей казался самообман. И эти лицемерные добрячки предавались ему с наслаждением и полной самоотдачей. — Еще одна вещь, о которой я сожалею, — проворчала она хмуро. — Но жизнь многому меня научила. Что ж, ошибки — это часть пути к мудрости. — О чем ты сожалеешь, глядя на меня? — спросил Дроган неожиданно. Трисания удивленно моргнула: — Разумеется, о том, что не поняла сразу, что вы хозяин, а не слуга. Тогда я не стала бы бросаться заклинаниями. По крайней мере, так быстро. Дроган снял очки, протер их полой халата и водрузил обратно. — Итак, какая же нужда заставила тебя прийти сюда в эту несусветную рань и ворваться в дом силой? — Я слышала, что вам подвластны заклинания изменения внешности, — не стала тянуть импа за хвост Трисания. — Назовите вашу цену, и можете не скромничать. Дварф поманил пальцем, приглашая склониться к нему поближе, долго разглядывал ее лицо, потом сделал пасс рукой, и она почуяла легкое прикосновение магии. Райна предупреждающе зарычала и пригнулась к полу, готовясь к прыжку. — Погоди, девочка. Это не нападение, — остановила ее Трисания. Мастер Дроган будто бы и не заметил маневра пантеры, продолжая разглядывать что-то ей невидимое. — Хм, — наконец произнес он. — Множество старых челюстно-лицевых травм, неоднократные сотрясения мозга, неправильно залеченные шрамы на лице и, как следствие, ограничение мимики… За минусом шрамов, твоя наружность соответствует человеческим стандартам красоты. Но ты просишь не свести их и восстановить мимические мышцы, а изменить внешность полностью. Значит, не болезнь и не тщеславие. Враги? — Какая разница? — процедила Трисания, выпрямляясь. — Просто сделайте это и получите золото. Много золота. Дварф покачал головой. — Ты должна была уже понять, что золото меня мало интересует. И если хочешь, чтобы наш разговор продолжился, отвечай на мои вопросы со всей доступной тебе честностью. Она гневно стиснула зубы, и Райна, почуяв злость хозяйки, снова издала утробное ворчание. — Так вы можете изменить внешность или нет? — спросила Трисания резко. — Могу. Но пока не уверен, что хочу. — Так я должна вас уговорить? — кровь вновь опасно застучала в ее висках. Дроган тихо вздохнул. — Видишь ли, деточка, раз уж ты начала говорить о долгах, то за тобой он и вправду имеется. Самовольное проникновение на частную территорию, нападение на хозяина и всякое такое. Но ты не похожа на разбойницу: ты не тронула ни один ценный предмет в моем доме и даже не прикоснулась к моим сундукам. Я хочу понять, что тобой движет на самом деле. Пока я вижу перед собой весьма вспыльчивую, самоуверенную и дерзкую, но при этом талантливую колдунью. Ты без раздумий напала на предположительно беззащитного слугу и не сожалеешь об этом. Но потом взяла и поделилась с этим слугой отличным исцеляющим зельем. Да и к своему фамилиару относишься с добротой, хотя твоя аура кричит о тьме… Мне интересно, кто ты на самом деле? От ответа на мой вопрос зависит ответ на твой. Трисания, раздумывая, покачалась с носка на пятку. Драться с мастером Дроганом ей не хотелось по нескольким причинам. Во-первых, он все-таки был в своем праве, она действительно ему задолжала, и отказываться от долгов было не в ее правилах. Во-вторых, чудаковатый старикашка ей понравился и убивать его не хотелось. Ну а в третьих, если верить его репутации, драка с ним вовсе не обещала быть легкой. — Дело не во врагах, — неохотно разжала она зубы. — А в желании начать новую жизнь. Меня слишком многие знают, и я не хочу, чтобы прошлое повлияло на мое будущее. — Понимаю, — сказал мастер Дроган, помолчав. — Слава Героини Невервинтера — тяжелая ноша. Трисания усмехнулась половиной рта: — Узнали? Об этом я и говорю. Колдунья со шрамами на лице и вздорным характером, да? Безумная убийца, бессовестная самозванка, наглая узурпаторша, обманом пробравшаяся в Совет лордов? — Что-то в этом роде, — сдержанно кивнул Дроган. — Но что из этого правда? Она пожала плечами: — Большая часть. Я убийца и самозванка. Вот только именно мое умение убивать и спасло этот проклятый город, а в Совет они меня позвали сами. И сделали бы то же самое, даже не будь перед моим именем фальшивой приставки «леди». А раскрывшаяся ложь — только повод. Я встала им, как кость поперек глотки. Вечное напоминание, что они все по гроб мне обязаны: и жизнью, и уцелевшим барахлом. Ее губы снова исказила половинчатая усмешка. — Даже странно, как быстро на смену благодарности пришло раздражение, а потом ненависть. Никому не нравится оказаться в неоплатном долгу, а? И я не позволяла им откупиться. Никаких подарков, я платила за все золотом. И это, разумеется, раздражало их еще больше. Я на свои деньги построила приют для беспризорников и ежемесячно проверяла, не обижают ли там детей. Я выросла на улице и знаю, как непросто там выжить, а не стать мразью и того сложнее. И что же? Мелкие придурки как-то раз забросали меня тухлыми яйцами. Им, видите ли, рассказали, что я баснословно богата и могла бы дать куда больше, но пожадничала. — Трисания помолчала и продолжила со злостью: — Всем всегда нужно больше. Полгода не прошло, как они умоляли меня о помощи, а потом глядь — и вдруг оказывается, что это Я им должна! — Леди Трисания, покорнейше прошу простить, но позвольте нам выразить свое недоумение, — лорд Бринейн картинно развел руками, словно подчеркивая, что озвучивает мнение общественности. — Приют — это, конечно, весьма достойно и благородно. Но почему вы ограничились лишь им? И ваш особняк — здание несомненно красивое и дорогое, даже будучи недостроенным, оно украшает город. Но внимания требуют множество муниципальных объектов, которые Невервинтеру жизненно необходимы! Глубокоуважаемая миледи, с вашим капиталом, вы могли бы оказать неоценимую помощь городу, Она глядела на него с непроницаемым выражением лица, будто бы не понимая, куда тот клонит. — Совершенно верно! — энергично подхватил лорд Элбан. — Кроме того, вы могли бы влиться в наше благотворительное движение и раздавать нуждающимся еду и самые необходимые вещи. Уж простите мне мою вольность, но ваше состояние легко это вам позволяет. «У тебя же так много золота, куда тебе столько?! Как ты смеешь купаться в роскоши, когда вокруг нищета и разруха!» — абсолютно отчетливо слышала она, и ее сердце заходилось обидой. — Я все это заслужила и оплатила своей кровью, — холодно и спокойно ответила Трисания вслух. — И продолжаю платить, отгоняя от города и его окрестностей нечисть и лусканских бандитов. — Ах, миледи! Войдя в Совет лордов вы стали частью Невервинтера! — всплеснул руками лорд Лугус. — Это не только большая честь, но и огромный священный долг! И этот долг никогда не иссякнет. Так что, печься о безопасности города и о благополучии его граждан — это ваша прямая обязанность! Трисания медленно обвела членов Совета долгим тяжелым взглядом и отчетливо произнесла: — А засуньте-ка свой долг себе в задницу, уважаемые... Трисания шумно втянула носом воздух и принялась считать бухающий в висках пульс. Во рту было сухо и так горько, словно она разгрызла кусок осиновой коры. Мастер Дроган жестом пригласил ее идти за ним и привел к еще одной комнате в конце коридора. Это оказалась библиотека — просторная, с камином и стоящим перед ним столиком с двумя мягкими креслами. На одно из них дварф ее усадил, разлил по кубкам вино и сел рядом, не говоря ни слова. Трисания пригубила, покатала на языке приятный, хоть и кисловатый вкус и продолжила, все еще кипя от злобы: — На самом деле, я знала, что так будет, просто надеялась, что ошибаюсь. Но мне все было ясно с тех самых пор, как я спросила Аарина Генда, сколько мне заплатят, а он посмотрел на меня так, будто я предложила ему вместе помочиться на могилу лорда Невера. Все эти ханжи постоянно делали вид, будто оплачивать смертельно опасную работу — это что-то постыдное. Будто кровь — ничего не стоящая водица. И когда мне попытались попенять на резню в лагере уттгардцев, я так им и сказала: «Это всего лишь кровь, она же ничего не стоит. Зато у Невервинтера стало одним врагом меньше». И меня тут же назвали палачом. Слова вдруг полились из нее, будто раз открывшийся рот не мог уже закрыться, будто внутри сломался какой-то заржавленный засов, державший это все взаперти. Она рассказала, как бродила по чумному городу, осознавая, что поставила на кон даже больше, чем свою жизнь — свою душу. Как в первый раз умерла от паучьего яда в каких-то катакомбах, но Даэлан ее вытащил, а потом отнес жрецам, и как они ее в первый раз воскресили. Страх смерти от этого не исчез, а вот самоуверенности прибавилось. Как она вонзила в свою грудь кинжал, не слишком понимая, на кой ей исцелять Духа Леса, и сделала это просто ради славы спасительницы. Но почему-то этот подвиг так и остался неизвестным. Как истребляла всех драконов, какие попадались на ее пути, пощадив только золотую, потому что только та одна не разбойничала по округе. И как моментально заслужила за это славу безумной. Одни ругали ее за то, что не довела начатое дело до конца, а другие — за то, что считали драконов редким и исчезающим видом, который нужно охранять, а не истреблять. — Так я и разбогатела, понимаете? У каждого из драконов была своя сокровищница. Да и в лусканской Башне Владык я поживилась, что надо. И, понятное дело, заполучила за это клеймо мародера. Да только плевать я хотела на чужие слова! Каждый золотой — это подарок мне прежней, вечно голодной и мерзнувшей. Вы говорите, что не любите золото. А вы хоть раз ходили в дырявых лохмотьях, которые остальные побрезговали поднять, а значит не попытаются отобрать? Грызли заплесневелую корку, будто вожделенное пирожное? Да, я люблю золото! Потому что знаю ему цену. Дроган смотрел на нее грустным взглядом и по-прежнему молчал, словно поощрял продолжать. И она продолжала: вываливала перед ним свое прошлое даже не потому, что тот ее об этом попросил, а потому что, оказывается, жаждала хоть кому-то рассказать о том, что она думала и чувствовала на самом деле. Говорила, давясь желчью и обидой, вспоминала и снова злилась, злилась, злилась. И глубже, под злостью, ощущала все ту же горечь и глубокую, как океан, печаль. — Знаете, зачем я назвалась леди? Когда я пришла в Академию героев, на меня даже не посмотрели и не пустили за порог. Я так разозлилась, что эта ложь родилась сама собой. Я устроила скандал: шипела, что не потерплю такого оскорбления, вызывала на дуэль ректора, называла всех скудоумными невежами. Уж я знаю, как ведут себя взбешенные леди — ничуть не лучше кухарок, разве что слова подбирают другие. Я представила, что я — это леди Сессилия, которая после ссоры с подругами срывается на прислуге, и это почему-то сработало… В итоге меня допустили к экзаменам, а потом сразу зачислили. А единственный вопрос, который мне задали, был про мои шрамы. Я сказала им, что в детстве, будучи любопытным и талантливым ребенком, нечаянно вызвала импа, и что спрашивать о таком — жуткая бестактность и неуважение, и больше ко мне с расспросами не лезли. Трисания ухмыльнулась половиной лица и допила вино. — А откуда они на самом деле? — нарушил молчание мастер Дроган и вновь наполнил ее кубок. Она сразу помрачнела. Помолчала и неохотно начала рассказывать. — Держи, деточка! — весело сказала леди Сессилия, надев на нее свою шляпку со свисающей яркой лентой и красивыми перышками на полях. — Тебе она пойдет больше, чем мне. И прости за грубые слова, я была не в себе. Ты не сердишься? — Нет, миледи, — совершенно честно ответила Трисания. На леди Сессилию было невозможно долго сердиться. Вспыльчивая, но отходчивая и добрая, эта женщина вылила на нее столько тепла и заботы, сколько Трисания не видела за всю свою жизнь. И даже не знала, что такое вообще бывает. И миледи совершенно точно не заслуживала участи, которую ей и ее домашним готовил Большой Пит. Трисания просто не могла поступить, как ей было велено, и даже животный страх перед Большим Питом не заставил ее предать временную хозяйку. — Миледи! — наконец решилась она. — Когда я ходила сегодня на рынок, услышала, как какие-то злые люди шептались, что нападут ночью на чей-то дом… Я думала, думала, и поняла, что это они про вас говорили! Белый дом с голубой дверью и флюгером в виде зайца… Сообщите страже, миледи! Сессилия перестала улыбаться и посмотрела на нее серьезно. — Наверное, ты все же что-то перепутала, девочка. Но я на всякий случай получше запру все двери и скажу дворецкому, чтобы был настороже… Вообще-то, двери должна была открыть Трисания. Ее нарочно подослали в этот дом, чтобы потихоньку сделать слепки со всех ключей от сундуков и кладовых, а в условленный день впустить громил Большого Пита внутрь. Он не говорил, что собирается делать с обитателями дома, но зная его и видя его мерзкую ухмылку, Трисания и так знала — ничего хорошего. Она сидела на своей узенькой кровати, обняв колени руками, слушала призывный свист Большого Пита и тряслась всем телом от обреченности и ужаса. Она знала, что ей конец, что месть Пита будет кошмарной, но продолжала сидеть неподвижно, будто окаменев. Он поймал ее через неделю прямо на улице, когда Трисания шла к бакалейщику с поручением леди Сессилии. Для начала он просто ее избил. Потом зверски изнасиловал. А потом, сидя на ней верхом, достал из-за пояса нож и глубоко прорезал ее плечо. Трисания снова захрипела уже сорванной глоткой. — Это только начало, малышка, — почти пропел он. — Когда мы закончим, от тебя мало что останется, поверь. Но я не тороплюсь, у нас вся ночь впереди… Он медленно прорезал ее щеку, а потом откинулся назад, любуясь. — Я сотворю шедевр, малышка: превращу хорошенькую куколку в уродливого монстра всего за несколько часов!, — и сделал еще один порез, а потом еще… И тут Трисания поняла, что не будет это покорно терпеть, закричала, завыла, забилась под ним, будто обезумевший зверь. И с ее рук ударил огонь и поджег на Пите одежду, а потом огонь усилился и жег, жег ее воющего мучителя, пока от него не осталась лишь кучка пепла… — Мы были в подвале. У Пита был хороший подвал — кричи-не кричи, никто не услышит, — продолжила Трисания тускло. Этот рассказ забрал у нее последние силы, и злиться уже не получалось. — Я обшарила там все, забрала все деньги, переоделась, обмотала лицо шарфом и сбежала из Уотердипа. Раны быстро загноились, и я умерла бы где-нибудь в канаве, если бы не Шепот Запретной Травы. Он называл себя жрецом Одинокого Волка — Фенмареля Местарина, но это вряд ли, скорее уж, он был послушником-недоучкой. Не знаю, что ему взбрело в голову, но он решил меня спасти. Кое-как залечил раны, выходил, рассказал про путь одиночки… Я сбежала и от него, он все-таки был полным психом, да и наркоманом к тому же. И приставать начал. Потом я прибилась к странствующему магу, который взялся меня обучать за плату натурой. А когда он увлекся и слишком уж распустил руки — прирезала его и снова сбежала. В Невервинтер. В библиотеке воцарилось долгое молчание. — Ну так что, достойна я того, чтобы начать новую жизнь? — спросила Трисания с сарказмом. — Я думаю, новую жизнь может начать любой разумный, если захочет… Другой вопрос — получится ли, — негромко отозвался мастер Дроган. — Так какого ж дьявола я тут перед тобой душу выворачиваю?! — обида тут же смыла усталость, зашипела колючими пузырьками в крови, застучала в висках знакомыми металлическими молоточками. — Для того, чтобы я мог назначить цену на свои услуги, — дварф поставил на столик свой кубок, из которого так и не сделал ни единого глотка. — А-а, понятно. Ну, говори, сколько с меня? — зло хмыкнула Трисания. Мастер Дроган посмотрел ей в глаза: — Я возьму тебя в ученики, и ты останешься жить тут, в Вершине. Будешь совершенствоваться в магическом искусстве, выполнять мои разные поручения, учиться жить, как нормальный человек, а главное: раз и навсегда избавляться от всяких обид и сожалений! Им в новой жизни не место. Трисания принялась лихорадочно искать в его словах двойное дно. Ему нужен бесплатный слуга-маг, чтобы добывать всякие артефакты? Старикашка сам — скрытый маньяк и садист? Кто-то из невервинтеровских лордов все-таки заплатил за ее голову, не простив устроенной напоследок подлянки, и Дроган просто усыпляет ее бдительность? А потом подумала: да какого демона? Быть ученицей мастера Дрогана почетно само по себе. Неужто она не сможет за себя постоять? А что до мозгоправной хреновины, так она еще посмотрит, что старикашка имел в виду на самом деле. Но если у нее и вправду получится перестать сожалеть… Трисания погладила Райну по голове, и решительно кивнула: — Ладно! Я, пожалуй, рискну.