[jongho👽]
нравятся ли мне картины?
[yeosang😎] тебе нравится рисовать шедевры и пить много дешманского вина?[jongho👽]
ты о чем-то типа «paint nite»?
[yeosang😎] дада сонхва купил групон на четверых и попросил позвать тебя.[jongho👽]
он попросил тебя пригласить меня?
[yeosang😎] это нормально если ты хочешь отказаться но мне подумалось что это могло бы быть весело.[jongho👽]
типа
свиданка?
[yeosang😎] как в прошлый раз[jongho👽]
да ок когда?
[yeosang😎] вечером в субботу. 8?[jongho👽]
должен ли я надеть берет
[yeosang😎] у тебя что есть берет[jongho👽]
теоретически
[yeosang😎] было бы мило Чонхо пялится в экран. Он очень сильно пялится. Он пялится так сильно, что зрение начинает затуманиваться, а глаза слезиться. Он задумывается, не написать ли Сану или Уёну, чтобы спросить, не словил ли он галюн или действительно сошел с ума, но… не решается. Он хочет сохранить это. Он хочет сохранить это, как то самое предсказание из печенья с предсказаниями, спрятанное в старой коробочке от Рапидаша под его кроватью. То самое, в котором говорится, что однажды его таланты будут признаны. Даже не признаны и вознаграждены. Просто признаны. Чонхо хочет дорожить Ёсаном. Он хочет спрятать его в своей коробочке Рапидаша, защитить его от всего того, что происходит за ее пределами.[jongho👽]
кидай адрес. я приду.
И вот, вечер субботы, Чонхо заходит в студию на втором этаже местной художественной галереи в Квинсе. Дамочка у входа помогает людям откупорить бутылки. Сонхва, Хонджун и Ёсан сидят за маленьким круглым столиком и пытаются выкрутить пробки из своих намного более дешевых бутылок вина. Чонхо следит за тем, как Ёсан разливает вино по пластиковым стаканчикам. В какой-то момент он колеблется на последнем. Словно он не уверен, придет ли Чонхо. — Что пьем? — спрашивает Чонхо, подходя к свободному месту рядом с Ёсаном за маленьким пластиковым столиком, покрытым еще большим количеством пластика в виде красной клетчатой скатерти. Ёсан смотрит на него, отодвигая стул. Он поднимает голову, и Чонхо видит, как появляются морщинки в уголках его глаз, как мягко поднимаются яблочки щек, как растягиваются губы. Он видит, как Ёсан улыбается, радуясь тому, что он здесь. Что-то до боли значимое, не правда ли? Сколько же раз Ёсан разочаровывался до этого, чтобы это стало чем-то, что стоит улыбки? — Поезда плохо ходят, — объясняет Чонхо, хотя его никто не спрашивал. — Строительство на ветке F просто ужасает, — вклинивается Сонхва после того, как Ёсан целую минуту молча смотрит на Чонхо. — Да, золотко? Хонджун вертит пластиковый стаканчик с дешевым белым вином, потягивая его неторопливо, с наслаждением. Он выглядит так, будто он дома. Как будто в прошлой жизни он был весь увешан драгоценностями и укутан в экзотические меха, попивая что-то намного более дорогое, чем вино Traider Joe. — А? О, да. Строительство. Ужас. Как думаешь, что мы будем рисовать? Если кто-то здесь действительно хорошо рисует, я буду очень зол, — говорит Хонджун, оглядывая комнату, будто он может оценить художественные способности по тому, как одеты другие гости. — Эта девушка носит берет. Как ты думаешь, это значит, что она настоящий художник или это просто компенсация отсутствия таланта? — Душенька моя, это же просто развлечение, — говорит Сонхва, убирая челку Хонджуна с глаз. — Но все становится куда интереснее, когда у тебя хорошо получается, не так ли? — говорит Чонхо. — В детстве я ужасно ненавидел фортепиано. У меня маленькие ручки, мне было тяжело. Любой бы выбрал то, в чем он может преуспеть, а не тратил бы силы на что-то, что у него плохо получается, верно? — Твои руки не такие уж и маленькие, — говорит Ёсан. — А вот и нет, видишь? — Чонхо протягивает руку вверх, ладонью к Ёсану. Ёсан прикладывает свою ладонь к ладони Чонхо. Пальцы Ёсана чуть длиннее, чем у Чонхо. Его руки такие тонкие, такие изящные. На его указательном пальце красуется пластырь. Чонхо трогает его и вопросительно смотрит на Ёсана. — Поранился, — смущенно признается Ёсан и снова опускает руку на колени. Сонхва неловко прочищает горло, а стоящий рядом с ним Хонджун смотрит на них подозрительно прищуренными глазами. Ёсан выглядит так, будто хочет сказать что-то. Чонхо хочет сказать что-то, но понятия не имеет, что именно. Но к счастью, организатор «Paint Nite» начинает объяснять правила прежде, чем они успевают издать хоть малейший звук. Она показывает образец картины, которая должна получиться в конце вечера. Все просто: силуэт маленькой птички на извилистой ветке дерева. Дерево пестрит яркими цветочками на фоне голубых оттенков. К ней подходит еще одна женщина, держа в руках второй холст. Это зеркальная версия птички на ветке, и, когда картины соединены, кажется, будто птички встречаются между двумя деревьями. Женщины обмениваются коротким поцелуем, после чего приступают к работе, объясняя, как смешивать цвета. Чонхо застывает. Он поворачивается к смущенному Ёсану. — Это же для парочек, — шепчет Чонхо, наклоняясь ближе. Ёсан кивает, чуть морщась. — Прости, я не знал об этом, пока не позвал тебя, а потом решил, что в этом нет ничего такого. Чонхо же хочет, чтобы это не стало проблемой. — Конечно, все в порядке. И это так и есть. Правда, ненадолго. Они пьют. Сонхва и Хонджун ссорятся. Они немножко запьянели. Сонхва и Хонджун снова ссорятся. Чонхо с головой уходит в работу, наслаждаясь тем, как вино помогает ему поверить, что его мазки наполнены смыслом, в чем он сомневался бы в противном случае. Он не отрывается от своего холста, они с Ёсаном почти не разговаривают. В какой-то момент Ёсан отлучается в уборную. Чонхо сосредоточен на своем холсте, на подсказках мастера из передней части студии: где сделать небольшой взмах для выделения ветки, где сделать мазок белым, чтобы фон вокруг птицы посветлел. Он выпивает три стаканчика вина, ощущая тепло и радость от того, что ему есть на что направить свою энергию, и это не неуверенность в себе. Проходит два часа, и Чонхо понимает, что все закончилось. Ёсан дотрагивается до его руки, и Чонхо чувствует на своей коже кусочек дешевого пластыря. — Мы уже показываем свои картины. Чонхо берет свой холст с маленького мольбертика перед ним. Он протягивает его Ёсану. — Погоди, — говорит Ёсан. — Что? — спрашивает Сонхва, вставая. Хонджун следует за ним, и они обходят стол, чтобы посмотреть на картину Чонхо. — Подожди секунду, — говорит Хонджун. — Всего секундочку, — добавляет Сонхва. Чонхо смущенно держит край холста. — Что-то не так? — Ты, ну, очень хорошо рисуешь? — поясняет Сонхва, его глаза сузились в замешательстве. — Ты… ты не знал? — Просто посмотрите на мою картину и его, — фыркает Хонджун, хватает свой холст и подходит к Чонхо. Они выравнивают свои полотна параллельно друг другу. Чонхо считает, что его картина вполне нормальная. Как у учителя. Он смотрит на работу Хонджуна, чтобы сравнить. Цвета приятные. Бледно-желтый и неоново-желтый смешались вместе, чтобы образовать маленькие цветочки. И лишь потом Чонхо видит птицу. Птица, в которой Чонхо видит птицу, потому что знает, что это должно быть птицей, выглядит как маленький темненький пенис с крылышками, севший на веточку. — Как такое вообще получилось? — спрашивает Сонхва сквозь смех. — Я сам не знаю, честно. Наверное, это произошло на подсознательном уровне. — Ты точно сделал это специально, — говорит Сонхва, пощипывая Хонджуна за щечку. — Моя маленькая шлюшка. Ёсан тяжело вздыхает и опускает голову на руки. — Ребята, вы можете хоть где-то обойтись без этого? Вам мало того, что мы живем через стенку? Я должен слышать, как ты произносишь «шлюха» на светском художественном мероприятии с незнакомыми людьми? — Я уверен, что Чонхо будет звать тебя «шлюшкой», если ты попросишь, мой милый Ёсани, — поддразнивает Сонхва. Чонхо не совсем понимает, дышит ли он вообще. Что-то в этом разговоре заставило весь мир померкнуть на его периферии. Он чувствует себя так, будто его засосало под воду, как будто он кружится вокруг слива с грязной водой в ванной. — Ребята, он не… — Если бы ты попросил, — хрипит Чонхо. Все оборачиваются. Сонхва смотрит с ожиданием. Хонджун смотрит с восторгом. Ёсан же выглядит потерянным. — Я бы звал тебя как угодно, если бы ты попросил, — заканчивает Чонхо. Сонхва довольно ухмыляется. Хонджун же просто радостно улыбается и гордо хлопает в ладоши. — Правда? — тихо, неуверенно спрашивает Ёсан. Прежде чем Чонхо успевает ответить, Сонхва и Хонджун уже прижимают картины Чонхо и Ёсана друг к другу. — Хм, — щурясь, тянет Хонджун. — Ёсан, ты должен был нарисовать птицу в другую сторону, — вздыхает Сонхва. Птица Чонхо смотрит влево. Птица Ёсана тоже смотрит влево. Вместо того, чтобы выглядеть как две птички, встретившиеся в самой узкой точке между двумя ветками, кажется, что обе птицы смотрят куда-то влево, за границы холста. — Ну, это все еще в каком-то роде романтично. Но у Чонхо намного лучше, не обижайся, Ёсани. Ёсан пожимает плечами, смирившись с тем, что его не хвалят так, как Чонхо. — Мне нравится твоя, — говорит Чонхо, чувствуя себя странно, защищая талант Ёсана. Возможно, он старается не думать о том, что их пара — это просто союз двух левосторонних птиц, которые могут знать или не знать друг друга. Как бы то ни было, птичка Ёсана по-своему очаровательная. Это маленький красно-розовый шарик с острым клювом, наклоненным немного вверх, как будто он знает, что он лучший. — Ёсани любит розовый цвет. Он — розовая принцесса, — говорит Хонджун, поглаживая Ёсана по голове. Чонхо наблюдает за тем, как Ёсан просто мягко улыбается и льнет к нему. Ни протеста, ни дружеского неловкого толчка, как это сделал бы Сан, если бы кто-то показал его двуспальную кровать, почти полностью заполненную плюшевыми игрушками. — Розовый — красивый цвет, — отвечает Чонхо, чувствуя, как сдавливает его горло от того, как легко и просто Ёсан общается со своими друзьями. Уён и Сан тоже такие. Им также легко друг с другом. Чонхо на 99% уверен, что его друзья трахаются, но даже если это не так, Чонхо понимает, что близость — это что-то само собой разумеющееся для них. Что-то, как, например, дышать. Вдохнуть. Потянуться к кому-то, притянуть его к себе. Выдохнуть. Ощутить тепло его тела. Чонхо завидует этой черте своих друзей. Завидует тому, как они способны потянуться друг к другу, когда им нужно это прикосновение. Чонхо не уверен, что он когда-либо прежде удовлетворял это желание. Он никогда не позволял себе что-то настолько легкое и незначительное. То, что было бы так просто. — Чонхо, не хочешь потусить у нас дома после этого? — спрашивает Сонхва, скользя взглядом между ним и Ёсаном, словно ища что-то в пространстве между их телами. — О, — отзывается Чонхо, переводя взгляд на Ёсана. — Это… это было бы круто? Ёсан отстраняется от маленьких поглаживаний Хонджуна и кивает. — Мы хотели просто отдохнуть и заказать что-нибудь из китайского, может быть. — И я… могу присоединиться? Сонхва смеется и закидывает руку на шею Чонхо. — Ну конечно, чудик. Разве Ёсани не водил тебя к нам на тайные свиданки с его членом все это время? Мы были уверены в этом. Чонхо давится шокированным вдохом. Ёсан встает, поворачивается к Сонхва и тихо произносит: — Еще слово, Пак Сонхва, и я лично… Хонджун быстро вмешивается: — Лучше брать белое вино — Ёсани становится немного вспыльчивым, когда пьет красное. Ёсан поворачивается к Хонджуну так же медленно, как и к Сонхва, и что-то в Чонхо пробуждается. Что-то громкое. Что-то гордое. Что-то громкое и гордое. Что-то очень гейское. Хонджун не дает Ёсану сказать ни слова, просто агрессивно благодарит учителя, выталкивая Ёсана за дверь. Сонхва и Хонджун живут в переделанной двухкомнатной квартире, то есть когда-то она была однокомнатной, но в результате джентрификации она стала двухкомнатной, и теперь, чтобы оправдать неприлично высокую цену, владельцы продают ее как двухкомнатную. Это означает, что Ёсан спит в том, что, по всей видимости, было гардеробной или очень маленьким кабинетом. Матрас лежит на полу, под единственным окном в комнате. На нем простыня с фазами луны из детского отдела Таргета. — Прости, — извиняется Ёсан, бросая картины на пол рядом с матрасом. Чонхо замечает, что одежда Ёсана все еще лежит в чемодане. В комнате нет ни комода, ни шкафа. Только один изодранный военный чемодан. — Тут как-то стремно. — Что? — Чонхо протестует полусерьезно, — В твоей комнате? Пфш-ш-ш… — он замолкает, не в состоянии вовремя подобрать ответ, чтобы пауза была естественной. — Хорошая попытка, спасибо, — говорит Ёсан, смеясь, прикрывшись рукой. — Все в порядке. Я просто не хочу, чтобы мне было слишком комфортно. Верно. Калифорния. Его родители. Это просто временная остановка. Место, где можно переночевать. Лиминальность всего сразу рушится на плечи Чонхо. Ёсану здесь не место, а Чонхо не должен продолжать притворяться, что все это реально. Ради всеобщего блага. — Ты… хочешь им рассказать? — спросил Чонхо, нервничая, бабочки жалобно затрепетали в его животе. — Кому? Что рассказать? На щеках Ёсана появляется пунцовый румянец. Чонхо улыбается, надеясь, что еще не поздно сказать: «Никому. Ничего. Может, сходим куда-нибудь? Вдруг они подумают, что это членная свиданка». Ёсан смеется, низко и сладко, и толкает Чонхо в спину, между лопаток, и Чонхо в ярости на себя за то, что почти лишил Ёсана этой радости. Пусть и временной. — О, ну слава богу, — говорит Хонджун, усевшись на колени Сонхва на диване и бесцельно листая Netflix с бокалом вина. — Мы уже хотели звонить копам, думали, что красно-винный Ёсан все-таки сорвался. Ёсан хватает подушку с соседнего кресла и с довольной ухмылкой бьет ею Хонджуна по лицу. Хонджун вскрикивает, прижимая вино к груди. Сонхва же просто сидит, как будто это обычное дело. — Прекрати! Я мог уронить свой круассан! — хнычет Хонджун. Ёсан хихикает и кидает подушку. — Ты долбаный придурок. — Прости, но разве я бегаю со скоростью Наруто? — возражает Хонджун. Чонхо наблюдает за этой перепалкой, медленно моргая. — Но у тебя даже круассана нет. Они все поворачиваются к нему. — Это… из вайна? — Откуда? Чонхо не уверен, что это какая-то корейская штучка или странность бодрствующих людей. — Вайны. Это такие… коротенькие смешные ролики? Ты… ты никогда не смотрел вайны? — спрашивает Сонхва. — У меня общий ноутбук с родителями, так что я не могу смотреть всякое странное безобразие. — Это не странное безоб… дорогой, включи подборку вайнов, — говорит Хонджун, пихая Сонхва, тянущегося к пульту. Чонхо и Ёсан приносят бутылки вина и садятся на подушки у дивана. Чонхо сначала не понимает, когда смеяться, но тут появляется кадр, где парень притворяется, что хорошо катается на скейтборде, в то время как его друг говорит: «О боже, да он же на xgames…», и Ёсан шлепает Чонхо по коленке и говорит: «Это ты». Он оставляет свою руку там же, делясь своим теплом. Ёсан почти полностью выпил бутылку вина, потягивая его как водичку, но при этом он сохраняет приятную расслабленность, в отличие от Хонджуна и Сонхва, которые визгами реагируют на вайны и лезут друг на друга. — Не обращай на них внимание, — говорит Ёсан, когда в шуме за ними наступает неловкая пауза. — Иногда они просто… делают это. — Лучше без резких движений? — Чонхо смеется, желая обернуться и посмотреть, но прекрасно понимая, что уже никогда не будет прежним. — А сейчас мы идем спать! — громко заявляет Хонджун, запрыгивая с дивана на спину Сонхва и убегая в спальню. — И они смеялись над тобой из-за наших хуевых свиданок, — смеется Чонхо. Ёсан фыркает, и это поистине удивительно, насколько он милый. В том, как кривится его лицо. В том, как в уголках его глаз появляются морщинки. В том, как морщится и дергается его нос. — Это была шутка, правда. — Я бы не стал обижаться, мне кажется, это очень взрослый способ строить отношения, ну, знаешь… устраивать такие встречи, — говорит Чонхо. — Я не завожу отношений, — легко отвечает Ёсан, откидываясь на спинку дивана и опуская голову на подушку. Он переводит взгляд на Чонхо, и вспоминает, что они выпили две бутылки Пино Гриджио. Ёсан раскраснелся, а в его глазах появилось что-то более искреннее. — Почему? — тихо спрашивает Чонхо. — Я типа тех прикольных безделушек, — признается Ёсан, переводя взгляд на потолок. — Потому что ты красивый? — Чонхо говорит, не задумываясь. Ёсан садится, смотрит Чонхо прямо в глаза, они вдвоем на полу перед бесконечной подборкой 6-секундных видео. — Потому что я чертовски странный. — Но ты вовсе не странный, — протестует Чонхо, — поэтому я считаю, что это просто блеф. — Я всегда был тихим. Неловким. Мне нравится часами играть в «League of Legends», и я всегда весь в синяках от скейтборда и прочей хрени. Мой внутренний мир не… не совпадает с тем, что видят люди, когда смотрят на меня, — объясняет Ёсан, играя с дырками на джинсах, дергая ниточки. — Люди хотят этого парня. — Я не понимаю, — говорит Чонхо, потому что это звучит как что-то нереальное. Ёсан, мальчик, который промахивается каждый раз, когда подносит к губам напиток с соломинкой? Ёсан, мальчик, который согласился на свидание с ужасно неловким незнакомцем, чтобы тот смог получить гребаную игрушку из детского игрового автомата? — Думаю, наши три свидания за последний месяц были самыми последовательными свиданиями в моей жизни, — отвечает Ёсан. И, может быть, так оно и есть. Может быть, Ёсан пригласил его на третье свидание, потому что у него никогда не было такого, чтобы кто-то приглашал его на третье свидание. Чонхо рад, что может сделать это для него. Даже если это не совсем реально, точнее, совсем не реально. — На следующих выходных мы с друзьями пойдем в караоке, — говорит Чонхо, и наступает недолгое молчание, пока видео заканчивается и переключается на следующее в плейлисте. — Ты… Хочешь присоединиться? Губы Ёсана приоткрываются, и в голубоватом свете телевизора он выглядит немного насупленным. Он тихо выдыхает: — Да. С радостью. И легкие Чонхо сжимаются. Его сердце увеличивается, давя на другие органы. Кровь Чонхо бурлит в его венах. В кончиках пальцев рук и ног. Она стремительно приливает к его щекам. Ему одновременно жарко и холодно — по телу бегут странные мурашки, от которых он дрожит и потеет. Ёсан кладет руку на пол рядом с рукой Чонхо, и они одновременно смотрят на них. И Чонхо паникует. — Если бы ты был корзинкой с ингредиентами на шоу Chopped, то что бы там было? — спрашивает он, и на лице Ёсана появляется странное выражение, а потом он смеется. — Что? Кто вообще такое спрашивает? — Я, — отвечает Чонхо, устраиваясь на подушке на полу скрестив ноги. Он хочет увидеть Ёсана. Он хочет узнать его. Лиминальность все еще присутствует в сознании Чонхо, заставляя его постоянно помнить о ее наличии. Но Чонхо решает не придавать этому значения. Если Ёсан продолжит жить, Чонхо будет знать его. В течение этого времени. Он будет помнить его. — Я был бы фрикадельками из IKEA, клементинами, йогуртом для детишек из начальных классов, который надо выдавливать, и мягким крендельком. Ёсан улыбается, издавая тихий смешок. — Ладно, я понял. Ну, а я был бы чашкой рамена, наверное, — Чонхо кивает, — жареной курочкой, — Чонхо снова кивает, — моти с зеленым чаем, и ширли-мырли. — Ого, вот это корзинка, — говорит Чонхо, тихонько присвистнув. — По-моему, вся загвоздка в том, чтобы сделать из моти и ширли-мырли что-то вроде соуса. — Какое ужасное сочетание вкусов, — смеется Ёсан. — Не согласен. Я люблю коктейльную вишенку во всем, — протестует Чонхо. — Ты бы выбрал оказаться во вселенной Marvel или DC? — спрашивает Ёсан, уткнувшись щекой в диванную подушку, отчего его кожа приятно прикрывает глаза. — Marvel, конечно же. DC слишком серая. Мне не идут эти цвета, — восклицает Чонхо. — Глупости, — хмыкает Ёсан, указывая на черную футболку Чонхо. — Хочешь сказать, что я хорошо выгляжу в этой футболке? — Чонхо дразнится, оттягивая воротник. Ёсан просто решительно кивает. — Аха, а ты хорошо выглядишь в этой рубашке, и я забыл, о чем шла речь! — бормочет Чонхо. Ёсан хихикает. Хихикает. Этот низкий, теплый, светлый звук. Этот совершенно неземной звук, который Чонхо не может никак описать. Что-то сладкое, но в то же время ужасающее по своей силе. Перезвон двух столкнувшихся черных дыр миллиарды лет назад, наконец достигший его ушей. Чонхо до смерти напуган тем, как этот звук влияет на него, но не может представить себе, что не услышит его. Он мог бы сделать целью своей жизни заставлять Ёсана хихикать и не разочаровываться в себе. Внимание обоих снова привлекает близость их рук на полу. На заднем плане звучит шестисекундный саунд-байт песни Ланы дель Рей. Ёсан выглядит таким мягким в темноте, таким естественным. Слишком естественным. Слишком настоящий. Тихо. И тут из дальней спальни раздается громкий треск и тихий стон, и Чонхо резко вскакивает на ноги. — Думаю, мне пора, — говорит он. — Мы можем не обращать на них внимание, — отвечает Ёсан, хватаясь за штанину джинсов Чонхо. — Мы можем уйти в тихое место. С закрывающейся дверью. На мгновение Чонхо задумывается, не является ли это предложением. Но Ёсан выглядит таким мягким, таким красивым, и Чонхо думает, что даже если это так, он не должен этого делать. Скорее всего, это не так, но на всякий случай Чонхо мысленно произносит «нет». Он подавляет в себе желание отдать Ёсану все, как в «Щедром Дереве», и осторожно качает головой. — Мне все равно утром на работу, — объясняет он, и пальцы Ёсана разжимаются и исчезают с джинс Чонхо. — О, хорошо, — говорит Ёсан, — прости, что мы задержали тебя так надолго. — Ничего страшного. Мне было весело, — отвечает Чонхо, размышляя, стоит ли ему просить отдать его картину или это просто то, что он должен отдать сейчас и не жалеть о том, что оставил у себя позже. — Я напишу тебе про караоке. Передай Сонхва и Хонджуну, что они приглашены. Юнхо и Минги тоже, если они захотят прийти. Ёсан улыбается. — Я должен предупредить, что Минги будет петь «Отпусти и забудь», и он будет делать это от всей души. — Ничего, Сан и Уён всегда очень по-гейски исполняют «The Boy is Mine», — говорит Чонхо, — и иногда они заставляют меня притворяться тем пареньком, пока они агрессивно сражаются, и это весьма тяжелое время для меня. — Хорошо, что я буду там, — говорит Ёсан, — ну, знаешь, чтобы стать свидетелем. — Хорошо, что ты будешь там, — повторяет Чонхо.[hoho]
я пригласил ёсана и его друзей в караоке
надеюсь все ок
[sannie] вуё, ты как? [woo] нормуль[hoho]
вы буквально в одной комнате разве нет
[sannie] неважно. это свиданочка набер фо???? [woo] ноль-четыре [sannie] я впечатлен чонхо это просто охуеть [woo] это больший охуеть чем тот когда ты переспал с тем парнем который может был а может и не был на том шоу mtv [sannie] я так горд тобой большой мальчик; з[hoho]
надеюсь что вы закончили потому что уже поздно
а мне как бы надо снова активировать свой профиль в тиндере
ну знаете тот самый который
просто ищу новых лучших друзей
[woo] мы рады за тебя дурашоночек мы знаем что ты ну типа борешься за любовь потому что ну ты почему то считаешь себя типа франкенштейном или типа него кого нибудь хз [sannie] ты же о франкенштейне монстре да [woo] чонхо ты конечно не видишь этого но прям ща я пихаю сана ногой в лицо потому что я так хейчу его понимаешь но в любом случае мы рады за тебя и хотим чтобы ты знал что мы всегда здесь всегда рядом если ты захочешь поделиться чем то или что то еще!!! мы любим тебя [sannie] мы реально очень любим тебя понИМАЕШЬ[hoho]
ой ну ЛАДНО ТАК И БЫТЬ я удаляю свой профиль
просто ищу новых лучших друзей
в тиндере
я тоже люблю вас ребятушки
[sannie] [изображение прикреплено][hoho]
это ли нога вуё и почему она такая
ох
…
а знаете что
я не буду лезть туда куда не надо лезть.
сладких вам ребята.
[sannie] <3 [woo] <3 В последний раз, когда Чонхо был в Гагопе, он видел, как кто-то нюхал кокаин с раковины в туалете, после чего ударил вошедшего парня. Обычно там не так уж и грязно, но все-таки грязно. В ночном Кей-Тауне бесконечное множество караоке-баров, но в Гагопе есть что-то такое, что-то, что очень хорошо подходит его друзьям. Неклассический, но очень яркий и блестящий декор. Запрет на крепкие спиртные напитки, но нет проверки сумок, так что можно пронести спиртное тайком (но тайком ли это, если никому до этого нет дела?). Постоянное сияние огней диско-шара на коже. После знакомства Сан и Уён проводили всех в арендуемую ими комнату — одну из самых больших, рассчитанную на восемь человек. По обе стороны комнаты расположены длинные диваны, между которыми стоит небольшой столик. Минги и Юнхо выглядят немного неуклюже, когда пытаются протиснуться через узкое пространство между диванами и столиком, упираясь коленками. Но потом Уён и Юнхо достают из рюкзаков бутылки виски, и тут уже становится интересно. Интересно потому, что Сан и Уён выпивают свои слишком большие «шоты» из пластиковых стаканчиков, а затем поднимаются, чтобы исполнить свой традиционный дуэт. Интересно и потому, что Ёсан сидит напротив Чонхо, и протягивает руку, чтобы чокнуться своим стаканчиком о стаканчик Чонхо, слегка улыбаясь. — Настал твой час блистать? — спрашивает он, кивая на экран, где в очереди стоит «The Boy is Mine». — Я надеюсь, что если я не буду смотреть им в глаза, они забудут, что я… — Чонхо-о-о! — щебечет Уён, и Чонхо жалеет, что позволил им выпить перед этим. Он с Саном выдергивают Чонхо и начинается R&B батл. Чонхо просто стоит на месте, в груди теплеет от второго шота, который он успел выпить, а Сан и Уён кружат вокруг него, как маленькие злобные гейские акулки. Он слышит, как Юнхо и Минги визжат от восторга, и он был бы рад этому — тому, что их друзья так легко нашли общий язык, — но Ёсан смотрит на него с маленькой улыбкой и забавляется тем, как его тянут в обе стороны. Он выглядит таким милым, таким неземным с переливающимися огоньками диско-шара на его мягких щечках и острой челюсти. Уён и Сан в танцевальном батле жмутся к нему все ближе и совершают воздухо-трахательные движения в такт песне, Минги кричит: «Да! Разъебите тут все!», а Ёсан внимательно наблюдает за Чонхо, его лицо слишком спокойное для того, что творится в этой комнате. Песня заканчивается, Чонхо обливается потом. Он стягивает с себя курточку и бросает ее на диван, после чего слышится громкий свист. Сан задирает низ футболки Чонхо, оголяя его живот и нечеткий пресс. — Ёсан, это твой мужик! — кричит он. Ёсан прячет лицо и смеется, а потом тянется за очередным стаканчиком. — Если ты знаешь, что он мой мужик, почему ты прикасаешься к нему? — он залпом выпивает напиток и откидывается на спинку кожаного дивана, скрестив руки на груди. — Ебена мать, — говорит Уён, вырывая Чонхо из рук Сана и притягивая его к своей груди. — Это так горячо. Теперь серьезно, если ты хочешь его, просто подойди и возьми. Чонхо вырывается из хватки Уёна и наклоняется, чтобы перекинуть его через плечо. Уён вскрикивает, Чонхо спокойно подходит к диванам и бросает его на свое место. — Не забывай, что я могу буквально выкинуть тебя прямо из этого окна. Уён перекатывается на спину и ухмыляется. — Зачем ты заводишь меня перед своим парнем? Чонхо нервно смотрит в сторону Ёсана. Ёсан смотрит на Уёна с непонятным выражением лица. В это время Сонхва и Хонджун берут микрофоны и начинают очень чувственное исполнение песни «As Long as You're Mine» из мюзикла «Wicked», вызывая у Чонхо какое-то странное чувство. В их исполнении ощущается легкость, выражение лиц настолько естественное, что Чонхо не уверен, сможет ли он когда-нибудь повторить это. — Они вместе уже довольно давно, — делится Ёсан, неожиданно появляясь в пространстве Чонхо и наливая им обоим еще по стаканчику. — Они иногда ходят в караоке, чтобы просто попеть. Настоящие извращенцы. — Да, это реально какое-то извращение, — говорит Чонхо, наблюдая за тем, как Хонджун танцует на коленях Сонхва, или, скорее, пытается, если учесть то, что на барном стуле возле стереосистемы колени Сонхва находятся слишком высоко, чтобы Хонджун мог дотянуться до его паха. Сонхва же, по всей видимости, это не особо беспокоит, он исполняет партию Эльфабы с полной самоотдачей. — Должны ли мы остановить их? Я думаю, что тут есть камеры. — О, только не говори им об этом. Это только подстегнет их, — шепчет Юнхо с другой стороны от Чонхо. Лицо Чонхо пылает. Бедра Ёсана так близко к его бедрам. И они на удивление мощные, если учесть то, какой он щупленький. Чонхо пытается избавиться от этой мысли, как только она приходит ему в голову. Следующим выходит Минги. К этому моменту он уже достаточно пьян, потому что выпивал каждый раз, когда Хонджуну приходилось вставать на цыпочки, чтобы прижаться промежностью к Сонхва, сидящему на том барном стуле. Он, как и говорил Ёсан, начинает с особой страстью петь «Отпусти и забудь» из «Холодного сердца». Юнхо стоит за ним, время от времени светя фонариком телефона, пытаясь сымитировать снежинки. Юнхо считает выступление Минги не то чтобы хорошим, скорее трогательным. В своем пьяном угаре Минги начинает плакать на строчке «И я буду подобна рассвету». Чонхо же думает, что чувствует его. Если бы он был диснеевской принцессой, он тоже был бы Эльзой. И он, похоже, произносит это вслух, потому что Ёсан поворачивается к нему, расплывшись в улыбке, и говорит: — Правда? Я думаю, что ты был бы Мулан. Чонхо слышит «думаю, что ты» и временно теряет слух на правое ухо. Его мозг то отключается, то включается. — Почему… ты так думаешь? — в конце концов выдавливает Чонхо. — Не знаю, — Ёсан пожимает плечами, — просто в тебе есть ее черты. Уверенность, храбрость и любовь к семье. Чонхо поворачивается к нему, и вдруг все в Ёсане становится ярким. Как неон. Ёсан — это жгучий, пылкий розовый. Он почти отчаянно надеется на ответ или, возможно, собирается наклониться и поцеловать Ёсана (поцеловать так, как он давно хотел, поцеловать так, как будто у Чонхо есть всего один шанс, поцеловать так, как просят его губы…), когда Юнхо вдруг произносит: — Чонхо, мне кажется, теперь твоя очередь. — Что? — Чонхо смотрит на экран. Он поворачивается к Сану и Уёну и хмурится. — Вы подставили меня. Они оба поднимают руки вверх, строя из себя невиновных. Минги передает микрофон Чонхо, и все смотрят на него. Ёсан смотрит на него. Звучит инструментал, и Чонхо чувствует, как адреналин зашкаливает. Чонхо достаточно серьезно относится к караоке, как и к любому другому вызову. Он выходит вперед, отодвигает стул и начинает петь «Hyeya». В другой жизни, думает Чонхо, он мог бы стать неплохим айдолом в Корее. Он умеет следовать инструкциям, знает, как наносить bb-крем, и даже в слюни пьяным может сделать кувырок назад. Он предполагает, что в компании, вероятно, захотели бы что-то сделать с его лицом и привычкой есть не одно мороженое за раз, но он, скорее всего, смог бы смириться с этим. Но выражение их лиц. То, как слова «Прошу, не бросай меня, не покидай меня» на корейском вырываются из его диафрагмы, когда он поет, и он ненавидит то, как сильно он чувствует эту песню прямо сейчас. Он ненавидит то, как легко он погружается в текст и поет это для Ёсана, застывшего на месте. Его рот открыт, челюсть отвисла… Чонхо продолжает петь, и все, кроме Сана и Уёна, смотрят на него так, будто Чонхо только что голыми руками разорвал пополам корзину яблок. Что он легко мог бы сделать. Просто для справки. Чонхо сильно потеет в этой черной футболке и белых джинсах. Он очень жалеет, что позволил Уёну натянуть на себя его белые джинсы. Чонхо допевает последние слова «Не уходи», а затем бросает микрофон. Раздаются резкие и громкие острые звуки, но никто не реагирует. Минги зажимает рот рукой, а после наклоняется к Ёсану и кричит: — А ты знал, что твой парень — корейская Мэрайя Кэри? Юнхо вздыхает, притягивает голову Минги к своей груди и нежно гладит его по волосам. — Тише, любовь моя, а то ты орешь так, будто мы все тут глухие. — Я люблю тебя, — орет он в ответ. Ёсан не реагирует, но смотрит на Чонхо так, как тот всегда хотел, чтобы на него смотрели. Так, словно им восхищаются, о нем мечтают, его желают. Чонхо знает, что это всего лишь эффект от его выступления. Когда он поет, люди замечают его. Когда Чонхо было двенадцать лет, он участвовал в школьном конкурсе талантов. Он спел песню «Boyfriend» Джастина Бибера, и это был первый раз, когда он услышал аплодисменты. Он впервые услышал, как кто-то свистит. Кто-то произнес его имя с чем-то похожим на гордость. Чонхо занял второе место, победу одержала девочка, которая научила свою собаку играть «Собачий вальс» на пианино. Но Чонхо не забыл, как внутри него все перевернулось, когда его детская влюбленность, Чонгук, подошел к нему после выступления, положил руку на плечо и сказал: «Мне тоже нравится Джастин Бибер. Ты отлично выступил». Это была самая романтичная вещь, которую только мог вообразить двенадцатилетний мозг Чонхо. Сонхва толкает Ёсана, заставляя его встать. — Поцелуй корейскую Мэрайю, Ёсани! Думаю, он заслужил поцелуй. Ёсан, пошатываясь, отходит от дивана, и едва не спотыкается о Чонхо. Чонхо бросается к нему, чтобы помочь, его руки оказываются на бедрах Ёсана. Они наваливаются друг на друга, и Чонхо не может убрать свои руки с тела Ёсана. Не тогда, когда он такой теплый, немного сырой от пота, и дышит как-то тяжело, словно нервничает. Чонхо чувствует, как его пульс учащается. Он думает, что если его немедленно не поцелуют, то его вырвет, и это будет просто ужасно. Он очень не хочет, чтобы его стошнило на Кан Ёсана, самое прекрасное существо на Земле (и, возможно, за ее пределами). Но от волнения стучит в висках. Ёсан цепляется руками за рубашку Чонхо. Позади них раздаются крики, и Чонхо задается вопросом, стоит ли поцелуй напоказ того, чтобы в конце концов его поцеловали? Если Ёсан поцелует его всего раз в этой жизни, ради шоу, стоит ли это того, что произойдет после? Стоит ли знать, каковы губы Ёсана? Чонхо уже готов засмеяться, но Ёсан берет его лицо в свои руки и приникает к его губам. Чонхо потрясен, но он знает, что делать в этой ситуации. Он знает, как притянуть Ёсана ближе к себе за талию, почувствовать, как их тела прижимаются друг к другу в длинной, жгучей линии, и разомкнуть губы. Ёсан сладко выдыхает, и Чонхо чувствует полное опустошение. Чонхо никогда не оправится. Его губы мягкие и медленные, на вкус как виски с солью, и Чонхо с полной уверенностью может сказать, что поцелуй с Ёсаном стоит того. Стоит всего. Стоит хотя бы из-за того, как Ёсан задевает зубами лук купидона Чонхо, почти хихикая, когда Чонхо судорожно выдыхает ему в рот. Стоит из-за того, как Ёсан выгибается дугой, пытаясь стать ближе к нему, словно это возможно. Стоит, несмотря на то, что когда Ёсан отстраняется, издавая смешок, Чонхо может поклясться, что все внутри него сразу же разбивается вдребезги. Как после чего-то ужасного — космического. Атомный взрыв. Расщепление. Не важно. Ёсан отступает, тихо смеётся и поворачивается к своим друзьям с большим пальцем вверх. — А он хорош. Еще никогда в жизни Чонхо так сильно не обижался на похвалу. Честно говоря, он вообще никогда не обижался. До этого момента. Потому что теперь вкус не тот. Он похож на «Sweet 'n Low». Похож на порошковый заменитель сахара. Похож на приторно неправильный вкус диетического гаторада. — Не нужно было этого делать, — говорит Чонхо, его голос почти охрип от того, как отчаянно он пытался промолчать. — Что? — Тебе не нужно было заходить так далеко. Это неловко, — говорит Чонхо, его зубы едва не стучат от боли. Ёсан не понимает. Их друзья тоже не понимают. Уён встает, словно желая разрядить обстановку, но Чонхо не может сбить вкус Ёсана с языка, и это обжигает. — Прости. Я просто… я думал, что все будет хорошо, — говорит Ёсан, и его голос кажется таким маленьким. — Это неловко, — повторяет Чонхо, не в силах перестать повторять это. Он направляется к двери, ноги словно налиты свинцом, тело стало тяжелым и неуклюжим. Он добирается до запасной лестницы, а затем опускается на бетон и стонет, уткнувшись в ладони. Если он постарается стать как можно меньше, если он будет уничтожать свою телесную форму атом за атомом, то, возможно, все будет так, как будто ничего и не было. Последним воспоминанием о нем будет то, как он пел от всей души так, чтобы Джонхён гордился им. А не то, как Ёсан заставил его скулить жалостливым щенком в его губы, хотя совсем скоро выяснится, что это лишь притворство, обман. Дверь за его спиной с грохотом распахивается, и Чонхо снова рассыпается на атомы. — Ебаное ссыкло, — прошипел Сонхва, и Чонхо в ужасе валится на ступеньки. — Сонхва, правда, это не… это просто… — Просто что? Ты стыдишься быть с Ёсаном в компании друзей или что? — Что? — Чонхо цепляется за перила и поднимается на ноги. — Нет… что? — Может, ты просто играешься с ним? Ты не первый парень, которого я порву за него, но я позабочусь о том, чтобы ты стал последним, — рычит Сонхва, загоняя Чонхо в угол бетонной лестничной площадки. — Ёсан не какая-нибудь красивая штучка, которую можно взять, а потом бросить, когда надоест. — Конечно, это не так, — скривился Чонхо. — Я не такой. Мы не такие. Это всё не по-настоящему. — Не по-настоящему? Я знаю Ёсана уже очень долго, и я никогда не видел, чтобы он делал что-то не по-настоящему. Он не способен лгать. Он всегда палится на лжи своим дурацким смехом или еще какой-нибудь херней. — Он не сказал… вам, ребята? — Не сказал нам что? Сонхва устрашающе приближается к нему. Их лица находятся в нескольких сантиметрах друг от друга, и Чонхо чувствует гнев, излучаемый безупречно загорелой кожей Сонхва. — Это все не серьезно. Мы просто… просто используем друг друга… — Ты используешь его? — Нет, стой, погоди, хорошо, это была не совсем правильная формулировка, — запинается Чонхо, выставив перед собой руки для защиты. — Клянусь, я бы никогда не причинил ему вреда. Ёсан похож на сраного корги в бабочке. — Объясни. — Сонхва угрожающе щурит глаза, словно в этой фразе кроется ключ к спасению Чонхо от смерти. — Типа… я не могу даже представить, что сделаю что-то, что хоть как-то навредит ему. Я едва сдерживаюсь, чтобы не улыбаться каждую секунду, когда он рядом, понимаешь? У него зубы как у цыпляток, как у маленьких беленьких цыпляточек, а когда он взволнован, его голос становится высоким и нетерпеливым. Он — корги в гребаной бабочке! Понимаешь? Можешь представить, что смотришь на корги в бабочке и… даешь ему по морде? Меня чуть не стошнило от этих слов, вот насколько ужасна для меня эта идея. — Тогда что ты имел в виду под «неловко»? У Чонхо сжимается горло. Ему кажется, что он задыхается. Все стремительно накатывает и стремится выйти из него, тяжелея на языке, когда слова вырываются наружу. — Потому что всем очевидно, как сильно он мне нравится, — жалобно хнычет Чонхо. — Потому что Ёсан заслуживает целовать кого-то потрясающе красивого, кого-то, у которого все в порядке с головой, а я тут пытаюсь смириться с тем, что у меня может быть кинк на родимые пятнышки? Его пятнышко как… как свежая сладкая клубника! Он самый красивый клубнично-розовый мальчик на свете, но при этом он такой крутой? Когда я впервые увидел его, он был в воздухе, просто в воздухе, переворачивая свой скейтборд и каким-то образом приземляясь обратно в идеальное положение. Он такой… такой потрясающе невероятный, а я просто… мучительно, до боли сильно влюблен в кого-то, кто настолько не в моей лиге, что я даже не могу осознать, что его лига находится от меня на таком экспоненциально большом расстоянии. — Да что ты несешь? Ребята, вы же буквально встречаетесь. Успокойся. Ёсан не морочит людям голову. Он бы не стал так мучить тебя. — Сонхва, — говорит Ёсан в дверях. Чонхо считает, что сейчас самое подходящее время для похищения инопланетянами. Он смотрит на маленькое застекленное окошко на лестничной клетке рядом с ними, но видит только неоновые огни магазинов на другой стороне улицы. — Я разберусь с ним сам, — решительно отвечает Сонхва. Ёсан подходит и отпихивает Сонхва. — Нет, ты не будешь этого делать. Твой парень пытается поставить себе в очередь четыре песни Лудакриса подряд — пожалуйста, иди и убеди его ограничиться одной, пока Минги не придушил его. Сонхва вздыхает и горько кивает. — Хорошо, но если ты не придешь через пять минут, я сам приду за тобой. — Сонхва, — повторяет Ёсан, более строго. Сонхва выходит и закрывает за собой дверь. На лестничной площадке темно, тихо и холодно. Бетон упирается в спину, твердый и леденящий. — Мне жаль, — пробормотал Ёсан. — Я немного увлёкся моментом. Твой голос… он действительно потрясающий, Чонхо. И твое лицо, когда ты поешь. Я никогда не видел настолько уверенного взгляда, и это… это действительно… — Все хорошо. Пожалуйста, не извиняйся. Я слишком остро отреагировал. Это моя личная проблема, и я не должен был говорить тебе все это. Все в порядке. Наши друзья думают, что мы встречаемся, так что было бы логично, если бы мы поцеловались, верно? — Наши друзья думают? — Что? — дыхание Чонхо прерывается дрожащим хрипом. — Чонхо, это наше четвертое свидание, — говорит Ёсан, подходя ближе. — Но мы же просто играли, нет? Это было… это было ненастоящее? Ёсан останавливается. Что-то отражается на его лице, его зрачки расширяются, когда он отворачивается к окну, к неоновым огням. — Я так думал, но, может, это не так? Руки Чонхо сжимаются в кулаки. — Сонхва сказал, что ты не играешь с людьми, но мне кажется, что сейчас ты играешь со мной. Ёсан качает головой и издает разочарованный стон. — Знаешь, мне кажется, мы оба в этом плохи. — В чем? — В том, чтобы говорить о своих чувствах, Чонхо. Иногда ты смотришь на меня так, будто моя кожа сверкает ярче ебучих бриллиантов, но как только я начинаю проявлять к тебе ответный интерес, ты считаешь, что я играю с тобой. — А разве нет? — Нет, — решительно отвечает Ёсан. — Чонхо, ты самый тупой человек, которого я когда-либо знал, а я дружу с очень тупыми мальчиками. — Мой средний балл 3,5, и я думаю, что все не так уж и плохо? — Чонхо слабо возражает. — Ты был таким очаровательным маленьким засранцем, который просто хотел получить плюшевую ту огромную игрушку, и ты чуть не раздолбал себе черепушку, чтобы пригласить меня на свидание. И я думал, что ты даже не придешь на это первое свидание, не говоря уже о том, чтобы заговорить со мной. Я привык к тому, что люди приглашают меня на свидание. Но то, что ты делаешь, — это совсем другое. — Что я делаю, — повторяет Чонхо. — Ты разговариваешь со мной, — тихо отвечает Ёсан, теребя низ свитера. — И слушаешь. И ты поднял моего большого малыша Минги, как будто он ничего не весит, и просто нес его до дома, как будто он все еще ничего не весит. И ты… не знаю, Чонхо. Ты просто чертовски особенный. Чонхо никогда раньше не били, но он прочитал достаточно комиксов о том, как бьют людей, чтобы представить, каково это будет. И он думает, что это может быть похоже на то, как Ёсан стоит в тусклом свете из окна корейского ресторана, или на то, как Ёсан смотрит вверх, чтобы их глаза оказались на одном уровне, или на то, как Ёсан говорит: «Ты просто чертовски особенный». — Что ты пытаешься сказать? — Я пытаюсь сказать, что ты, пожалуй, самый потрясающий человек, которого я когда-либо встречал, и одновременно самый невыносимый. Я пытаюсь показать тебе, что ты мне нравишься. Я позвал тебя в свою комнату, когда мы виделись в последний раз, Чонхо. Но ты просто ушел, и я подумал… но потом ты поцеловал меня в ответ! — Конечно, я поцеловал тебя в ответ! — И что это значит? Они уже стоят близко друг к другу, достаточно близко, чтобы Чонхо почувствовал, как его сердцебиение участилось. — Это значит, что это наше четвертое свидание. Если ты хочешь, чтобы это было так. — Разве ты не собираешься уехать? Твои вещи. Они все еще в чемодане. У тебя нет никакой мебели. Ты уезжаешь? Взгляд Ёсана смягчается. — Чонхо, я не уезжаю из Нью-Йорка. Я просто съезжаю от Сонхва и Хонджуна. Я переезжаю в студенческое общежитие. Я приступаю к учебе в Барухе в весеннем семестре, так как не успел поступить осенью. — Святые угодники. Ёсан смеется. — Боже, Чонхо, если мы хотим встречаться, нам действительно нужно поработать над нашими проблемами в общении. Мы оба ужасны в этом. — Ты хочешь встречаться со мной, — ошеломленно произносит Чонхо. Ёсан бьет Чонхо в грудь. — Ты так раздражаешь, боже. Неужели ты не понимаешь, как сильно я хочу поцеловать тебя каждый раз, когда ты рядом? Когда ты подхватил Уёна и просто перебросил его через плечо, как мешок с картошкой… Я никогда не кончал на людях, но в тот момент я был близок. — Ты только что сказал «никогда кончал на людях»? Ты действительно Идеальный Мальчик? — Чонхо хнычет. — Думаю, да, Чонхо, — отвечает Ёсан. — Я хочу, чтобы ты разбил меня. Чонхо вздрагивает от пылкого взгляда Ёсана. Он не думает, что кто-то раньше смотрел на него так. Он неуверенно поднимает руку. — У меня есть вопрос. Ёсан закатывает глаза. — Опусти руку, пожалуйста. — Если это наше четвертое свидание, могу ли я попросить кое-что? — Что ты хочешь попросить? — спросил Ёсан, явно издеваясь над ним. Когда Ёсан и Чонхо возвращаются в комнату, Хонджун читает рэп Лудакриса. Он весь в поту, четыре верхних пуговицы рубашки расстегнуты. Он чувственно проводит языком по губам и стонет: «Хочу тебя на заднем сиденье с закрытыми окнами Тебе нравится трахаться, утопая в тумане Разорви штаны и порви рубашку, от грубого секса должно быть больно». — Это отличное время, на самом деле, — замечает Ёсан. — Не мешай им, Ёсани. Мне кажется, Сонхва может не пережить это, — отвечает Юнхо, кивая головой в сторону Сонхва, наблюдающего за Хонджуном, который двигает тазом в такт своему грязному рэпу. И под «наблюдением» Чонхо подразумевает благоговейный взгляд с пылающей похотью с силой тысячи солнц. — Ну и пусть, мне пофиг. Они и так много трахаются. Могут и подождать. А вот это — нет, — решительно заявляет Ёсан. Он подходит к Сонхва и громко говорит: — Я подаю официальный запрос на мою первую и, надеюсь, последнюю хуевую свиданку у вас дома. — Ты делаешь что? Ёсан ласково улыбается и откидывает волосы Сонхва с глаз. — Не возвращайтесь домой по крайней мере три часа. Люблю вас! Ёсан поворачивается, хватает Чонхо за запястье и вытаскивает его обратно в коридор. Они со смехом забегают в лифт, и Ёсан набрасывается на него. Чонхо хватается за все, что может, подхватывает бедро Ёсана и тянет его на себя, еще ближе прижимаясь к нему. Он медленно и нежно проводит языком по его губам, и, когда двери открываются, они, спотыкаясь, выходят на улицу, снова смеясь. Чонхо никогда не нравились люди, которые целуются в метро. В метро нет ничего горячего. Нет ничего возбуждающего ни в самом большом скоплении микробов на планете, ни в пьяном мужике, который плохо играет на саксофоне за ними, ни в толпе пьяных богатеньких мальчиков в ситцевых костюмчиках, кричащих о либертарианстве под завывания саксофона. Но есть что-то невероятно горячее в том, как Ёсан зарывается пальцами в волосы на затылке Чонхо и вновь соединяет их губы. Нет ничего более возбуждающего, чем то, как Ёсан покусывает изгиб челюсти Чонхо возле уха. И даже если Чонхо проведет все двадцать минут в поезде, пытаясь заставить Ёсана стонать чуть громче в его рот, вы не можете винить его за это. Это всего лишь матрас на полу в комнате размером не больше ванной родителей Чонхо, но Ёсан заставляет его казаться чем-то роскошным, просто потому, что он лежит на нем без рубашки и задыхается от поцелуев. — Ну же, — хнычет он, и это чертовски мило. Следом рубашку снимает Чонхо, и Ёсан снова хнычет. Он протягивает к нему руки. Чонхо хочется выть. Хочется выть и кончить. — Ты громкий? — спрашивает Чонхо, задыхаясь. Ёсан приподнимается на локтях. — Почему бы тебе самому не проверить это? И снова это лицо. Этот голос. Чонхо моментально влюбляется в это. Он перебирается через Ёсана на матрас и прижимает его к себе, целуя гладкую шею. Ёсан обвивает ногами бедра Чонхо и подается навстречу. И, ох, он уже твердый. И Чонхо, конечно же, тоже. — Ты больше не целуешь меня, — недовольствует Ёсан. — Подожди минуту. Я пытаюсь заставить мой мозг осознать то, что это реальность, — Чонхо нависает над Ёсаном и не замечает, как взгляд Ёсана на мгновение перемещается на его предплечья. — Куда смотреть? Где камера? — поддразнивает Ёсан, обхватывая щеки Чонхо руками и неотрывно смотрит ему в глаза. — Привет, я Ёсан. Я хочу сказать Чонхо, что я на полном серьезе намереваюсь потрахаться прямо сейчас. — Оу, — прохрипел Чонхо, его бедра невольно качнулись вперед. — Ты… чего ты хочешь? То есть, ты хочешь, чтобы я… Ёсан протяжно стонет и медленно произносит: — Чонхо! Пожалуйста! Трахни! Меня! — Да, конечно, конечно, — говорит Чонхо, судорожно пытаясь расстегнуть свой ремень. Ёсан перехватывает его руки. И вот уже Чонхо лежит на спине, а Ёсан на нем. — На самом деле ты тоже очень сильный, не так ли? — Чонхо задыхается. — Ты первый человек, которой сильнее меня, — отвечает Ёсан. — Так вот почему тебя это так возбуждает, — снова задыхается Чонхо. — Теперь все ясно. — Если бы Бэтмен и Супермен встретились, они бы точно потрахались, — говорит Ёсан. — Встретить кого-то, с кем вы похожи очень... горячо. — Чем больше я узнаю про тебя, тем больше чувствую себя благословленным, — руки Чонхо ложатся на бедра Ёсана, помогая их телам двигаться в неком подобии ритма. Ёсан останавливается и дергает Чонхо за ремень. — Как ты можешь не осознавать того, насколько ты горяч? Разве никто не говорил тебе, какой ты горячий? Чонхо качает головой, лежа на простынях, после чего приподнимается и видит, как Ёсан дрожащими пальцами расстегивает его джинсы. В нем чувствуется отчаяние, которое Чонхо заметил только сейчас. Он одним движением стягивает с Чонхо джинсы вместе с боксерами и швыряет их за спину. Чонхо и прежде был обнажен перед людьми. Он был голым в душевых спортзала. Он раздевался перед девушками. Он раздевался перед парнями. Но ничто не могло подготовить его к тому, что он будет обнажен перед Ёсаном. То, как Ёсан нежно касается его живота кончиками пальцев, спускаясь к рельефу тазобедренных костей и переходя к небольшой полоске волос, ведущей от пупка к члену. — Ты так сильно нравишься мне, Чонхо, — шепчет Ёсан. — Пожалуйста, не заставляй меня испытывать эмоции, когда ты так близко к моему члену, — хнычет Чонхо. — Я действительно могу заплакать. Ёсан смотрит на него, обхватывая пальцами член Чонхо, твердый, крепкий, идеальный. — Я нравлюсь тебе? Чонхо задыхается, приподнимая бедра, толкаясь в кулак Ёсана. — Ты мне нравишься больше, чем любое живое или мертвое существо. Ёсан хихикает, и Чонхо приходится закрыть глаза, чтобы успокоиться. Он может кончить смущающе быстро, если Ёсан снова захихикает, касаясь его твердого члена. — Ты хочешь меня? — спрашивает Ёсан, и Чонхо смотрит вниз именно в тот момент, когда Ёсан облизывает головку его члена. — Если я скажу, что хочу тебя так сильно, что чувствую себя, как одна из песен Рианны, это будет иметь для тебя смысл? — Чонхо задыхается, продолжая толкаться в теплый кулак Ёсана. Кожа не совсем гладкая и скользкая, но он не может остановиться. Ёсан кивает. — Да, я ценю честность и креативность ответа. Но я не собираюсь отсасывать тебе. Чонхо садится, смотря на Ёсана выпученными глазами, пока тот стаскивает с себя джинсы. — Н… никакого минета? Ёсан смотрит на него. Чонхо делает вид, что кидает мобильник на землю. — Ты цитируешь мне вайны, я собираюсь раздеться. — То есть это и есть свидание твоей мечты, да? Ёсан хихикает и стягивает трусы, отбрасывая их в сторону. Он пару мгновений стоит в тусклом свете, падающем на него из окна, и Чонхо поймет, если проснется прямо сейчас. Кажется несправедливым, что кто-то действительно испытывает такое. Несправедливо, что Ёсан уже стоял так для кого-то, кто не желал. Для кого-то, кто не ценил. Колени Ёсана испещрены царапинами и шрамами после падений со скейта. Его талия такая тонкая, но под его кожей чувствуется сила, показывающая, что как бы больно Ёсану не было, он каждый раз снова встает на свой скейтборд. — Боже мой, — шепчет Чонхо. — Прекрати, — Ёсан прячет лицо в ладонях. Чонхо приподнимается и обхватывает Ёсана за бедра, опрокидывая его на матрас. Ёсан с вскриком падает, и остается только кожа. Чонхо целует его с отчаянием. С отчаянием мальчика, пытающегося донести до другого мальчика, насколько тот прекрасен. Как мучительно прекрасно все его существо. Ёсан откидывается на подушки и подтягивает колени к груди. — Давай, — дразнит он, улыбаясь уголком губ. — Что такое? — Чонхо дразнится в ответ, наблюдая за тем, как Ёсан достает бутылочку смазки и пачку презервативов из-под матраса у изголовья. Он смотрит, как Ёсан проводит скользким пальцем по своему входу. — Покажи, на что способен, — отвечает Ёсан. И Чонхо никогда не отказывался от вызовов. И вот Чонхо придерживает Ёсана за бедра, ноги обхватывают его спину, а его член входит в него так резко, что Чонхо чувствует, как пот попадает ему в глаза, но не останавливается. И только тогда Ёсан признает свое поражение. И под поражением Чонхо подразумевает слова Ёсана: «О Господи, охуеть, черт побери…». Но Чонхо еще не закончил. Потому что Чонхо никогда не занимал второго места после того первого шоу талантов. И сейчас он точно не будет на втором месте. Он отстраняется и быстро спрашивает: — Ничего, если я немного поменяю твое положение? Ёсан горячо кивает, Чонхо берет его за бедро и переворачивает на живот. Он подтягивает его ближе за лодыжки и скользит рукой под живот Ёсана, чтобы приподнять его бедра и снова войти в него. — Срань господня, — снова стонет Ёсан. В животе у Чонхо так горячо. Его кровь обжигает кожу. Ёсан выгибает спину, и Чонхо надавливает большими пальцами на ямочки на его спине, наслаждаясь мягким, довольным прерывистым звуком, который издает Ёсан. — Я хочу, чтобы ты трахнул меня у стены, как в фильмах, — говорит Ёсан, задыхаясь, когда Чонхо снова входит в него. — Звучит так, будто это будет весьма утомительно для меня, — отвечает Чонхо, проводя рукой по изгибам позвоночника Ёсана, а затем сильно надавливая между его лопаток, прижимая его к простыням. — Я уверен, что ты справишься, — отвечает Ёсан, двигаясь навстречу каждому толчку. — Думаю, да. Ёсан сопит и извивается, но Чонхо придерживает его, положив руку ему на спину. Он снова хнычет. Это мило. Все в нем до невозможности мило. — Я сейчас кончу, — хрипит он в подушку. Его бедра подрагивают. — Ты хочешь кончить или хочешь, чтобы я заставил тебя подождать? — Заставь меня подождать в следующий раз, — задыхается Ёсан, его ноги уже трясутся. — Можешь попросить меня? Возникает пауза, в течение которой Чонхо думает, что он, видимо, неправильно его понял, но затем Ёсан хихикает и сдавленно произносит: — Ради Бога, Чонхо, прошу тебя, заставь меня кончить. Но Чонхо передумал. Потому что… ну понимаете, он не видит его. Он снова выходит, и Ёсан издает почти убийственный стон. Чонхо снова переворачивает Ёсана на спину, закидывает его ноги на свои плечи, сгибая его пополам, и снова начинает двигаться. Ёсан впивается ногтями в спину Чонхо, и Чонхо чувствует, как член Ёсана дергается между ними. — Ты можешь кончить без рук? — Наверное, — стонет Ёсан, откинув голову назад, его челюсть четко очерчена в полумраке. — Блять, блять… — он замолкает, как только Чонхо глубоко входит в него, и между их телами становится влажно, когда Ёсан кончает с дрожащим стоном и прерывистым выдохом. Чонхо снова соединяет их губы, чувствуя, как дыхание Ёсана сливается с его собственным. — Ну же, — снова говорит Ёсан, крепко вцепившись в волосы Чонхо. — Давай, Чонхо. И кто такой Чонхо, чтобы сказать «нет»? Его бедра дрожат, и он еще дважды толкается внутрь, прежде чем навалиться на него и излиться в презерватив, чувствуя, как Ёсан сжимается вокруг него. Они несколько мгновений дышат в лицо друг другу. Здесь невыносимо душно, нет кондиционера и вентилятор выключен. Все вокруг сырое. — Твой пот капает мне на лицо, — вдруг говорит Ёсан, поднимая руку, чтобы стереть капли с щеки. — Прости, — Чонхо осторожно выходит и завязывает презерватив. — А мусорка..? Ёсан указывает на небольшую корзинку рядом с комодом. Чонхо прицеливается. Бросает. И попадает. Ну конечно же. Приземляясь в корзину, он издает крайне неприятный влажный шлепок, но свободный бросок есть свободный бросок. Он падает на спину рядом с Ёсаном и смотрит на чистый белый потолок. — Обожаю четвертые свидания, — говорит Чонхо. Ёсан смеется и поворачивается на бок. Чонхо повторяет за ним. Это еще один момент, когда все кажется крайне несправедливым. Ёсан весь мокрый от пота, волосы прилипли ко лбу и скулам. Но он улыбается, его глаза прищурены, губы раскрыты, и Чонхо, кажется, может просто умереть. Он стонет и берет лицо Ёсана в свои руки. — Я так хочу укусить тебя, — говорит он. — Ты такой милый, что мне хочется сожрать тебя, твое тело и твою душу. — А они говорили, что миллениалы убили романтику. — Они действительно так сказали? — Не знаю, может быть, — Ёсан ухмыляется. Чонхо подается вперед и не думает, что когда-либо устанет целовать Ёсана. Дверь открывается. Раздается неуверенное: — Эй, я знаю, что мы должны были прийти только через три часа, но нас выгнали из Гагопы с формулировкой «непристойное поведение», а точнее за минет в туалете! Ёсан вздыхает. — Слава Господу Богу, я съезжаю отсюда. — А ты будешь жить..? — Один, — ухмылка слышится в его голосе. Чонхо жалеет, что над ним прямо сейчас нет тех неоновых звезд на потолке, чтобы он мог поблагодарить их за чудо, коим является его жизнь. — Я реально не понимаю, чьей идеей было прийти сюда, — говорит Юнхо, делая глоток пива. — Очевидно, Ёсана, — отвечает Уён, кивая на Ёсана, прислонившегося к стене, его пристальный взгляд прикован к Чонхо на дорожке для метания топоров. — Разве ты не чувствуешь исходящее от него возбуждение каждый раз, когда Чонхо попадает в яблочко? — Я пытаюсь не обращать на это внимания, — отвечает Юнхо, когда Чонхо заводит топор за спину и, прогнувшись в талии, запускает его в цель. Топор с размаху врезается в дерево, вонзаясь лезвием в центр. Сан и Уён хлопают для него в ладоши. Минги вскакивает с криком, ведь Чонхо в его команде. Юнхо стонет. Сонхва добавляет на табло цифру 10. — Меня напрягает то, что он ни разу не промахнулся. — Думаю, мы можем рассчитывать на него в случае зомби-апокалипсиса? — отвечает Хонджун. Чонхо поворачивается и смотрит на них. Ёсан перелезает через ограждение, отделяющее группу от полосы для метания, и хватает Чонхо за воротник. — Триста шестьдесят пятое свидание — самое лучшее, — говорит он, соединяя их губы. Почти все уже устали от этого. Больше нет восторженных возгласов. Ну, разве что в голове Чонхо звучит голос, который орет всякий раз, когда Ёсан находится рядом с ним. — Мне кажется ужасно странным то, что тебе нравится проигрывать, — признается Чонхо. — Я просто в восторге от того, что ты выигрываешь. — Мы все слышим вас, — кричит Сан. — Серьезно? — Ага. — Да боже мой, прошу, хотя бы уйдите с дорожки, чтобы кто-то еще мог бросить, — ворчит Сан. Чонхо показывает Сану фак за спиной Ёсана, когда тот снова целует его. — Свидания — это не соревнование, если вы не знали, — говорит Минги. Ёсан прерывает поцелуй, чтобы повернуть голову и крикнуть: — Звучит как заявление того, кто проигрывает. Минги встревоженно поворачивается к Юнхо. — Мы проигрываем в свиданиях? Чонхо благодарит все звезды на потолке во вселенной за то, что они позволили ему пережить этот момент и все моменты, подобные этому. В те моменты, когда Ёсан смотрит на него, Чонхо думает, что это несправедливо — быть настолько благословленным. Они трахаются на двухместной кровати в общежитии колледжа, и у них нет денег, чтобы ходить на свидания, которые не являются бесплатными прогулками по хайлайну или «плати сколько хочешь» днями в музее естественной истории. Чаще всего они просто под кайфом и смотрят подборки вайнов, смеясь в губы друг другу между роликами. — Ай лав ю, бич, — пропевает Чонхо. — Ай гонна невер стап лавинг ю, — поет в ответ Ёсан. — Би-и-ич, — поют они в унисон. — Мне правда мерзко, — сообщает Уён, вставая, чтобы уйти. — Жалкие лузеры, — говорит Ёсан, наблюдая за тем, как их друзья уходят. — На самом деле, мы реально мерзкие, — отвечает Чонхо. — Как ты думаешь, ты сможешь метнуть два топора сразу и попасть в яблочко? — спрашивает Ёсан, отступая назад с этим взглядом. — Это метафора двойного проникновения или ты действительно хочешь, чтобы я сделал это? — Ёсан просто закатывает глаза, поэтому Чонхо продолжает, — То есть, да, но нам придется сделать это после, чтобы они не увидели наши лица и не отказались от нас на всю жизнь. Ёсан хихикает. Чонхо достает два топора. Что же ему теперь, сказать «нет»?