Забвение или смерть

Селина никогда не думала, что способна передвигаться с такой скоростью. Ей казалось, что мотоцикл не мчится, а летит не касаясь колесами земли. С момента как она выскочила из дома Пугала прошло чуть больше восемнадцати минут. За это время она успела добраться до своего убежища, разметать по комнате содержимое тайника, надеть костюм, схватить кнут и рвануть обратно. Ей оставалось только молиться, чтобы ничто не задержало ее по пути. Она была уверена, что Крейн не станет ее ждать. Когда она вылетела из проулка на улицу, где находился дом Пугала, то убедилась в своей правоте. Он уже сбегал по ступеням, волоча на плече какую-то черную сумку. Она увидела косу, прислоненную к борту уродливой темной машины, похожей на лишенный обвеса армейский грузовик. Лезвие поблескивало в свете фонарей и казалось таким острым, что могло рассечь любой незадачливый лучик пополам. Селина остановила мотоцикл, слишком резко, поспешно, едва не завалив его на асфальт. Спрыгнула с седла, бросилась к машине. Крейн как раз затолкал сумку на заднее сиденье и обернулся к ней. Она вскрикнула. Маска Пугала напоминала нечто среднее между тканевым мешком и капюшоном, скрывавшим от окружающих его истинное лицо. Черные провалы на месте глаз и рта шевелились, перетекали, делая его похожим на кошмарную пародию на Тыкву-Джека, но совсем не добродушную, а жуткую и отвратительную. Россыпь, похожих на солому, волос, шляпа с высокой тульей, словно снятая с головы хэллоуиновской ведьмы. Коричневые брюки и удлиненный сюртук с широкими декоративным планками на груди, довершали и без того внушающий образ. — Готова? Маска заметно меняла его голос, делая его скрипучим, хриплым как карканье. Селина кивнула. Он окинул ее взглядом, потом вытащил что-то из кармана и протянул ей. Она взяла с его ладони небольшой черный респиратор. Покрутила в руках. — Что ты собираешься делать? — Садись в машину, — вместо ответа скомандовал он. Женщина-кошка торопливо обошла жуткого вида автомобиль, забралась на пассажирское сиденье. Пугало сложил косу, забросил ее назад и прыгнул за руль. Взревел двигатель и машина рванула вниз по улице. Эхо подхватило и многократно усилило рев, заставив его прокатиться по близлежащим улицам. Наверняка не один десяток человек в эту секунду нервно вздрогнули от кошмарного, громоподобного звука. — Так что ты собрался делать? — закричала Селина, пытая перекрыть голосом рев автомобиля. — Забрать Эдварда, — каркнул Пугало. — И как ты хочешь это сделать? — С помощью того, что находится в сумке, — ответил он. Селина покосилась на сумку. Молния была приоткрыта и она сумела разглядеть нечто похожее на небольшой кислородный баллон с надписью «Somnium». — Что это? — спросила она. — Экспериментальный образец, — ответил Пугало. — Вызывает сонный паралич. — Ты хочешь всех усыпить? — удивилась она. — Не совсем. Скорее обездвижить. И для этого мне понадобится твоя помощь. По крайней мере он, кажется, не собирался врываться к Кобблпоту и пытаться его убить. Это уже было неплохо. Но что-то все равно не давало ей покоя. Не зря же Пугало взял с собой косу. — Хорошо. Предположим, ты войдешь на склад, распылишь эту дрянь, все кто там есть попадают без сознания. А что дальше? Пугало рассмеялся грубым, жутким, каркающим смехом. Покачал головой. — Нет, все не совсем так. Они не потеряют сознание. Они одеревенеют. Не смогут шевелиться, но будут все осознавать. И тогда я возьму косу и медленно, неторопливо, расправлюсь со всеми кого там найду. Ее замутило. Горький комок тошноты рванулся по пищеводу к горлу. С огромным трудом ей удалось сдержаться, задышать быстро, поверхностно, зажав рот рукой. — Единственная проблема заключается в том, что склад слишком большой. Одного баллона явно будет недостаточно. Да и я пока ничего не сумел сделать с его горючестью. Селина недоуменно уставилась на Пугало. Тот вздохнул и пояснил. — Баллоны взрывоопасны. Любая искра может спровоцировать взрыв. Но это не беда. Ты сумеешь пробраться туда и разместить их незаметно. — Ты хочешь чтобы я забралась на склад, где засел Пингвин с охраной и незаметно их всех отравила? — Именно так, — кивнул Крейн. — Меня они ждут, а вот тебя едва ли. Всего-то нужно расставить несколько штук по складу, открутить вентили и все. — А ты придешь и всех убьешь, — зло закончила Женщина-кошка. — Так не пойдет. — Почему? — удивился Пугало. — Потому-что, нельзя просто так взять и убить Пингвина. Он, мать его, не просто торговец информацией и шантажист, а легальный бизнесмен, владелец половины игорного бизнеса в городе, благотворительностью занимается, с мэром на короткой ноге. Убьешь его и что тогда? Война за передел сфер влияния. Новые мафиозные разборки на улицах. Готэм только оправился от прошлого раза. Пугало негромко выругался. Селина вздохнула. — Я понимаю, что ты очень зол. Но давай не будем спешить. Сделаем как ты задумал, они все отключатся, мы заберем Эдварда и тогда решим что с ними делать. Что скажешь? — Ты права, — нехотя признал Крейн. — Вот и славно, — улыбнулась она. — Как приятно, что ты такой сговорчивый. Пугало остановил машину у забора, за которым начиналась территория складов. Селина выпрыгнула кабины, вытащила с заднего сиденья сумку, набросила на плечо. Она оказалась достаточно тяжелой, но это было терпимо. Во времена бурной молодости она и не такие сумки таскала, при этом умудряясь отрываться от полиции. — Как договорились, — сказала она Пугалу. Как только они отрубятся, я тебе свистну. Он мрачно кивнул. Селина ободряюще похлопала его по руке, перекинула лямку сумки через грудь наискосок и ловко перемахнула через забор. Огляделась и побежала к ангару, стараясь держаться в тени. На ее удачу, городской совет давно перестал оплачивать освещение полузаброшенной территории и темных участков было куда больше чем светлых. Конечно, ангары и складские помещения не были ее профилем, но за годы практики она научилась находить для себя дорожки и проходы в любых местах. Не важно как высоко они располагались и какими узкими были. Настоящая кошка везде проберется, если только захочет. Она подобралась к стене ангара, осмотрелась и легко нашла для себя подходящее окно. Всего-то нужно было забраться на мусорный контейнер, перепрыгнуть на торчащий рядом остов какого-то механизма, пройти по нему и взобраться по отвесной стене несколько футов вверх. Просто как досчитать до пяти. Гибкой тенью она нырнула в приоткрытое окно, спрыгнула на тянущийся под самым потолком металлический балкон и огляделась. После сумрака ночи, желтый свет ламп неприятно резал глаза. Она сумела рассмотреть только Пингвина, сидящего на стуле неподалеку от входа и группу каких-то людей, копошащихся в дальнем от входа углу. Что они там делали было неясно. Она осторожно прокралась к краю балкона, перебралась через парапет, повисла на руках, спрыгнула, бесшумно приземлившись среди каких-то коробов. Присела за ними, вытащила из сумки респиратор, выданный Пугалом, надела, сделала пару пробных вдохов. Подтянула крепления и, убедившись, что маска плотно прилегает к лицу, принялась за работу. Крейн дал ей четыре баллона. По одному на каждый угол помещения. Селина установила первый прямо там где спустилась, открыла вентиль, удостоверилась, что газ начал с шипением выходить наружу. Подхватила сумку и пригибаясь, быстрыми перебежками поспешила дальше. Второй баллон она осторожно прислонила к дальней от входа стене. Оставалось еще два. Женщина-кошка выглянула из-за покрытых брезентом ящиков, служивших ей убежищем, огляделась. Снова в районе солнечного сплетения заворочался неприятный червячок беспокойства. На этот раз поводов было несколько. Первым был Пингвин, сидящий так, чтобы видеть ворота ангара. Вокруг него все было хорошенько освещено и пока ей не приходило в голову ни одной умной мысли как подобраться к нему достаточно близко и незаметно. Ведь если установить баллон слишком далеко, газ мог просто не подействовать. Второй причиной для беспокойства была охрана Кобблпота. Они как-то странно сгрудились в одном единственном углу, под одинокой желтой лампочкой и занимались чем-то непонятным. С ее точки обзора было видно лишь пару массивных спин и бритых затылков, странно раскачивающихся в каком-то неясном ритме. Их голоса разносились эхом, множились, перебиваясь какими-то влажными, чавкающими звуками. Разобрать хоть что-то с такого расстояния не удавалось. Дерутся они там что ли? И третье, самое главное. Она нигде не видела Эдварда. Куда он мог подеваться? Может быть Пингвин засунул его в какой-нибудь ящик и заколотил? Или его здесь вообще никогда не было, а все это какая-то хитрая манипуляция? Селина похвалила себя за осторожность. Хорошо, что убедила Пугало, что сначала необходимо спасти заложника, а уже потом вершить кровавую вендетту. Она бесшумно проскользнула поближе к толпе охранников. Достала третий баллон, повернула вентиль. Выглянула, прикидывая получится ли подкрасться ближе, и оторопела. С нового ракурса ей было прекрасно видно происходящее. Шестеро ублюдков, сгрудились толпой вокруг бездыханного тела Эдварда Нигмы. Один из них заканчивал начатое, утробно рыча, вбивался в него, бормоча что-то неразборчивое. Остальные наблюдали, комментировали, лениво покуривали. Еще один как раз застегивал штаны. Не веря своим глазам, Селина разглядывала изувеченное тело друга, сплошь покрытое синяками, залитое кровью и спермой. Глаза Эдди закатились, голова бессильно покачивалась в такт движениям последнего насильника. Жив ли он еще или уже нет, сказать наверняка было сложно. Она зажала собственный рот рукой, впилась зубами в плоть, чтобы не завопить от ужаса и ненависти. Неужели эти существа действительно люди? Как они могут поступать так с себе подобными? Один из ублюдков что-то негромко произнес, остальные засмеялись. Он наклонился к телу, и Селина взвыла от ненависти, вцепилась зубами в собственную руку так, что почувствовала во рту привкус крови. Сукин сын затушил сигарету о грудь ее друга. Алая пелена упала на глаза Женщине-кошке. Она схватила первое что попалось ей в руки и запустила в голову ублюдка. Лишь через секунду, когда баллон сверкнул в желтом свете лампы, она поняла что натворила. Один из людей Пингвина как раз щелкнул зажигалкой, собираясь прикурить. Взрывом Селину буквально смело. Швырнуло о стену с такой силой, что все до единой кости хрустнули, а из легких выбило весь воздух. Она упала на гору обломков, задыхаясь, кашляя от боли и недостатка кислорода. Перед глазами мелькали алые всполохи, цветные пятна. В ушах звенело. С огромным трудом она сумела подняться на ноги, попыталась оглядеться, вдохнуть. Легкие опалило невыносимым жаром и вонью расплавленного пластика. Она судорожно проверила на месте ли респиратор. Он немного оплавился, но сквозь него еще можно было дышать. Это было кстати. Густой черный дым расползался вокруг. Огонь быстро пожирал щедро наваленные вокруг ящики и короба. Голова у Женщины-кошки раскалывалась. Она ничего не слышала, была едва способна ориентироваться в дыму. Единственная мысль, которая билась у нее в голове, была о том, что где-то там, посреди пламени находится Эдвард. Жив ли он? Насколько пострадал от взрыва? Она не знала. Ноги подгибались, тело не желало слушаться. С огромным трудом, шатаясь, будто пьяная, то и дело натыкаясь на горящие обломки, рискуя упасть и оказаться погребенной под завалом, Селина побрела туда где в последний раз видела тело друга. Эпицентр взрыва, к ее огромной радости, оказался чуть дальше от места где лежал Эдвард. Она поняла это по разметанным вокруг обезображенным телам. Тот сукин сын, что не успел закончить свое грязное дело, похоже совершил единственный благородный поступок в своей жизни. Упав, накрыл собой человека, которого до того насиловал. Едва ли это было сделано осознанно, но все же, Селина испытала нечто вроде секундной благодарности. Корчась от омерзения, она спихнула изуродованный труп в сторону. Ее друг выглядел ужасно, но времени на то чтобы выяснять жив он или нет, у нее не было. Респиратор нагрелся, все сильнее вонял жженым пластиком, пламя вокруг разрасталось. Все что ей оставалось, это схватить Эдди за ногу и что было сил тянуть прочь от этого жуткого места. То тут, то там что-то рушилось, громыхало, трещало. В едком дыму ничего невозможно было разглядеть. Глаза невыносимо слезились, голова гудела как набат. Еще немного и она окончательно выбилась из сил, упала на колени, закашлялась, пытаясь поймать ртом хоть каплю воздуха. В дыму мелькнула какая-то тень. Пугало выскочил из неоткуда, взглянул на Селину на бездыханное тело, возле нее. Что-то прокаркал, но она не поняла ни слова и замотала головой. Он наклонился, подхватил тело Эдварда, словно оно ничего не весило. Схватил Селину за руку, вздернул на ноги и не то повел, не то поволок куда-то в дым. Она больше ничего не видела, слышала лишь рев пламени. Спотыкалась, падала, но Крейн раз за разом вздергивал ее на ноги и волок дальше. Последний раз она упала, зацепившись ногой за какую-то раскаленную железку. Закричала от боли, взмахнула руками и выкатилась на асфальт из раскаленного ада в который превратился ангар. Несколько минут просто лежала, тяжело, хрипло дыша, не понимая почему ей так тяжело дается каждый вдох. Потом догадалась сдернуть с лица оплавившийся респиратор, втянула в легкие восхитительно прозрачный, холодный воздух и зашлась кашлем. Когда же, наконец, она сумела справиться с дыханием, сесть и оглядеться, то первым, что она увидела был Эдвард. Обезображенное тело, покрытое синяками и сажей, обожженное, израненное. Он лежал на асфальте, а рядом суетился Крейн. Маска Пугала валялась на асфальте. Селина, сил у которой не оставалось даже на то чтобы подняться, подползла к ним поближе. — Он… — просипела она. Горло саднило, жгло так немилосердно, будто она выпила целую бутылку щелочи. Звук голоса вышел ничуть не менее жутким чем карканье Пугала. — Жив, — ответил Крейн. Она протяжно вскрикнула, из глаз ее брызнули слезы. Селина рухнула на грудь Эдварда и разрыдалась от облегчения. Обнимая его, она выла, будто помешанная, никак не могла остановиться. Тело под ней зашевелилось, судорожно втянуло в себя воздух. Селина отпрянула, боясь причинить ему еще большую боль. Глаза Риддлера распахнулись, спина выгнулась дугой. Он закричал пронзительно и страшно. Крейн рванулся к нему, схватил за плечи, прижал к себе, что-то зашептал, успокаивающее, убаюкивающее. Но крик не прекращался, он все тянулся и тянулся, дрожа единственной нотой, уносясь в небо вместе с дымом пожара и ревом пламени. — Что с ним? — Селину снова затрясло. Она судорожно вытирала с лица слезы, размазывая гарь и копоть по щекам. Джонатан белый как полотно покачал головой. — Агония. Его пытали. Физически, он вполне способен пережить это, но психологически, боюсь, что нет. Селина расплакалась. — Пожалуйста, скажи, что ты можешь ему помочь, — взмолилась она. — Пожалуйста, Джонатан! Крейн закусил губу. Он все еще прижимал к себе бьющееся в конвульсиях тело, не желая выпускать его. Зажмурился, словно сосредотачиваясь, собираясь с мыслями, потом резко кивнул. — Есть один способ. Но я понятия не имею что из этого получится. — Что за способ? Она подалась вперед, вглядываясь в его лицо, надеясь разглядеть в глазах хоть отблеск надежды, хоть каплю веры в лучший исход. Глаза Пугала были пустыми и холодными. — У меня есть препарат, — глухо произнес он. — Но я еще ни на ком его не испытывал. — И что он делает? — Стирает память. Внутри Селины все вдруг обледенело. Какой-то жуткий, потусторонний страх сковал ее целиком. Ещё один эксперимент. Предыдущий едва не убил и ее и Эдварда. Но если это поможет, если Эдди забудет весь тот ужас, который с ним случился, это ведь будет хорошо. Он не будет мучаться кошмарами, просыпаться в слезах, шарахаться от каждой тени. Но насколько это будет честно? Насколько безопасно? Как изменится ее собственное отношение к нему? Ведь из ее памяти не сотрется ужасающая картина. Сможет ли она смотреть на него без жалости, говорить с ним и видеть перед внутренним взором что-то кроме изувеченного мертвеца? Она посмотрела на Эдварда, по чьему телу пробегали судороги, на обезображенное, распухшее лицо, широко распахнутые глаза, в которых зрачок полностью затопил радужку. Она не могла представить что об этом думает Крейн. Что он испытывает, могла только предполагать. Его должны были терзать страх и вина, рвать на куски беспокойство и сопереживание. Если он чувствовал к Эдварду хоть что-то, его должна выкручивать наизнанку боль от осознания произошедшего. И хотя лицо его оставалось ничего не выражающим, оно было белым как мел, а голубые глаза остекленели. Он прокусил себе губу. Тонкая струйка крови стекала по подбородку, но он кажется, вовсе этого не замечал. Селина ощутила сильнейший прилив жалости к нему. Забыла, впервые за долгие годы, что смотрит на опасного маньяка, увидела несчастного человека, мучимого сомнениями. Секунды тянулись невыносимо. Было понятно почему Крейн колеблется, но каждый миг промедления причинял урон изувеченному сознанию Эдди. Селина чувствовала себя обязанной что-то сказать, поторопить Пугало, напомнить ему, что рискованное средство лучше чем безумие и смерть. Но слова не шли. Она была рада, что не ей необходимо принимать это решение. Корила себя за эгоизм, но не могла перестать думать об этом. Она поняла, что Пугало решился и испытала ни с чем не сравнимое облегчение. Он тряхнул головой, вытащил из кармана инъектор, вроде тех которыми делают уколы инсулинозависимым больным, снял колпачок. Поймав недоуменный взгляд Селины, пожал плечами. — Хотел испробовать на Пингвине, если бы представился случай. Селина вздрогнула, когда Пугало воткнул иглу в плечо Эдварда. Он уже не медлил, действовал четко, уверенно, абсолютно бесстрастно. Она бы так не смогла. Ее руки бы тряслись до последнего, она бы заносила шприц бесчисленное количество раз, прежде чем решиться. Крейн же, казалось, абсолютно не задумывался, действовал на автомате. Тело в его объятиях вздрогнуло последний раз и расслабилось. Глаза его закрылись. Пугало, убрал инъектор, крепко обнял Эдварда. — Что он забудет? — еле слышно прошептала Селина. — Я не знаю. Может быть только эту ночь. Может быть месяц, полгода, год. А может быть, он забудет все. Она всхлипнула. Джонатан вздохнул, уткнувшись лицом Эдварду в шею. — Но ведь память можно восстановить, — пробормотала Селина. — Правда? Если, вдруг, он забудет слишком много. — Все что он забудет, будет взаимосвязано, — мертвым, безжизненным голосом произнес Крейн. — Память если и будет возвращаться, то витками, словно спираль. Поэтому, если мы хотим, чтобы он никогда не вспомнил об этом дне, то следует избегать возвращения к этому витку его жизни. — О чем ты говоришь, я не понимаю. Витки, спирали, что все это означало? Почему-то ее сознание проецировало какие-то расплывчатые образы паутины, коконов в которых как мухи барахтались спеленатые воспоминания. Лица людей, обрывки разговоров, мыслей и чувств, нанизанные на нити, перепутанные. Эти нити напоминали колючую проволоку, они пронзали насквозь запутавшихся в них и окрашивались алым. — Все это случилось из-за меня, — все так же безжизненно ответил Пугало. — Из-за того, что я не смог сдержать себя в руках. Из-за того, что не смог объясниться с ним. Из-за моих пристрастий. Несмотря на то, что эмоций в его голосе явно не доставало, она прекрасно понимала какие именно чувства он испытывает. Словно их двоих связала та самая колючая нить и через нее он мог передавать ей то, что не мог выразить иначе. — Ты же не хочешь сказать, что… — начала Селина. Именно этого она боялась. Разрыва, способного уничтожить весь свет в сердце Эдварда. Предательского удара, грозящего ее любимому, единственному другу пустотой и эмоциональной комой. Но если он не вспомнит. Ведь именно этого она хотела. Избавить его от пагубного влияния, защитить от боли, от разочарования. Спасти. — Я люблю его, — произнес Крейн. — И ради его безопасности, ради спасения его разума, мне стоит держаться от него как можно дальше. Ледяной обруч, сжимавший грудь Селины треснул, разлетелся на миллиард осколков, мелких и острых как стекло. Что если она ошиблась? Если именно наличие в жизни Эдди этого мрачного, злого человека и было его счастьем? Неужели она настолько жестока, чтобы позволить ему лишиться смысла жизни? — Нет! — воскликнула она. — Ты не можешь, он же тебя любит! — Скорее всего, он меня даже не вспомнит, — глухо произнес Крейн. — По крайней мере, я хочу на это надеяться. Пугало не сводил взгляда с лица Эдварда. Губы его подрагивали, будто он силился улыбнуться, но не мог совладать с мимикой. Когда он заговорил снова, она не узнала его голос. Он был таким тихим, бархатистым, исполненным нежности и мольбы.  — Пожалуйста, Селина, проследи за ним. Ему будет очень страшно и одиноко. Не бросай, его. — Джонатан, — прошептала она. — Но как же так? Он не слышал ее. Склонившись к лицу Эдварда зашептал что-то неслышное, мягкое, успокаивающее. Осторожно, боясь причинить ему боль, поглаживал бледные щеки. Потом поднял взгляд на Селину. — Скорее всего, ему понадобится хороший психолог. Спроси у Харли, может быть она знает кого-то. — Хорошо, — Селина кивнула. — И оставь нас, пожалуйста, на минуту. Она поднялась с асфальта, снова ощутив как тяжело и болезненно, гулко стучит в голове. Покачиваясь на нетвердых ногах, отошла в сторону. Далеко за горизонтом начинал зарождаться рассвет. Постепенно гасли, засыпая, огоньки волшебных, сказочных фей над Готэмом. Где-то вдалеке завывала сирена пожарной машины. Совсем скоро здесь будет не протолкнуться от людей. Эдди окажут помощь, а ей, и уж тем более Крейну, необходимо уходить. Она обернулась. Эдвард лежал на асфальте, закутанный в сюртук Пугала. Самого Джонатана нигде не было видно. Селина вдруг ощутила такую резкую, отчаянную, невыносимую боль в сердце, что не смогла удержать ее внутри. Запрокинув голову, она завопила, надрывно, яростно, горько, проклиная все то, из чего еще вчера состоял ее маленький, светлый мирок. Вой сирен раздавался все ближе. Женщина-кошка смахнула с ресниц слезы и нырнула в тающую предрассветную темноту.