Катализатор

Босые ноги липнут к каменному полу. Цвет их точно кроваво красный. В ноздри забивается противный смрад разлагающихся тел. Глаза то и дело натыкаются на освежеванную плоть. Торжество Смерти обескураживает. Слух улавливает жалобный всхлип. Характерный для сломанной шеи хруст кости оглушает. На душе неспокойно. Это не страх, это красочный ужас. Дженис хочется пронзительно громко кричать и бежать без оглядки, но в силу непонятных обстоятельств сделать она не может ни то, ни другое. Ледяная рука мягко ложится на плечо. Латрелл вздрагивает. — Тише, тише, — голос Джеймса действует как успокоительное, даря бесценное чувство покоя. — Это всего лишь сон. За доли секунды Дженис осматривается. Гостевая комната поместья Сальваторе, мягкость перины кровати, отсутствие выпотрошенных тел и крови. — Давно тебе снятся кошмары? — Давно ты присматриваешь за мной даже во сне? — Ты звала меня. Латрелл беспомощно прикрывает глаза на мгновение. Не помнит подобного. Очевидно, что брат говорит правду, ибо за его спиной находится самое безопасное место в мире. Когда страх неизбежно одолевает, Дженис всегда ищет защиты Джеймса. — Спасибо. — Снится смерть? — Каждую ночь сотни увеченных трупов. Латрелл старший тяжко вздыхает. — Скоро все закончится, обещаю. — Джеймс целует сестру в лоб точно беззащитного ребенка. — Постарайся уснуть, я рядом. — Как всегда, — едва слышно произносит Дженис, закрывая глаза. Человеческая душа Дженни имела тонкую организацию. Миссис Латрелл растила дочь, как истинную леди, по всем правилам былых времен. Мистер Латрелл любил дочь самозабвенно. Будущее семейства покоилось на плечах Джеймса, поэтому Дженис росла и цвела точно хрупкий цветок в абсолютном покое и безмятежности. Сталь характера, хищный взгляд и дурные пристрастия она приобрела после обращения в вампира, но ее брат до сих пор помнит то юное, невинное создание и иногда забывает, что оно давно мертво. Дженис не спит. Разум ее тревожит первозданное зло — Клаус Майклсон. Благословением высших сил она не сталкивалась с ним прежде, но последние несколько дней неконтролируемо пытается представить, каков он воплоти. В голове намертво засел образ грозного мужчины средних лет с первыми признаками седины иссиня черной шевелюры и цепким взглядом холодных голубых глаз, губы тонкие — лениво выдают мерзкую ухмылку, брови густые — при сведении становятся почти одной линией, крупный нос с горбинкой — ноздри угрожающе раздуваются в порыве гнева, лицо в целом — некрасивое, поистине уродливое. Латрелл сотни и сотни раз прокручивает этот образ в голове, с каждым разом все больше и больше испытывая отвращение и страх. Он уродлив, но неимоверно силен, всемогущ, необуздан. Дженис решает освежить мысли ночной прогулкой по Мистик Фоллс. — Будь осторожна, — велит ей брат, ловя ее в дверях поместья и получив отказ в сопровождении. — Хорошо. Ночной Мистик Фоллс поражает спокойствием. Пустые улицы, приглушенный свет фонарей в жилых секторах. Размеренное течение смертной жизни. Город напоминает тихую гавань. Латрелл находит уединение на ступенях у отстроенной заново после печальных событий церкви. Много лет назад Джузеппе Сальваторе застрелил здесь обоих своих сыновей за связь с Кэтрин Пирс, в этой же церкви последняя сгорела заживо. В далеком прошлом божий храм, разумеется, не имел такие масштабы и внешний вид, но местность помнит господство жестокости. — Грехи сильнее инстинкта самосохранения? — Мужской голос из темноты раздается внезапно. Дженис мгновенно оборачивается. Глаза быстро фокусируются на силуэте незнакомца, что стоит у нее за спиной. Тремя секундами спустя она видит его лицо в свете фонаря. Светлые волосы, голубые глаза, выразительные скулы. Приятная наружность. На убийцу-психопата не похож. К слову, даже если незнакомец он самый, его ждет неприятная неожиданность, ибо не хрупкую смертную он встретил под покровом ночи на ступенях церкви. — Смерть станет за них расплатой. — Латрелл улавливает едва заметный прищур. — Но не в это новолуние. Незнакомец ухмыляется, неспешными шагами приближаясь к Дженис. Животные инстинкты вампира обостряются. Кровавых сцен в эту ночь достаточно. Придется добавить к ним еще одну? — Страх тебе не знаком? — Незнакомец усаживается на ступень рядом с Латрелл. Дженис смотрит в глаза-океаны с особой внимательностью. Пахнет мужчина не как смертный. Хладный демон ночи. — Мы одинаковые. — Сильно похожи, — соглашается Незнакомец. — Особенно желанием найти покой под дверью церкви. — Наши грехи не отмолить, верно? Латрелл едва заметно кивает. — Прощение не требуется, верно? Незнакомец ухмыляется, тем самым подтверждая правдивость сказанных слов. — Что тебя тревожит? — Страх неизвестности. Так просто говорить с незнакомым о сокровенном. Необъяснимая необъяснимость. Дженис сохраняет зрительный контакт. Голубые омуты необходимо спокойны. Незримая сила ощущается так же сильно, как и запах дорогого парфюма, даря драгоценную толику умиротворения. — Тебе не знакомо это чувство. — Мне чуждо большинство из них. Абсолютное равнодушие иногда обескураживает. — Часто отключаешь человечность? — В том нет нужды. С обращением в вампира эмоции испытываются более ярко. Гнев, любовь, боль. Смертные ощущают лишь прикосновение тонких пальцев, вампиры — как сжимается рука в кулак. Порой это весьма тяжелое испытание, поэтому иногда хладные демоны отключают свои эмоции и чувствуют лишь всеобъемлющую пустоту. В том нет нужды. Латрелл не баловалась отключением человечности никогда. Ярчайшие вспышки эмоций принимались как должное всегда. Это неотъемлемая сторона вампирской сущности. Царит молчание. Дженис слышит, как размеренно бьется сердце Незнакомца. Ей нравится ощущать его мощь, непоколебимую твердость. Джеймс такой же, поэтому рядом с ним не покидает чувство полной безопасности. — Все будет хорошо, — неожиданно и поразительно уверенно произносит Незнакомец. Латрелл смотрит на него во все глаза, ловя себя на мысли, что хочет ему безоговорочно поверить, затем едва заметно кивает. Рассвет наступает внезапно. Парочка незнакомцев наблюдает, как из полосы горизонта медленно выплывает ослепительная каемка солнечного диска, рассылая свои теплые лучи во все стороны. Через несколько мгновений солнце точно отрывается от земли и плывет в небо. Даже после непроглядной тьмы всегда наступает рассвет. — До встречи, — едва заметно улыбается Незнакомец. — Если повезет… — Вечность непредсказуема. Абсолютно верно. Абсолютно чужой и абсолютно комфортный. — Надеюсь, тогда твоим главным смертным грехом не будет уныние. Дженис неконтролируемо расплывается в улыбке. — Так-то лучше. Латрелл бредет в поместье Сальваторе с чувством приятного спокойствия. Клаус Майклсон больше не тревожит ее помыслы. Ненадолго, разумеется, но это бесконечно нужная пауза. Иногда даже случайный встречный может вынуть из омута печали простым бессмысленным разговором. Необъяснимая необъяснимость. Эффект отвлечения на более радужные события, знакомства, глубину чужих глаз. — Как ты? — Джеймс задает дежурный вопрос, едва сестра появляется в стенах поместья. В компании с Деймоном он все еще продолжает уничтожать стратегический запас бурбона. — Хорошо. Ни доли лукавства. Латрелл едва заметно прищуривается, наблюдая, как Дженис падает на диван рядом с Сальваторе, удобно укладывая голову тому на колени. — Что тому виной? — Молодой человек приятной наружности. — Капитан футбольной команды? — Деймон ухмыляется. — Душка Мэтт? Латрелл картинно закатывает глаза, отрицательно качая головой. Джеймс издает короткий смешок. — Нам стоит переживать? — Вовсе нет, — восклицает Дженис. — К слову, у Мэтта всего лишь выразительные глаза. — Мои лучше, — обворожительно улыбается Сальваторе, слегка склонившись над лицом подруги, сверкнув шальным огнем глаз цвета топаза. — С этим не поспоришь. — Латрелл разводит руки в стороны. Деймон удовлетворенно усмехается. Он имеет весьма притягательную внешность. И блудный нрав. — У нового знакомого тоже выразительные глаза? — Даже лучше, чем у тебя. — Ээээй, — Сальваторе щипает подругу в районе тазовой кости. Дженис лишь улыбается. Джеймс наблюдает за ней с неоднозначными ощущениями на душе. Легкое умиротворение, безусловно, радует. Смущает незнание ее новых знакомых, ибо стеречь ее благополучие — привычная потребность. Единственное, что есть у него на долгую вечность, это сестра, как и он у нее. Что бы не решила Судьба, это останется неизменным до скончания веков. Преградой тому не станет ни проклятье, ни Клаус Майклсон.