Conclusions

Существует ли жизнь после смерти? Если да, то что она из себя представляет? Если нет, куда уходит человеческая душа после того, как тело испускает свой последний выдох? Или, может, после остановки нашего сердца мы попадаем в странное никому не известное ничто. Мы чувствуем то же самое, что чувствовали до своего рождения — ничего. А раз так, раз после смерти человек перестаёт чувствовать, перестаёт быть, то, может, и умирать на самом деле не так страшно, как все твердят? Минхо пустым взглядом наблюдает за домами, людьми и проезжающими мимо машинами из окна родительского автомобиля. Обеспокоенный голос матери и почти предельно раздражённый баритон отца слышатся как из-под воды. Они вновь обсуждают что-то касательно намеченного лечения, мама в сотый раз пролистывает медицинскую карту, почти от корки до корки исписанную корявым врачебным почерком, а отец внимательно следит за дорогой, сжав пальцами обивку руля. Минхо старается не слушать, о чём они говорят: он и так всё знает — поэтому в конечном счёте втыкает в уши капельки наушников, болтающихся у него на шее, и отгораживается от внешнего мира. Музыка расслабляет, но лишь немного. Это, конечно, всяко лучше, чем без конца слушать родительское волнение, которое ничего не изменит, но они почему-то всё равно продолжают ему поддаваться. Минхо уже без разницы. Он устал. Устал от всех этих анализов, от маминых слёз и папиного серьёзного выражения лица. Устал от таскания по больницам, от запаха медикаментов, от недоброжелательных людей в белых халатах, которые относятся к тебе как к одному из, а не как к человеку. Минхо хочет, чтобы всё это наконец закончилось. Но при этом знает, что всё только начинается.

////

Автомобиль паркуется на почти заполненной стоянке у массивного светло-серого здания. Совсем недалеко отсюда большими красными буквами выложена надпись «Неотложное отделение»: Минхо видит, как туда заезжает машина скорой помощи. На улице жарко, и он щурится всю дорогу, пока, сгорбившись, плетётся за спешащими родителями ко входу очередной больницы. Внутри всё так же привычно пахнет медикаментами и хлоркой. По дороге парень вынимает лишь один наушник и нехотя осматривается по сторонам. Они проходят приёмное отделение, и сидящая в регистратуре медсестра объясняет, куда им нужно подняться, чтобы попасть в нужный кабинет. Мама, бегущая впереди планеты всей, сжимает в руках медицинскую карту, пока отец старательно её успокаивает и просит не спешить. Минхо перехватывает лямку рюкзака на плече и с тяжёлым вздохом тихо шагает следом. Удивительно, думает он, как жизнь иногда может принять оборот в сто восемьдесят градусов без твоего согласия. Сначала шестнадцать лет ты проводишь как обычный ребёнок с обычными проблемами, наслаждаешься тем, что у тебя есть, ругаешься на мелкие неудачи, которые в тот момент кажутся глобальнее мировой катастрофы. А потом внезапно оказываешься в кресле врачебного отделения, и доктор говорит тебе, что как раньше уже никогда не будет. Он заумными терминами объясняет всё, что с тобой происходит, и чем это грозит. Объясняет, что твой организм медленно убивает тебя и если ты прямо сейчас не откажешься от той жизни, что у тебя была и не посвятишь всего себя лечению, то скоро у тебя может не быть никакой жизни. И это даже не вопрос выбора: тебе его не дают. Тебя просто оповещают, что с этого момента и до неопределённого срока тебе придётся карабкаться по бесконечной лестнице к пометке «здоров» в медицинской карте. А как ты это собираешься делать — никого не волнует. Врачам в большинстве случаев плевать на тебя. Минхо убедился в этом на собственной практике. Больница, в которой он до этого сдавал все анализы и проходил обследования, не жаловала никого из своих пациентов. Доктора выписывают и теряют десятки людей на дню, и твоя душа не станет для них особенной. И у него нет никакого сомнения, что здесь всё будет точно так же. Он шагает по длинному коридору из белых стен, серых и синих дверей с надписями и пометками, но совершенно не чувствует того, что здесь ему помогут. Рядом снуют другие пациенты в своих пижамах, потому что время едва перевалило за десять утра. Санитары в стерильных голубых костюмах и доктора в выглаженных белых халатах. Из наушника слышится приглушённая Over and Оver — Three Days Grace, когда они подходят к приоткрытой двери в процедурный кабинет. Минхо чувствует резкий запах антисептика и — совсем немного — крови. Мальчик, сидящий на стуле, жмурится, пока худой мужчина в маске и перчатках берёт у него кровь из вены. А затем, когда через несколько минут всё это заканчивается, мужчина подходит к ним. Он стягивает маску на подбородок, пока Минхо читает на его бейджике «Старший медбрат: Ким Сынмин», и улыбается родителям даже немного радушно. Они говорят о чём-то, чему Минхо не придаёт особого значения: наблюдает за мальчиком, заглядывающим под ватку, которую до этого прижимал к вене, и вспоминает себя на этом же месте. Ничего не подозревающим. Почти здоровым. Они следуют за высоким Ким Сынмином дальше по белым коридорам. Минхо слышит от него что-то вроде: «Больница намного больше, чем может показаться, вы наверняка заблудились бы» — когда они проходят несколько палат в стационаре. Совсем скоро Минхо предстоит поселиться в одной из таких. Песня в наушнике начинается вновь, парень чуть притормаживает, заметив за дверью одной из палат обездвиженное тело ребёнка. Рядом с массивной кроватью, на которой тело мальчика кажется ещё меньше, установлены несколько аппаратов. Глаза ребёнка закрыты и лежит он пластом, будто спит, но спит очень долго… С ним случилось что-то серьёзное? Долго ли он лежит вот так, в одном положении? Ли прикусывает губу, отрывая взгляд от чужого тела, и понимает, что достаточно сильно отстал. Где-то ближе к концу коридора они наконец сворачивают, заходя в лифт, и поднимаются на второй этаж. Сынмин здоровается с милой девушкой на сестринском посту и кидает парочку фраз нескольким пациентам. Минхо же обращает внимание на парня примерно его возраста, сидящего на полу у того самого сестринского поста, подтянув к себе колени, и читающего какую-то книжку, название которой Ли не может разглядеть. Впрочем, это интересует его куда меньше, чем тот факт, что парень этот невообразимо худой. Как все те топ-модели, что ходят по подиуму, только раза в два худее. Одежда на нём висит мешком, но цвет кожи вполне нормальный, а не мертвецки бледный, как ожидаешь увидеть у всех больных. Его светлая чёлка с парой тёмных прядей закрывает лоб и глаза, создавая ощущение полной отстранённости от мира. Но долго здесь задержаться не получается: Сынмин подводит их к мужчине в белом халате. Тому самому, которому, очевидно, предстоит взять ответственность за Минхо и его болезнь (но никак не за его жизнь, конечно же). Широкие плечи, аккуратный овал лица, тёмные волосы, внимательный взгляд — всё это придаёт его виду странной серьёзности и совсем немного устрашает. Хотя, может, это от того, что Минхо знает категорию его каждодневных пациентов… На столе в тихом кабинете лежит небольшая стопка медкарт, стоит фоторамка с какой-то семейной фотографией и небольшая модель Ньютоновских шариков. А рядом, почти на самом краю, табличка, явно сделанная на заказ, которая гласит: «Со Чанбин врач-онколог, заведующий онкологическим отделением». Родители садятся в кресла напротив большого стола и суетливо бегают глазами то по врачу, то по его столу. Минхо лишь рассматривает висящие на стене дипломы и сертификаты, книжный стеллаж и маленькие фигурки оригами на нём стоящие. Здесь довольно уютно, если забыть, зачем ты пришёл. Минхо в принципе старается об этом не вспоминать. Он снимает наушники ради приличия, пока доктор занимает своё кресло, берёт из рук мамы медицинскую карту сына и подпирает подбородок замком из ладоней. Минхо знает заранее — его реакция будет такой же, как у всех. Немного озадаченное хмыканье, несколько секунд тишины и холодный размеренный ответ насчёт дальнейшего лечения. Все врачи такие. Наверняка, пройдя через несколько сотен, а может и тысяч пациентов, ты в конечном итоге перестаёшь им сочувствовать. Со временем тебе становится всё равно, сколько из них выживет. Ты просто делаешь свою работу, а пациенты — лишь пациенты. Не личности. Никто к ним не привязывается, не становится ближе. Минхо понимает зачем они это делают. Чтобы потом не было больно. Он на их месте поступил бы точно так же. — Анализы сделаны полторы недели назад, — констатирует факт мужчина, отрывая взгляд от прошлых врачебных заключений. — Мы знаем. Мы старались приехать как можно скорее, но возникли проблемы с документами… — начинает мама. Отец терпеливо держит её за руку. — Я понимаю, и я бы рекомендовал сдать их повторно, — доктор Со вздыхает с долей сожаления. Глаза мамы округляются. — Погодите, что значит повторно? Полностью? И биопсию тоже? Это ведь займёт не меньше недели точно, мы не можем ждать так долго. — Знаю, но это необходимо для… — Нет, вы не понимаете, — перебивает его мать. Минхо прикрывает глаза ладонью. Она всегда любила стоять на своём. Упёртая как баран. И этот случай не исключение. — У нас нет этого времени. Мы и так слишком много потеряли, ждать больше нельзя. — Послушайте, брать вашего ребёнка на лечение без анализов крайне опасно… — Все анализы есть в его медкарте, мы всё предоставили… — … к тому же, — продолжает доктор, не останавливаясь, чтобы её выслушать, — мы не можем предполагать, что в той больнице, где вы проходили обследование, хорошая техника и персонал. На полноценное лечение уйдёт не менее двух лет и… — Двух лет? — вклинивается отец, но мужчина игнорирует и его. — … и будет намного лучше, если мы будем знать на своём опыте, с чем имеем дело. Полторы недели немаленький срок, болезнь могла сильно спрогрессировать даже за это время. — Вот именно! И вы предлагаете ждать ещё одну-две, чтобы сдать все анализы повторно? — женщина начинает повышать голос, сверля врача взглядом. Минхо не хочет здесь находиться. Он терпеть не может скандалы и крики, поэтому вместо того, чтобы слушать их бессмысленные диалоги, поворачивается к двери, которая осталась чуть приоткрытой. — Врачи сказали, что медлить нельзя. На счету каждая секунда. — Вы ведь понимаете, что вследствие неверных анализов очень велик риск ошибки. С такими болезнями нельзя тыкать пальцем в небо, авось что получится, — Чанбин всеми силами пытается до родителей достучаться, но в ответ получает лишь ядовитое: — Вы — один из лучших врачей в стране. Какие у вас могут быть ошибки? Они ещё какое-то время пререкаются, пытаясь каждый доказать своё, а Минхо, сидящий с краю, до которого сейчас абсолютно никому нет дела, тихонечко поднимается со своего места и подходит к дверному проёму. Выглядывает в коридор, чтобы поближе рассмотреть мельтешащие там фигуры. И взгляд его моментально приковывается к мальчику в инвалидной коляске. На вид ему не больше шестнадцати. Волосы, обесцвеченные в пшеничный, большой рот, из которого вырываются громкие реплики, и глаза… Такие непривычно живые для этого места, большие глаза, устремлённые на очередного дядю в белом халате. Парень рассказывает о чём-то, активно жестикулируя, и много соглашается с чужими словами. Минхо засматривается на него поневоле, ведь он… выглядит таким энергичным, несмотря на то, что прикован к коляске. Будто не потерял часть себя. А вместе с этой частью возможность нормально передвигаться и жить как все другие люди. Легко и счастливо… Минхо не замечает, как наклоняет голову набок. А потом дядя в белом халате уходит, потрепав парня по волосам, и тот… вдруг поворачивает свою голову в сторону Минхо. Их взгляды цепляются друг за друга так неожиданно, что он даже не успевает отвести свой. А потом мальчик на коляске очень тепло, даже как-то по-детски улыбается ему своей скромной улыбкой с горящими глазами. Ли не придумывает ничего лучше, чем поджать губы и приподнять ладонь, будто здоровается. Парень кивает ему в ответ, а после почти моментально скрывается за углом коридора, оставляя Минхо в самых смешанных чувствах за день. Он слышит тяжёлый вздох доктора Со и наконец успокоившуюся маму, которая, очевидно, добилась своего, и всё ещё смотрит в то место, где только что стоял живой мальчик в инвалидной коляске. А после разворачивается, чтобы взглянуть на взрослых и понять: его прошлая жизнь окончательно походит к завершению. И всё же, существует ли жизнь после смерти? Или смерть — это лишь порог, который необходимо переступить, чтобы начать новую жизнь? Все мы однажды узнаем ответ на этот вопрос. Стоит лишь немного подождать.