***
Пока в парикмахерской Эллисон играло радио, с песнями R&B, девушка изливала душу о своём почти провальном браке, стоя за плотно поставленными столами справа. Комната пропахла крепким напитком, что было неудивительно, учитывая поднятые темы и нахождение здесь Клауса. Хотя если говорить совсем уж откровенно — сегодня пили все и не сказать, что мало. Так получилось, что собравшиеся тут — те, кому не везёт в любви. Даже Скарлет, не смотря на то, что она об этом не знала. — Так, давайте сосредоточимся, — разведя руки со стеклянной поллитровкой, потребовала Эллисон, — П-понятно, что мы не спасём мир сегодня вечером, но может, может мы хотя бы попытаемся спасти мой брак? — отчаянно заикалась она. — Не-е-ет, — протянул Клаус, разливая алкоголь, — Нет, потому что это… Это всё равно, что спросить монашку, как подкатить к кому-то. — на недоумённые взоры, он продолжил, — Ну вот кто здесь хоть что-то понимает в отношениях? Она? — тот бесстыдно, без угрызений совести указал пальцем на Ваню, — У неё тайная любовь с какой-то фрау на ферме! — Её зовут Сисси, — утомлённо умоляла Ваня. — … что конечно прогресс по сравнению с её прежней зазнобой — серийным убийцей… — Что?! — воскликнула она. — Или она, — рука переместила своё направление на Скарлет, — Которая на пару с Пятым, удовлетворяется исключительно взглядами? Скарлет возмущённо ахнула. То, что у неё есть далеко не дружеские чувства к Пятому, Скарлет поняла ещё в тот момент, когда он попросил её быть его парой на вечер, в котором они отправились на встречу с Реджинальдом, в компании Диего и Лайлы. Конечно сначала она отнеслась к этому предложению очень увлечённо, вовсю готовилась к нему. Не только внешне, но и внутренне, так как предстояла серьёзная задача, в которой, может наконец, понадобятся её знания в психологии. Но войдя туда, осознание рухнуло на неё, не оставив больше ни шанса для бегства — сегодня ей нужно будет проводить анализ не только чужих действий, но в первую очередь своих. Как только они оказались на пороге, Пятый сказал, чтобы девушка держалась рядом с ним, и Скарлет послушно взяла его под руку. Это мгновение перевернуло всё в её сознании — она ощутила пробежавший ток по телу. И тогда больше не было куда бежать, не было смысла искажать восприятие собственных эмоций. Между ними никогда не было никакой дружбы. — Я понимаю, что он выглядит максимум на пятнадцать, но вы даже за ручки боитесь до дрожи взяться … — Господи, Клаус! — не могла поверить услышанному Скарлет. — А я, тем временем, молча вздыхаю по солдату, которого ещё не встретил… Ну а Лютер влюблён в сестру… — Так! Ещё раз, мы с ним не кровные родственники! — Эллисон не унималась. — Признайте, самые здоровые и крепкие отношения, в этой семье, были у Пятого, когда он чпокал того манекена. — Простите, кого? — распахнула глаза Скарлет. Эллисон закатила глаза и устало откинулась на спинку стула. — Поэтому единственное, что Академия Амбрелла понимает в любви — это то, как её можно похитить, — в завершении своей диатрибы, Клаус поднял фляжку. Далее все выпили за такой достойный тост и продолжили размышлять про сложные жизненные линии. Это был не последний их тост, а иногда он и вовсе не требовался для нового разлива. Кто-то, как Эллисон, помимо взявшейся из ниоткуда решительности, твёрдо стоял на ногах, а кто-то, как Скарлет, пустился во все тяжкие. То, что было — усилилось; то, чего не было — появилось. Язык стал неподвластным, излишне болтливым. В итоге, все вдруг вспомнили, сколько им осталось, что, несомненно, придало всем отчего-то смелости. — И что, блин, делать с этими шестью днями? — рассчёвывая волосы, задалась вопросом Эллисон. — Тусить? — Клаус издал смешок, — Я не знаю… — Я скажу Сиси, что люблю её, — воодушевлённо поделилась Ваня, — Хватит с меня секретов. — Точно, — полулежа на столе, промычала Скарлет. Подтвердили и Клаус с Эллисон. — Да, ты права! Ведь знаете, если всё накроется, я хотя бы буду честна со своим мужем! Клаус стал выдыхать дым от сигареты. — Значит ты, — он указал на Скарлет. — Я…? — она заинтересованно посмотрела на него и оперлась локтем на стол, выжидая продолжения. — Перейдёшь наконец черту. Потому что Пятый слишком закостенелый, чтобы сдвинуться с места. Скарлет пьяно засмеялась. — Это так. Определённо… — она вдруг посмотрела на Клауса, а точнее на то, что было в его руке. Погладив колёсами рабочего кресла пол, она оказалась рядом с Клаусом и наманикюренными пальчиками выхватила у него сигарету. Улыбнувшись по-кошачьи, девушка медленно поднесла к сладким губам никотиновую палочку и сделала затяжку. Почти тут же она выдохнула дым, текучим узором. А затем произнесла то, во что не поверил никто, включая её. — Поцелую его. Глаза присутствующих едва не вышли из орбит. Эллисон закричала «Во-о-оу!», в то время, как Клаус вскочил с сиденья, не зная, куда себя деть. — Не знаю, что ты придумала, — сообщила Ваня, — Но я принимаю в этом участие. — она вскинула руки. Клаус встретился с шокированным взглядом Эллисон. — Да ну! — воскликнул он с улыбкой. — Ты тоже не догоняешь, что с ними? — её глаза сверкали энтузиазмом,— Всё решено! Под стать их настроению заиграл хит прошлого года — “Twistin’ the night away”. Эллисон тут же оживилась. — Ребята, люблю эту песню! Сделав радио почти на полную, они бросились в пляс. Счастливые, живые, пылкие и очень-очень пьяные танцы.***
В тот день, Клаус подвёз Скарлет на такси к Эллиотту и провёл её до второго этажа. После того, как Скарлет доползла до дивана, сон накрыл её с головой. Самого хозяина дома не было, так как его пригласил на затянувшуюся до ночи беседу один причудливый, заинтересовавшийся его исследованиями, журналист. Поэтому и спала девушка очень крепко: датчики не пищали, и никто не ел желе, чавкая над ухом. Проснулась она только под вечер, когда кто-то клацнул выключателем на лампе, давая свободу искусственному свету. Неяркое, желтоватое свечение заставило открыть её глаза. На лице расплылась улыбка: перед ней был знакомый человек, в очаровательной школьной форме. — Пятый, — тихо пробовала на вкус слово она. — Эллиотт дома? — сперва обыденно спросил тот, но вскоре застопорился, — Я тебя разбудил? Девушка стала переворачиваться на спину, и когда их взгляды столкнулись, Пятый заметил странный блеск в её глазах. Одна его бровь взлетела вверх. Он, оглянувшись, стал подкрадываться ближе, присел на одно колено у дивана и совсем склонившись над её лицом, заметил лёгкий румянец. Зрачки Пятого заметали по её лицу. Оказывается, у неё такие большие глаза и губы ярко выраженной формы, а ещё кожа кажется такой бархатной, вот бы прикоснуться… Так, нет. Повторения ситуации в шкафу не будет. От неё правда несёт алкоголем? Он хмурится. Что-то здесь не то. — Скарлет, ты что, пила? — он не может понять. Проблема не в совершении данного действа, а в том, что она не пьёт — не пила даже тогда, когда узнала о конце света. Может это ещё одна стадия её непринятия ситуации? О чём вообще может идти речь, если вчера она была с Пятым, когда пришли шведы за его жизнью? А что, если бы они убили её заодно? Им не нужны свидетели и тем более потенциальные соучастники в помощи их врагам. — Скарлет, знаю, я подвёл тебя; подверг необоснованной опасности, которая даже не стоила того… — начал свою речь Пятый. — Ты такой красивый. — … но больше… Что? — Ты — красивый. Очень. Секунды плыли в, по-странному личной и одновременно совершенно непонятной для Пятого, тишине. Время не останавливалось, а пряно тянулось. — Я хочу поцеловать тебя. Всего одно чёртово мгновение. Скарлет, закрыв глаза потянулась к нему. Её губы оказались на губах Пятого. Внутри, прямо в груди, что-то вспыхнуло: какой-то фейерверк, освещая глубину мыслей своими разноцветными огнями. Так гладко, так мягко, без напористости. То, что между ними сейчас происходило ощущалось никак иначе, как само тонкое, интимное и нежное слово — п-о-ц-е-л-у-й. Этот поцелуй не был глубоким, просто касание, но в нём было заложено больше чувств, чем в каком-либо другом действии или даже слове. И его преимущество заключалось в том, что всегда хочется больше. Её лёгкие нажимы были вкусными. Тёплыми. Приятными. Вишнёвыми. Пятый резко отпрянул от неё. Тяжело дыша, смотря на неё так, будто эта женщина только что сделала что-то непростительное, он облизал нижнюю губу. И почувствовал снова этот вишнёвый вкус. «И его преимущество заключалось в том, что всегда хочется больше.» Он взял изящными пальцами её лицо. И ответил на поцелуй. По плечам, рукам, запястьям и наконец пальцам, соприкасающимися с её шёлковой кожей, прошлась внутренняя дрожь. Приятный разряд. Поздравляю, Пятый, плюс новая зависимость. Зависимость — вот как можно описать его чувства. Это больше, чем желание, больше чем порыв — это потребность, если не нужда. На этот раз, это был Пятый, поэтому и смысл их поцелуя в корне поменялся. Он не был теперь так очевиден, с такой прямой девичьей романтичностью — этот поцелуй был настойчивым, страстным, почти приказывающим отдаться ему прямо сейчас. Он был грубым. Скарлет никак не ожидала, что Пятый сделает; даже в своих самых смелых мечтах она не предполагала, что он поцелует её. Стоит ей только осознать, что происходит, как Пять чуть надавливает большими пальцами на её щёки. Алые губы приоткрываются и поцелуй перестаёт быть поверхностным. Перестаёт быть тем самым лёгким, вкусным касанием, которого всегда хочется больше. Он становится властным. Пятый взбирается на диван, перекидывая другое колено через Скарлет. И вот, когда он волен удушаться этим поцелуем с головой, чувства становятся самыми настоящими. Он с точностью пропал и с этим движением дороги назад больше нет. Его рука спускается на её шею, проскальзывает по хрупкому телу на талию. Сжимает её, хочет поддаться желанию ещё больше, но воздуха в лёгких уже почти не осталось. Они не спеша, растягивая последний момент, отстраняются. Скарлет смотрит на него большими глазами: кажется, будто девушка вдруг протрезвела. Но это не так. Некое замешательство на её прекрасном лице исчезает, не оставляя за собой следов, и она, закрывая глаза, бросается к Пятому. Только вот он, позволяя едва коснуться губами с ней, тут же отрывает Скарлет, сильными руками, от себя. — Нет, Скарлет… — собирается Пятый аргументировать свою позицию, как девушка пробегается пальчиками к его ключицам, — Скарлет, — он сжимает её талию и плечо чуть сильнее, — Ты пьяна. Я не буду и не стану ничего с тобой делать, — грубо чеканит каждое слово. Пятый встаёт с дивана и пытается снова привыкнуть к ощущению твёрдого пола под его ногами. Что он сделал? Зачем? Номер Пять, отодвигая рукава пиджака, начинает застёгивать манжеты рубашки. Делает это резко, борясь со своими мыслями, а точнее, их отсутствием парой минут назад. — Тебе нужно поспать. Я буду тут. Не давая ничего ответить, даже отреагировать как-либо, на его выводы, он исчезает во вспышке. Скарлет слышит его приземление около кухни: сто процентов, будет пить кофе. С коньяком, как всегда. Пятый не находит себе места: нервно ходит из стороны в сторону, иногда поправляя галстук у самого горла. Раньше он удушался её поцелуем, целовал её до тех пор, пока весь воздух не выйдет из лёгких. Сейчас он удушается своим галстуком или ответственностью, за сделанный поступок, что обмотался вокруг его глотки. Этот лишний элемент стал настолько раздражать, что в конце концов был скинут. Вскоре после этого, явно ощущаться на коже стал и пиджак. Продолжая судорожно ходить, тот снял с себя пиджак, откинул его на стол. Действовать на нервы стало всё, и Пятый принял решение, пойти в душ. Но перед этим замешкался: почему он так реагирует на обычные поцелуи? Так ещё и с девушкой, которую он едва знает? Разве это имеет значение? Раньше, во времена комиссии, Пятый бывал под многими юбками на постоянной основе. Он даже не запоминал имён, что уж там говорить про самих личностей. А тут, переживает, как мальчишка. «Точно! — он прикладывает большой и указательный палец к очам, — Пубертат даёт о себе знать» — доверяет только что придуманной отмазке и таки идёт в душ, пока листок с приглашением остаётся в кармане тёмного пиджака.