***
Член колыхался у неё перед глазами — увесистый, налитой, окружённый густой тёмной порослью. Он нетерпеливо ткнулся ей в губы. Асфоделия приоткрыла рот и ощутила солоноватый вкус. И тут же Рыцарь Острого копья обхватил её покрепче за уши и, просунув член ей за щёку, принялся толкаться. «Оставить при дворе, — подумала прекрасная Асфоделия. — Копьё у него что надо!» Послышался треск разрываемой ткани, и по обнажившейся спине баронессы пробежался лёгкий сквознячок, вызывая мурашки предвкушения. Видеть, кто приближается к ней сзади, Асфоделия, чей рот был занят рыцарским членом, понятное дело, не могла. Но её атласная задница, так лелеемая обладательницей, смазываемая розовым и померанцевым маслами, окунаемая в купель, наполненную козьим молоком, возликовала, когда шершавая мужественная ладонь, привыкшая ласкать грубый холодный металл, сначала огладила её, а затем звонко шлёпнула. Асфоделия подпрыгнула на месте, от неожиданности заглотнув член Острого копья глубже. «О святая Палестина!» — простонал тот и удвоил усилия. А сзади в лоно прекрасной Асфоделии уже врывался бурным натиском кто-то из благородных рыцарей. Она прикрыла в восторге сияющие очи, чая полностью отдаться ощущениям. И они не заставили себя ждать. Головка невидимого ею члена оказалась круглой и большой, она протаранила встрепенувшийся и прослезившийся от счастья вход баронессы и ворвалась вглубь лона, как врывается железная конница во взятые штурмом города. Рыцарь со всей страстностью штурмовал и штурмовал узкую щель Асфоделии, а она выплёскивала на него потоки смазки, как защитники города льют на головы осаждающих раскалённое масло. «Непременно оставить и его, — решила про себя Асфоделия, — и наречь Рыцарем Железной булавы». Тут на её лицо пролилась густая горячая жидкость, сопровождаемая гортанными стонами извергавшего её рыцаря. Бравший Асфоделию сзади вассал ускорился, отчего по атласным ягодицам зашлёпали тяжёлые ядра, и баронесса зашлась в судорожном спазме, зажмурив ещё сильнее глаза, а на её спину брызнула такая же густая горячая жидкость. Асфоделия, уже не удерживаемая никем, откинулась в изнеможении на широкое ложе, слепо шаря руками в поисках опоры. Окружившие кровать рыцари были воистину верными вассалами и тут же пришли ей на помощь. В каждую из нежных ладоней прекрасной Асфоделии легло по наитвердейшему члену, за которые она тут же со всей охотой ухватилась: опираться, так опираться. Всё еще не разомкнувши глаз, она услышала какую-то приглушённую возню, закончившуюся тем, что прямо меж её белых грудей шлёпнулось тонкое тело. Чья-то заботливая рука отёрла лицо баронессы, она открыла наконец глаза и увидела белокурого юношу, по всем признакам впервые оказавшегося при дворе: так восхищённо он оглядывал холмы возвышавшихся перед ним грудей, так дрожали его пальцы, когда он принялся их мять и оглаживать. Что ещё у него дрожало, прекрасная Асфоделия уж не успела рассмотреть, потому что та же заботливая рука настоятельно повернула и приподняла её лицо и направила ей в рот сочащийся смазкой член. Впрочем, дрожал белокурый юнец недолго: прошёлся длинными чуткими пальцами меж шелковистых завитков баронессы, нащупал давно увлажнённый и призывно распахнутый вход, сначала осторожно направил в него вздёрнутый член, а потом уж разошёлся и поскакал галопом, оглаживая бока и пощипывая соски баронессы, отчего она только крепче сжимала руками твёрдые опоры. «Оставить на обучение, — мудро рассудила Асфоделия. — Способности налицо». Пока рыцари один за другим оканчивали турнир, прекрасная Асфоделия размышляла о том, насколько мудрой оказалась её задумка: по завершении останутся довольны все. И пусть в победители выйдет лишь один («И кем только придумано это досадное правило?» — опечалилась прекрасная Асфоделия), остальные всё равно не будут чувствовать себя проигравшими. Но самой довольной по праву могла считаться сама баронесса. Ещё бы! Ведь все как один вассалы проявили ей верность и небывалую стойкость в испытании, и каждый из них изъявил желание и был готов участвовать в её турнирах снова и снова. Перед сном баронесса приняла расслабляющую ванну и велела служанкам обтереть её тело льдом из замороженного экстракта трав. После процедур атласная кожа прекрасной Асфоделии становилась ещё атласнее: она горела и светилась, затмевая собой жемчужный свет луны. Асфоделия облачилась в тончайшую белоснежную сорочку и кружевной пеньюар и прилегла на бархатную оттоманку, ожидая, пока её ложе застелят свежим шёлковым бельём. Вдруг резкий порыв ледяного ветра задул все горящие в канделябрах свечи и разом охладил гладкие ножки и розовые пяточки баронессы. Она испуганно приподнялась, кутаясь в кружево, но оно мало помогло от разлившейся по опочивальне холодной мглы. Только в мраморном камине ещё слабо теплились оранжево-красные угли. Прекрасная Асфоделия сделала шаг, второй, и тут из темноты на неё полыхнули багряные глаза, раздался леденящий душу хохот, и перед трепещущей баронессой предстал сам Корнелий — чёрный колдун из чёрной-чёрной башни, расположенной в чёрных-пречёрных горах. — Бля! — взвизгнула прекрасная Асфоделия и кинулась наутёк. Чёрный колдун слегка оторопел от её визга, но тотчас опомнившись ринулся за ней. Прекрасная Асфоделия отбивалась от него, как могла, хотя в темноте это сложно было делать. Добежав до оттоманки, она кинула в злодея подушку. Раздался громовой удар, подушка треснула надвое, и легчайший гагачий пух поплыл по комнате хлопьями белого снега. Асфоделия кинула вторую подушку, но колдун, зарычав, просто отбил её кулаком в чёрной перчатке. Он даже не особо торопился, заранее уверенный, что баронесса будет его. — Чего тебе надо, гадкий колдун? — в ужасе и отчаянии вскричала прекрасная Асфоделия. — Как это чего? — оскалился противный вторженец. — Сатисфакции, конечно! Довольно обидно, что меня, баронесса, ты на свой турнир не пригласила. — А ты мне не вассал! — резонно возразила прекрасная Асфоделия и метнула в Корнелия последнее средство, что у неё оставалось: стянутый с плечиков во время отвлекающего разговора собственный баронессин кружевной пеньюар. Белоснежное кружево паутиной опутало голову и лицо мерзкого колдуна, и пока он, извергая проклятия, выпутывался, Асфоделия бросилась к дверям в опочивальню. Но только она достигла их и взялась за ручку, как невидимая сила сковала её по рукам и ногам, так что нельзя было пошевелиться. — Правда твоя, — торжествующе прокаркал чёрный колдун, подходя к застывшей всклокоченной Асфоделии, — не вассал. Но пред такой красотой даже я готов пасть на колени! И он раздражённо сдул пушинку, прилипшую к верхней губе.***
Ох, не напрасны были опасения прекрасной Асфоделии относительно чёрного колдуна из чёрной-чёрной башни! Ещё девочкой слышала она леденящие душу истории о злом Корнелии и его матери, от которых кровь стыла в жилах. Корнелий был потомственным колдуном. Все в его проклятой богом семье были колдунами и ведьмами. Из поколение в поколение передавался ими секрет молодости и красоты, открытый в стародавние времена могущественнейшей и мудрейшей прабабкой. Прабабка Корнелия открыла однажды секрет долголетия. Случилось это так. Перепробовав слёзы юных дев, их же менструальную кровь (на что только не пойдёшь ради свежего цвета лица и упругой груди!), материнское молоко и прочие нелепые, а порой и весьма дорогостоящие и редкие ингредиенты, совершенно случайно, в пьяном отчаянном угаре, на каком-то занюханном постоялом дворе она шутки ради соблазнила прыщавого юнца — долговязого хозяйского сынка. А наутро проснулась свежей и полной сил, хотя обычно после подобных порывов мучилась тяжёлым похмельем. Озадачившись и поразмыслив в тишине чёрной-чёрной башни, ведьма решила, что её догадка требует подтверждения, и тут же околдовала мимопроходящего пастушка. Пастушок не подкачал — ведьма осталась довольной и помолодела ещё больше. Чудодейственное средство было найдено! Им оказалась сперма юных девственников. По округе поползли тревожные слухи: то и дело стали пропадать юнцы. Правда, через какое-то время они находились — с расстёгнутыми штанами и блаженными улыбками на лицах. На расспросы внятно ответить не могли, но все как один впоследствии принимались портить девок. Секрет чудодейственного средства прабабка Корнелия передала по наследству дочери, а та — своей дочери. А мать Корнелия, коварная Эякулярия, решив, что молодости много не бывает, усовершенствовала рецепт и начала принимать сперму не только внутрь, но и наружно, посредством ванн. Её застенки полнились рядами юношей, что день и ночь, по приказу беспощадной ведьмы, вынуждены были дрочить и плакать, плакать и дрочить. Охваченные паникой селяне и горожане начали женить сыновей, едва те достигали половозрелости, лишь бы они избежали страшных застенков ведьмы. Тогда злобная, но весьма помолодевшая тварь принялась воровать мальчиков. Стоит ли говорить, какая беда нависла над краем, где жила зловредная колдунья! И только очистительный огонь костра Святой Инквизиции смог утихомирить беспощадную охотницу за молодостью и красотой. Но злобная колдунья успела родить сына — во сто крат более злобного, мерзкого и коварного колдуна. Злоба его возрастала изо дня в день, от часа к часу. А истоком её явилось осознание, что чудодейственный рецепт, так тщательно хранимый и оберегаемый в семье, на Корнелия не подействовал. Он оказался единственным за несколько столетий потомком не женского, а мужского рода. И в один несчастный для него, да и для всей округи день, испробовав семейный рецепт, Корнелий вдруг осознал, что волшебный ингредиент, бывший в основе рецепта, для мужчин, увы, не подходит. Вой и крики взбешённого Корнелия разнеслись на много миль вокруг. Все, кто слышал их, содрогнулись. Города и веси примолкли в страхе: фиаско Корнелия означало, что он, подобно прабабке, начнёт поиски заново. И он их начал! Корнелий перепробовал все ингредиенты, упоминание которых только смог найти в рецептах прабабки, и прибегнул ко всем способам, вычитанным в иных чёрных книгах. От многочисленных экспериментов его тело стало трансформироваться: изначально ничем не примечательный член колдуна многократно увеличился в размерах, покрылся шипами и бороздками и постоянно сочился, отчего на штанах Корнелия проступало постыдное сырое пятно. Колдун озверел ещё больше и стал заворачиваться в непроницаемый чёрный плащ. Вот только не один эксперимент так и не принёс ему желаемого результата. И тут молва донесла до него слух о прекрасной Асфоделии, которая сохранила юность и свежесть, несмотря на то, что была уж преклонна годами, разменяв третий десяток лет. Рассудив, что баронесса таит неизвестный ему рецепт красоты, Корнелий решился выкрасть красотку и принудить её раскрыть ему столь желанную для него тайну.***
Прекрасная Асфоделия вздрогнула и очнулась. Её окружали мрачные стены, сложенные из чёрного грубого камня. В гигантском камине ревело пламя. Огонь с хрустом переламывал толстые поленья. Внутри баронессы всё похолодело: она поняла, что находится в чёрной-чёрной башне чёрного колдуна. Прекрасная Асфоделия попыталась встать и сделать хотя бы шаг, но обнаружила, что её удерживает прикрученная к стене кованая цепь. В самом тёмном углу шевельнулась тень, и из мрака на свет вышел сам хозяин башни — коварный Корнелий. По залу гулко раздавались его шаги. Он был страшен ликом: крючковатый кривой нос свисал почти до самого подбородка, тонкие бескровные губы ощерились в подобии улыбки, чёрные жидкие волосы были зачёсаны назад, за острые уши. Колдун был скособочен и выступал вперёд странной прихрамывающей походкой. Он пожирал глазами стоящую перед ним платиновую блондинку с голубыми глазами, чья грудь высоко вздымалась сейчас от крайней степени волнения. — Зачем ты принёс меня сюда, коварный Корнелий? — слегка дрожащим, но преисполненным достоинства голосом спросила прекрасная Асфоделия. — Ты таишь то, что нужно мне, о прекрасная баронесса, — вкрадчиво и льстиво ответствовал гнусный колдун. Очи прекрасной Асфоделии, и без того похожие на чистейшие голубые озёра, расширились и стали ещё больше, словно вода, наполнявшая их, грозилась выйти из берегов. Баронесса наслышана была о коварстве Корнелия и о том, что не одна юная дева сгинула в окрестностях чёрной башни, и, призвав на помощь всю свою храбрость и мужество, решила, что так просто страхолюдному колдуну она не дастся. Лучше допустить к себе последнего конюха (хотя и конюхи ей встречались ого-го какие, некстати припомнила прекрасная Асфоделия), чем дать овладеть собой ужасному колдуну. — Ты ничего от меня не получишь, мерзкий Корнелий! — вскричала прекрасная Асфоделия. Корнелий восторжествовал. Столь бурный отпор баронессы мог означать только одно: секрет у неё действительно есть. — Тебе лучше не противиться мне, прекрасная госпожа, — мерзким голосом съехидничал он, — иначе даже твои прелести ничем тебе не помогут. Прекрасная Асфоделия собрала во рту всю слюну, которую только смогла, вытянула пухлые, сравнимые по цвету и свежести с лепестками роз, губки трубочкой и что было сил плюнула в ненавистного похитителя. Её благоуханная слюна точно достигла цели и попала чёрному колдуну прямо в глаз. Этого Корнелий снести уже не мог. — А теперь я накажу тебя, противная девчонка! — Глаза брюнета, едва протёртые им от слюны, так и метали молнии. — Как бы ты ни наказал меня, тебе не сломить моей воли, гнусный злодей! — гордо вскинула голову прекрасная Асфоделия. В глубоком вырезе её тонкой рубашки тяжело вздымалась белая, как крылья лебедей, грудь. — Трепещи же! — загремел, как гром, грозный тиран, скосив глаза в вырез. — Это будет самое страшное, самое жестокое наказание! — Пусть хоть трижды страшное. Хоть сама смерть! — выплюнула ему в лицо белокурая бестия. — Я не боюсь тебя, негодяй! — А стоило бы, несчастная, — зло прищурился изверг, и страшная гримаса исказила его и без того безобразные черты. — Ты будешь умолять меня, ты будешь ползать предо мной на коленях, прося о пощаде, но будет уже поздно. — Никогда, ни за что на свете не склонюсь я перед тобой! — тряхнула кудрями красавица и топнула изящной ножкой, прикованной к толстой цепи. — Ужо тебе! — От голоса Корнелия задрожали стены, а затем он понизился до зловещего шёпота. — Вспомнишь мои слова, ещё как вспомнишь, но я предлагаю лишь однажды, — прошипел он, пожирая глазами стройный стан и пышные прелести полуобнажённой красотки. Её щёки зарделись, словно маков цвет, но она стиснула зубки, сверкнувшие, как жемчуг, и упрямо мотнула хорошенькой платиновой головкой. — Тиран и деспот! — вскричала она. — Будь ты проклят! Тогда одним взмахом руки колдун откинул в сторону чёрный плащ. Прекрасная Асфоделия ахнула и прикрыла ладошкой рот. Впереди на чёрных штанах чёрного колдуна бугрилась внушительная выпуклость и расползалось во все стороны мокрое пятно. Несчастная баронесса попятилась было назад, но почти сразу же упёрлась в обжигающий холод стены. А мерзко ухмыляющийся колдун, не сводя горящего багрянцем взора с прекрасной Асфоделии, растворил ширинку и вывалил на свет громадный, как кукурузина, усеянный шипами, сочащийся смазкой член. Чем ближе подступал Корнелий, тем более округлялись глаза прекрасной Асфоделии. Никогда ещё не доводилось лицезреть изумлённой баронессе столь грозного орудия, не одни из виданных ею прежде уд (а повидала их прекрасная Асфоделия не так чтобы много, беря во внимание так и не законченный турнир, но и не так чтобы мало, учитывая его же да и бесконечно пропадавшего в крестовых походах почившего мужа) не обладали ни такою длиной, ни обхватом, сравнимым с ножкой самой Асфоделии, ни крепостью налитой, лилово-багровой головки, схожей с выточенными шарами на подлокотниках любимого кресла баронессы. И в ином случае прекрасная Асфоделия от души возрадовалась бы такому невиданному богатству, но обладающий воистину сказочной плотью подлый колдун не вызывал в её трепещущем, страстно желающем любви сердце ни единого отклика. Преисполнившись праведным гневом и раскрасневшись от ожидания предстоящей пытки, непреклонная баронесса с железной решимостью взирала на неумолимо приближавшийся к ней член, помышляя лучше умереть на нём, нежели подчиниться воле мерзкого насильника. Невидимые путы вновь сковали пленницу по рукам и ногам, волею колдуна её развернуло к стене. Прекрасная Асфоделия могла лишь хлопать глазами и скрежетать зубами от ярости и бессилия, ощущая, как чёрный колдун приблизился к ней вплотную. Она почувствовала его смрадное дыхание, когда он рванул с её плеча белоснежную сорочку и впился губами и зубами в нежную кожу. Баронессу передёрнуло от омерзения, когда его подлые пальцы зашарили по её груди, а потом колдун задрал подол и потянул попку прекрасной Асфоделии на себя. Он застонал от вожделения и похоти, оглаживая персиковую кожу баронессиных ягодиц. От его громадного члена волнами расходился жар, как от ярко горящего факела. Но вот колдун взял рукою своё ужасное орудие и направил его прямиком в лоно прекрасной Асфоделии. Глаза баронессы закатились, сильный удар сокрушил её вход, но одновременно с этим столь же сильный удар сокрушил дубовые двери чёрной башни. Они распахнулись, и, подобно тому, как внутрь прекрасной Асфоделии ворвался член злокозненного колдуна, внутрь башни ворвался рыцарь в сияющих доспехах. Колдун дёрнулся от неожиданного происшествия, и его елдак намертво застрял в тугом лоне распятой на нём баронессы. Корнелий пыхтя стал толкаться взад и вперёд, спешно пытаясь высвободиться, от производимого трения шипы его члена раздулись ещё больше, и прекрасная Асфоделия, не в силах выносить настолько страшную, насколько и сладкую пытку, низко и протяжно застонала. Рыцарь повернул голову на стон, выхватил блестящий меч и отрубил зловредному колдуну его корень точно у основания. Корнелий покачнулся, зажал руками пах, из которого ручьями стекала на пол чёрная кровь. А рыцарь, не мешкая, во второй раз поднял сверкающий меч и срубил чёрному колдуну его мерзкую голову. Чары, сковавшие прекрасную Асфоделию, развеялись, она опустила руку и, вырвав из лона заметно скукожившееся хозяйство испустившего дух колдуна, отбросила его в сторону. В глаза у неё потемнело, и она пала без чувств на руки подоспевшего рыцаря.***
Обморок прекрасной Асфоделии длился недолго. В конце-то концов не ей, закалённой рыцарскими турнирами, было бояться каких-то членов! Баронесса открыла глаза и тут же встретилась взглядом с встревоженным, но вместе с тем и поражённым взором её храброго спасителя. — Ты свободна, прекрасная Асфоделия! Империя зла пала, и ты можешь вернуться в свою благоуханную страну! — Великолепно вылепленная грудь отважного воина ещё тяжело вздымалась, с острого клинка ещё капала чёрная кровь злокозненного злодея, серые глаза рыцаря ещё метали молнии, но он уже протянул руку и помог красавице освободиться от отягощающих её ноги пут. — Как я могу отблагодарить тебя, о великий воин? — Асфоделия закусила пухлую нижнюю губку, с интересом оглядывая статную фигуру героя. — Дерек, моя госпожа. — Освобождая стройные ножки Асфоделии, рыцарь невольно задел ладонью атласную кожу. Его щёки зарделись, и он поспешил склонить голову, скрывая их прядями длинных вьющихся волос. — Мне ничего не нужно, кроме одного: служить тебе и впредь. Я выполню любое твоё поручение, и ты будешь приятно удивлена. — Негоже великому воину, победившему самого могущественного Корнелия, стоять на коленях. Поднимись же, славный Дерек! — Асфоделия невзначай коснулась буйных кудрей рыцаря, а когда он навис над ней, бряцая металлическими частями доспеха, положила белую ручку ему на могучую грудь. — Значит, ты можешь удовлетворить даже самого требовательного клиента? А что ещё ты умеешь? — У меня богатый практический опыт, — молвил Дерек, сглатывая и не сводя глаз с белокурой головки и покатого плеча, обнажённого из-за того, что тонкая рубашка красавицы была порвана в нескольких местах и едва прикрывала её пышные прелести, — и комплексный подход при решении вопросов. — То есть мы, о славный Дерек, можем заключить договор о взаимовыгодном сотрудничестве? — Асфоделия, не в силах противиться себе, всеми прелестями прильнула к статной фигуре воина и обвила вокруг его мощной шеи изящные руки. — О да, чудная прелестница, — прошептал Дерек, бурно дыша и привлекая красотку ещё ближе к себе, — я обещаю тебе гарантированный результат, достигнутый в самые кратчайшие сроки. И рыцарь заключил красавицу в крепкие объятия и запечатлел на её сахарных устах самый сладчайший из поцелуев. И теперь ничто не в силах было расторгнуть этот благословенный самими небесами союз.