Саванна во рту.
— Почему, когда мы занимаемся сексом в дождь, каждый раз слушаем эту песню? — спрашивает девушка, запустив руки в волосы Тэхёна. — Почему мы вообще так часто занимаемся сексом в дождь? — Потому что у меня дежавю. — Какое дежавю? — хрупко улыбается она, и светлые волосы почти полностью закрывают её лицо. Точно так же, как и с ним. Небольшая тёмная чёлка вьётся и никак не желает спокойно улечься. Глаза прикрыты, в них чётко читается наслаждение, мольба, рвение, желание. Ким точно это знает. Он чувствует. Губы искусаны почти до крови, смуглые руки так же запущены в кудри расслабленного Хёна. Тело робко поддаётся. За окном приглушённо барабанит дождь, пока в проигрывателе крутится пластинка с «Déjà vu». Старая, потёртая, они слушали её постоянно. Знали все слова наизусть. Он, болтая ногами в такт, пел своим ничем не сдержанным звонким голосом в унисон с Тэхёном. Его голос был похож на мёд, отливал золотом и заполнял собой все вещи вокруг, ровно так же, как и разум Кима. А ведь никто даже не учил его петь. Он просто был от рождения талантлив. Родился, вырос и стал таким. Таким, что теперь Хён мог с улыбкой перебирать его пальцы своей тёплой рукой и качать головой в ритм, полностью пребывая в его власти. — Тэхён~и? — кокетливо смеётся девушка, прерывая его воспоминания. — Тэхён? Её лицо становится серьёзней, после чего она смахивает длинные густые волосы с лица. Сходство с ним вмиг испаряется, а на замену ему приходит жгучая тоска, окутывающая парня с ног до головы. — Тэхён! — А? Что? — Ты куда пропал, милый? — Дежавю, — устало улыбается он. — Говорю же. А дождь за окном уже заканчивается, тарабаня последними крупными каплями по стеклу несчастного восьмого этажа.***
Парень просыпается среди скомканных белоснежных простыней и болезненно жмурится от только что вышедшего из-за хмурых туч солнца. Рядом лежит его девушка, полуголая, мирно посапывающая. Он обнаруживает, что его рука по-собственнически обвивает её плечо и пару секунд неотрывно смотрит на её бледное спящее лицо с немного поплывшим макияжем. Он всматривается всё глубже и глубже, подозревая, что она не спит, а ведёт за ним тайную охоту. Притворяется, ждёт, когда же он сделает неверный шаг и с бешеной скоростью полетит вниз, чтобы она смогла злобно рассмеяться и провизжать «Я так и знала, негодник! Я так и знала!» А потом, собрав в кулак всю свою бурлящую женскую неугомонность, наброситься на него и… Наверное, Ким Тэхён, ты совсем спятил. Сделай себе лучше чай. Он прекращает безнадёжную игру в гляделки с не глядящим и под внимательным присмотром палящего солнца топает на кухню. Зубы он не чистит, хоть во рту и раскрывает палитру цветов жаркая и засушливая саванна со своими привычными длинными жирафами, резвыми полосчатыми зебрами и зевающими бегемотами. «Пустыня? Тогда я могу стать твоим океаном», — эхом отдаётся у него в голове, после чего всплывает медленное, томное и беззаботное: «Fallin' into your ocean eyes, those ocean eyes», исполняемое тем же чистым знакомым голосом. Тэхён немедленно направляется в ванную. Пока он начищает зубы до скрежета, щётка несколько раз выпадает из рук, когда он о чём-то задумывается, но он не придаёт этому вида. Подумаешь, задумчивый. Подумаешь, сонный. Зубная паста обдаёт язык приятной мятной свежестью и, выполнившая свою работу, летит в прозрачный стакан вместе с зубной щёткой. Он выходит из ванной и неслышными шагами направляется на кухню. Кто-то шумно ворочается в их постели, видимо, находит удобную позу и, наконец, затихает. Знаете, чем хорошо ранее утро? Стоишь, облокотившись об стол, попиваешь горячий чай с поднимающимся вверх вкусно пахнущим паром, смотришь на призрачный рассвет в окно и наслаждаешься звенящей в воздухе тишиной. Утро — это вообще какое-то магическое время. И только Ким прикрыл веки в наслаждении, как кто-то вновь не спеша заелозил на месте и на этот раз выбрался из кровати, направляясь прямо к парню. Он разлепил ресницы и хмуро поднёс чашку ко рту, готовясь к нашествию. Привлекательная девушка с глубоким зевком ввалилась в кухню прямо в одеяле и требовательно прильнула к Тэ. Он чмокнул её в лоб и отвернулся. Она потребовала ещё. Он клюнул её ещё раз, на этот раз в мягкую гладкую щёку. Не прокатило. Она с фальшиво-влажными глазами принялась просить больше. Видите ли, она считала эстетичными такие утренние мокрые поцелуи. И чай на двоих, и завтрак в постель, но ничего такого Тэхён для неё не делал. По утрам она совсем не напоминала его. Была собой, обычной собой, неинтересной и незрелой, и парень просто ничего не мог поделать с острым нежеланием вот так вот расцеловывать её, выписывая на губах золотые узоры. — А что ты пьёшь? — спросила она, когда он уселся на стул, хотя сама прекрасно знала ответ. — Чай. Как обычно. — Я тоже хочу! Сделай мне тоже. Удивительно, как её взрослая строгость и вечерняя сексуальность на утро так странно превращались в вопиющую раздражительность и неуклюжую детскость. — Сделай себе сама, пожалуйста. Вот чайник, вот заварочник, вот сахар. Вежливая дежурная улыбка и спокойный взмах рукой в сторону стола. — Ты что же, меня не любишь? Она задавала этот вопрос каждое утро. Будто бы у неё была грёбанная амнезия. И каждый раз с всё тем же глупым выражения лица, сидя у него на коленях и делая вид, что она вот-вот заплачет, чтобы хоть кто-то пожалел эту милую дурочку. Тэхён терпел, смотрел, как ей кажется, с любовью и сочувствием и гладил по волосам. — Люблю. Кто ещё скажет ей эти слова, никому не нужной наивной малышке? Ей всего двадцать один, а она уже сидит на коленях у какого-то серьёзного парня, встающего ни свет ни заря, неизменно делающего себе чай по утрам, и обиженно сопит, ёрзая по нему маленьким, способным только на такое тельцем. — Ну вот, тогда сделай мне тоже. Она подумала, что очень мило улыбнулась, хотя форма её губ и правда была близка к тому, чтобы сделать улыбку своей хозяйки милой, и слезла с колен. И Ким сдался. Что ещё ему оставалось? Чтобы хоть на мгновение увидеть в её блестящих глазах, кроличьих зубах, шелковистых волосах те самые блестящие глаза, кроличьи зубы и шелковистые волосы, он готов на всё. Правда, почти на всё. И, наверное, ты, моя наивная дурочка, ничего не подозреваешь. Думаешь, что он любит тебя обычной любовью, которая только может существовать между людьми, или наоборот, какой-то раньше невиданной, необычной, бесконечной, вечной, безупречной. Нет, моя радость, он — пожиратель воспоминаний. От тебя ему нужен только образ, твоя внешняя оболочка, некоторые твои жесты, движения, взгляды и мнения, но никак не ты, никак не твоя душа. Страдай же вечно, моя Лолита.