Двенадцатый предвестник

      — У нас новый предвестник, — хмыкает Синьора, разглядывая свои ногти. Та закидывает ногу на другую, хмыкая и немного наклоняя голову назад, — Ее Величество ставит его выше нас всех, такое ощущение.       Тарталья медлит, прежде чем посмотреть на коллегу и наклонить голову в бок, задумавшись.       — Почему же?       — Ну, — Блондинка убирает руку, кладя ее себе на ногу, и немного пододвигается к Чайльду, будто доверяя ему какой-то секрет, — Дело в том, что говорит она про него с какой-то уверенностью и гордостью.       Рыжий немного хмурится, думая, что действительно такое бывает очень редко. С гордостью и теплом Царица говорила лишь о Педролино — первом предвестником фатуи, с которым та и открыла эту организацию. Мужчина был дорог и важен крио архонтке, она относилась к нему, как к родному.       — И когда мы его встретим, думаешь? — заинтересованно говорит Аякс, подперев подбородок пальцами и посматривая на Синьору.       — Не знаю, на самом то деле, — отвечает она ему, прикрывая глаза. Та снова их открывает, и ее взгляд вновь холодеет.       Из знаменитой троицы предвестников поладить смогли лишь Синьора и Тарталья. Не сказать, что они прям замечательно общались, двоица, как никак, стебала друг друга. Забавная деталь заключалась в том, что первой нужен был слушатель, который слушал бы все свежие новости и сплетни (начиная от "А ты слышал, что Дотторе вчера провел весь вечер в комнате Педролино" до "Скарамучча такая сволочь, он мне такое вчера сказал..."), а рыжий был вовсе не против, внимательно вслушиваясь в чужие слова и злорадно смеясь над объектом слуха. Из-за этого ведьма могла разрешить себе посмеяться громко и звонко (ее смех в присутствии других звучал больше горделиво и зло) и позволить своему ледяному и, пробирающему до костей, взгляду смягчиться и слегка растаять.       Несмотря на слухи о новом предвестнике, Чайльд не думал, что он правдивый. Хотя, тут уже больше не ожидал его увидеть ТАК скоро. Незнакомец стоял посреди кухни, принюхиваясь к запаху кофе, судя по раскрытой банке, пока сонный и ничего не осознающий, причем находящийся лишь в одних боксерах и майке, Аякс пытался понять, кто и как умудрился попасть в ледяной дворец. То, что внезапный гость является предвестником, ему намекнул его тяжелый и безжизненный взгляд, который тот на него кинул. Да что уж греха таить, Чайльд такой же. Живой с мертвыми глазами, игрушка, кукла в руках Царицы, которая будет делать все, что она скажет, машина для убийств. Рыжий не дрожит, не боится, просто ощущает чужую недружелюбную ауру, на которую забивает, подходя к другому с мирным видом.       — Я Чайльд Тарталья, номер одиннадцать из предвестников фатуи, — любезно сообщает тот, улыбаясь, чем вызывает у незнакомца хмыканье.       — Я Кэйа Альберих, номер двенадцать из предвестников фатуи, — аналогично заявляет теперь уже Кэйа, протягивая руку для приветствия. Тот, естественно, протягивает ручку в ответ.       Руки двенадцатого холодные, как мороз Снежной. Холод, исходящий от него, напоминал чем-то Ее Величество. Такой холодины он не чувствовал даже от Синьоры, у которой был крио глаз порчи. Несмотря на это, Чайльд уверенно жмет парню руку, всматриваясь в его внешность. Смуглая, на удивление, кожа, которая не была свойственна жителям земли под покровительством крио архонта. Белые ресницы обрамляют такие же белые глаза, в которых нет бликов. Второй глаз скрыт черной и атласной повязкой, так что приходилось судить по тому, который было видно. Одет Кэйа, как на Северный Полюс. На нем столько одежды, что оделся он, словно капуста. Белый корсет, шнурки которого затерялись где-то сзади, был очень крепко зашнурован, показывая тонкую талию. Под корсетом была черная водолазка, увидев которую Аякс удивленно моргнул. Выглядело это так, будто тот хотел показать свою талию, но согнулся пополам от мороза, из-за чего и надел вещицу. На нем была накинута черная и плавно переходящая в белый куртка, именно накинута — не застегнута, на шее болтался темный шарф. Одет Альберих все же был непривычно даже для снежнайцев. Да, зима здесь была ужасающе холодной, но никто никогда так не одевался. Хмыкнув, Чайльд решил, что тот просто не отсюда.       — Приятно познакомиться, Кэйа, — ухмыляется Чайльд, смотря на другого хищным взглядом. Того, кажется, это вовсе не смутило, и он продолжил смотреть на рыжего, как на идиота. Больше всего напрягало банальное отсутствие эмоций.       — Взаимно.       Долгое время Аякс следил за Кэйей, каждый раз удивляясь своим новым выводам. У того просто напрочь отсутствовал спектр эмоций. Казалось, что даже, если в него прилетит сам метеорит Гео Архонта, он вылезет из-под него и продолжит пить кофе, пожимая поврежденными плечами. Как его только не пытались вывести из себя: Синьора говорила о нем гадости прямо у него за спиной (по просьбе Аякса, хоть та и была только рада кого-то облить грязью), Скарамучча его открыто материл, упрекая за какую-то оплошность, даже Дотторе смог принять участие — случайно разбить чужую кружку, вылезая из лаборатории уставшим, как собака, у того все из рук валилось. На все это парень лишь хмыкал, покидая помещение (ну, в случае ученого — собрал осколки бедной кружки и выкинул их в мусор). Рыжий паренек уже не скрывал своего любопытства и интереса, постоянно подкатывая и флиртуя с Альберихом, на что тот лишь молчал. Сказать, что первого это злило, но и в то же время возбуждало, заставляя проникнуться к другому еще большим интересом — ничего не сказать. И все же Чайльда в первую же очередь интересовало происхождение хладнокровного и безэмоционального новенького.       — Хэй, Кэйа! — Сидящего за столом двенадцатого отвлекают, и тот приподнимает голову, молча спрашивая у другого, что ему нужно. Аякс садится напротив и широко улыбается, — А ты откуда?       Названный долго молчит, что заставляет одиннадцатого слегка нервничать. Он спросил что-то не то?       — Я не помню, — Ответ повергает рыжего в шок, и тот удивленно приоткрывает рот, — Я имею в виду, что вообще из своего прошлого ничего не помню. Ни семьи, ни города, ни региона, ни даже собственной работы до этого. Совсем ничего.       — Как так?       — Я не знаю. Я помню только то, что я должен и хочу служить Царице.       Преданность этого парня поражает. Чайльд задумчиво наклоняет голову вниз, даже не зная, что и думать. Хотя нет, знает. Этот парень — загадка, которую Аяксу так и не терпится решить.