***
К самодеятельности у Хазина была отдельная любовь. Он жизни своей вампирской не видел без подтруниваний над людьми, которые видят отдушину в театре клоунов. Студенты высших учебных заведений, большинство из которых никак не будут связывать свою жизнь с творческими направлениями, особенно грели его гнилое, как сказала однажды Саша, сердце. Все проходило так радушно и лениво до этих самых пор. Если раньше Петя мог спокойно прийти на какие-нибудь сборы, чтобы убить время, нахвататься новых молодежных закидонов и уйти с чистой совестью под злющие взгляды активистов, которым не удалось его никак вдохновить на работу, то сейчас ему реально приходится пыхтеть над бумагами под сытые взгляды настоящих исчадий ада. Саша была слишком обаятельной девушкой, занимала не последнее место в студенческом совете и терпеть не могла бумажную волокиту, которая по всем канонам должна была лечь на ее хрупкие плечи, но внезапно задержалась в руках Хазина. Сам, конечно, виноват, а делать нечего. Затащил в прошлом году девушку сюда, чтобы усмирить ее бьющуюся из всех, прости-господи, дыр энергию — пришло время отдуваться. — Напомни, что ты здесь делаешь? На первом курсе, шествие над которым взяла в свои крепкие ручки Саша Филипенко, учился некий Гром. Тот самый долговязый и кучерявый паренек, с которым в начале года пересекся Хазин в курилке. Именно он сейчас и прервал мыслительный процесс, заставляя Хазина поднять свои темные глазищи на рядом сидящего и непонимающе вскинуть брови. Тишина незваного гостя явно не смутила: — Не думал, что ты из тех, кто тратит время на подобное. — А ты что здесь забыл? — нападает на чересчур любопытного парня Хазин, смотря колющим взглядом прямо в светлые глаза. Игорь кивает в сторону толпящихся студентов. За столом руководителя художественного подразделения сидит старшекурсник с нервно дергающимся глазом. — Саша, — просто отвечает тот и как-то печально усмехается. — Вот и у меня тоже Саша, — издает самый тяжёлый вздох из всех, что у него припаслись за несколько лет, Петя и подпирает щеку ладонью. — А я-то думаю, откуда так много новых лиц здесь. Игорь хмыкает и подтверждает догадку. Из их группы практически все пришли сюда. Филипенко весьма серьезно подошла к делу наставничества и решила протащить всех, в ком она нашла «некую изюминку» в свою обитель. Парень повторяет движение за Петей. Щеки становятся пухлыми и очень гармонично смотрятся на фоне кудрявых волос, походивших на одуван. К концу вечера как-то так получается, что расстаются они с Игорем уже возле курилки. Саша к ним подтягивается несколько раз со своими «утятами», звонко смеется, когда Хазин недовольно бурчит о просто невозможном состоянии всех бумаг студенческого совета, разряжая обстановку, но надолго не задерживается. Видите ли запах стал здесь какой-то тошнотворный, и аура мальчиков нудноватая, только мешает сосредоточиться на скором фестивале. Петя понимает, что Игорь звёзды очень любит. Несколько раз тот голову поднимал, и на лицо улыбка натягивалась открытая, которую было не утаить за тлеющей сигаретой. Зачем Пете была эта информация нужна он не знал, но люди иногда казались такими красивыми. После этого они ещё часто встречаются, закуривают друг у друга, говорят о всяком важном, связанном с, непосредственно, высшим учреждением. Петя даже сам не замечает, как скоро всю подноготную преподавателей выносит на руки первокурснику. Просто сам по себе Игорь был человеком приятным. Гром всегда смеется так, что ещё долго эта картинка отпечатывается в сознании, а у Хазина настроение часто меняться начинает, как у какого-то неуравновешенного. Хочется дышать полной грудью и забыть о том, что это не обязательно, и до последнего не понимать, кого нелёгкая занесла в его жизнь. Месяцы сменяют друг друга стремительно. Петя почему-то все ещё совершает вылазки на третий этаж академии, в обитель Филипенко. Участвовать в мероприятиях он не собирается, ему и не предлагают, но вклад кое-какой продолжает вносить в их самодеятельность. Игорю же несколько раз приходится участвовать в сценках и путешествовать по заведению, выполняя задания старших. Часто он отсиживается рядом с Хазиным на неприметном диванчике, оттуда выкрикивает свои слова из сценок, когда главные звезды прогоняют текст. Потому однажды, в особенно громкий день, вампир замечает, что стал проводить с человеком гораздо больше времени, чем привык. Ясно как день все становится ближе к зиме. Девчонки вокруг Грома в этот день вьются особенно рьяно. Новость о скором зимнем бале, что пройдет в стенах их учебного заведения, проходится по каждому обучающемуся, и удивительно, что принимается с таким восторгом. Почти каждая юная представительница женского пола хочет поучаствовать в отборе, потому парней разбирают стремительно. Утром на Петю тоже обрушивается непроходимая лавина из приглашений, потому уже к часу дня негативная энергия буквально идет впереди него, отталкивая всех желающих обмолвиться хоть словечком. Люди не тупые (весьма спорно, конечно, но иногда правдиво) — понимают, к кому лучше не подходить, чувствуют это самое настроение: «убивать». Хазин уже собирается сбежать с последней пары, когда видит толпу в вестибюле, собравшуюся там для того, чтобы сообщить организатору бала, кто, зачем, с кем, с какого направления и курса примет участие в мероприятии. И там же он видит Игоря. Он не стоит в бесконечной очереди, нет, но отшучивается с девушками, которые заглядываются на него, как на какое-то божество. Гром такой чистой и открытой улыбкой светит, что у Пети ноги подкашиваются. В груди приятное тепло разливается от вида немного неровных зубов и таких аккуратных губ. Становится так странно ясно, что будь Петя человеком, то задохнулся бы от этого вида. И Петя ловит себя на мысли, что не прочь встать рядом с кокетками, чтобы заглядывать в рот Грома и виснуть на нем, как та же Сашка… Приплыли, Петь?.. Ты попался в сети человека. Поддался чарам убогого? Хазин покрепче стискивает в руках лямки сумки и идет к выходу, не оборачиваясь. Людей в помещении было слишком много. Запахи резких мужских и приторных женских духов перемешиваются друг с другом, и его глаза начинают слезиться. Кошки скребут на душе, когда он выходит на улицу и дышит уже свежим воздухом. Перед глазами стоит Игорь в своей черной рубахе с вечно помятыми длинными рукавами из-за того, что он предпочитает затягивать их до локтя. У него такая красивая улыбка, которую хочется видеть на его лице постоянно. Чистая красота... Петя приземляется на холодные ступени прямо перед входом в учебное заведение и прячет лицо в ладонях. С его волосами играет гуляющий между зданиями ветерок, возвращая мысли к образу Грома. Его кудрявые волосы никогда не были уложены аккуратно, кольца так смешно топорщились в разные стороны и отливали золотом на солнце. С него нужно картины Божьего Агнца списывать, не иначе. Петя смеется тихо, прячась за своими руками от всего мира. Да, таких людей стоит сразу к ликам святых приписывать, без вопросов, чтобы всяким нечистым неповадно было, чтобы засматриваться даже не смели, дьявол. Хазину хочется утопиться. Он домой возвращается на пару с упадническим настроением, закрывает дверь на ключ и ложится прямо на полу. Лицо окружает привычная прохлада паркета. Щеки от чего-то непривычно горят, он давно подобного не ощущал. Какой-то шорох раздается из дальней комнаты, но он оставляет его без внимания, ссылаясь на то, что просто забыл закрыть окно перед выходом, и пытается вернуться ко тьме, в которой периодически всплывает лицо Игорька. Его появление там походит чем-то на головы белок из игровых автоматов, которые периодически всплывают из дыр, и ты по правилам должен шмякать по ним со всей одури молоточком на время — чем больше ударов, тем больше выигрыш. Может также попробовать? Хотя по такому лицу даже кулаком въехать грех… — Удобно лежится, Петр? — в голосе звучит неприкрытая насмешка, и его обладателю явно греет душу мысль, в каком состоянии сейчас пребывает хозяин квартиры. — Лучше всех, батюшка, — бурчит Петя. Хмурится чему-то, открывает глаза и смотрит прямо в небольшое пятнышко на паркете, оставшееся здесь после неудачной пьянки с Юсуповым. В этом черном пятнышке почему-то мерещится тень отца. Хазин резко подскакивает, садясь на колени, и смотрит ошалевшим взглядом на нежеланного гостя. А следующим утром, после тяжелого разговора с отцом, что находился проездом в Москве, он впервые задумывается о том, что можно действительно перестать прятаться от Ордена и вступить в его ряды. Ему уже за полтинник перевалило. Он сменил четыре высших учебных заведения, но не пригодился ни там, ни сям. С медицинским не сложилось из-за недавнего тогда обращения, с педагогическим — из-за вечной дрочки с программой, а театральный он окончил с отличием, да, но вампиры решили, что играть на сцене или в том же кино слишком уж палевно. Он был везде лучшим, схватывал все налету, ведь и родители его стремились к идеалу. У них всегда все шло так плавно, что сыну выть хотелось от понимания, что на шестом десятке он уже выдохся и только благодаря упрямству закрывал сессии. Настоящая подстава, что ему именно сейчас осточертело учиться, когда он уже заключил нелепый спор с отцом. Проигрывать не хотелось, но скука накрывала так, что хоть вешайся, хоть прямо сейчас соглашайся на юсуповский порошок. Петя сидел на паре и все думал о том, почему так далек от своих предков. Не было в нем такого жгучего чувства справедливости, как у матушки, и не разделял он взглядов батюшки, которые как воспитались в нем до первой мировой, так и остались нетронутыми. Забавно, что когда-то у Пети не было желания надрывать задницу в подполье, но заниматься почти тем же среди людей казалось просто блестящей идеей. Победа в споре с отцом была на его стороне только в том случае, если он получит подполковника. А до этого еще так долго и муторно… Хазин потянулся и зевнул громко, привлекая ненужное внимание переговаривающихся друг с другом однокурсников. Он и не заметил, что перерыв начался. — Так с кем Филипенко пойдет, говоришь? — доносятся до Пети отрывки разговоров. Он открывает блокнот и расчерчивает лист пополам. Почему он вообще задумался над вступлением в Орден? Раньше он бы и слушать отца не стал, шел бы до конца, превозмогая скуку, но тут что-то перемкнуло его. Будто сбежать от чего-то хочет… — С первокурсников каким-то. Громом, вроде, — выдает Валя, щурясь смешно. — А что? Не отпустила еще? — Бред не неси, — отмахнулся пацан, даже имени которого Хазин не удосужился запомнить. — Пусть гоняет с кем хочет. Я с ней иметь ничего общего больше не собираюсь. А Петя замирает на первом «плюсе», который он заносит в столбик о вступлении в Орден. Вот оно же от чего он бежит. От Игоря. С приходом отца образ Грома пропадает из его головы в ту же секунду, а последующие размышления, за которые он цепляется, как за спасательный круг, помогают закрыться от той самой проблемы, что не давала ему покоя последние несколько недель. Только вчера он признался себе (да просто допер до этого) в том, что влюбился в эту шпалу с первого курса, и уже бежит, сломя голову, не видя практически никаких преград на пути, забывая про собственную гордость. Хазин матерится под нос, перечеркивая все то, что он успел зафиксировать на черновике, и складывает руки вместе, пряча в них лицо. Препод возвращается довольный, точно из столовки приперся, и Пете опять утопиться хочется, когда он замечает, что плечи мужчины стягивает черная рубашка с маленькими пуговицами. На Игоре такая лучше смотрится. Как-то эстетичнее что ли… Губы сжимаются в недовольную тонкую линию, и он старается больше не поднимать глаз со своей тетради. Не дай тьме еще в ком-то из присутствующих увидеть что-то, напоминающее Игоря.***
Петя решает, что пора бросать курить, когда опять сталкивается в лазейке с Игорем. Разговаривать с ним в последнее время почему-то не получается нормально: язвит то и дело, разговоры в какую-то тупую сторону ведет. Игорь теперь больше молчит, и видно, как этому одуванчику некомфортно оставаться наедине с Хазиным. Саша курить вот бросила. Может как раз, потому что в курилке постоянно кто-то доебывается? Как-то странно просто бороться с этим чувством, которое любого вампира водит за нос, как какую-то малолетку. После бала легче не становится. Близится окончание года, в академии совет студентов готовится к празднованию победы на фестивале. Петя не собирался идти на дискотеку, но Саша (снова Саша) была так настойчива: уверенно трясла его, что любой вклад в благое дело нужно отгулять во имя плодотворного продолжения. В какой-то момент он заставил себя поверить в то, что проветриться ему необходимо. И первое время телодвижения пьяных молодых людей вокруг действительно смогли вогнать его в некий транс, закрывший от всех мучивших мыслей хрупким куполом. Как говорится, задумка все-таки была хороша — исполнение же изрядно подкачало. Петя уже давно пришел к тому, что, мягко говоря, неравнодушен к Грому. Но вот бывали дни, когда особенно тяжело дышать становилось от этой фигуры неподалеку. И эта вечеринка абсолютно точно не была исключением из правил. Стоило Хазину только заметить растрёпанного, взбудораженного и до невозможности красивого молодого человека, влетевшего пробкой на пару с Филипенко в танцевальный зал, сердце вновь начало биться с человеческой частотой. Даже горько стало как-то от этого осознания. Зубы Пети сжались от злости на самого себя, что он продолжает строить из себя кисейную барышню да пускать слюни по увлечению, которое по всем канонам должно было быть минутным. Петр Александрович, в этих стенах Юрьевич, все хотел уйти из этого кишащего людьми помещения, но возможность незаметно любоваться издали объектом нелепой влюблённости… Он хотел быть честным самому себе, но также до дрожи желал поверить в то, что это все закончится по щелчку пальцев. Правда, была в том, что с самого начала, с самого первого их столкновения в курилке, Гром смог чем-то да зацепить его. Мысли о нем бередили сознание с самого первого дня, вызывали какие-то странные опасения и внушали беспокойство. И ведь началось все не с теплых глаз, не с длинных ног и уж точно не отливающихся золотом на солнце вьющихся волос. Запустили заржавевший механизм в вампире пальцы, сжимающие сигарету у губ и прячущие скрытную, но такую красивую улыбку от чужих глаз. Его однокурсницы с бо́льшим воодушевлением, чем сам Петя, принимают его желание напиться до беспамятства. Знали бы они, что этому не суждено случиться ни при каких обстоятельствах… События вечера сменяют друг друга с такой стремительностью, что Хазин даже не сразу понимает, в какой момент он оказывается в объятиях Филипенко, которая чуть ли не несёт его к уходящему Грому. — Под конец как-то въебывает непонятно. И если без кнопки, то вообще пиздец, — Игорь придерживает девушку и кивает, будто соглашается с каждым словом. Он сразу мирится с тем фактом, что был пойман с поличным за уходом, и теперь должен отбывать свое наказание в походе за сигами для Саши на пару с Петей. Вампир в свою очередь трезвеет за рекордное время. — Ебаное «Мальборо» — так охуенно. Петя кусает губы, отворачиваясь. Гром иногда поднимает на него взгляд с какой-то странной горящей смешинкой, и Хазину хочется лезть на дерево от чувства, что тому не все равно, рядом ли ещё этот доморощенный старшекурсник, можно ли ещё с ним раз эдак десять пересечься взглядами. Саша виснет на друге в своем шикарном белом платье с ажурными узорами и вспоминает о пиве, за которым она вышла, но так и не пригубила, потому что Гром — зануда редкостная, он мало того, что пить только на хате соглашается, так ещё и уйти собирался, не предупреждая. Саша вообще смешная такая, неудивительно, что знакомых во всей академии у нее куча, даже все преподаватели ее в лицо помнят. Удивительно, что забыла она в данном учебном заведении. Петя и подумать не мог, что когда-то в таком человеке, как Филипенко сможет найти чуть ли не идеального собутыльника. И собеседника. Отдаленно их истории поступления даже были схожи, если не учитывать некие клыкастые факторы со стороны Хазина. — А я уйду из академии! Саша с грацией, соответствующей пьяному человеку, забирается на лавку, балансируя только с помощью плеча Игоря. Тот, кстати, на эти слова удивлённо вылупляется на девушку. — Как это? — А вот так! Не мое это! — И куда ты пойдешь? — скучающе протягивает Хазин, садясь на лавку. Встать захотелось в ту же секунду, потому что странно было наблюдать за двумя пьяными людьми, один из которых тебе, как минимум, симпатичен, находясь у них в ногах. — Сама ж говорила, податься некуда. А родители на порог даже не пустят, если вернёшься без высшего. — В том-то и дело, что есть куда, — не теряла настроя Филипенко, так счастливо смотря на обшарпанный вход в общагу. — Я же в Москве, а не в вонючем мухосранске! Смогу все! Петя усмехается, но решает промолчать. Поорет немного и успокоится. У нее такие результаты в академии, что мама точно горевать будет, если девочка все бросит. Сашка была вспыльчивой, импульсивной, но такой обаятельной, что даже Хазин сначала повелся. Он рискует перевести взгляд на Игоря, который все это время был каким-то слишком тихим, и так и замирает. Гром скрещивает руки на груди и стоит с поднятой вверх головой. Двойное усилие приходится Пете совершить над собой, чтобы отвести взгляд от шеи и кадыка молодого человека. Картина точно должна будет выиграть в тематике «Романтика года». Одуванчик, любящий звёзды. Вампир, кидающий вороватые взгляды на парня. И девушка с явным желанием проблеваться в кустах сразу после того, как закончится сигарета.***
Весна врывается в их жизни неожиданно. Коты несутся в сторону укромных уголков, дабы им никто не мешал, а студенты от них ни коим образом не отстают. Хазин уже долго наблюдает за этой цикличностью. На него только уныние, похожее на осенние стенания Пушкина, наступает с тройным усилием. От помощи преподавателям воротить нос не получается в силу ухудшившейся ситуации с успеваемостью, а от этого еще сильнее хочется запереться в доме. Ничего лучше полного отключения мозга и просмотра стены в его жизни определенно не будет. Предложения Юсупова встретиться все больше ассоциировались с попытками гальванизации трупа, коим себя считал сам Петр. — Хазин, ступаете в девятую аудиторию, — прерывает поток безликих мыслей вампира преподаватель. Тот устало кивает, медленно собирает вещи и ждет, когда последний одногруппник покинет это место. Ему подробно описывают, что конкретно он должен сделать для поднятия оценки, протягивают ключ и учебники, и отправляют восвояси, предупредив, что сегодня там работают дежурные. Получается убедиться в том, что он ненавидит это время года, когда сталкивается с Громом. Этот мир давно прогнил, хочет уничтожить лучшее, что осталось в вампире, подталкивая его на встречу различного рода испытаниям. В голове его остаются только ругательства, стоит ему только натянуть улыбку и поприветствовать хмурого первокурсника, который застывает в дверях с ведром воды в руках и утыкается дезориентированным взглядом в своего знакомого. С задачей «пройти мимо» оба справляются успешно, хотя Пете кажется, что в глазах Игоря скрывается какая-то необъяснимая грусть. Он предпочитает не замечать, насколько сильно напряжение, появляющееся между ними лишь в моменты, когда они остаются наедине. Петя абстрагируется. Забывает, что где-то рядом Гром, который подозрительно долго убирает аудиторию. Повторяет про себя как мантру все те мысли, что он сам себе внушил за время знакомства с этим парнем. На его руках куча учебников, потому не должно быть дела до какого-то первокурсника, которому свезло именно в этот день стать дежурным. Игорь не знает и не должен знать о том, что является объектом влюблённости у своего товарища, и отсутствие третьих лиц в закрытом помещении не должно на это никак влиять. Он ведь не один раз представлял, как Игорь может узнать о мыслях Пети, о снах, преследующих его с болезненной решимостью. У Хазина в горле сухо становится от чувства, что закончиться все это может очень плохо. — Никак? Петя вздрагивает, резко вздергивает голову и видит Грома, стоящего на одну ступень ниже и опирающегося на единственную занятую парту руками. Подбородок упирается в собранные руки, а волосы смешными барашками настолько близко подступают к ладони Хазина, что тот теряется. Он с минуту точно молчит, смотрит на парня непонимающе, даже не знает, что сказать, а потом понимает, что все это время не написал ни строчки в конспектах — работа не продвинулась ни на шаг. — Никак, — пожимает плечами Петя. Прозвучало это жалко и как-то вопрошающе. Игорь кивает мягко. Не двигается, только косит взгляд чуть правее Пети. Хочется сквозь землю провалиться от мягкости волос, которых касается невольно ладонь старшекурсника. А еще зарыться в этот «одуван» и не отвечать ни на какие вопросы. Девочки ж плетут друг другу косички? Почему тогда мальчики смотрятся тупо, если тянут друг друга за волосы? — А ты давно курить бросил? — донеслось опять до слуха Хазина. — Я не бросал, — бездумно отвечает Хазин и прикусывает губу. С этого ракурса сложно понять, с какой целью Игорь задает этот вопрос. — Но в курилке тебя уже давно не было, — отмечает тот и поднимает голову. Хазин тут же сталкивается с этими светлыми глазищами и впервые решает не отводить взгляда. Теперь в них нет никакой борьбы, нет упрямства, которые он помнит с первых месяцев обучения Грома в академии. Игорь молчит в ожидании, приподнимает голову с рук, корпус чуть сильнее нагибается над партой и Пете приходится выпрямить спину, чтобы они с Громом не столкнулись лбами. — Прячешься от кого-то? Что-то щелкает в голове Хазина. Он сглатывает тяжелый ком и подается вперёд, а Игорь хватается за его голову обеими руками и тянет на себя, пока их губы не соприкасаются. Все происходит так быстро, что, когда Гром отстраняется из-за нехватки кислорода, Пете остаётся только молча хлопать глазами и сжимать в собственных ладонях ладони парня, опустившихся к его щекам. Да, он прятался. Прятался от этого. Прятался от Грома. Прятался от этого взгляда, в котором теперь отражается что-то новое и очень желанное. И сейчас это кажется таким далёким… Будто и происходило уже не с ним. — Охренеть, — вдруг выдавливает из себя Игорь охрипшим голосом и осматривает лицо напротив. — Ага, — соглашается Петя и на этот раз сам притягивает Грома к себе, завлекая в тягучий поцелуй. Из-за парты, разделяющей их, как-то вообще неудобно что-либо делать. Хазин несколько раз порывается ее обойти, но откладывает действие каждую новую секунду, так как не хочет отпускать эти теплые и припухшие губы. Отвечает Игорь слабо, но так хорошо, что Пете не верится. Кажется, что это какой-то розыгрыш, вышедший из-под контроля. Кажется, что вот сейчас Гром разорвет поцелуй и врежет ему, потому что… А, собственно, почему? Он же сам, черт возьми, в это и полез. Хазин до последнего не собирался пересекать эту грань. Он же вообще никаких знаков не видел со стороны первокурсника. Приходится вновь отстраниться, когда Грому необходимо сделать новый вдох. Физический контакт с Игорем внезапно пропадает, Петя чуть не падает от этого вперёд и очухивается только тогда, когда первокурсник прижимается к нему грудью и вновь втягивается в поцелуй. Пете не верится. Не верится, что это наяву. Не верится, что Игорь Гром, тот самый, из-за которого он несколько раз пытался покончить с учёбой, сейчас тянется к нему. Руки мнут одежду рядом стоящего, каждое их соприкосновение с кожей сопровождается приятным жжением и отдается где-то внизу. Контролировать дыхание становится невозможно, и Петя вслушивается в биение сердце человека, думая, что этот звук станет самым сладким воспоминанием в его бесконечной жизни. Не верится, что Игорь в какой-то момент переходит на ключицы и не даёт дотянуться Пете до собственных губ. Не верится, что он правда садится перед ним и судорожно пытается натянуть пряжку чужого ремня. Смотрит, не отрываясь, на бугор в штанах Хазина своими большими блестящими глазами. Прикусывает язык. Эти прикосновения — не плод фантазии. Это правда с ними происходит. — Я это впервые, — булькает неразборчиво Игорь, но Хазин понимает, и ему уже спустить хочется от вида этих покрасневших ушей. Взгляда Гром не поднимает. Руки его подрагивают, когда он стягивает штаны вместе с трусами. Он на несколько секунд зависает, громко сглатывает. Хазину становится смешно. Он еле сдерживает предательский смех, пытается сосредоточиться на нынешнем действии, а не смотреть на всю картину целиком. Эмоции от событий сегодняшнего дня прут наружу, тело требует разрядки. А он продолжает бороться с собственными заскоками. — Игорь, посмотри на меня, — позвал Петя и невесомо провел пальцами по скуле парня. Тот сразу взгляда не поднял — вздрогнул от хриплого голоса, донесшегося сверху, видимо, задумался о том, что творит. — Мы в любой момент можем прекратить, только скажи, — Игорь поднимает на пару секунд затуманенный взгляд на лицо Хазина, хмыкает чему-то и наклоняется к члену. И как же было, блять, тяжело сдерживаться. Эти глаза, этот язык, эти кудри, это все, сука… Как много. Как хорошо. Но так хочется больше. Петя со стоном откидывает голову назад, когда Гром снова старается взять больше, но, видимо, не рассчитывает собственных сил и отступает, закашливаясь. Перед глазами стоит сцена из последнего сна, где он вбивался в рот Игоря, натягивал его на себя, сжимал в пальцах волосы. От того, что картина была так близка к желаемому становится чуть ли не физически больно. Хочется также, но для этого еще нужно время, ведь Грому тоже должно быть комфортно. Игорь вновь приближается к бёдрам Пети, проводит языком по всему стволу и прижимается прямо к паху. Крышу рвет беспощадно от этой игры, от терпения и упорства Грома, от того, что он продолжает смотреть на Хазина своими блестящими глазами. И до Пети вдруг доходит, что это не на один раз, что будет больше, что Игорь слушает его и, черт возьми, он сам захотел его. Он мягко тянет парня за волосы, оттягивая от своего члена — тот не сопротивляется, доверчиво следует каждому движению, чем ещё больше сводит с ума. Хазин наклоняется и втягивает Грома в поцелуй, тут же проникая в рот языком. Игорь был тихим. Иногда складывалось ощущение, что он не понимал, как реагировать на собственные ощущения. Этакая невинность с привкусом спермы во рту. Пете неловко отвечали, все шире открывали рот, давая понять, что готовы идти дальше, что полностью раскрыты. Он опускает руки на джинсы Грома и быстро расстёгивает ширинку. Тот зачем-то пытается отпрянуть, но Хазин вжимается сильнее в губы парня, не давая тому возможности сказать и слова. Рука опускается на чужой твёрдый член. Все внутри сжимается после того, как Игорь коротко стонет в поцелуй и хватается за плечи Пети, а вторая рука опускается на собственное достоинство. До разрядки они добираются быстро. Игорь кончает первым, выгибается в руках Пети, неосознанно впивается зубами в шею. У самого Хазина от этого пальцы на ногах до судорог сжимаются, а десны, в которых прячутся клыки хищника, начинают зудеть. — Я хотел, — сбивчиво шепчет Игорь в чужое плечо, продолжая загнанно дышать, — сам… И ртом. — Все будет, — не думая тут же подхватывает Петя с закрытыми глазами, продолжая прижимать к себе Грома за талию и сжимать руками бедра. Чужое сердце так отчаянно продолжает биться в его руках. — Все, что хочешь. Игорь хочет было что-то ещё сказать, но закрывает рот, прижимаясь к шее любовника носом и пытаясь восстановить дыхание.***
Игорь начинает избегать его после того вечера в аудитории номер девять. Клин клином вышибает. Вот только теперь Петя не собирается принимать это, как должное. Они даже толком не поговорили после того, как расцепились. Если бы не звонок от декана, Петя бы вообще вряд ли выпустил Грома, но закончилось все так, как закончилось, и с этим нужно было срочно что-то делать. Оставлять все, как есть Хазин не хотел так же, как делать вид, что ничего между ними не было. Саша дает расписание первокурсников без вопросов. Благодаря нему Хазин ещё больше убеждается в том, что от него прячутся. Одногруппники Грома каждый раз глупо хлопают глазами на вопросы, куда делся Игорь, да пожимают плечами. Петя рычать готов от того, что ему приходится переламывать себя. Он уже давно с новыми людьми так долго не выходил самостоятельно на контакт, а ещё искренне удивлялся тому, что этот одуван, кажется, не общался ни с кем со своей группы. Он был уверен, что этот аншлаг перед бальными показатель того, насколько Игорь вжился в коллектив. Однако этот день показал ему полностью обратное. На выходе из академии он встречает Филипенко. Она морщит нос, глаза становятся красными от долгого трения, руки то и дело заламываются. На вопросы она отвечает неожиданно спокойно, без того взрывоопасного блеска в глазах, от которого Хазин уставал в первые же минуты. — Забираю документы, — пожимает плечами Саша и нервно начинает перебирать кончики распущенных волос. — Я немного поссорилась с нашим деканом, — от того, как тянет девушка, Петя понимает, что детали весьма неприятны, — и это дало убедиться мне в том, что милиция — не моя стезя. — Грома не видела? — решает спросить напрямую Хазин, сгорая от нетерпения. Надо было не решать все через третьих лиц, а сразу обращаться к глазам и ушам их заведения. Выражение лица ее становится тоскливым. Она отворачивается быстро, и Петя чувствует, что активистка закрывается. Возможно, прерывать ее стенания не стоило, но впервые за долгое время у вампира ощущение, что время поджимает, и бороться с ним смысла нет. — В курилке еще, наверное, — приглушенно отвечает Саша, не смотря больше на старшекурсника. Петя тут же подрывается, даже не благодаря, и корит себя за неосмотрительность. Впервые они встретились именно там, но в голове вампира даже мысли не возникло проверить курилку. Будто она исчезла сразу после того, как он перестал туда ходить. Как глупо. Пожелание удачи, брошенное бывшей активисткой академии, осталось для него незамеченным. Стоит ему только увидеть двухметровую махину в старом-добром "окне" двух зданий, как спесь куда-то тут же исчезает. Игорь смотрит в стену. Даже не думает поворачиваться в сторону пришедшего. Петя думает, что он догадывается, кто нарушил уединение. Прохладный ветерок гоняет волосы Хазина на затылке. Становится щекотно, но это неожиданно начинает успокаивать, а не раздражать. Больше не хочется набрасываться на Грома, ссутулившегося сегодня особенно сильно. Его с прямой спиной только на собраниях активистов можно было увидеть, когда Саша в бок пихала. Петя внезапно цепляется за это воспоминание. Вспоминает тонкий локоть девушки, когда он уделял его собственному боку столько же внимания, сколько бокам Грома в этом году. Мысль настойчива, но абсолютно точно не хочет усваиваться в его голове, потому что Игорь наконец-то поднимает свои глаза на Петю, и тот видит в них смятение. Неужели не догадывался, что именно Хазин сюда придет? — Привет, — говорит спокойно вампир и опирается на спину, прижимаясь к стене напротив Грома. Колени его еще немного и будут упираться в пояс Хазина. Невозможно узкий этот проход все-таки. — Привет, — глупо повторяет человек и скрещивает руки на груди. Закрывается. Отводит глаза. — Прячешься от кого-то? — прерывает тишину опять Петя, возможно, немного борща с ехидностью в голосе, и замечает грустную усмешку на лице Игоря. Помнит про вечер, даже не пытается скрывать, о чем доказывает не только выражение лица загнанное, но и покрасневшие в миг уши. — Нужно было обдумать кое-что, — выдавливает из себя парень и проводит рукой по волосам. Петя внимательно смотрит за каждым движением собеседника, боясь сбить того с правильной мысли, и внезапно подхватывает этот странный штиль, с которым неосознанно всегда ассоциировался у него Гром. Его плавные движения больших и красивых рук, на которых отчетливо выделялись синие линии вен, медленный кивок головы то в одну, то в другую сторону, тягучий переход с одного положения в другое… У него все было так размеренно и тихо. И потому в голове никак не могли прижиться ленивые размышления. Что в нем такого хорошего? Что в нем такого, что мысли никак не отпускает… Игорь смешно щурится, отворачивается от солнца. — По пиву? — спрашивает, не оборачиваясь, человек и тушит окурок о кирпич. Гром тут же прячет руки в карманы брюк и мотает назад-вперед своими длиннющими ногами, свисающими с ржавой бочки. Как было не брезговать этой старинной ёмкостью Хазин не понимает, поэтому поскорее соглашается и тянет Грома за черную рубаху на себя. Игорь строить из себя недотрогу не пытается. Тут же припадает к губам Пети, давя улыбку, в то время как сам Хазин готовится податься в верующие. Разумеется, они еще поговорят, и бегать друг от друга больше не будут. Клыки продолжат зудеть во рту, а целующий их с неприкрытым желанием даже догадываться об этом не будет. Что же все-таки не так было с его грехами, раз появилось такое сокровище…