Ради тебя на всё пойду

Из-за своего бессмертия Джон привык ни к кому не привязываться, горький опыт прошлого научил его остерегаться каких-либо близких отношений с людьми. Люди эгоистичны и преследуют лишь свои цели, не задумываясь о чувствах тех, кому они дороги. Да, за все свое долгое существование Джона часто предавали, поэтому с каждым разом ему становилось тяжелее доверять и открываться другим. Однако сейчас он, наплевав на все свои принципы стоит в обнимку с девушкой, которую знает лишь месяц, но по ощущениям как будто целую вечность. На лице мужчины отражалась обеспокоенность, мрачные мысли не отпускают его. Это было так глупо влюбляться в самый разгар войны. Джон притянул Теодору к себе и поцеловал со всей отчаянностью, будто бы предчувствуя надвигающуюся бурю. И он был прав. Той же ночью Робертс проснулся в холодном поту от того, что кто-то громко кричал и долбил дверь в его кабинет. Военные действия послужили причиной тому, что в любой момент могли принести раненных и больных, поэтому приходилось ночевать в больнице. На пороге стоял запыхавшийся Лоуренс с Теодорой в руках, она мертвым грузом свисала вниз. Эйвери была очень бледной, в уголках стеклянных глаз скопились горькие слезы, со рта стекала тонкая струя крови. От них двоих несло гарью. Ужасная картина. Доктор тяжело сглотнул и замерев на секунду, помог Баркли перенести ее тело в операционную. — Пулевое ранение в живот. Что, черт возьми, произошло? - Джон сильно стиснул челюсти, желваки заходили на скулах. Он начал быстро готовиться к операции, опасаясь, что девушка потеряла слишком много крови. — Соседняя деревня была атакована немцами. Скажи, ты ведь сможешь ее спасти? - Лоуренс едва сдерживался чтобы не перейти на крик. Вдруг послышался голос незаметно подошедшего Томаса. — Полагаю, Вы Лоуренс Баркли? Не могли бы Вы подождать за дверью? Буду премного благодарен. - Когда журналист нехотя вышел из комнаты, Томас продолжил:  — Она уже одной ногой в загробном мире, оставь ее, ты не сможешь ничем помочь. Молчаливый, поникший Джон Робертс проигрывал в голове различные способы спасения Теодоры. Он с надеждой хватался за каждую пробежавшую мысль. Тут оставался лишь один вариант. — Кажется знаю, что необходимо сделать. Только для этого понадобится твоя помощь. — Что? Надеюсь, ты говоришь не о том, о чем я думаю.? — Я хочу заключить с тобой ещё одну сделку. Дьявол Томас. Давным-давно благодаря нему Джон по молодости согласился на бессмертие, взамен получив дар исцелять больных людей. Им управляло наивное желание всем помочь, но по итогу это сделало его несчастным, — у него не получилось помочь самому себе. О совершенной глупости мужчина успел пожалеть тысячу раз, но ведь время не повернуть вспять. — И что ты мне предложишь? Свою душу ты мне уже продал, что с тебя взять? — Я готов отбывать наказание в аду. Неважно, как долго. Жить зная, что я не смог спасти дорогого мне человека, будет в разы хуже. — Только при условии, что ты пробудешь там сто лет, а по истечению срока обратно вернёшься сюда. Снова бессмертным. Не забывай, что я дал тебе бессмертие, чтобы ты был моим компаньоном. — в словах Томаса проскальзывала нотка обиды, Джон пожертвует всем ради какой-то едва знакомой девушки? — Я согласен. Прошу дай мне два часа, нужно закончить некоторые дела. — Она очнётся через пару дней. — отчеканив, Томас покинул помещение. После этих слов рана на животе Теодоры начала медленно затягиваться, оставляя за собой большой шрам. Джон подошел к Эйвери, аккуратно протер грязные следы на ее лице, а после невесомо коснулся ее нежной щеки и убрал назад запутанные прядки волос. У него в груди что-то щемило от обиды, почему ее поступок ощущался как предательство? Он ведь знал, что такова работа журналиста: бездумно бросаться в гущу событий ради сенсационной статьи. Интересно, Теодора перед тем как совершать этот поступок хоть на секунду задумывалась о своих дорогих людях…? Но это все уже не имеет значения, сейчас она сладко посапывает рядом. Робертс покидает ее и направляется в свой кабинет, чтобы поскорее собрать вещи и сымитировать возвращение в Англию. Его встречает Лоуренс, о котором доктор уже успел позабыть. — Как она себя чувствует? - обеспокоенный взгляд Баркли бегает по лицу Джона, голубые глаза полны надежды. — Все хорошо, жить будет. — вымученная улыбка доктора, о его любимой есть кому позаботиться.