Засохшие одуванчики

— Простите, мне немного неловко, — произнесла она и отстранилась. Мягко, осторожно, чтобы не обидеть.       Но Лоуренс все прекрасно понимал: то была не ее вредность, а обязанность, воспитание. И он, конечно же, как полагало настоящему джентльмену, коим его Теодора уже считала, воспринял спокойно. Теперь он шел чуть впереди, указывая путь, молчаливо призывая следовать за собой.       Открывшийся через некоторое время вид действительно того стоил: практически идеально круглая поляна, с деревьями, которые будто бы были расставлены чьей-то умелой рукой, вся поросшая лесными васильками — одними из ее любимых цветов — и ромашками. И эта простая картина была такой естественной и умиротворяющей, что хотелось любоваться ей долгими часами. Которые, разумеется, у них были. Может быть, только в тот день, поэтому стоило воспользоваться такой возможностью. Кто мог знать, когда еще она бы подвернулась. — Это восхитительно, — призналась она Лоуренсу, только теперь заметив, что он смотрел за ее реакцией, а не на пейзаж. Она не сразу поняла, когда на губах успела расцвести нежная полуулыбка.       Наверное, мать уже бы кричала на нее за близость к мужчине, за смелость ему перечить, за мимолетные касания и откровенность, но сейчас-то она была вдали от Теодоры и никак не помешала бы ей жить.       "Он так мил со мной!" — подумала Теодора, когда тот снял с себя пиджак и положил его на стоящий рядом камень, чтобы она могла присесть. — "В такого мужчину сложно не влюбиться."       С разрешения Лоуренса Теодора достала небольшой блокнот и карандаш, которые всегда носила с собой — никогда не знаешь, когда тебе понадобится сделать заметку, — и написала краткое описание этого места. Перечитывая вечером, она поняла, что гораздо больше в этом было слов о Лоуренсе, чем о поляне, скрытой от посторонних.       Разговоры в уединении, между двумя недавно познакомившимися людьми, затянулись на долгие часы. Общего было, на удивление, много, несмотря на то, что между ними была разница и в поле, и в возрасте, и в воспитании, и, разумеется, в положении.       Поторопить их пришлось не какому-то из жителей Химворде, а погоде: грянул гром и на землю пролились первые крупные капли дождя. Пришлось возвращаться. И даже бег под дождем в компании Лоуренса был Теодоре приятен.       Скоро по левую руку оказалась поляна с ещё недавно пушистыми, а теперь прибитыми к земле одуванчиками. Значит, скоро и выход из леса — Теодора прекрасно запомнила это место. Бежать уже не получалось, разве что быстро идти, но она старалась поспевать за своим спутником. Легкая одежда быстро промокла до нитки, что несколько мешало и смущало. И вот, в довершение всего, — какая неудача! — нога ее зацепилась за корень, торчащий на пути, и Теодора, успев только коротко вскрикнуть, повалилась на землю.       Лоуренс, который сразу же обернулся на шум, поспешил помочь ей встать. Видя, как ей неудобно за свою неосторожность, он не делал лишних комментариев. Порывался было осмотреть ногу, но не посмел делать этого, не спросив. — Можно? — она кивнула, стыдливо пряча горящее, казалось, лицо в ладонях. Лоуренс бережно и осторожно отнял их и произнес уверенно: — Со всеми бывает.       Он прощупал ногу Теодоры так почтительно, как только мог в сложившейся ситуации, и сделал вывод, что лучше ей поберечь себя и не напрягаться лишний раз. Едва произнеся это, он поднял ее на руки и нес до самой ее комнаты в гостинице. Попрощавшись, они разошлись. Теодора — к себе, Лоуренс — в гостиную, продолжать работу.       А пиджак, заботливо предложенный Лоуренсом, остался одиноко мокнуть на камне.