***
— Двигайся, мальчик! Пошел ты. Солнце было самой жаркой вещью, которую он когда-либо испытывал. Жарче даже, чем огонь в большом зале Винтерфелла, пламя, которое однажды лизнуло его руку, обожгло один из его пальцев, когда он был глупым маленьким мальчиком, не обращая внимания на то, как он ухаживал за углями. Он едва мог видеть, пот, засохшая грязь и кровь запеклись на его лице и попали в поле зрения. Большую часть времени он держал глаза закрытыми, открытыми ровно настолько, чтобы попытаться найти дорогу, но на самом деле это не имело значения. Они все равно просто тащили бы тебя за собой, руки были связаны с человеком впереди, тащились бы вперед, его ботинки были почти полностью протерты до подошвы, покрыты песком и пылью, его ноги были в волдырях и синяках, настолько онемев от похода, что он иногда задавался вопросом если бы они только что упали, и он представил их там. Он все время был измотан, не спал. Даже когда они остановились — едва ли — это были звуки криков людей, когда их избивали, насиловали и мучили. Звук хлыстов рассек воздух, хуже всего было, когда они, наконец, достигли своей цели, чьей-то спины или лица. Он видел в Винтерфелле вещи, свидетелями которому большинство быть не должны, он увидел свою первую казнь дезертира из Ночного Дозора, когда ему было всего шесть лет. Он видел, как люди теряли конечности из-за обморожения, пожара, неосторожных действий. Ранения от стрел, раны от меча и тому подобное. Это было тяжелое существование на Севере, и Нед Старк позаботился о том, чтобы его внебрачный сын был рядом со всем этим, как и Робб, чтобы они знали мир, в котором жили. Стать таким же твердым и непоколебимым, как и остальные северяне. Это было намного хуже. Корабль был достаточно плох, метался в его недрах, покрытый грязью и сажей, постоянно сырой из-за течи в камерах, где его держали. Слава богам, в компании с ним был Призрак, и каждый раз, когда они останавливались в порту, он задавался вопросом, неужели это он. Если бы они просто решили убить его и его волка и покончить с этим. Если бы Городская Стража в Королевской Гавани поднялась на борт или рыцари Сумеречного Дола, когда они там остановятся. Если бы на этом они остановились. Это были месяцы, месяцы ожиданий и болезней, а у него почти не было еды. Он привык к ужасному, грызущему ощущению в животе и боли в костях. Иногда они вытаскивали его наружу и показывали команде и другим, присоединившимся к кораблю, бросали ему тупой меч и заставляли драться за ужин. Призрак был слаб, его передняя нога была повреждена в результате первой атаки, и он тоже едва мог сражаться. Он попытался проникнуть в разум своего волка, чтобы успокоить его, но все, что он чувствовал, была боль и то же чувство потерянности, когда он закрыл глаза и отправился в Призрак. Он шепнул волку, чтобы он ничего не делал, как бы он ни хотел спасти его и спастись, он должен выжить, потому что это то, что они должны делать. Как бы тяжело это ни было, как бы ни было больно, им нужно было жить. Попытка выбраться с корабля закончилась бы только смертью. Призрак все еще был жив, тот, кого они тоже планировали убить в этом Миэрине. Он был привязан к одному из фургонов, его рот был перевязан веревкой, чтобы не укусить, и Джон никогда не терял его из вида. Как будто они знали, что что-то произойдет, если они разделятся. Он улавливал некоторые слова, которые они говорили, странный язык, который звучал так, будто должен был быть красивее. Он не встречал многих других, говорящих на Общем языке, и научился держать язык за зубами. Разговоры не приносили пользы. Он смотрел на тело молодого человека, который пытался заговорить, пытался попросить воды, но получил удар кнутом по лицу, разрезав его и уронив замертво. Он попытался выяснить, что именно эти люди планировали с ними делать и куда они идут отсюда. Они высадились в месте, которое он считал Пентосом. Он видел его на некоторых картах в библиотеке во время уроков Робба. На Узком море. Вот только вместо того, чтобы быть в Пентосе, они пошли пешком, маршируя через пустыню, собираясь в деревнях по пути. Он установил, что работорговцы накапливают свой товар. Они пытались найти таких же молодых людей, как он, из которых можно было бы вырастить бойцов. Ему пришлось много драться. Он набрал больше мышц, несмотря на недостаток питания, хотя бы из-за ходьбы и драк. Ему пришлось научиться делать их счастливыми в драках, развлекать. Это вызывало у него отвращение. Он никогда раньше не убивал другого человека, но он должен был это сделать. Отец сказал, что однажды ему нужно будет убить человека, забрать жизнь, так как сохранение мира и вершение справедливости было их обязанностью. Он всегда говорил, что ты смотришь человеку в глаза, когда забираешь его жизнь, это было единственное уважение, которое ты мог проявить в те последние минуты. Отец много чего ему говорил. Человек смелый только тогда, когда он напуган. Тот, который он принял близко к сердцу. Это была его мантра. Он все время боялся. Он должен был быть. Боялся, что объедки были его последними, последними для Призрака. Боялся, что полученные им раны загноятся, и он умрет в куче дерьма и мочи. Боялся, что каждый раз, когда они хлещут его за какое-то предполагаемое оскорбление, это будет последним чувством, которое он испытал перед смертью. Боялся, что больше никогда не увидит дома. Он смотрел в ночное небо, задаваясь вопросом, не ищут ли они его. Если бы Робба нашли. Если отец отправлял поисковые отряды. Они не могли себе представить, что его поместили на корабль, подумал он. Он не был уверен, что Древние Боги были там, в этой чужой стране, но если они были, он молился, чтобы они слушали его. Этим утром они совершили набег на деревню, шли по жаре. Он достаточно усвоил язык, чтобы понять, что они остановились, очевидно, поблизости было нечто, называемое дотракийцами . Он уже слышал это слово раньше, но не мог вспомнить, откуда. Кем бы ни были эти дотракийцы, они были достаточно свирепы, чтобы напугать похитителей. Он попрощался с лидером группы, укравшей его с Севера, когда они передали его новой группе, которая взяла его с остальными в Пентос. Судя по тому, что он выяснил, они направлялись на юг, внимательно глядя на солнце, благодарные Неду за то, что он научил их навигации по звездам и луне. Это было совершенно странно, без меха, с шелушащейся и потрескавшейся от жары кожей, блестящим красным лицом и волосами, как будто на голове у него был плащ с капюшоном. Он остался стоять в очереди с остальными, не сводя глаз с Призрака, который молча рычал на идущих мимо мужчин. В них чувствовался явный страх. Они хватали оружие. Он всегда умел наблюдать, нужно было вести себя как бастард, держаться в тени и наблюдать за окружающими. У него это всегда получалось лучше, чем у Робба, он мог сказать, что люди думают и чувствуют, чуть ли не раньше, чем они. Спрячь свои эмоции и замаскируй своё лицо во все, что тебе нужно. Маска не снималась все это время, с того момента, как мешок накрыл его лицо на каменистом берегу за пределами Белой Гавани. Кратковременное чувство надежды зажглось в его животе при мысли, что работорговцы боятся этих дотракийцев, и он задумался, не был ли это его шанс. Он повернул голову, услышав звук раньше, чем они, его губы слегка приподнялись. Копыта Приближались лошади. Тысячи их, если он правильно собрался, быстро двигались в очереди к фургону, дергали за веревки, которые связывали его с остальными, пригибались, когда вокруг начало собираться облако теней и песка. Работорговцы начали кричать, выкрикивать команды и пытаться окружить их, но все начали паниковать, пытаясь уйти, вырваться в хаосе. Это не поможет, подумал он, пригнувшись, глядя на Призрака. Ещё нет, предупредил он своего волка, который ощетинился от напряжения в воздухе. Он должен был добраться до Призрака, схватить его и поторопиться. Волк был измучен, жара была не для него, но он выдерживал ее так долго. Мы скоро будем свободны. Его глаза расширились, ошеломленные, когда лошади приблизились, его рот открылся. Это было зрелище, которое он никогда не мечтал увидеть. Мужчины, одетые в кожу и с заплетенными волосами, некоторые длиной до плеч, едущие на лошадях с седлами и без них, вооруженные массивными изогнутыми клинками, а другие, стоя на лошадях, стреляют стрелами быстрее, чем другие могут выхватить мечи или кинжалы. Стрела попала слишком близко к нему, и он бросился на нее, вырывая ее из земли, лезвие все еще было острым, треснуло от выстрела в землю, но он все еще мог достать ее. Он прикусил нижнюю губу, борясь с бурлящим в нем адреналином, сосредоточившись на том, чтобы освободить веревки. Дотракийцы закричали, развернув своих лошадей, когда они подметали и рубили работорговцев. Он был уверен, что они здесь не для того, чтобы их спасать, не обращая внимания на крики людей, пока дотракийцы убивали тех, кого хотели, и хватали женщин и некоторых мужчин. Они стучали в телеги и хватали лошадей. Они грабили, понял он и зашипел от успеха, когда веревки на его запястье оборвались. Некоторых рабов связывали металлические цепи либо за лодыжки, запястья, либо, в некоторых случаях, за шею. У него не было металлического ошейника, его предпочитали связывать веревками или цепями на запястьях, но в тот день он был привязан. Боги помогают мне. Если бы в этом адском существовании больше не было богов. Он размотал веревки, зовя Призрака, волк танцевал на месте, изо всех сил пытаясь освободиться, чтобы либо присоединиться к бою, либо бежать к нему. Он бросился сквозь хаос, подхватив упавший металлический клинок, не понимая, что эти дотракийцы владеют изогнутыми. Он развернулся, рубя, когда кто-то схватил его, один из работорговцев, пытаясь убить его кинжалом между ребер. — Иди нахуй, — взревел он, узнав в нем того, кто получал удовольствие, насилуя женщин. Он взмахнул странным лезвием, тяжелым в руке, тяжелее любого меча, который он носил, и был ошеломлен, когда оно коснулось груди работорговца, прорезав его насквозь. Его глаза расширились, желудок сжался от кровавого месива, в которое превратился этот человек, но его разум потемнел, сосредоточившись на одном. Призрак. Дотракийцы продолжали кричать на своем языке, издавая резкие гортанные звуки, и он схватил еще один упавший клинок, разрезав оковы Призрака, освободив его от повозки и дула. Он повернул голову, как только Призрак бросился на него, падая спиной на песок, волк взлетел, чтобы разорвать горло другому, которому было поручено удерживать волка связанным. — Хороший мальчик, — пробормотал он, беря странное серповидное лезвие и снова рубя, пытаясь выбраться из толпы окруживших его людей. Он считал неразумным использовать дотракийское оружие для убийства дотракийца, и прямо сейчас они не собирались преследовать его. Было похоже, что они даже не могли его видеть. Они были заняты набегами на припасы и людей, уничтожая работорговцев и других, которые пытались преследовать их. Краем глаза он увидел, как упала лошадь, подхваченная лезвием одного из работорговцев, и молодой дотракийец примерно его возраста был прижат мертвым зверем. Он увидел, как Призрак пирует на одной из мертвых лошадей, нуждаясь в пище. Он знал, что с Призраком все будет в порядке, и подбежал к молодому дотракийцу, схватил его за руки и потащил вверх, ничего не говоря, но нахмурившись от странного взгляда, который молодой человек бросил на него, прежде чем он услышал звук и тень упала на них. Это был один из самых отвратительных работорговцев с кинжалом в руке, который поднялся, чтобы нанести удар вниз, чтобы убить дотракийца, но Джон двигался быстрее, легко проскользнув под поднятую руку и используя серповидное лезвие, разрезав тело человека и сбив его с ног. его вниз, достаточно, чтобы схватить кинжал, перевернуться на спину и перерезать ему шею, кровь хлынула на его руки. Было тепло, это была его первая мысль. Только что из источника, как олени, которых убивали на Севере. Я не смотрел ему в глаза, была его вторая мысль. Скатертью дорога был третий. Такие люди не заслуживали уважения, когда их жизнь заканчивалась. Джон упал на ноги, весь в крови, его грудь вздымалась и опускалась, каждый вздыхал с облегчением. Он поднял лицо к солнцу, жар омывал его, но ветерок дул на его грязные, спутанные волосы. Свобода. Дотракийцы кружили вокруг него, Призрак рядом с ним рычал и поднимал щетину. Он сжал лезвие, переводя взгляд с лошади на лошадь, с воина на воина. Они были грозными. Они были ужасны. Глаза выкрашены в черный цвет, а у некоторых на руках и обнаженной груди видны полосы краски. Золотые пояса и медальоны, а у некоторых в косах были колокольчики. Они кричали и кричали на своем языке, некоторые смеялись и тыкали в него своими клинками. Молодой дотракийец заговорил с другим, который прорвался сквозь группу. Он был их лидером, понял Джон, сидя на массивном черном коне, с бубенцами и лентами, обмотанными гривой и седлом лошади. Он смотрел на него снизу вверх, не отступая, отказываясь показывать слабость. Если бы он так умер, он бы, по крайней мере, вышел с оружием в руке и с Призраком рядом с ним. Убей меня если хочешь, подумал он. Мужчина был гигантским, с мускулистой грудью и руками, в кожаных перчатках и ремнях, обмотанных до локтей. Он выглядел так, как будто родился на лошади. Что поразило Джона, так это его волосы. Он был заплетен и завязан узлом от макушки почти до седла. Не у всех были такие длинные косы и волосы. Он задавался вопросом, было ли это признаком силы. Он нахмурился, гадая, что говорят другие дотракийцы. Старший снова заговорил и кивнул кому-то. Он взглянул на молодого воина, который приблизился и соскользнул с лошади. — Ты с Запада, — сказал воин с сильным, но понятным акцентом. Облегчение нахлынуло на него, когда он услышал его речь. — Да, — ответил он. Лучше покороче, подумал он. — Твой зверь? — Да, — сказал он. Он коснулся головы Призрака, желая, чтобы волк сел, что он и сделал. Он поколебался, а затем кивнул. — Он не причинит тебе вреда… если ты причинишь мне боль… он убьет тебя. Мужчина перевел для остальных, которые все засмеялись. Дотракиец улыбнулся, уперев руки в бока. Он кивнул на лезвие. — Ты умеешь сражаться. — Да. — Раб?" Он нахмурился, стиснув зубы. — Больше нет. Все они обменялись еще словами. Мужчина снова кивнул ему. — Ты стоишь перед Кхал Бхарбо, самым свирепым и величайшим из кхалов. Ты спас его сына, нашего будущего кхала, Дрого. Он кивнул молодому дотракийцу, который выглядел на несколько лет старше его. Тот, Дрого, посмотрел на него, но ничего не сказал. Джону хотелось огрызнуться на него, сказать, что он должен быть благодарен за то, что спас ему жизнь, но он держал рот на замке. Его раздражало, что они затягивают это. Просто убейте его или отпустите. Ему нужно было вернуться домой. Он посмотрел на другого мужчину. — Я Джон. — Джон, — проверил он. Он рассмеялся, и большой, лидер, Бхарбо, что-то сказал. Мужчина кивнул. Он покачал головой и указал на волка. — Ты теперь Верро. Волк. У тебя есть защита Кхала Бхарбо за спасение жизни его сына. Ты пойдешь с нами. — Мне нужно добраться до Вестероса. — Нет, — сказал Бхарбо четким голосом. Он натянул поводья лошади и снова покачал головой. Он снова что-то сказал переводчику, который ответил ему тем же. Бхарбо ухмыльнулся. «Дотракиец. Верро. Заска Вер. Что это значит? Подошёл другой дотракийец и дал ему лошадь. Он уставился на него, нахмурившись, и переводчик снова посмотрел на него. — Ты идёшь или умрёшь, теперь ты под защитой кхаласара Бхарбо. — Он усмехнулся. — Белый Волк. Заска Вер. Заска Вер Он понятия не имел, где находится. Он устал, проголодался и был ранен. Так было с Призраком. Он был дураком, если думал, что сможет просто развернуться и пройти те мили, которые они прошли от Пентоса. Или где бы они ни были. У него не было денег. Нет имени… нечем торговать. Он вцепился в волчий мех, закрыл глаза, переводя свои мысли на зверя, который вернулся со своими. Мы пойдем домой. Скоро. Обещаю. Он взял поводья лошади и смотрел на них все смотрели на него, ожидая. Он чувствовал, что эти люди убьют его не за возражение, а за то, что он не может правильно сесть на лошадь. Он держал лезвие в руке и одним размашистым движением поднялся на лошадь, оседлав ее, и мускулы протестующе завопили. Все посмеивались, но, похоже, были довольны его формой. Он посмотрел на прихрамывающего Призрака и остановил лошадь, спешившись. Они смотрели на него, пока он поднимал волка, осторожно усаживая его на лошадь. Призрак был недоволен такой позицией, но осознавал, что ему нужно отдохнуть. Он снова взобрался на лошадь и поправил рукоятку лезвия в петле, чтобы она была в пределах досягаемости, если ему снова придется браться за нее. Это было странно. Он был тяжелым, но он чувствовал себя с ним более комфортно, чем с мечом. Он посмотрел на них и подождал, переводчик коротко улыбнулся, прежде чем они отправились в путь. Он смотрел на резню, горящие фургоны и мертвых мужчин и женщин. Он все еще слышал крики, многие из которых все еще были захвачены дотракийцами, но ничего не мог сказать. Ему пришлось ждать. Он должен был быть осторожным, наблюдать и ждать. Он чувствовал на себе их взгляды, изучающие его, и позволил лошади взять на себя инициативу, чувствуя сердце Призрака под своей ладонью. Это были они вдвоем, и им нужно было вернуться на север, в Винтерфелл. Вернуться к чему? Дотракийцы кричали вокруг него, переводчик приближался, кивая на оружие. — Ты хорошо владеешь аракхом для андала. — Я не андал. Это были другие, те, что с Юга. — Он смотрел вперед, его плечи поникли от усталости, угасания нахлынувших эмоций от боя, от того, что последние месяцы он всегда был на грани нервного срыва. Он даже не знал, когда в последний раз спал или ел. Он взял что-то, что предложил ему мужчина, не зная, что это было, но полагая, что он должен это съесть. Он разделил его пополам и предложил немного Призраку, который откусил, прежде чем взять и проглотить целиком. Переводчик нахмурился. — Кто ты тогда, Белый Волк? Думаю, это то, что я есть. Джон, Белый Волк, Бастард Винтерфелла. Джон Сноу. Они не узнают, что такое снег, думал он, когда лошадь бредет по песку и грязи. Он посмотрел в сторону. — Я один из Первых Людей, — сказал он тихо. Первые люди Вестероса, основатели Севера. Настоящий Север. Однако он был так далеко от Севера, как только мог. Даже на другом конце света. Переводчик усмехнулся. — Ты теперь Верро. Верро — Вер значит волк? он сделал вывод. — Да. Верро. Меня зовут Джон Сноу, подумал он и я собираюсь вернуться домой. Дом в Винтерфелле, дом на Севере, но пока… он взглянул на дотракийца его возраста, того, кого звали Дрого, который продолжал бросать на него мрачные взгляды. Без сомнения, он был смущен тем, что его спас Белый Волк, подумал он. Он взглянул на Призрака, который смотрел вверх красными глазами. — Мы скоро будем дома, пообещал он. Но сейчас он должен быть Верро. Просто еще одна маска, чтобы выжить.***
Много лет спустя… Они сожгли тело Визериса, пока не осталось ничего, кроме пепла, крошащихся костей и золотой короны. Она похоронила их, несмотря на протесты Джораха, что она не должна этого делать, что он может это сделать, но она должна, потому что он был ее братом, и каким бы подлым и ужасным он ни был для нее, он все еще был ее кровью. А я последний Таргариен. Теперь не было никого, кроме нее, никого, кроме нее и ее ребенка, подумала она, прикрывая ладонью легкую выпуклость на животе. Она закрыла глаза, ее маленький Рейго внутри нее становился сильнее. Жеребец, восседающий на мире. Ее желудок все еще бурлил от потери брата, страха перед тем, что лежало впереди, и растущего давления на ее плечи, когда она смирилась с тем, что произошло на самом деле. Визерис мертв, я настоящая королева Семи Королевств. Вся причина, по которой она оказалась здесь, в этом травянистом море, с людьми, которых она все еще боялась, но которые стали ее народом, стали ее семьей , была из-за Визериса. Потому что он продал ее, как лошадь, Кхалу Дрого за его 40 000 человек, но без кораблей, чтобы переправить их через ядовитые воды в Вестерос, хорошо, не так ли? Конечно, Визерис никогда не заглядывал так далеко вперед, никогда не думал дальше своей цели — вернуть то, что Узурпатор украл у их семьи, у него самого. — Он был хорошим братом, — коротко пробормотала она. Он заботился о ней, когда она была маленькой, после того, как им пришлось бежать из Браавоса, защищал ее, как мог, от жестокости убийц, убивших семью Дарри и вырвавших ее из той маленькой счастливой жизни, что у нее была, в реальность что лежало перед ней. Бегущий, никогда не оседающий, голодный, никогда не полный. Свет погас, когда он продал корону их матери. Это было, когда Визерис потерял все сердце, которое у него могло быть, всю любовь, которую он, возможно, все еще хранил в своем сердце к своей младшей сестре, и она стала для него не более чем пешкой, чтобы вернуть Железный Трон. Она надела на палец кольцо своей матери, последний кусочек монархии Таргариенов, спаси ее. Она посмотрела на жемчужину во рту дракона и закрыла глаза, ища силы, которая, как она знала, была внутри нее. Сила, которая удерживала ее на ногах после тех жестоких, ужасающих первых недель с дотракийцами. Сила, которой она воспользовалась, чтобы вернуть себе тот небольшой контроль, который у нее был с Дрого, чтобы уберечь ее от боли. Сила, которой она должна была обладать, чтобы стать той кхалиси, в которой они нуждались, и она знала, что она такой была. Она собиралась стать матерью. Она собиралась стать королевой. — Кхалиси, — позвал ее мягкий голос. Отклик Джораха оторвал ее внимание от взгляда на расплавленное солнце в небе, от взгляда в никуда, пока она сидела со своими мыслями. Она осталась на большом камне, прижав колени к груди, насколько это было возможно, и ее маленький живот теперь мешал. Она улыбнулась ему, благодарная за его присутствие здесь в эти моменты. — Джорах, — поздоровалась она. Она повернула ладонь вверх, указывая на камень рядом с собой. — Посиди со мной. — Тебе небезопасно быть здесь одной, — отчитал он. — Я в порядке. — Кхаласар был вокруг нее. Кхаласар Дрого. Ее кхаласар. Она оглянулась через плечо, люди двигались, собирались и работали. Даже когда не в пути, всегда было чем заняться. Ей хотелось вернуться на рынки, чтобы увидеть специи, благовония, семена и шелка Вольных Городов. Что-то, что отвлечет ее от того факта, что она была последним Таргариеном. Ей нужно было так много сделать, так много о чем подумать, но ей нужна была минутка. Всего минутку, чтобы побыть женщиной, смотрящей на красивые шарфы. Не то чтобы ей было позволено сделать это раньше. Джорах помог ей подняться на ноги, предложив бурдюк с водой. — Тебе нужно выпить, сегодня жарко. — Когда это не так? — ответила она, с улыбкой взяв кожу. Она осторожно отхлебнула, глядя на палатки позади нее, некоторые из которых больше напоминали настоящие дома. Она нахмурилась, глядя, как песок и грязь взбиваются вдалеке. Ее рука поднялась, указывая. — Что там происходит? Джорах напрягся рядом с ней. — Приближается еще один кхаласар. — Будут неприятности? — В Ваес Дотраке нельзя использовать оружие. Она вспомнила, вздохнув от глупого решения Визериса сохранить свой кинжал. — Да, конечно. — Но отсутствие оружия не означает, что не будет проблем. Она перешагнула несколько камней у основания валуна, на котором только что сидела, и вернулась к тропинке, ведущей к палатке, которую она делила с Дрого. —Давайте вернемся. Может быть, мы могли бы вернуться на рынок? — Если вы считаете нужным, то да. Они подошли к палаткам, но Джорах остановил ее, когда несколько лошадей пробежали мимо, их седла и гривы были перевязаны лоскутами белой ткани. Она нахмурилась, отметив, что многие лошади были черными. Странно, подумала она, гадая, чей это кхаласар. Она слышала о некоторых других кхалах, не таких великих, как Дрого, и знала, что они будут сражаться и перерезать друг друга в море, как только выберутся из Ваес Дотрака, каждый из которых будет сражаться за звание сильнейшего. Дотракийцы чтят только силу Джорах внезапно схватил ее за руку, когда Дрого вышел из палатки, ожидая, казалось, пока лошади замедляют шаг, расступаясь, чтобы их кхал мог пройти по улице. — Нам нужно идти, — сказал он. Он срочно дернул. — Вам нужно добраться до безопасного места. — Почему? — Это кхаласар кхала Верро, я не знаю, как все пойдет. — Кто такой кхал Верро? — спросила она. Это было имя, которого она не слышала. Ее глаза расширились, когда она увидела, почему другие дотракийцы начали ерзать, нервно наблюдая. Ее рот открылся. — О боже. Впереди шел самый большой волк, которого она когда-либо видела. Он стоял такой высокий, что его голова доставала до макушки некоторых женщин и даже нескольких мужчин. В нем дети казались карликами, и их матери тут же оттаскивали их назад, когда волк проходил мимо. Он был белоснежным, с лохматой шерстью, местами сбритой, вероятно, для жары. Однако внимание Дени привлек не его размер или невероятный ослепительный цвет меха, а глаза зверя. Они были кроваво-красными, немигающими и вцепились в нее. Она проигнорировала руку Джораха, шагнув вперед, как завороженная. Это было красивое животное. Магия, подумала она, протягивая руку, не в силах думать, кроме того, что задавалась вопросом, на что похож мех или черный нос, который обнюхивал ее, красные глаза все еще смотрели на нее. Странное покалывание у основания шеи заставило ее подумать, что волк пытается прочитать ее мысли. Это было так по-человечески. Дрого потянулся к ней, говоря что-то о том, чтобы не трогать, но она не слушала, ей вдруг захотелось почесать волчицу за ухом. Хотелось уткнуться носом в его шерсть и погладить по голове, что было совершенно безумными мыслями, так как это была не собака, а волк. — Дрого. Голос, произнесший имя ее мужа, был тихим. Она снова удивленно посмотрела на говорящего. Всадник на черном коне не был дотракийцем. У него были темные упругие кудри, заплетенные в косу, завязанные узлом и спущенные на плечи. Несмотря на солнце и жару, на нем была свободная черная туника с обрезанными на локтях рукавами и черными рукавицами от запястий до предплечий. Его кожа не была темной, как у Дрого или других дотракийцев, но все же загорелой от солнца. Однако ее внимание привлекли его глаза. Они были темными, практически черными. Он уставился на нее, рядом с Дрого, и она напряглась, когда ее пронзила вспышка гнева. Она привыкла следить за Визерисом, ища любые следы изменения его настроения. Это был навык самосохранения, которым она гордилась. Она видела морщинки в уголках его глаз, то, как его ноздри раздувались, а губы сжались в тонкую линию. Прежде чем она успела это осознать, Джорах схватил ее за руку, новый кхал слетел с лошади, а рядом с ним волк, наступая на Дрого. Он говорил на дотракийском языке, крича на ее мужа. — Ты похитил ее? Украл ее у ее семьи? Дрого крикнул в ответ. — Она моя жена! Ее брат отдал ее мне, она беременна жеребцом который покроет весь! — Казалось, ему не терпится показать ее, и она шагнула вперед, хмуро глядя на нового кхала, который все еще злился, глядя черными глазами на Дрого. Они еще немного покричали друг на друга, так быстро, что она не смогла уследить, хотя ее дотракийцы стали значительно лучше. Она подтолкнула Джораха. — Что они говорят? — прошептала она. Джорах напрягся рядом с ней. — Он обвиняет Дрого в том, что он украл тебя, говорит, чтобы он вернулся к тебе, к твоей семье. Дрого говорит, что кхаласар — твоя семья. Ты его жена, и у Верро нет причин обижаться на него. — Верро? — Вер означал волк. Она предположила, что это имело смысл. Она снова взглянула на белого волка, который все еще смотрел на нее. Наблюдая за каждым ее движением. Они продолжали сражаться до тех пор, пока все, что говорил ему Дрого, не удовлетворило его. Он взглянул на нее, слегка кивнув. Она нахмурилась, подходя к нему. — Меня зовут Дейенерис, — сказала она, используя дотракийский язык, хотя подозревала, что, возможно, он также говорил на валирийском языке, если он был из Вольных городов. Или, может быть, даже Общий язык. Она вскинула голову, вздернув подбородок. — Дейенерис Бурерожденная из дома Таргариенов. Верро улыбнулся это было так кратко, что она почти пропустила это. Скорее всего, показалось. Он посмотрел на Джораха, глядя на него мгновение, прежде чем его глаза сузились. Он ничего не сказал, сердито глядя на Джораха, который защищающе стоял позади нее. Он щелкнул языком, и волк подошел к нему, когда он снова запрыгнул на лошадь. Он еще мгновение не сводил с нее глаз, прежде чем его пятки уперлись в бока лошади, и он сорвался с места, волк поскакал за ним, а остальные его кхаласары последовали за ним. Ее любопытство достигло предела, она не слушала Дрого, когда он позвал ее в шатер, повернувшись лицом к Джораху, который прятал от нее свое лицо. — Кто это был? — спросила она. Она должна была знать. Странный кхал со своим кхаласаром и огромным белым волком. Как я раньше о нем не слышала? — Я никогда не видел его лично, только слышал. — Скажи-ка. —Она выгнула бровь, руки уперлись в бедра. — Не заставляй меня приказывать тебе, Джорах. На его лице была легкая улыбка. Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. — Они называют его кхал Верро, хотя я не знаю его настоящего имени. Он из Вестероса. Он вырос с Дрого, если верить рассказам. Разделенный после смерти Бхарбо, он сформировал свой собственный кхаласар. — Он сделал паузу и глубоко вздохнул. — Он из Вестероса. Вестерос. — Он темноволосый, — пробормотала она, думая об этих глазах и черноте его волос. Она снова посмотрела на Джораха. — Его волк огромен. Ее брови нахмурились. — Потому что мы оба из Вестероса? Джорах улыбнулся. — Потому что его кхаласар не порабощает, не насилует и не грабит. — Оу? — Вот почему он был расстроен из-за Дрого. Он беспокоился, что вы были порабощены. Были вынуждены быть его кхалиси. Насколько я слышал, он не часто бывает в Ваес Дотраке. — Джорах на мгновение нахмурился. — Лютоволк — символ Дома Старков. Ее нос сморщился. — Собаки узурпатора. — Лорд Эддард Старк был тем, кто спас мне жизнь, кхалиси. Он изгнал меня, когда мог получить мою голову. Она была благодарна лорду Старку за это, как она полагала, но не за то, что случилось раньше. Он был лучшим другом Роберта Баратеона, участвовал в восстании, которое привело к падению ее семьи. Этого она никогда не могла простить. Она посмотрела на улицу, где исчез интригующий Верро. — Интересно, как его настоящее имя, — прошептала она. Если нам повезет, мы его больше не увидим. Если мы преодолеем Ваес Дотрак, ты знаешь, что должно произойти. Да. Кхалы будут драться друг с другом, и она взглянула на палатку, где ждал Дрого. Она сделала глубокий вдох, медленно выдыхая. Ей хотелось узнать больше, она не знала почему. В его глазах было что-то, что она узнала. Что-то, чего не мог знать даже Джорах. Она не могла назвать это или полностью описать, но внутри них была пустота, которую она понимала. Красные глаза волка, смотрящего на нее, оставались в ее сознании даже всю ночь. Она отвернулась от Джораха, не выражая надежды. Она надеялась, что увидит его снова. — Завтра мы пойдем на Западный рынок, — объявила она. — Я хотела бы еще раз взглянуть на некоторые товары. — Конечно, кхалиси. Джораху не нужно было знать, что она надеется снова увидеть этого таинственного западного кхала.