Раскрой мне грудь и Раскрась мой позвоночник

"...Лянь..." - Се Лянь... - это был едва различимый шепот, но Хуа Чэну он казался таким отчетливым. Он пронизал тишину, когда они снова - как и каждую ночь с тех пор как переехали сюда - лежали на изодранных остатках соломенного матраса. Было очевидно, что человек имел в виду самого себя. Се Лянь наконец-то представился. Дракон практически замурлыкал при мысли, что узнал имя, столь подходящее его человеку. И какое это было имя. - Мм... Сань Лан, - человек ожидал получить ответ такого рода. Он ожидал, что высокий мужчина будет так же счастлив, как всегда, когда слышит голос Се Ляня, а хвост упомянутого мужчины будет двигаться еще быстрее. Он не думал, что получит ответ – тем более имя. Совсем не похожее на то, каким его называли с тех пор как он стал хранителем этих земель. Когда он спросил, что это значит, ответ был прост: Сань Лан, третий брат, родившийся после более ранних детей его родителей, это имя - одно из немногих воспоминаний, все еще отчетливо звучащих из того раннего периода его жизни, которым он дорожил. Если бы вы спросили Хуа Чэна, он бы сказал, что отношения между ними неуклонно улучшались с каждым днем, даже до этой светской беседы. И все же, Се Лянь сказал бы, что этот момент стал для него переломным – окончательным осознанием того, что дракон, которого он боялся и которого все еще сторонился, во многих отношениях был таким дерзким человеком. Чем больше они узнавали друг о друге, тем комфортнее им становилось – и вместе с тем голос Се Ляня становился все громче. Блокада, которая казалась почти постоянной и не давала ему издать ни звука, с каждым днем становилась все тоньше. Прошедшие месяцы – возможно, даже год, пролетели незаметно почти в полном беззвучии, как будто их и не было вовсе. Слова, которые они говорили друг другу, перерастали в более длинные предложения, а со временем даже в дискуссии. Сань Лан смутно понимал человеческую речь, когда они впервые встретились, но с внимательностью и под руководством своего человека он впитывал каждый урок, как сухая губка. Сцена, в которой они жили, была странно домашней. Се Лянь никогда не представлял себе ничего подобного. Они охотяться вместе – или, скорее, Се Лянь выслеживает добычу, а Хуа Чэн прикончивает ее плавным взмахом своих когтей. Для того, кто был драконом, прожившим десятилетия в дикой природе, его скрытность была на удивление ужасной – его драконья форма была слишком большой, чтобы спрятаться, двигался он либо слишком медленно, либо слишком неровно. Когда его спросили, он захныкал, что с давних пор питался в основном тем, что оставляли ему люди. - ... Как он вообще мог бояться этого маленького пушистика? Это застало Се Ляня врасплох. Хотя под его опекой и наставлениями – которых, по большому счету, почти не было, когда дело доходило до охоты, – Се Лянь осмелился бы сказать, что он увидел значительное улучшение. Горящий взгляд, которого он удостоился, когда впервые похвалил дракона после успешной охоты на кабана, заставил его сердце трепетать непривычным образом. Се Лянь стал чаще хвалить его, бессознательно ища это чувство от его взгляда. Он предпочел бы не думать о том, почему это заставляло его чувствовать себя Так. До тех пор, пока он не сможет держать в своих руках оружие, Хуа Чэн будет его точеными мечом. Они редко заходили в маленькую деревню, по возможности избегая встреч с жителями. Хуа Чэн обратил внимание на нежелание своего человека общаться с этими людьми – смесь дискомфорта от уничижительных взглядов, бросаемых в его сторону, когда Сань Лан поворачивался спиной, и явного беспокойства из-за необходимости делить одно пространство с кем-то другим. Кем-то, кто мог бы развернуться и без малейшего предупреждения пронзить его доверие. В некотором смысле Се Лянь поклялся никогда больше никому не доверять – и все же, каким-то образом, дракон, с которым он внезапно разделил свою жизнь без раздумий, также поселился глубоко в его сердце. Стены, которые он построил, чтобы спрятаться, рухнули достаточно, чтобы через них мог перелезть один человек. Они делали все возможное из того, что попадалось им под руку. Ткани, шкуры и все полезное, что было оставлено на горе, было перенесено в их новый... дом. К сожалению, не все, в чем они нуждались, легко попадалось под руки руки, и именно тогда им пришлось обратиться за помощью к жителям деревни. По крайней мере, драгоценности, которые были припрятаны драконом, оказались рядом во время этих усилий – Се Лянь практически бросил глазурованное кольцо в качестве оплаты лавочнику, который изобразил вежливость под горящим взглядом дракона, сказав им, что в этом нет необходимости. Се Лянь не мог этого вынести. После этого небольшого забега он принес иголку с ниткой и красивую вышивную темно-красную ткань, которая его привлекла. Он никогда раньше не увлекался шитьем, но нет лучшего времени, чем сейчас. У него в голове была смутная картина того, что он мог бы сделать. Лоскутное одеяло выглядело неряшливо, если присмотреться повнимательнее, и у Се Ляня возникло слабое желание просто выбросить его и вместо этого попросить продавца, который продавал ткань, сшить что-нибудь получше. Хуа Чэну это не нравится. Потому что, когда он понимает, что сшитая ткань это попытка сделать халат, на несколько размеров больше, чем его человек и она явно скроена по его высокой фигуре. Он хватает и не отпускает. Се Лянь может только вздохнуть, совершенно растерянный, и наблюдать, как дракон надевает халат. Это выглядит ужасно. Все в нем хочет вырвать его у более высокого мужчины, когда он видит, как рукава свисают слишком длинно – дракон подворачивает их – и как несимметрично струится вышивка там, где есть швы. Тем не менее, мужчина вообще не позволяет ему снять его, выглядя слишком счастливый своему подарку. В следующий раз, когда они отправляются в деревню, Се Лянь покупает готовую одежду. Он практически кипит от унижения и смущения из-за того, как дракон щеголяет в сшитом им одеянии, совершенно неопрятном для божества-дракона. Владелец магазина, у которого он ранее купил ту же красную ткань, а теперь новую одежду, выглядит подозрительно довольным, когда видит раскрасневшееся лицо Се Ляня. Се Лянь задается вопросом, можно ли ухудшить картину, которую он уже нарисовал, еще больше, если он начнет драться на кулаках с лавочником посреди дня. К огорчению Се Ляня, Хуа Чэн все еще предпочитает носить эту красную мантию в качестве верхней одежды, даже получив новую.