Знакомься, это... Твой старший брат

      Влюблённость не кончается хорошим, — думаю я про себя. — В особенности своего старшего брата, которому я так потрепала нервы. Не хватало ещё перед ним испытывать чувство вины… Как представлю себе, так вздрогну от ужасного ощущения чувства вины перед Олегом Сергеевичем. Нет, самое главное — не влюбиться… Иначе это будет убого. Девочки плохо скрывают свои чувства, в особенности я. Я должна избавиться от чувств к нему всеми возможными способами после секса с ним. И тут я осознаю, что мне надо расхотеть историка…       Я смотрю на его лицо и пытаюсь рассмотреть в нём недостатки, чтобы не течь сейчас по нему и не ощущать, как жгуты из кожи располовинивают мои ягодицы дальше. Его кожа немного сальная, но не сильно. Обычно историк пользуется мицелярной водой, и на его лице я ни разу не видела прыщиков, воспалений, жирного блеска, чёрных точек. Мерзко, что он такой классный… Его форма очков странно на меня влияет, я завожусь, глядя на неё… Чёрная оправа делает его лицо слишком сексуальным, не думала, что буду улетать по очкарику-брату и возбуждаться сильнее от вида его очков, как они слегка соскальзывают с его переносицы, не оставляя тяжёлого следа на почти матовой коже.       Его брови… Они кажутся мне нарисованными. Уж слишком они напоминают полумесяцы. Это убого. Вот, что мне в нём не нравится. Его чёртовы брови! Но как соблазнительно он их изредка поднимает вверх, оттого становится похож на Джокера, и его широкий рот с пухлыми губами… Чёрт… Я теку, как последняя сучка. Его нос с маленькими ноздрями слишком аккуратной и приятной формы, и я смотрю на нос как можно реже. Мне хочется наклониться и провести языком по всей длине его носа, коснуться самым кончиком языка его широкого, просто гигантского лба, который частично закрывают волосы с двух сторон. Сейчас его волосы распущены, они вьются от пучка, который он распустил. Это очень сексуально и невыносимо.       В отличие от меня историк не грызёт ручку, он кладёт её кончик на впадинку нижней губы и задумчиво читает дальше и ищет нужное. Кончик ручки никогда не попадал в его рот дальше, чем впадинка на нижней губе. Я знаю, что она чувствительна, когда проводишь по ней языком или пальцем, историк может покраснеть. Его кисти рук небольшие как мои, но более мужественные, тыльные стороны ладоней покрыты едва заметным волосяным покровом, движения полны грации, какой обладает только скрипач и дирижёр. Историк…       Я пытаюсь убедить себя в том, как бы расхотеть его, а не возжелать сильнее. Что в нём ужасного?.. Мне не нравится его кадык, он не так сильно выпирает, как мне бы хотелось. Вовремя секса приятно облизывать его и прикусывать мелко зубами, особенно, когда парень кончает, они от этого краснеют как девчонки. С Олегом такое едва ли прокатит. Его щёки идеально выбриты, а я хотела бы ощутить их лёгкую колкость, это приятно. Парфюм историка сейчас пахнет особенно сильно, ибо в гостиной душно и жарко. Запах такой, что я хочу съесть историка и облизать место, где он сидел, как бы по-идиотски это не звучало. В его парфюме я различаю три аромата: лайм, кивано и гаитянского ветивера. Ароматы, вызывающие у меня аппетит и обильное слюноотделение, как если бы я смотрела на вкусный торт. Я сама не замечаю того, как меняю позу, чтобы лучше смотреть на историка, мои ноги повёрнуты к нему, как и корпус, глазами я его уже почти обглодала, настолько сильно хочу. Ощущаю ягодицей, что покрывало на диване подо мной уже стало мокрым, и краснею от этого. Но Олег Сергеевич что-то перечитывает снова и снова. Его лицо распирает улыбка. — Что ты улыбаешься? — спрашиваю я его, мой голос звучит возбуждённо, я вдыхаю воздух и ощущаю аромат его тела.       Мне стыдно осознавать, но я хочу этого гада. Хочу во всех смыслах этого слова, хотя он не устроил мне романтики после секса, как это полагается в кинофильмах и мелодрамах, любимых матерью помимо жёсткого БДСМ-порно. Нет… Кино и сериалы подождут. Моё воображение рисовало мне картину… Я увидела её однажды. И как же мне захотелось стать её частью… Том Лавелл изобразил идеальное утро… Но где же в холодное мартовское утро взять жёлтые цветы?.. Мимоза, быть может?.. Жёлтые пушистые шарики касаются моей щеки, оставляя медовый след пыльцы, сладковатый запах цветка пробуждает меня ото сна… — Да… Нашёл признание в любви от ученицы… — сказал историк, улыбаясь. Я стараюсь не удивляться, картина маслом «День жёлтых цветов» медленно исчезает в моём воображении. — Только что придумал?.. — скривила я губы, глядя на его улыбку. Неужели я ревную его… Какой ужас! — Нет, не только что, — замечает Олег и показывает мне надпись в тетради своей ученицы. Мелким убористым почерком это создание двенадцати лет писало помимо конспекта о своих чувствах к историку. Интересно, нарочно или нет она написала о том, как любит его. Хотелось ли ей, чтобы историк узнал о её чувствах? «Я люблю школьного учителя, Олега Сергеевича, когда я вижу его, то учусь дышать заново…» — эта фраза теперь для меня была как бельмо на глазу, я видела только её на странице с конспектом, исписанной убористым округлым почерком, настолько мелким… Я видела каждую букву этой фразы как под увеличительным стеклом. Двенадцать лет… Знала бы она, что мы живём вместе и сейчас пойдём заниматься сексом, ведь это последняя тетрадь в его стопке. — Видишь? — спрашивает меня историк. «Ещё как…» — я ревную его. Но только мысленно. — Да, вижу, — киваю я с улыбкой. Ревновать тебя в действительности… Ни за что на свете. Но я уже знаю, что сделаю после секса… Он должен быть крышесносным для историка. — Это очень мило. Ты закончил с тетрадями, верно?.. — я хочу перевести тему и утащить его в подвал.       Взгляд историка немного высокомерен и любопытен: «Разве ты не ревнуешь? Ну давай же… Заставь меня любить тебя чуточку больше, чем я имею на это право…». Я не поддаюсь на провокацию. Историк порою превращается в ублюдка со своим любопытством… Я улыбаюсь шире и немного озабоченно смотрю: — Ну… Ты даже ничего не сказал на счёт своих планов на меня, — я попыталась скрестить руки на груди, но шипы на бюстгальтере боди из жгутов не дают этого сделать, и в итоге я стараюсь просто улыбнуться вновь. Историка забавляет это, он смотрит на мою грудь, объятую в блеск длинных и острых шипов. Неожиданно в моей фантазии он проводит по этим шипам языком, опускаясь к рёбрам… Нет, только не это… Мои щёки заливает румянец. — Ты слишком аппетитна, чтобы не взять тебя и не выдрать… — говорит историк. Банально немного, но это заводит куда больше, чем сопливые комментарии и долгие монологи возбуждённых мужиков на тему того, как они бы лизали мою киску и мяли грудь. Это было мерзко, после чего я часами не вылезала из душа, дабы отмыться от подобного состояния. Из души эту чёрную грязь ты не выскребешь уже никогда, не ототрёшь никаким скрабом и мочалкой… Как ни старайся. И слова историка подействовали на меня как глоток ледяного воздуха высоко в горах. Это было коротко, но мужественно… Я потекла ещё больше. — Вот как ты заговорил!.. — улыбаюсь я, когда меня подхватили на руки и понесли в подвал. — Да.       Никаких лишних слов, я вновь ощущаю прохладу подвала и усаживаю Олега Сергеевича на стул со спинкой. Табуретки не подходят, ведь обычно парни, которые дрочат, откидываются на спинку стула, чтобы было легче вскидывать бёдра вовремя мастурбации. Я не раз за этим наблюдала. Не хочу, чтобы он упал. Стул устойчивый, с широким седалищем. Я включаю музыку… 3OH! 3 — Don`t trust me. Она идеальна, я обхожу железный шест плавно, выкручиваю бёдрами восьмёрку и смотрю в глаза историку. Обхватываю шест и облизываю его, прижимаясь всем телом к холодному металлу. По моей коже бегут мурашки, а в глазах историка загораются искры.       Мне нравится смотреть на него, он не ведёт себя как пёс, которого не выгуливали неделю. Историк спокоен и слишком важен… Ему нравится демонстрировать своё самообладание, он будто чувствует и знает, что удерживаясь от всех пошлых штучек, он сводит меня с ума… Я думаю об этом и притираюсь промежностью к пилону, по металлу течёт смазка. Историк замечает это. Я ловко цепляюсь и выполняю пару трюков, с шипами это делать немного больнее и неудобнее, но я стараюсь не показывать своих неудобств и внимательно смотрю на историка. Его руки лежат на коленях, сам он горит лишь взглядом. Таким хищным…       Я снова делаю трюк, повисаю вниз головой на шесте, обхватив его ногами. Историк напряжённо сглатывает. Ему это нравится. Я ловко переворачиваюсь и вновь танцую вокруг пилона, выгибаясь как шаманка вовремя призывов духа, делая не самые изящные движения руками. Такие танцы кажутся сумасбродными и дико эротичными, куда сексуальнее, чем тот же самый гоу-гоу или тверк. Эта дикость демонстрирует животное желание женщины, которое безусловно в ней есть. И как заводит то, что это не скрывается… Я делаю трюк и начинаю свистеть, словно я ведьма, мой хвост распускается, волосы падают на лицо. Мне хватает доли секунды, чтобы осознать, я плавлю мозг своему сводному брату… Он возбуждён, его брюки натянулись в паху и едва стали влажными, пока я танцую под песню…       Под конец песни я опускаюсь перед ним на колени. Историк тяжело дышит, я избавляю его от мучений, расстёгиваю ширинку и высвобождаю член из белья. Мне даже нравится форма его члена. Головка стоит не вверх, а слегка выгибается и упирается теперь в его живот. Этим членом он потрясающе трахается, ему не надо стараться притираться к точке G или клитору. У него получается довести девушку до оргазма своей формой члена, хотя по размеру я видала куда больше… Обвиваю языком головку и мягко скольжу по ней, она отдаёт солью спермы, она влажная и из щёлочки сочится сок. Я улыбаюсь, замечая это, наклоняюсь сильнее над его бёдрами и обхватываю член ртом, насаживаясь полностью. Сосу его член, словно это трубочка от молочного коктейля, слегка кусаю кожу. Олег прогибается и хрипло дышит, цепляясь руками на седалище стула. Я усмехаюсь. Ещё бы ему не нравилось… Делаю усердие ртом, как в горло мне льётся его семя, а Олег вскрикнул, обмякая на спинке стула. Его вид был довольным. Я вынимаю член изо рта и облизываю его как леденец, заметив, что Олег в восторге от моего танца и короткого минета…       Мне казалось, что Олег Сергеевич засыплет вопросами, как и где… Я всегда думала об этом. Но его чёртов такт… Проклятая воспитанность… Деликатность, которую никак не вытащить из него… Делали из него для меня загадку и мастерили идеал мужчины в моей душе. Сколько мужчин я видела… И скольким я реально хотела отдаться. Единицам. Кого я хотела поцеловать на прощание?..       После секса историк отключился достаточно быстро, я же вышла из подвала и прошла в гостиную. Тетрадь ученицы, воззрившейся на моего историка… Ух… Раскрываю тетрадь. Её признание режет мой взгляд, и несколько секунд я думаю, что признание даже ручкой другой написано, настолько ярко оно выделяется для меня на фоне других слов. Моя рука не дрогнула в написании ответа ей. Историк же вряд ли откроет эту тетрадь ещё раз… «Дорогая Ксюша… Я не хочу слышать от тебя подобных вещей. Никогда в жизни. Учи лучше историю и не забивай себе голову всякой ерундой вроде меня. Четвёрку поставил тебе за смелость признаться, но больше так не делай!» — почерк как у историка вышел на славу. Закрываю тетрадь и ухожу в подвал… Пора устраивать историку второй раунд…