Знакомься, это... Твой старший брат

      Что вы думаете? Утро началось со звонка учителя, который спрашивал, где носит мой офигенный зад. Нет, про офигенный зад он не говорил, выразился так: "Дежурство началось, а тебя нет в школе." Так вот... Оторвав свою опухшую сонную мосю от подушки, выйдя окончательно из сна с яойной концовкой, я взглянула на часы, стрелками которого были руки Джейсона Фурхиса. Времени не так уж и много, и вряд ли я успею.       Мама постучалась в комнату со словами, что завтрак уже готов, и предупредила, чтобы на кухню при Сергее-гее я в голом виде больше не заваливалась. Я фыркнула, сдувая пряди волос с лица. Оделась наспех, ибо опаздывала. На задницу обыкновенную офигенную натягиваю узкие джинсы с заниженной талией, наверх футболку в обтяжку, лифчик нарочно забываю. Мальчики, заранее простите за стояк... Виновато смотрю в отражение зеркала, расчесываю пальцами волосы, иду в ванную, а после на кухню. - Доброе утро. Глаза себе ещё никто не выжег серной кислотой или соляной? Вам какая больше нравится? - говорю игривым голосом, смотрю в глаза Сергею-гею. Он искривил губы, пробубнив себе под нос: "Девчонка из Ада вылезла". Не спорю, ухмыляюсь. Передо мной на столе уже готовый завтрак. Ох, а есть так не хочется. - Мне нравится и то, и другое, - с умиленным видом сообщаю я, кручусь на стуле. - Почему сразу из Ада? Я чувствую себя Владимирской иконой Божьей матери. Знаете, это та самая, которую Андрей Боголюбский украл из Киева, - снова смотрю в глаза маминому хахалю. - Познаниями в истории будешь красоваться в истории, - пояснил Сергей-гей, допивая кофе. - Она у меня сегодня третьим-четвертым уроком, потом еще пятым, круто, да? Мамин хахаль вышел из-за стола, чмокнул маму в губы и ушёл, я сидела довольная, что прогнала говнюка. Мама так и не смогла убедить меня съесть что-нибудь, зато в сумку пихнуть успела пару кусков яблочного пирога. Знает ведь, что не люблю.       Выхожу из дома под песенку Mudvayne - Determined. Думаю, объяснять не надо, что лыба на моем лице была как у Бельфегора, когда он заложил Скуало начальству. Прохожие, наверное, думали, что псих сбежал из психушки или что я перенесла операцию на рот, если давлю такой оскал. Хмурое небо над головой, если пойдёт дождь я со страшным удовольствием вымокну. Последние дни осени были потрясающими. Я подпевала: - Go so fucking determined yeah yeah go, You better believe it confidence Go so fucking determined yeah, yeah go Spit out all reason yeah.       Народ испуганно смотрел. Идёт объективно красивая девчонка, матерится на американском и поёт какую-то белиберду.       К школе я подошла, громко крикнув: "С возвращением меня!" - на дежурство успела. Конечно, завуч, стоявшая напротив меня, от моего внешнего вида в восторг не пришла, только хмуро смотрела, как я без формы ругаю тех, кто не так одет. С меня так же потребовали со всеми здороваться и желать доброго утра. Так вот... Скажу просто: ко всему нужен креативный подход, поэтому желала я всем доброго утра, корча моськи делая это на всех языках, что мне известны (русский, русский-матерный, херово-иностранные). Неважно, что я порола, но лица приходящих и уходящих были охреневшие в зюзю: - Konnichiwa, - говорю я очередной мамочке, что ведет своего сына. Та непонятливо уставила на меня свое полусонное лицо, уставшее и грустное. - Чего? - непонимающе спросила она. - Доброго утра, чего-чего. - Аааа... - её тухлая серая харя растворилась в толпе. Мимо проплыл чей-то папа, загипнотизированный моей грудью. Я обращаюсь к людям с просьбой: не будьте ангелами и не делайте добро, ибо на вас и вашу доброту всем начхать. Ты пытаешься поднять этим имбицилам настроение, а вместо этого получаешь угрюмые мины, потому что у кого-то страдает чувство юмора. А ещё я накатала жалобу на жизнь: "Ты переборщила с пессимизмом, сука". - Guten Morgen, - говорю я учительнице по немецкому языку. Знаете, как тепло она за это улыбнулась мне? На душе потеплело, и ещё один Титаник в моей душе да не будет затоплен. - Nihao, - говорю очередной серой харе, подплывающей к главной лестнице.       Меня удостоили взглядом: "Ребенок, ты больна?". Первый день в школе, и уже тошнит. Подали звонок, и я пошла на пару физики, то бишь, спать и рисовать яой.       Начинаем рисование с Bullet for My Valentine - Road to Nowhere. Учитель что-то лопочет на тему скорости света, изредка поглядывая на Камчатку, где я, собственно говоря, и сижу. Так вот, Камчатка - какое-то запретное место для учителей, они оттуда только сурово смотрят и орут из "Кремля". На один строгий учительский взгляд, я вынимаю наушник из уха. Скорость звука. Я хмыкнула носом. Ребят, у меня тут такая скорость звука: Slipknot - Psychosocial. Барабанщик просто стебется, херача по барабанам от всей души. Меня начинает потихоньку колбасить, я хочу трясти головой, но тут не рок-фестиваль.       Надо мной нависает любопытная харя соседа, он внимательно рассматривает яойный рисунок. Я и думаю, придёт он в восторг, никак не отреагирует или прикажет сжечь меня на костре со всеми геями на Земле. Парень молчал, и взгляд его был заинтересован даже не тем, что я рисую, а как я эпично мараю бумагу. Я прекрасно понимаю парня, который сейчас завороженно пялился на мои руки вместо того, чтобы слушать урок. Многие люди не пытаются уметь делать, когда можно этим насладиться, наблюдая со стороны. Меня саму нередко привлекали что-либо делающие руки, на это я могла пялиться часами. - Шоколада нет, так что чего надо? - спрашиваю я. Одноклассник посмотрел на меня и поинтересовался: - Это кто? Парни? - Нет, блин, бабы! - воскликнула я на весь класс, хлопнув по парте руками. Все оглянулись, кто-то покрутил пальцем у виска. Я показала недоброжелателю язык, и опять уставилась на шатена рядом. - Парни? - опять спросил сосед шепотом. - Гомики, что ли? фу! - он наморщил нос и искривил губы. - Да что ты, мусор, вообще понимаешь?! - я отмахнулась. - Оля, к доске, - сказала учительница. Я закрыла тетрадь со своими извращениями, спрятала в недра сумки и вышла к доске, как на плаху. Задачка написана в учебнике на n-ой странице. Читаю вслух, вставляя комментарии: - В результате взрыва, епт, чем люди занимаются? Произведенного геологами, ах вот, кто эти твари! В земной коре распространилась волна со скоростью 4,5 км/с, звездец, короче... На какой глубине залегает порода другой плотности, если отраженная от нее волна была зафиксирована на поверхности через 20 с после взрыва? Что за херню я читаю? На хера было землю подрывать, чтобы сочинять такие тупорылые задачки? - Решай, Оля, решай, - отвечает учительница, поправляя очки в леопёрдовой оправе на переносице. - Вы, видать, смерти моей хотите? - спрашиваю я. - Не, ну вы видели, какие задачки они детям решать дают? Это как с литературой: мы проходим поэзию самоубийц и алкашей, - да здравствует культурное развитие!!! - Решай уже, - слышится ответ.       Тут я поняла, что смотрю в книгу и вижу фигу. Так вот... несмотря на мои не очень познания в физике, я умудрилась получить за задачку четверку. На перемене села на свой стол, достала душистый грейпфрут, почистила его и принялась кушать: - Оля, а чего ты грейпфруты ешь? - спросили меня нежданно и негаданно. - Я на диете, - ответила я, съедая красную дольку фрукта. - А причем тут грейпфрут? - Как причем? Калории сжигает круто, - я воздержалась от ругательств. - Ух ты, девочки. Оля худеет, на грейпфрутах живёт, - сообщили обществу, я закатила глаза и съела ещё пару долек.       Со звонком в класс вошёл Олег Сергеевич, отыскал меня глазами. Мне показалось, или он успокоился? Из его речи я услышала, что дежурим мы неплохо, и что всем он желает хорошего дня. Мне велели явиться на ковёр после восьмого урока. Я коротко кивнула. Олег Сергеевич подошёл к моей парте: - Будь добра, слезь, - велели мне спокойным голосом, в котором скользил намёк, что если я не подчинюсь, меня убьют и размажут по парте. - Иначе что? - ухмыляюсь я, съедая грейпфрут. Кисловатый сок стекает с губы на подбородок, как вдруг учительский палец прислоняется к нему, лицо историка так близко. - Хватит играть на чужих нервах, у тебя это отличное получается, убедилась? - Олег Сергеевич снимает капельку, пошло облизнув пальцы. Я сглотнула: это что было? Моё сердце сделало сальто в груди. А ведь у него действительно восхитительный язык... Как я и рассмотрела: мягкий и плотный, розовый и нежный. - Мне надо убеждаться в этом каждый раз! - шикнула я, язвительно глядя на учителя. Историк уходит, улыбаясь учителю физики. С какой стати он себя так ведёт? Что он возомнил?       После того, как дети на втором этаже отмудохали меня учебниками по английскому, я поднимаюсь в кабинет истории. Открываю дверь с ноги: - Ты, видимо, обожаешь благотворительные работы, - сказал Олег Сергеевич, глядя на меня. Я стою, отодранная не по-детски, с взлохмаченными волосами, на щеке наклейка со Спанч Бобом, на мне растянутая футболка, левая рука расцарапана, ибо дети пытались уговорить меня поиграть в ручеёк. Историк подошёл ко мне, пока класс пустовал. Я удивлённо таращилась ему в глаза: что надо этому извращенцу? Он улыбнулся, расчесал осторожно мои волосы пальцами, отодрал наклейку от щеки: - Эт чё было? - спрашиваю я низким удивленным голосом. - Готовься к уроку. Поговорим потом, - немногословно ответил Олег Сергеевич.       Я иду к своему месту. Медленно готовлюсь. Тема, надо догадаться, - Смута. Сейчас блеснём познаниями. Все встали поприветствовать молодого учителя, я смотрела на него с последней парты. Этот придурок вытрахал меня морально со своими тирадами и странными поступками: - Проверяем домашнее задание. Пятнадцатый параграф, работает Оля, - кто бы мог поспорить? Сейчас он сдерёт с меня все шкуры, мне же историю сдавать. Я поднялась с места, ощущая себя Лжедмитрием I, когда тот осознал, что ему пришёл конец: - Характеристика Лжедмитрия I, - первый вопрос в мой адрес. Я разминаю конечности и отвечаю: - Начнем с лирического отступления, - начала я. - В 1602 году распространились слухи о Дмитрие, якобы живом сыне Ивана Грозного. А теперь к делу. В Литве объявился пацан, выдававший себя за Дмитрия. Он навешал лапшу на уши польскому магнату Вишневецкому, что он настоящий Дмитрий. Тот мудень, разумеется, поверил. Более того, у Юрия Богдановича Отрепьева, как звали нашего подсудимого, появился покровитель, имя которого Юрий Мнишек. Ещё один наивный идиот, в общем. Лжедмитрий всем вынес мозги, наобещал всякой херни, что распространит католицизм в России. Ещё одним наивным мудаком стал Папа Римский. В 1604 году, Лжедимыч узнал, что казаки недовольны, решил порешать дела с Москвой. И тут, Боря Годунов, респект чуваку, начал косячить. Конкретно косячить! И к Отрепьеву в лапы идут царские войска. Вот мудаки... Короче, 20 теплюня 1605 года Лжедмитрий был провозглашен на трон. Этот шизофреник провозглашал себя императором. И, как я говорила, тупо навешал всем лапши на уши. Подтвердил законодательные акты, закрепощавшие крестьян. Но радость мудака длилась не долго, в 1606 году вспыхнуло восстание, и этот придурок Лжедимыч сиганул из окна, его мочканули. Труп лежал на площади, потом его сожгли, пеплом выстрелили в ту сторону, откуда пришёл самозванец. Хаппи энд.       Олег Сергеевич хладнокровно ответил: - Три. Садись. - За что? Все же правильно! - возмутилась я, казалось, что ноги мне подменили, пока я отвечала. Возмущение в заднице мешало сесть. - В эссе такой лексики не потерпят, - сказал историк. - А тебе историю сдавать. - Только из-за этого? - возмутилась я. Вот мозготрахатель, а! Так никто не дает что ли? Или просто не стоит? - Садись, три, - повторил учитель, явно не желая выделять время от урока на мои претензии. - Работай ещё в течение урока.       Остаток истории я организовывала учительские смерть и похороны. Да, древний хер, пожалей, что вернул меня в школу! Как ты вообще на это согласился, самоубийца?       Со звонком быстро собираюсь и выхожу из класса, как меня хватают за запястье: - Не забудь зайти после уроков. - Что говорите? Не зайти после уроков? Знаете, Олег Сергеевич, мы с Вами отлично ладим!       Как только заканчиваются восемь уроков, я ухожу вниз, в гардероб. Мою куртку держит на вытянутой руке Олег Сергеевич. Как мило: - Словами "Спасибо" давиться не буду, - я попыталась взять куртку. - Как предсказуемо, - историк убрал руку, и я чуть не упала на пол. - Вы сейчас о чём? - спрашиваю я, изогнув бровь. - Сбегаешь, - пояснил учитель.       Мне кажется, или он на дуэль прямо просится?! Так... Всё... Я великий Лермонтов, а этот хмырь - Мартынов! В моей голове появляется дуэль на Кавказе. В лице Мартынова выряженный в горскую национальную одежду Олег Сергеевич, и я! Великий поэт! На мне гусарский красный мундир, в руках револьвер. И тёплый ветер треплет мои волосы. Я человек благородный, поэтому стреляю вверх, но Мартынов в лице историка стреляет прямо в грудь. - Пф... Предсказуемо то, что вы опять меня пытаетесь остановить. Вы сами не лучше, - ответила я, скрестив руки на груди. Лермонтов жив, как и Цой! - Мне нужно переговорить с тобой с глазу на глаз, - Олег Сергеевич сжал ворот моей куртки, оперся кулаком об стену. Ой, ой, ой! Сейчас Мартынов начнет просить меня извиниться, уговаривать взять свои слова обратно. - Вот и общайтесь сами со своими глазами, а я пошла домой большими шагами, - ответила я. В рифму же! Да я такой Лермонтов!!! А-та-та! - Опять грубишь и язвишь, - кажется, что я уже практически не обращаю внимания на слова учителя, а просто хочу уйти. Смысл оставаться после уроков? Опять выслушать, какое я дерьмо? - Да, и директором и исключением меня больше не напугаешь, - в полуулыбке заявила я. - Твой папа сказал, что ты ревела, - этот ответ стер початки улыбки на моем лице. - Я ревела?! Счаз! Не на ту напали! - Пойдём в класс, - голос учителя мягкий. - Ни за что, у меня день закончился, - язвительно отвечаю я. - Ты должна меня слушаться, - сказал учитель мягко. Где-то я уже это слышала. - Не хочу я вас слушаться! - заявила я. Раздражает этот препод, в печенках уже застрял. - И как ты будешь дальше жить? - тихо спрашивает Олег Сергеевич, по голосу слышно, что он уже ни на что не претендует. Да, я неисправима. Смиритесь. - Без понятия, самое главное, что без вас, - я выхватила куртку и ушла домой. Сердце колотилось в груди. Взгляд учителя сводил с ума.       Я пришла домой, легла в кровать. Зазвонили в домофон, мама открыла двери и велела мне спускаться вниз. Приехал этот трижды клятый Олег. Я спустилась вниз, во всю разговаривали, лились речи, полные радости. Мама была так счастлива. Мамин хахаль отходит в сторону, и я вижу на диване...