Знакомься, это... Твой старший брат

      Терпеть творившееся в груди было невыносимо, я слонялась с кирпичным лицом все выходные, посылала Олега Сергеевича за тридевять земель. А в пять часов утра в понедельник пешком сбежала в школу, просидела два часа на холоде и отморозила руки.       Вахтёрша, пришедшая вместе с учительницей по французскому языку, что-то пробурчала по поводу неспящих учеников, а Лариса Аркадьевна похвалила за любовь к учёбе и наконец-то проснувшуюся ответственность, я вошла следом в школу, быстро переоделась и смылась.       Сидя в туалете, я посмотрела пару серий «Чистой романтики» и спросила Гугл: «Что делать, если ты влюбилась?». Спрашивать: «Что делать, если ты влюбилась в брата?» — я не стала, в школе стояла такая мёртвая тишина, что я не рискнула. Не хотелось сужать круг ответов Гугла, а тех он мне выдал более чем предостаточно. Я стала рыскать по розовато-красным сайтам, украшенным сердечками, ангелочками, розами, фотографиями с парочками и прочей порнографией. Ответ был такой: самый лучший способ — признаться в своих чувствах. Как я признаюсь Олегу Сергеевичу, если ненавижу его всеми фибрами души? Он же доебался до меня с репетиторством, заставил решать какие-то тесты для подготовки к экзаменам. А ещё ему настолько понравились мои результаты, что историк решил запихать меня на олимпиаду по праву: — Я тебя сейчас ёбну вот этим вот справочником по голове! — заявила я, поднимая увесистый справочник.       Олег Сергеевич улыбался, глядя на меня, а я сидела с красными ушами и бледными щеками, с таким взглядом, словно передо мной картины самого Богаевского! Более того, просто нет смысла его любить, брат сам сказал, что потеряет интерес ко мне. Плюс вся школа за ним бегает, так что на кой-чёрт мне надо любить историка?! Какой смысл от этой любви? Олег Сергеевич закрывается в своём кабинете, наверняка, для того, чтобы ученицы отсасывали ему. Фу, какая мерзость! Я закрыла статью в Интернете, вышла из туалета, мимо меня лавировал по коридору Олег Сергеевич. Отличная осанка, журнал в руках, волосы собраны, девочки около стенок так и потекли как сучки, стали повизгивать. Историк остановился около меня, встал так близко, что я уловила носом все запахи, собравшиеся на его теле и одежде ещё с утра: запах зелёного чая с молоком, запах печенья, хорошей зубной пасты, дорогого шампуня и лосьона после бритья. Кажется, я сама теку и готова визжать, смотрю в его глаза, стараюсь удержаться на ногах — колени трясутся. — Возьми ключ от тридцатого кабинета, — попросил он меня. — Обломаешься и сходишь сам, — прошипела я, глядя исподлобья, отвернулась и ушла.       Семинары по истории третьим, четвертым и пятым уроками. Я сидела и не знала, как поступить. Идти или не идти? Олег Сергеевич читал мне нотации, что школа важна, а его уроки особенно, ибо он не допустит меня до экзаменов.       Все орали, не замечая моего существования, я словно выпала из реальности. Надо ему сказать. Или это бред Интернета? Что лучше: быть влюбленной идиоткой или гордой дурой? Скажу ему…       В тетради для фанфиков рисую жирными буквами надпись, а потом… Исчезаю со звонком под кафедрой.       Олег Сергеевич появился в классе, даже не заметив меня. Он встал около кафедры, прямо перед моим лицом оказались его колени под мягкой тканью брюк. Тело пахло чаем с молоком… На помощь, кто-нибудь! Запишите меня к кардиологу, может, Олег Сергеевич и есть картина Богаевского? — Соломонова Оля… — кажется, он взглянул на мою пустующую парту. Как хорошо, что не видно сумки из-за учеников. — Опять решила прогулять, — ответил кто-то в аудитории, я вздрогнула, мечтая показать тому умнику кукиш. Кажется, Василиса Иванова оглянулась и со спокойным видом сказала: — Вещи её тут, — я вздрогнула опять. — Может, в туалет ушла? .. — историк спустился с кафедры, пошёл в конец класса. Я сидела, сжимаясь и думая, что поступаю по-идиотски, но, чёрт возьми, я уже спряталась, приготовилась, значит, нельзя отступать назад. Брат вернулся на своё место, велел всем открывать учебник параграф тридцатый «Реформы Петра I», а сам… Присел на корточки перед кафедрой и отдёрнул занавесь. POV| Олег       Передо мной пустующая парта Соломоновой, я в растерянности: директор обещал явиться и проверить, а она в очередной раз избегает моего общества. Я наклоняюсь к кафедре за маркером и тряпочкой, убираю занавесь и вижу Олю с влажным мутным взглядом. Она сидит так секунду, а потом раскрывает перед лицом тетрадь с рисунками и рассказами, по словам учителей, Оля достаёт эту тетрадь чаще учебников и конспектов. На развороте надпись: «Вы мне нравитесь, но я Вас ненавижу, что мне делать?» — моя первая мысль: «Наконец-то…» — я поднимаюсь для конспирации и велю рассказывать Петушникову Катю о реформах Петра I, домашнее задание было прочитать и охарактеризовать его реформы. А после незаметно скатываю ручку со стола, та падает. Я наклоняюсь за принадлежностью, мимолетно смотрю в глаза сестры: она не шутит, — и целую ее в губы. Она чуть раскрывает рот, прикрывает глаза, губы Оли мягкие, сухие, я целую ощутимо, но коротко. А после закрываю её обратно и возвращаюсь к работе. В голове всё звенит, надо собраться. POV| Оля — История России представляет нам Петра I, как Петра Великого, но, как вы думаете, был ли он действительно Великим? Запомните, история сохраняет в себе имена не только тех, кто творил полезное, но и тех, кто гадил на каждом углу и был довольно-таки туп, — в классе послышались смешки и комментарии. Мне смеяться не хотелось почему-то, я сидела, застыв в одной позе, и плевать, что ноги затекли. — А почему он не «Великий»? — Кажется, это был Ромазулин Аркаша.       Олег Сергеевич отпрыгнул к доске, раскрыл душистый маркер, тот пах виноградом и рисовал ярко-красным, я видела все действия через щелочку. Свет ужасно падал сверху на историка, оттого на его моложавой внешности, неиспорченной жизнью, возникли жуткие тени и блики. Лоб превратился в морщинистый сальный кусок кожи, присобаченный на голый череп, волосы казались ворохом высохших водорослей со дна Чёрного моря - просто костюм Буффало Билла. Одежда напоминала жуткий экспонат из музея, покрытый пылью. Олег Сергеевич дома и Олег Сергеевич на работе, как я говорила, - два разных человека.       Историк изобразил на доске маркером окно и дверь. Рисовал он для учителя, не очень старающегося, весьма неплохо, аккуратно и красиво. Ровный прямоугольник и ручка с завитушкой, небольшие петли. Окно с открытой форточкой: — Кто помнит фразу, которая сразу характеризует Петра Первого? — он посмотрел на ребят. — Прорубил окно в Европу? — кто-то неуверенно ответил, Олег Сергеевич даже не думал взглянуть на меня, он общался с аудиторией, со мной он поговорил со мной коротко, без слов: своими губами. — Верно, как вы думаете, ребята, нормально ли это? — историк с любопытством смотрел на класс, те недоумённо молчали. - Так, ладно, допустим, поскольку наш класс находится около козырька, проведём опыт. Уважаемый Ромазулин, не откажите мне в просьбе вылезти в окно, а Вы, дорогая София, выйдите за дверь для испытания.       В классе все недоумевающе осматривались на выходящую за дверь Соню Ларину и Ромазулина, который с удовольствием полез в окно, выполз на козырек. — И что теперь? — крикнул Аркаша, держась за кирпичную облицовку школы. — Теперь смотрите, что для вас нормальнее, — спокойно ответил Олег Сергеевич. — Сонечка, Ваш выход, — он указал на дверь. Из неё показалась Соня с довольным видом, что учитель-таки обратил на неё внимание. А то сидит на первой парте, сидит, и никто её не замечает, а тут заметили! — Как вам, ребята? Ничего безумного? — Нет, — класс пропел ответ хором. — Теперь, Аркадий, прошу Вас войти в класс, — тот неуклюже ввалился в класс через окно и плюхнулся крупной задницей на подоконник. В классе все рассмеялись: — А этот выход? Нормально, по-вашему, или нет? Через окно в Европу ходить, когда есть дверь, — Олег Сергеевич быстро и бесшумно подошёл к двери, открыл её, покрутил ручкой для показания. — Теперь мы в этом разобрались, а теперь прошу наших выступающих выйти сюда и принять аплодисменты!       София и Аркадий под всеобщий гул аплодисментов поклонились и сели на свои места, а я сидела, пребывая в недоумении.       Кажется, стало доходить, почему уроки Олега Сергеевича так любят. Вы никогда не замечали, что те учителя, которые мало ориентируются по учебникам, являются авторитетами для детей? Потому что в какой-то степени детским мозгом ещё не до конца овладело понятие того, что учебник — это есть исключительно правильный путь. Более талантливые педагоги выходят не из тех, кто владеет знанием, а из тех, кто умеет преподносить понятливо эти знания своим ученикам. Мне за десять лет обучения в школе доводилось общаться со многими из учителей, единицы из них обладают талантом — дать ребёнку знание, а не унести его с собой. Олег Сергеевич, конечно, явно был далеко от того, кто несёт ответственность за учеников, он больше напоминал мне волка, одинокого, несущего ответственность только за свою шкуру. Эгоистичный, эгоцентричный, дерзкий авантюрист… После окончания урока Олег Сергеевич вежливо попросил всех выйти из класса, повесил на дверь тряпку для мытья доски и только тогда тихим, но чётким голосом приказал мне: — Вылезай.       Я с облегчённым выдохом вылезла из кафедры и осмотрелась: класс пустовал. Олег Сергеевич смотрел на меня серьёзно и сурово, словно поцеловала его я. Сейчас историк будет заботиться о своей безопасности, для конспирации нашпигует мне мозги своими правилами и принципами. Будет ему конспирация! Я села на письменный стол преподавателя и вопросительно посмотрела на брата: — Ты действительно в меня влюбилась? — Олег Сергеевич подошёл к столу, убрал мои ноги с его поверхности. — Да, — я смотрела с прищуром. — Твои проблемы, потому что я учитель и твой сводный брат, — историк прикрыл глаза, отошёл к окну, сложив руки в карманы. Он что-то скрывает, если прячет взгляд и руки, пытается разобраться в себе.       Разумеется, в первую очередь его волнует его жизнь, судьба… Какой засранец: заявлять мне, что любовь к нему — мои проблемы. Я сидела неподвижно, не выдавая своим видом досады и разочарования. Олег Сергеевич не должен видеть, что мне больно; историк должен понять, что моя любовь никак на меня не влияет, что я независима и могу обойтись без чувств.       Брат простоял около окна минуту, времени для более глубоких размышлений у него просто не было, потом развернулся и подошёл ко мне, вперившийся взгляд будто проткнул меня насквозь, выражавший одно: «Правдива ли ты сейчас со мной или опять шутишь?» — без лишних слов я кивнула. Историк наклонился ко мне, коснулся тёплыми, чуть влажными ладонями моего лица и поцеловал меня коротко в губы.       У меня опять всё выплыло из-под ног и задницы, я еле сдержалась от того, чтобы не вздрогнуть, не обнять его. Прозвенел звонок на урок, и ученики стали вежливо стучаться в кабинет, чему я тоже удивилась. Я слезла со стола и ушла на своё место, открыла тетрадь с рассказами и рисунками и написала одну скромную надпись в уголке: «Он тоже меня любит». Иногда незначительное количество слов способно переменить человеческую жизнь. Вспомнить слезоточивый рассказ Хемингуэя: «For sale: baby shoes, never used». Я перечитывала эти слова, попадая в какую-то иную реальность, в голове у меня уже вырисовывались картины домашних скандалов, бурного секса, совместные прогулки и домашние задания. Всё как на тех сайтах о любви: розово-красная, под цвет женской промежности, Валентино-цветочная порнография.       С Олегом Сергеевичем мы сталкивались взглядами, он иногда долго смотрел на меня, и невольно отворачивался. На окне и двери появлялись имена реформаторов, пока мы бурно сравнивали политики Петра и других. В окне оказались и Лжедмитрии, и Борис Годунов. По моему мнению, Боря Годунов - шикарный был мужик.       После четвёртого урока все пошли в столовую. Около буфета собралась толпа, посередине завис Ромазулин со своей шикарной задницей, которая презабавно подёргивалась, когда парень протягивал деньги буфетчице с огненно-рыжими волосами.       Я проскользнула к Аркаше со спины, со смаком ухватилась за его задницу и прошелестела: — Купишь мне булочку с марципаном и виноградный сок? — Оля… — парень так и обомлел, потеряв челюсть. Кажется, остальные писюносцы из нашего класса увидели эту картину Репина и обомлели. Мои коготки впиваются в задницу Аркаши до сих пор. — Хорошо, — добавляет Ромазулин. Я протягиваю ему свободной рукой деньги. Буфетчица принимает у Аркаши заказ, и тот с отпавшей челюстью пытается объяснить, что хочет купить: — Молодой человек, говорите яснее! — попросила веснушчатая девушка, волосы её были собраны в пучок, но гореть пожаром буфет не переставал. Девушка бледными руками наливала желающим чай, протягивала булочки в красивых салфетках, считала сдачу. Её пальцы были тонкими, длинными, как у кукол Тима Бёртона, с ухоженными ноготками; после того, как она выложила заказ на стойку, я спросила её: — Музыкальную школу окончили?       Девушка с удивлением уставилась на меня, мол, каким боком я узнала это о ней? Она коротко кивнула, вылупив на меня свои серо-голубые глаза, обрамлённые рыжими короткими ресницами. Я взяла заказ и ушла из столовой, важно раскачивая бёдрами под взгляды одноклассников: такого явно никто не ожидал. Около класса я выудила телефон из кармана, проверила сообщения и ленту — как обычно, ничего интересного. После того, сжевала булочку и выпила сок из маленькой стеклянной бутылочки.       Ко мне подошёл Лева Фенеранцев и сказал тихим голосом: — Оля, там тебя на вахте кто-то ждёт… — Ну неужели ФСБ меня вычислило? — я фыркнула, встав с места. — Выброси, будь умницей, — я протянула Льву мусор из своих рук и ушла вниз.       Около охранника стоял курьер с пышным букетом роз в руках, те пахли уже довольно-таки сильно, а мимо курьера проходили девушки с любопытными минами: «Кто такая же эта девица, если ей доставили букет?» — Вы Соломонова Ольга? — поинтересовался курьер, глядя на меня. По внешнему моему виду вряд ли скажешь, что я королева школы. Чтобы быть желанной мне необязательно носить каблуки и полупрозрачные блузочки, мне просто важно дать понять всем, что все окружающие мужики меня хотят. — Вы видите тут ещё кого-то? — поинтересовалась я, глядя на невысокого парня, как на идиота. — Нет, прими заказ, поставь подпись, — он протянул мне букет и скоросшиватель. — Обращайтесь ко мне на Вы, как никак, Вы не знаете обо мне ничего, кроме имени, — фыркнула я. — Да нет, уже узнал кое-что, — парень весело смотрел на меня, во взгляде его играл огонёк, какой я встречаю, когда смотрюсь в зеркало. Ого, одного поля ягода. Понимаю, что это подкат, причём мощный, и по логике девушки неопытной я должна спросить его: «И что же это такое?» — но я стою молча и игриво улыбаюсь, а потом отвечаю: — Я о Вас тоже кое-что знаю. — Как интересно, что мы друг о друге многое знаем, — улыбнулся парень, нарушая одним шагом моё личное пространство. — Молодой человек, сюда проходить нельзя! — охранник напомнил таким образом о своём жалком и одиноком существовании.       Я почувствовала себя наравне с кем-то, парень был не самой симпатичной внешности: волосы клочьями торчали со всех сторон на его большой головёнке, зелёно-карие глаза смотрели на меня с искоркой, губы расплылись в ехидной улыбке. Вот он, настоящий самец на охоте, надеюсь, если знакомство сблизится, мне не придётся лезть к нему в штаны и громко заявлять: «И это всё?» — Не хочешь освежишься? — поинтересовался он, подмигнув мне. — Как-то Вы быстро решили, что я принадлежу Вам, — усмехнулась я. — Приходи в парк Дружбы, увидимся там в семь часов, — он улыбнулся ещё шире, я сделала вид, что согласна. Курьер развернулся и ушёл, шлёпая кедами по полу в вестибюле школы.       Но поскольку этот парень ничего не знает о моей натуре, я решила не ходить на прогулку и обломать его. Хотя внутреннее самоощущение обалденное, вызывает вожделение, хотя с виду этого всего лишь скромный курьер, что разносит цветы. Внешне не примечателен для тупых девчонок, я была уверена, что в сексе этому парнишке равных не будет. Я не знала его имени и чувствовала себя… Какой там нафиг Олег Сергеевич? Я должна пойти на эту встречу и показать этому курьеру, что не такая уж и простая, коли мы с ним чувствуем мир одинаково! — Ого, смотрите, Соломоновой подарили букет! — фыркнула Марина из одиннадцатого класса, она до сих пор злилась на меня, что я написала про неё и десяток негров фанфик рейтингом NC-21, с предупреждениями: Групповой секс, Смерть персонажа, Кинк, BDSМ, Нецензурная лексика. После этого даже пыталась натравить на меня своего парня, которого я увела у неё и трахнула в этот же день. — Наверное, она сама его себе купила, страшная же до ужаса! — поддержала её подруга, Катя Баласнёва. Девушка красивая, умная, тоже собирается поступать на юрфак. — Мне кажется, что она симпатичная, просто в школу такая страшная приходит… — пропищала Галя Минбланцина, глядя мне вслед. Представьте себе, я с лохматыми волосами в изношенной футболке, орущей о патриотизме, рассекала по школе, да ещё и с пышным букетом роз в руках. — А может, она разносит цветы? Или у кого-то из учителей днюха? — Катя не унималась, чтобы успокоить Марину. — Может, у Олега Сергеевича? — спросила Галя, и все девушки расплылись в широчайших улыбках. Какая мерзость! — Олег Сергеевич, у Вас есть ваза? — интересуюсь я, вваливаясь в класс с веником роз наперевес. — У кого-то из учителей день рождения? — вопросительно смотрит он на меня, забирая букет. Из того на пол выпала записка, которую Олег Сергеевич быстро поднял: — Я, по-вашему, такая страшная и непривлекательная, что мне нельзя дарить цветов? — вопрошаю я с озлобленным видом. — Что Вы такой ограниченный, как Баласнёва? — На мой взгляд, умная девочка, поступит на юрфак, на золотую медаль идёт, — он аккуратно уложил букет на стол и раскрыл мини-открытку, что блестела голубым. — М… Теперь понятно, почему у неё такие романтические отношения с Мариной Казанцевой, — пожала я плечами. — Дорогая Оля, запятой не выделено, я хочу быть с тобой, запятая, Дима, — историк монотонно читал записку. — О, качок-таки решил признаться мне в любви… Нам вредно долго не видеться… — выдохнула я, взяла букет и записку, подошла к окну, открыла его и выбросила веник роз и записку: — Вот зачем так делать? Парень старался ради тебя, — Олег Сергеевич сел на свой стул, прикрыв лицо рукой. — Если Вы будете также банально стараться, я Вас на первом же свидании брошу, — пояснила я абсолютно спокойно. — Вы предпочитаете ходить через дверь, а я через форточку, Петр Первый — идиот, но его имя попало в историю, а Ваше пока нет, — я закрыла окно и села на своё место.