no one's gonna catch us now

— Пап, пошли скорее! — раздался детский девичий голос. Шелест листвы гипнотизировал, через зеленые листики пробивались лучи солнца, которые грели лицо Леопольда. Теперь уже не парень, а взрослый мужчина со своей собственной семьёй, стоял у входа в Нью-Йоркскую церковь. — Прости, Шалика, задумался, — Лео улыбнулся и последовал в храм за дочерью и женой. Баттерс чувствовал себя непомерно счастливым, когда просто стоял и слушал хор распевающий песню «Наш Бог», в компании Таниши и Шалики – своей семьи. Таниша – любимая женщина Лео, афроамериканка, с которой тот познакомился, когда мать Таниши сдавала ему квартиру. В те времена женщина носила длинные и непослушные кудрявые волосы, в её глазах всегда горел игривый огонёк. Таниша была не просто энергичной и сильной девушкой — она олицетворяла эти слова. Как раз таки она первая и проявила интерес к Лео. Сейчас задорство в ее глазах сменилось вселенским умиротворением и спокойствием, будто она нашла то, что так долго искала, и знает  что это сокровище никуда не убежит. Таниша достаточно рослая женщина спортивного телосложения, её непослушные волосы собраны в пучок. А как сильно Лео любил эти янтарные глаза с золотым отблеском и её пухлые губы! И как же он по ним скучал, когда им приходилось разъежаться на учебу в разные университеты. Таниша с медицинским образованием, в настоящем времени работающая офтальмологиней. А Лео выучился на архитектора и тоже успешно двигается по карьерной лестнице. Если бы Баттерс встречался с темнокожей женщиной в Южном Парке — косых взглядов было бы много. В Нью-Йорке же всем на всех плевать, потому что каждый занят своей собственной жизнью. Да и такой брак не был в новинку. Шалика – дочь Таниши и Леопольда. смуглая девочка лет семи, которой досталось лицо отца и взгляд матери. А еще волосы такие же непослушные, как и у Таниши. Стотч изо всех сил старается растить дочь в бесприкословной любви и не совершать тех ошибок, которые совершили его собственные родители. Нынешняя жизнь напоминала счастливый сон и мужчина расплылся в улыбке, пока не заметил, как скрипучая дверь церкви приоткрывается и на пороге появляется до боли знакомая светлая голова. Леопольду стало физически больно, когда Кенни Маккормик ухмыляясь, направился в сторону Баттерса. — Милая, я сейчас приду, — нежно, но нервно шепнул Стотч на ухо супруге. Таниша обеспокоенно взглянула на Лео. — Что-то случилось? — Нет, всё в порядке, правда. Та пару мгновений выжидающе смотрела в глаза Леопольда, но в конце концов кивнула. Стотч сам не помнил, как он вытолкал Кенни за пределы церкви, настолько сильно его шокировало и злило появление бывшего друга. Маккормик же хрипло посмеивался и поднял руки над головой, как бы сдаваясь. — Боже, Лео, какой тёплый приём, однако! А я так долго до тебя добирался, не представляешь даже. «Гребанный сталкер» — пронеслось в голове Лео. Кенни специально вычислил места, в которых часто бывает Баттерс. Стотч стоял как вкопанный и сверлил взглядом Кенни. Лицо мужчины было небритым, волосы сильно отросли, и даже синева глаз значительно потускнела, превратившись в серую, почти безжизненную дымку. — Скажи мне, когда ты перестанешь мне напоминать о себе в самые, блять, неподходящие моменты? — процедил Баттерс. — Обещаю, это последний раз, — Кенни улыбнулся, но это было похоже на ехидный оскал, и Лео подумал, что прежний Кенни умер много лет назад. — Что тебе нужно? Я не понимаю. У меня давно есть семья, и с тобой я ничего общего иметь не хочу, и вообще видеть тебя тоже не очень хочется. Но Маккормик лишь молча растянул губы в ухмылке. Видеть этот его фирменный дразнящий взгляд невыносимо. Негодование в груди перерастало в чистый гнев. Лео заметил, что когда рядом Маккормик — все его чувства рано или поздно ограничиваются лишь гневом и глубокой печалью. Кенни приносило удовольствие истязать Лео, он был рад напомнить о себе вновь. Вновь пробудить болезненные воспоминания о былой любви. И о любви ли вообще? Возможно, Леопольд действительно любил. — Я думал, первую любовь невозможно забыть. Даже если она была такой, — наконец-то молвил Кенни. — Любовь? — невесело усмехнулся Стотч, — ты никогда не говорил, что любил меня. Кенни, это было что-то разрушающее и больное, а не любовь. — Тогда, пусть это напоминает тебе о той боли, — Маккормик достал из кармана шорт монетку, которую выдают после лечения в реабилитационном центре. Когда Кенни коснулся запястья Баттерса, то последнему захотелось помыться полностью после этого жеста. Касания разблокировали воспоминания, которые Лео похоронил в своем сознании вместе с Кенни. Маккормик вложил монетку в ладонь Стотча и сжал её своими пальцами. Через пару секунд он отстранился, а Лео всё смотрел на свою руку в оцепенении. «Ты не можешь так поступать» Но Кенни мог. — Прощай, Леопольд. Но Леопольд даже не посмотрел на удаляющегося наглеца. А листва все ещё мирно шуршала, листья перешептывались между собой, словно сплетничая, обсуждая произошедшее, а ветер разносил по всему свету секреты Лео вместе с сигаретным дымом, который выдыхал Кенни.