«Читтапон Личайяпорнкул 27.02.19ХХ»
На немного покрасневшей коже на левой лопатке виднелась только-только проявившаяся метка, выведенная чёрным на незнакомом Куну языке, и ему понадобилось минут десять, чтобы пережить жизненный кризис и наспех собрать себя по кусочкам, прежде чем он смог нормально соображать. Осознание своей «нормальности» резко смешалось с ужасом, но вовсе не потому, что имя его соулмейта на (как он тут же выяснил) тайском языке было совершенно невозможно произнести не по слогам с первого раза, а из-за расположения надписи. Кун всегда скептически относился к малочисленным научным работам, которые все как одна твердили, что место проявления метки указывает на ориентацию, но, когда его друзья с разными предпочтениями и вправду один за другим начали становиться прямым подтверждением этого вывода, ему пришлось сдаться. Проблема была лишь одна: ни у кого из его окружения он ещё ни разу не видел надписи на спине, и именно это его чертовски испугало. Он ожидал увидеть имя своего соулмейта где-нибудь на ребре — обычно там проявлялись метки у тех, кто одинаково относился и к парням, и к девушкам и не имел ярко выраженных предпочтений, или под ключицей — как у тех, кто обычно тяготел только к своему полу. По крайней мере Кун ощущал себя именно так, думая о том, кто бы мог быть его родственной душой. Реальность оказалась куда сложнее. Ему и раньше приходилось думать о том, что его ощущение людей вокруг немного разнится с конвенциальными взглядами. Однако, поскольку Кун был так сильно погружен в себя и в вещи, которые интересовали его, помимо «Вселенского замысла», он не фиксировался на самоопределении. Все его подростковые попытки научиться строить романтические отношения заканчивались либо недопониманием, либо на отсутствии тяги почти к любым физическим взаимодействиям, но он этому значения не придавал. Может, зря, потому что в современном классификаторе меток, попавшемся ему по первой же ссылке в электронной библиотеке, в строке «расположение» «позвоночник, поясница, лопатки» стояло весьма странное «асексуальность». Тем не менее теперь было понятно, откуда росли ноги у задержки с проявлением надписи — кажется, «Вселенная» не знала, какому несчастному он достанется. По крайней мере так он всегда иронично шутил. Отныне вопрос о метке стал самым ненавистным в жизни Куна, потому что каждый раз, как только его спрашивали, почему она на лопатке, а он отвечал честно, как минимум половина спрашивающих тут же делала сложное лицо и недвусмысленно просила объяснить, что это за диковина и как это ощущается, напрочь забывая о личных границах. То, что иногда творилось с чужим потоком сознания после объяснения, Кун вообще желал забыть и навсегда выкинуть из своей головы, как страшный сон. Неудивительно, что после парочки таких диалогов с просветлёнными умами, которые, казалось, лопнут, если не выскажут своё авторитетное мнение по поводу чужой личной жизни и не «залезут в постель», Кун скептически посмотрел на приложение межгосударственного сервиса для поиска соулмейтов и удалил его, едва зарегистрировавшись. Будучи белой вороной, он постоянно задавал себе вопрос о том, почему бы людям не говорить правду о своих чувствах: утрамбовывать их в себя вечно не получится, рано или поздно этот сосуд лопнет или наполнится доверху. И лишь с появлением на его жизненном пути тех людей, которые никогда на самом деле о его чувствах не пеклись, Кун осознал, откуда появляются эти «легенды». Легенды о том, что полностью уничтоженный изнутри человек с покалеченной душой «в порядке»; легенды о том, что забравшаяся глубоко в сердце боль больше не тревожит и не заставляет рыдать ночами или в моменты уединения. Легенды существуют, потому что не каждый, кто, казалось бы, должен проявлять беспокойство и заботу, на самом деле собирается вникать, а не небрежно бросить в лицо непрошеный совет, философскую речь, осуждение или пыль безразличия. Потому что проще соврать, чем каждый раз расковыривать ни черта не зажившую рану, чтобы показать её человеку, который не просто не в состоянии её излечить, а намерен сделать её лишь глубже и причинить ещё больше боли — даже ненамеренно. И у Куна теперь такая легенда тоже есть, хотя правда ему не приносит боль — она просто противно жужжит над ухом, как надоедливая муха в летней ночи, пробравшаяся в комнату. Куну не понадобилось долго шерстить по вкладкам в браузере, чтобы понимать — таких, как он, очень мало, и порой вселенная сталкивает их с теми, кто хоть и идеально вписывается в их характер, но секс ставит отнюдь не на последнее место. Впрочем, это даже не первостепенный вопрос. Прежде чем до него добраться, Кун думает о том, что иногда чужие прикосновения для него пытке подобны, если это не близкие люди или если не он сам их инициирует. А шанс, что его соулмейт окажется таким же или как минимум примет его особенность — ещё меньше. Впрочем, вселенная, как он рассуждал, не виновата в том, что многие трактуют её замысел весьма однобоко и отождествляют любовь с чем-то простым и понятным, совсем не имеющим граней, так что единственная вещь, на которую он мог злиться — упрощение современным обществом чувства до физической близости. Злиться, но не винить. Кун никогда не отвергал возможности быть с кем-то — спасибо, что хоть романтические чувства в нём есть, — но по какой-то естественной для его мироощущения причине даже не замечал, что обычно в размышлениях о своих отношениях в основном заботился о вещах за пределами физического контакта. Чем занимается его родственная душа, каким принципам следует, во что верит и кем дорожит, какие шутки любит, какие имеет привычки, что у них общего, как они будут проводить совместный досуг, решать проблемы, поддерживать друг друга и какими мыслями будут делиться? Это казалось ему важным. Самым важным — настолько, что первые два месяца после того перевернувшего всё с ног на голову утра Кун думал: «Всё не так плохо», — и порывался всё-таки найти свою родственную душу, хотя бы попытаться сблизиться, а потом признаться. Но в конце концов всё летело в тартары из-за страха привязаться и быть отвергнутым. Это сидело где-то глубоко. Он заранее начинал продумывать, как будет объясняться, извиняться за то, что он такой и не оправдал чужих ожиданий, даже если не виноват в этом, и таким образом доходил до точки «да к чёрту всё», даже не попытавшись. Но имя своего соулмейта всё-таки невольно запомнил и периодически повторял. Так… На всякий случай. Надежда бывает такой неубиваемой порой, даже если намеренно продолжаешь избегать судьбоносной встречи. А Кун избегал. Неумышленно, конечно, оно просто как-то само собой у него стало получаться, спустя какое-то время. Сначала он благополучно забросил большинство социальных сетей, работая не слишком-то известным битмейкером под псевдонимом и особо не распространяясь о своём имени, а затем и вовсе решил перебраться из своей родной провинции в Китае туда, где ему предложили работу хоть и в маленьком агентстве, но поперспективнее — в Сеул. Конечно, для этого сначала пришлось долго попотеть с изучением языка, но оно того непременно стоило. Кун и так не особо представлял, как Вселенная сможет свести его с тайцем со столь интересным именем, учитывая, как далеко друг от друга они находятся, по его предположениям, а когда принял решение переехать в Корею, подумал, что там ему подавно не светит столкнуться со своим соулмейтом. Впрочем, это суждение оказалось чертовски ошибочным. Как известно, пытаясь сбежать от кого-то по какой-то левой дороге, именно на финишной прямой этот кто-то и встречается…***
Стоя напротив высокого здания, усыпанного различными вывесками, Кун щурится в попытке найти ту, что ему нужна, и облегчённо выдыхает, натыкаясь на неё взглядом и понимая — пришел по адресу, не заблудился и даже ещё время на поиск нужного этажа остаётся. Впрочем, с ориентированием у него проблем нет. Полгода в незнакомой стране дают о себе знать постепенно откладывающимися в голове маршрутами до тех или иных мест, но Сеул слишком огромен, чтобы познать его колорит, оживлённые улицы и замысловатый язык так быстро. Как раз из-за последнего Кун и находится здесь. Углубленные курсы изучения корейского для иностранцев кажутся ему хорошей идеей. Возвращаться домой в ближайшие годы он не собирается, серьёзно настраиваясь обосноваться здесь, так что эти знания ему определённо пригодятся. Его уровень хорош, особенно в профессиональной сфере, да и коллеги в новой студии активно помогают освоить трудные моменты, но практики всё равно недостаточно, чтобы чувствовать себя расслабленно без знания теории. Кун посчитал, что от платы за обучение его кошелёк сильно не опустеет, поэтому, не задумываясь, подал заявку на сайте школы, а теперь уверенно заходит в довольно быстро найденную аудиторию на нужном этаже, как раз успевая перед появлением преподавателя с незамысловатой фамилией Ли. Тот уже знаком ему по фотографиям на сайте и незамедлительно внушает доверие, когда здоровается сразу на трёх языках. Это даже помогает Куну перестать думать о целесообразности похода на эти курсы и ненадолго отвлечься на остальных студентов, сидящих вокруг. В них он сразу же узнаёт и первокурсников университетов из других стран, включая европейские, и более взрослых женщин и мужчин за сорок, возможно, пришедших подтягивать знания, исходя из профессиональных соображений или для бизнеса, и обычных, ничем не примечательных молодых парней и девушек, по которым так сразу и не скажешь, зачем они здесь. Их меньшинство, тем не менее Кун всё равно обращает внимание, так как один из них, парень, сидящий чуть сбоку через ряд перед ним — очень оживлённый и довольно уверенный для иностранца — о чём-то громко болтает на английском со своим соседом справа, который явно не может от него отделаться. Кун и половины не понимает, потому что не настолько хорош в английском, но это ему и не нужно — подслушивать желания нет, так что он старается отвести взгляд как раз в тот момент, когда незнакомец поворачивается в его сторону. И это удаётся Куну с трудом, потому что боковым зрением он невольно замечает его улыбку и красивую линию профиля, из-за чего хочется вернуться обратно и рассмотреть как следует. К счастью, преподаватель к этому времени уже начинает быструю перекличку студентов, и он отвлекается на его речь. Людей в аудитории не так уж много, поэтому, прежде чем Кун слышит своё имя и подаёт голос, проходит меньше полминуты. Правда, по какой-то непонятной причине тот незнакомый парень после этого начинает смотреть на него лишь настойчивее. Если до этого их взглядам даже не удалось пересечься, то на этот раз Кун в попытке разведать ситуацию и тихонько обвести глазами аудиторию абсолютно точно замечает, как на него откровенно пялятся с каким-то прозревшим видом, будто тот распознал знакомого. Он виду не подаёт — ему не впервой ловить на себе такой взгляд, но на всякий случай достаёт из кармана смартфон, чтобы посмотреться в экран и проверить, нет ли у него чего-то постороннего на лице. Увы, на нём ничего не оказывается. — И последний в списке, но не по значению, — говорит преподаватель Ли с усмешкой протяжно и щурится, глядя в свой ноутбук немного неловко. — Читтапон… Ли… кхм, прошу прощения. — Личайяпорнкул, — заканчивает за него кто-то из аудитории, а Кун незамедлительно ловит на себе ощущение сильного жара, сначала плеснувшего куда-то в поясницу и резко прилипшего к самому лицу. Ему требуется всего доля секунды, чтобы понять, кому именно принадлежит этот голос, и он едва держит себя в руках, чтобы не издать звука удивления. Выученное до отскакивающих зубов имя крутится в голове, как навязчивая мелодия из заедающей рекламы, вызывая ранее никогда не посещавшее его чувство осознания. — Можете записать как Тэн Ли, так удобнее, — продолжает Читтапон и, получив одобрение от благодарного преподавателя, направляет взгляд обратно через плечо. Прежде чем Кун понимает, что пялится в ответ с таким же выражением лица, какое было и у Тэна минуту назад, проходит добрых секунд пять, а когда шок, наконец, отпускает его, он максимально расширяет глаза и медленно утыкается в свой открытый нетбук, прихваченный для занятий на всякий случай. Сомнений не остаётся совершенно. Будь это не он, не его соулмейт, не его родственная душа, не его судьба — Тэн бы не был так удивлён и определённо точно отреагировал бы иначе, заметив на себе настолько неприкрытый ничем интерес. Кун даже успевает заметить, как тот усмехается, и корит себя за то, что выглядит сейчас как абсолютный тормоз. Но он не просто тормоз. Он в каком-то неспокойном трансе, отдающемся сильным сердцебиением в висках и полнейшим хаосом из мыслей в голове. За все прошедшие два часа на курсе он едва успевает одновременно воспринимать информацию и обрабатывать нахлынувшие на него чувства, не говоря о том, что не позволяет себе смотреть в сторону Тэна, как будто тот воспламенит его одним взглядом. Куну нечем себя оправдать: у него было почти шесть лет, чтобы придумать, что сказать своему соулмейту в случае чего, но вместо этого он намеренно избегал поисков, тешил себя надеждой на ошибку системы и не хотел брать ответственность. Теперь же всё гораздо хуже. Кун не подавал признаков жизни слишком долго, и скорее всего Тэн на него обижен. А если не обижен, то явно нашел себе другого и зол настолько, что выскажет всё ему в лицо при первой же возможности. Каждая новая мысль в голове Куна ужаснее другой, и всё это наваливается на него так резко, что он не замечает, как урок подходит к концу, впадая от этого в ещё большее смятение. К сожалению, прежде чем он успевает сопоставить все риски и обдумать варианты, ноги уже несут его к выходу из аудитории, и было бы глупо ожидать, что Тэн не направится следом. Мало того — он зовёт Куна по имени до тех пор, пока тот не выбегает из здания, а затем происходит то, чего он ожидает меньше всего. — Цянь Кун, не веди себя так, будто ты меня не слышишь, и остановись, чёрт возьми, — кричит Тэн на неплохо поставленном китайском, неизбежно привлекая внимание прохожих и своим звонким голосом, и незнакомой речью, после чего Кун удивлённо обрывает себя на полушаге, без проблем распознав родной язык, и медленно поворачивается на сто восемьдесят градусов, глядя, как к нему подходят почти вплотную. Теперь непониманием точно не отделаться. — Что ты делаешь? Почему ты убегаешь от меня? — дуется Тэн, не размениваясь на приветствия, щурится и выглядит при этом так очаровательно, что Кун теряется на долю секунды в недоумении. Наконец, он может в полной мере рассмотреть его: Тэн чуть ниже ростом его самого, слишком аккуратный, черноволосый и немного взъерошенный после бега; приглушенно медовая кожа; скопившаяся крапинка хитринки в сузившихся глазах с по-кошачьи вздёрнутыми внешними уголками, и увлажнённые прозрачным бальзамом губы, нарисованные плавными красивыми штрихами на и без того милом лице. Голос совсем не грубый, звучит непривычно деликатно и запросто лёг бы на треки Куна украшающим инструментом, как будто создан специально для этого. Кун ненавидит себя за тёплое чувство, которое щекочет его в груди, стоит ему посмотреть в чужие зрачки с такого близкого расстояния, но по-другому ощущать себя не может, что ещё раз подтверждает — перед ним стоит его родственная душа. Хочется и убежать, и подойти ближе, вопреки его заботе о своём личном пространстве, а лучше разорваться на две части. — Я всё объясню, — говорит первое, что приходит на ум, Кун и держит перед собой сумку с нэтбуком, будто прикрывается ею от чужого изучающего взгляда. — Уж потрудись. Ты опаздываешь? Или я просто такой страшный? — фыркает Тэн и вопросительно приподнимает бровь, являя одно из самых ироничных выражений лица, которые Куну доводилось видеть. — Нет, совсем нет, — всё ещё не имея никакого адекватного плана действий, качает головой он и тут же замолкает, думая, что добавить «наоборот, очень красивый» будет слишком странно и неловко. — Проехали, — отмахивается быстро Тэн, явно давая понять, что собирается читать нотации о вежливости в последнюю очередь, и прикрывает глаза, будто настраивается на другую волну, прежде чем сказать то, что, очевидно, планировал изначально: — ты так посмотрел на меня, когда услышал моё имя, не так, как другие — как будто… узнал. И я отреагировал также на тебя. Ты понимаешь, о чем я? Кун утвердительно кивает с полным осознанием последствий этого шага, но вместо несвязных оправданий продолжает молчать, ожидая, что ещё предпримет Тэн. Тот в противовес своему поведению секундами ранее недолго мнётся, будто подбирает слова, и смотрит с лёгкой неуверенностью и сомнением. Видимо, не один Кун представлял себе эту встречу совершенно иначе. На месте Тэна он бы тоже подумал, что его предполагаемый соулмейт — тормоз безнадёжный или он не его родственная душа вовсе, а это ошибка какая-то, и они просто пялились друг на друга, как два дурака. — Не хочу выглядеть глупо и делать неправильные выводы, так что, если ты понимаешь, я могу посмотреть твою метку? — неожиданно осторожно и в то же время логично интересуется Тэн, однако выученная за долгое время тревожность, накатывающая на Куна противными волнами каждый раз, как этот вопрос доносится до его ушей, даже не даёт хорошенько подумать над ответом и взвесить все «за» и «против». — Нет, не думаю, что это хорошая идея, — выпаливает он, пошатываясь на месте. — Боже, да не здесь, если ты стесняешься, — усмехается Тэн, украдкой поглядывая по сторонам. Ранее пялившиеся на них с интересом люди уже рассосались в безликой толпе, однако Кун всё равно мотает головой, вызывая ответное замешательство и даже долю неподдельного разочарования на чужом лице. — Так значит, твоя метка не с моим именем… Выходит, я ошибся? — понуро и одновременно неловко спрашивает Тэн, словно только что развеял прах своей надежды на крыльце этого здания, разве что губы надуть остаётся, и у Куна всё внутри щемит и трещит от противоречивых чувств. Он может уверенно соврать, не подать виду, может сказать любую чушь и продолжить жить спокойно, избегая ответственности, хоть это и не точно, но чёртова совесть берёт его в свою крепкую хватку. Легенда, казалось, надёжно сшитая толстыми нитками из грубых кусочков давно придуманных аргументов, с противным звуком трещит по швам, выпуская наружу запрятанную глубоко боль, и взгляд Тэна будто заколачивает в неё острые гвозди своей собственной. Он кажется таким надломленным, что Кун понимает: он не может сейчас, когда судьба сама буквально принесла Тэна к нему едва ли не под нос с намёком чёрным по белому, просто развернуться и уйти. Его будет мучать потревоженный ворох эмоций и мысль, что кто-то из-за него блуждает вот уже который год в неизвестности и думает чёрт знает о чём. — Нет, ты не ошибся, — выставляя себя ещё более ненормальным, спешит опровергнуть Кун, смирившись с тем, что придётся довести всё до конца, и вот теперь на него действительно смотрят так, как не смотрят на адекватных людей. — Просто я… не могу показать. Тэн косится с подозрением и на мгновение щурится, наверно, предполагая, что его пытаются надуть, но прежде чем Кун успевает придумать, как развеять его сомнения, поток его мыслей прерывают весьма здравой идеей. — Хорошо. Я поверю тебе, если ты скажешь даты на наших метках, — компромиссно предлагает Тэн, складывая руки перед собой, и встаёт в выжидающую позу. Как ему всё это время удаётся ни разу не отвести взгляд от его лица — загадка или какой-то приём. — Справедливо, — кивает Кун, слегка улыбаясь, и впервые видит, как глаза напротив заинтересованно рассматривают его рот. Он не знает, что конкретно стало причиной этого интереса, но из-за этого чего-то Тэн и сам на секунду позволяет себе улыбнуться. — Первое января и двадцать седьмое февраля, — долго не раздумывая, говорит Кун и в очередной раз хвалит себя за то, что никогда о метке не забывает, пусть она и приносит много неприятностей. Скептический прищур тут же исчезает с лица Тэна, и Кун может буквально наблюдать за тем, как он расцветает у него на глазах, вновь пробуждая своей искренней реакцией внутри что-то приятно согревающее и липкое, как сладкий сироп; что-то, от чего избавиться просто так невозможно — только поддаться. И в этот же момент Кун понимает — он действительно влип во что-то очень-очень серьёзное…***
— Спасибо, — принимая кофе у официантки в кафе, кивает Кун и замечает, что Тэн напротив него с улыбкой размешивает сахар в своей большой чашке, глядя в высокое окно сбоку от их столика. Эмоция искреннего счастья не сползает с его лица вот уже которую минуту, что заставляет беспокоиться о том, не будут ли у него болеть щёки после их… встречи? Кун даже не знает, как назвать эти спонтанные посиделки сразу через несколько минут после знакомства, и слово «свидание» в собственной голове мгновенно заставляет его поёжиться. — Знаешь, сколько бы я ни придумывал, что скажу при встрече с тобой, в итоге всё равно оказался не готов к этому, — почёсывая подбородок, признаётся Тэн и греет ладони о свою кружку. — Это нормально. Нельзя двадцать четыре часа в сутки всё контролировать и жить с мыслью, что ты в любой момент можешь встретить родственную душу, иначе свихнёшься, — пожимает плечами Кун, криво улыбаясь. — Так значит, ты совсем не думал обо мне? — предполагает Тэн, как будто заочно намекая на то, что он не будет делать вид, словно его не игнорировали все эти годы. Напротив, припомнит, заставит пожалеть и почувствовать вину. Что-то Куну подсказывает, что это в его характере. — Всё сложно, нам нужно многое выяснить, — не даёт однозначного ответа Кун, прекрасно понимая, как грубо это звучит со стороны, и даже не представляя, что чувствует Тэн в этот момент. — Что ж, за этим мы тут и сидим. — Но перед этим ты не мог бы показать метку? То есть, если это возможно, — спрашивает Кун взволнованно, стараясь напрямую случайно не задать вопрос, который интересует его больше всего на данный момент, и Тэна последнее уточнение, несомненно, настораживает, что видно по его незамедлительной оживлённой реакции. — А ты объяснишь, что не так с твоей? — Да, объясню, но не сейчас, — уточняет Кун и натыкается взглядом на предсказуемо вопросительное выражение лица напротив, осознавая в который раз, как же необходимо порой объяснять словами свои чувства, и если он этого не сделает, тогда нет вообще смысла всё это начинать. — Я не очень быстро сближаюсь с людьми и начинаю им доверять, мне нужно больше времени, чтобы привыкнуть к тебе. Ничего личного, просто мы так неожиданно встретились, ничего друг о друге не знаем, хоть и соулмейты. Уверен, это пройдёт, — честно поясняет Кун, не видя смысла недоговаривать. — Я тоже так думаю. Нам не обязательно торопиться, — неожиданно оживлённо и понимающе кивает Тэн, опять привлекая внимание своей улыбкой, из-за чего ему чертовски хочется довериться. — Просто дай мне шанс. Ты ведь не сбежишь от меня, надеюсь? — Почему ты решил, что я сбегу? — усмехается Кун, посчитав чем-то забавным мысль о том, что Тэн в случае чего и в розыск без вести пропавших может подать. — От тебя чего угодно можно ожидать, учитывая, сколько лет я не мог тебя найти, — делая акцент на слове «сколько» говорит тот, после чего ставит кружку на стол, и у Куна замирает дыхание, когда он понимает, что Тэн тянется к своему лёгкому осеннему свитеру бежевого оттенка, чтобы, очевидно, показать метку. — Вот, смотри. Грустный выдох едва не покидает рот Куна, когда он смотрит поверх оттянутого вниз ворота и огибает взглядом надпись под тонкой ключицей, выведенную чёрным по загорелой коже на родном ему языке.«Цянь Кун 01.01.19ХХ»
— Что-то не так, — резюмирует Тэн, даже не спрашивая, и отпускает ворот, прежде чем облокотиться на стол и наклониться вперёд над кружкой, очевидно, чтобы получше видеть чужие эмоции. Кун невесело усмехается, как никогда сожалея о том, что у него всё всегда на лице написано, но сейчас это и не удивительно. Пару секунд назад в нём умерла надежда, что Тэн такой же, как и он — с меткой где-нибудь на лопатке или пояснице. И то, что эта надежда продержалась до этого момента, уже впечатляет, на самом деле. Вряд ли человек с какой-то особенной нетипичной меткой был бы так беззаботен и не волновался ни о чём — а Тэн производит именно такое впечатление. Этого Кун не учитывает или, если быть точнее, вообще забывает об этом в ту же секунду, как только думает на мгновение, что ему может повезти. Но, как известно, везёт главным героям. — Всё в порядке, я просто гадал до этого, где твоя метка, — особо не уточняя, зачем ему это нужно, говорит Кун и тут же перестаёт пялиться на кусок свитера, под которым скрылось его имя. — А твоя где? Хотя, подожди, я сам угадаю, — выставляя указательный палец вперёд, перебивает Тэн. — Хм… Ребра? Ты уж прости, но ты не похож на того, кто только на парней слюни пускает, — предполагает он и тихонько кашляет в кулак, видимо, поняв, как это странно звучит. — Я… узнаешь, когда покажу, — уклоняется от ответа Кун и занимает рот кофе, чтобы обдумать, как отбиваться в случае излишне настойчивых проявлений любопытства, но Тэн смиренно вздыхает и отклоняется назад, облокачиваясь на спинку диванчика с хитрой улыбкой, будто видит в этом какой-то подвох. — Ты лучше расскажи, откуда ты знаешь китайский и почему оказался здесь. Ты ведь явно не из Сеула, судя по моей метке, — переключает тему он, вспоминая, что ему до этого так и не представилось возможности спросить об этом. — Я думал, ты поймешь. — Тэн чешет висок и криво улыбается. — Когда у меня появилась метка, я решил, что ты вряд ли выучишь тайский — он не такой распространённый, как китайский — поэтому решил выучить твой язык сам, чтобы не мучиться с переводчиками и спорами о том, на чьём языке мы будем общаться, и всё такое, — говорит он, забавно фыркая, и тихонько отпивает немного кофе. — Это… очень умно с твоей стороны, — признаётся Кун, пряча лицо в своей чашке, и немного сожалеет, что сам до этого не додумался сразу. Но ему это всё равно чертовский приятно. Судьба не часто подбрасывает людям пару, с которой нужно решать вопросы с языковым барьером. — Я надеялся, что ты оценишь. В первый год после появления метки, когда ты всё никак не выходил на связь, я даже радовался, что смогу подольше попрактиковаться. Но время всё шло и шло, а мы так и не встретились, — заметно понижая интонацию к концу фразы, грустно выдыхает Тэн, и смотрит в окно, на моросящий осенний дождь. — У меня даже была мысль поехать в Китай, но я не сразу понял, насколько это дурацкая идея. Куда? Зачем? Если честно, в один момент я подумал, что с тобой случилось что-то плохое и… в общем, да, я немного отчаялся и перестал надеяться, — отрывая взгляд от улицы снаружи, быстро заканчивает он неприятную мысль и вертит головой в сторону, откидывая чуть сползшую на глаза чёлку. Кун же в это время внимательно слушает и немного ёрзает на месте от того, как его совесть начинает откусывать от него по кусочку. Не то чтобы он ожидал другого, просто менее печально от осознания чужих переживаний не становится. — Хорошо, что мне повезло с работой, иначе бы совсем загнулся. Из-за неё я и переехал сюда где-то месяца три назад. А ты? Ты почему здесь? — интересуется Тэн, быстро переводя фокус на Куна, и тихо стучит пальцами по экрану своего явно новенького, недавно вышедшего четвёртого айфона, лежащего на столе, из-за чего он загорается, являя локскрин с картинкой каких-то спящих в обнимку котов. Кун думает, что это очень забавно. — Я тоже переехал из-за работы полгода назад. Не потому что хотел сбежать или ещё что-то, просто так получилось. Думал, это только отдалит нас, но оказалось с точностью наоборот. И вот мы здесь, — мельком поглядывая на экран, говорит он и старательно делает вид, что не замечает, как Тэн очень пристально смотрит — уже даже не на лицо и мимику, а куда-то глубже, где спрятано то, что ему, очевидно, ещё знать не положено. — У тебя были веские причины не выходить на связь, да? — вдруг спрашивает Тэн, не отводя взгляд, и убирает руку с экрана, сцепляя пальцы в замок перед собой, чтобы опереться на них подбородком. — Да, — утвердительно кивает Кун, придя к выводу, что душевное равновесие ему было важнее всего остального. Впрочем, это не значит, что сейчас ему совсем плевать, ведь на месте Тэна он бы оказаться не хотел. Люди по всему миру вынуждены как-то справляться со всей ответственностью, которую на них накладывает выбор свыше, и если бы каждый поступал так, многие были бы чертовски несчастны. — Слушай, какие бы между нами отношения ни сложились в будущем, мне жаль, что тебе пришлось переживать обо мне всё это время. В этом нет твоей вины, это лишь мои проблемы, с которыми я вовремя не разобрался, и из-за этого всё пошло через задницу. Прости меня, — находя в себе силы, не торопясь говорит Кун и уверенно выдерживает чужой взгляд ещё несколько секунд после сказанного, чтобы слова и правда прозвучали искренне, но по лицу Тэна, сработало это или нет, у него определить не получается. Он не шевелится и не произносит ни звука где-то с минуту, будто перед ним стоит проблема мирового масштаба, а потом склоняет голову набок и произносит: — Пудинг. Кун глупо моргает несколько раз, прежде чем понять, что ему не послышалось, и только потом хмурится в недоумении. — Я подумаю над твоим извинением, если закажешь мне пудинг. Я люблю шоколадный и разогретый, — поясняет Тэн с очень серьёзным лицом, из-за чего Куну требуется ещё добрых секунд пять, чтобы осознать, что это был сарказм. — Да шучу я, Кун, надо же тебя заставить понервничать хоть немножко, — снимая серьёзную маску, хитро фыркает Тэн и отпивает из своей едва не забытой чашки. — Я не знаю, в чём твоя проблема, но что бы у тебя ни случилось, я уверен, однажды ты с этим справишься. Главное, что мы встретились. Причём встретились вопреки. Значит, так должно было случиться. Кун еще некоторое время пребывает в прострации, и только после этого щипает себя за руку, пытаясь убедиться, не начались ли у него галлюцинации на фоне пережитого стресса, но Тэн никуда не девается и от слов своих не отказывается. Он терпеливо ждёт, пока информация переварится в голове Куна, а после, видимо, не дождавшись в ответ ничего, кроме растянутых в искренней улыбке губ, добавляет: — Но пудинг я всё равно хочу, если тебе интересно, — и хлопает ресницами. — Ладно, идею с пудингом поддерживаю, — смеясь, оживает Кун, когда чувствует, что все эти события и незапланированные откровения и правда пробудили в нём чувство голода. Точнее оно появляется и раньше, просто выходит на первый план только тогда, когда удаётся немного расслабиться и перестать постоянно думать о том, как Тэн к нему относится. Как минимум не шлёт проклятья и даже позитивно настроен, а это уже хорошо. — Отлично! А пока нам будут его делать, я расскажу тебе о своих котах! Тебе нравятся коты? Не то чтобы у тебя есть выбор, конечно… Кун согласно кивает, улыбаясь, и позволяет себе быть откровенным с самим собой: он уже давно не испытывал такого облегчения…