I am Jake

POV Джейк

      Я родился в маленькой, но любящей семье. Нас было двое: я да мама, но этого было вполне достаточно, чтобы чувствовать себя счастливым. В детстве для этого вообще мало надо. В то время все казалось по плечу. Мама всегда говорила, что я способный ребенок. Наверное, так говорят все матери, но я своей верил и ни на секунду не сомневался в светлом будущем.       Сколько себя помню, мы жили в Нью-Йорке. Город больших возможностей. Мне нравилось, когда мама возвращалась домой пораньше, и мы с ней отправлялись бродить по улицам, рассматривая чудаковатые здания и придумывая истории жителей небоскребов. - Видишь, те розовые занавески? – как-то игриво спросила мама, показывая на одно из окон.       Она редко соблюдала формальности. Главное ведь быть хорошим человеком, а это можно делать и не следуя некоторым нормам. Например, от того, что мы смотрели в окна других людей, никто не страдал, а нам было весело. В конце концов, мы предпочитали занавешенные окна: по ним можно было построить гораздо больше теорий. - Бьюсь об заклад, там живет актриса, - прошептала она, наклонившись к моему уху и прикрыв ладонью рот так, чтобы звук случайно не улетел в противоположную сторону. – Она выступает на Бродвее и получает множество писем от своих поклонников.       Я задумчиво посмотрел на ярко-розовое окно. - Думаю, там живет девочка, - пожал плечами я. – У нее богатые родители, способные купить любую игрушку. Эти занавески она сама выбирала. - Правда? Ты так считаешь? – с интересом спросила мама. – Что ж, возможно, ты прав, - выпрямилась она. – Или мы оба ошибаемся, и там живет бабушка, коллекционирующая вещи розового цвета.       Я рассмеялся. Всегда обожал ее легкое отношение к жизни. Никогда не унывала. Сейчас мне кажется, что мама просто притворялась. Улыбалась вопреки всему, лишь бы не впутывать меня в свои переживания. Чем больше информации о ней удавалось найти, тем сложнее мне казалась ее жизнь. Но в глубине души я по-прежнему надеюсь, что ошибаюсь, и ей действительно все было по плечу.       Тогда мне было восемь. Я жил беззаботной жизнью обычного нью-йоркского ребенка: утром школа, днем прогулки с друзьями, а вечером разговоры с мамой. Все бы отдал, чтобы вернуться в то время. Мне нравится шутить, что это лучшие годы моей жизни.       Она была программистом. Не слишком популярная профессия для того времени, но уже хорошо оплачиваемая. Если ты работал на нужных людей. Собственно, благодаря маме я и подружился с компьютерами.       Помню, я был совсем маленьким, когда с удивлением спросил: «Что ты делаешь?». У меня еще в руках был плюшевый медвежонок, а мама уже воспринимала меня всерьез. Она отвечала на все вопросы, которые я задавал. Каким-то образом, объясняла все так, что мне становилось понятно. Мама не боялась, что я тыкну куда-то не туда, а потому, работая, брала меня на руки и показывала, куда нужно нажать, чтобы ей помочь. И я нажимал, отчего был ужасно горд, ведь справлялся с настоящим взрослым делом.       Когда я подрос, мы с мамой сделали настоящую игру. Знаете, эти пиксельные аркады? Мой первый проект. Мама мной гордилась.       Ее звали Оливия Миллер. Обладательница черных длинных волос, которые вились каждый раз, когда она их распускала. Но чаще они были собраны в кичку – это был признак ее усиленной мозговой активности. Еще она собирала их так, чтобы приготовить обед и выйти на улицу. Ладно, она делала это постоянно, не только когда думала. Хотя, может, она всегда пребывала в размышлениях? Кажется, я просто пытаюсь продолжить одну из наших игр про суперспособности и их атрибуты. В общем, мама часто делала кичку.       Ее лицо я тоже ни за что не забуду: синие улыбающиеся глаза, тонкие губы, ямочки на щеках. Иногда я смотрю в зеркало и вижу ее черты. Что ж, можно быть уверенным, что она была мне родной матерью. Была. Говорю так, будто уже смирился с ее смертью. Только вот вся моя жизнь крутится вокруг ее поисков.       Мне было четырнадцать. Подростковый возраст, которого так боятся взрослые. Период бунтарства и озорства. О, сколько раз я был на волоске от ссоры с мамой. Она безумно волновалась за меня, а потому устраивала разговор по душам каждый раз, когда нас с друзьями вытравливали из заброшенных зданий копы. Но ведь любовь к запретным местам не делала меня преступником. Да и мама переживала, конечно, не из-за этого.       Мне жаль, но в последний вечер, проведенный вместе, мы слегка повздорили. Ничего такого, обычный спор о рамках дозволенного. Мне всего лишь хотелось больше свободы. Четырнадцать лет – это же так много! Дурак. - Джейк, я понимаю твои чувства, но не все в этом мире выходит по-твоему, - строго говорила мама. - Да брось, ничего со мной не произойдет в этих зданиях, - закатил глаза я. – Туда все ребята ходят, и никто до сих пор не умер. - Ключевое здесь «до сих пор», - ни намека на улыбку. – Тебе открыть сводку новостей за последние десять лет? По-твоему, взрослые просто так бьют тревогу? Мы вообще-то… - Ой, мам, не нуди, - я нахмурился, тем самым показывая, что не хочу слушать ее нотации. - Ладно, вижу ты не настроен на разговор со мной, - спокойно проговорила мама. – Продолжим его после моей смены. - Да-да, - скучающе отозвался я. - Не злись, - улыбнулась она. – Люблю тебя, Джейки, - мама послала воздушный поцелуй.       Я не ответил. - Что ж, до завтра, - она поникла.       Это было почти незаметно, но я слишком хорошо знал свою маму, чтобы не обратить на это внимания. Когда дверь захлопнулась, совесть все же одержала верх, и с моих губ сорвалось тихое: «Я тоже тебя люблю».       Знаете эту боль, разрывающую сердце? Ноющую отчаянную боль, живущую с тобой постоянно? Нет ничего хуже сожалений. Особенно из-за мелочей, которые мы почему-то не делаем, хотя это нам ни черта не стоит. Признание в любви, ободряющая улыбкой, всего одна поддерживающая фраза и, возможно, мы не чувствовали бы себя такими негодяями. Я не чувствовал бы.       Чего мне стоило обнять ее? Лишний раз помыть посуду? Прокричать о любви к ней в тот вечер? Послать к черту эти несчастные заброшки? Может быть, тогда все было бы иначе? Может быть…       Каждый раз, прокручивая в голове эти мысли, я словно лечу в бездну. Падаю с моста спиной вниз и больно ударяюсь о воду, пассивно протягивая руку вперед, словно это остановит мое падение. В глазах застывает ужас, а во все стороны идут брызги. И вот, я уже под водой. Без права на спасение.       Наш телефон зазвонил в 2:47. Никогда не забуду это время. Уже тогда, вскочив с кровати, я чувствовал сильную тревогу. Словно мне приснился кошмар, от которого я не мог отойти. Такое странное ощущение нереальности и нависшей угрозы. Как перед грозой в жаркий солнечный день. - Джейк? – по ту стороны телефона послышался знакомый голос. - Мама? – сонно спросил в ответ я.       Она заговорила не сразу. Тяжело дышала в трубку, словно унимая эмоции, собираясь с мыслями. - Милый, - неестественно мягкая интонация, - кое-что произошло. - Произошло? На работе? – абсолютное непонимание. - Да, на работе, - она делала длинные паузы, будто пытаясь сдержать слезы.       Я слышал это по глубоким вдохам, которые мама совершала перед каждым сказанным словом. - Ты плачешь? – обеспокоенно спросил я. - Нет-нет, - поспешила заверить меня она. – Я не плачу, милый. Это просто помехи.       Словно дурак, ослепленный желанием притвориться, будто все в порядке, я поверил. Искренне, но с ничтожной долей сомнения, которое я предпочел затолкать куда подальше. - Послушай, - голос мамы теперь звучал приглушенно, как если бы она прикрывала рот ладонью, - уходи из дома. Немедленно. - Что? Куда? – воскликнул я. – Ночь на дворе. - Куда угодно, Джейк. Уходи. Прошу тебя. - Зачем? Чего ты боишься? - Ты ведь знаешь, что я тебя люблю, правда? – невпопад спросила мама. - Да, кончено, но… - И ты должен знать, что я делаю все возможное, чтобы вернуться к тебе, - ее голос немного дрожал. – Все, что в моих силах. - О ч… - Ни за что и никогда я бы не оставила тебя по своему желанию, - она неустанно перебивала меня, говоря слова из-за которых по коже пробегали мурашки.       С самого начала это было похоже на прощание. Чем больше я вспоминаю тот диалог, тем отчетливее это понимаю. Но тогда… Тогда я этого не видел. Вернее, я запретил себе это. Запретил себе думать о плохом.       И хотя внутри было неспокойно, я это игнорировал. Верил, что все будет хорошо, не замечая противной тягучей тревоги, разрастающейся во мне. Если сравнивать ее с чем-то осязаемым, то, пожалуй, эта тревога была словно гвоздь, с жутким скрипом проходящийся по школьной доске. Таким, что аж зубы сводит и все тело передергивает. Нарушающим спокойствие и не дающим сосредоточиться на чем-то важном. - Ты ведь это понимаешь? – на всякий случай уточнила мама. - Понимаю, - коротко ответил я. - Хорошо, - наверняка в тот момент ее губ коснулась улыбка.       Умиротворенная и слабая улыбка. - Теперь уходи, - голос стал еще тише. – Быстрее, - совсем тихо.       Слабо.       Раздались короткие гудки, а вместе с ними пришло осознание. Оно накрыло мощной разрушающей волной, не оставляющей и шанса на спасение. - Мама! – прокричал я в трубку, несмотря на всю абсурдность действий. – Мама! Мама! – паника захлестывала, и я не до конца понимал, что творю.       Реплики, звучавшие только что по телефону, смешались в один вихрь и беспорядочным эхом отдавались у меня в голове. Хаос, от которого хотелось вцепиться пальцами в свои же волосы и кричать. Но все слова, проносившиеся в голове, вдруг слились в единое и громкое: «Уходи».       Я повесил трубку и судорожно принялся собирать самые важные вещи. Сообразить, что нужно взять, было сложно, поскольку на смену целому вихрю мыслей пришла одна ужасная, душераздирающая мысль. Я так и не сказал, что люблю ее.