Кассиопея

Знаете, кажется утро для Сынмина, и вообще для всех тех кто знаком с ним, что-то на подобии ритуала. Если оно пройдет тихо и спокойно - то день будет плохим. Но ведь в его жизни такого никогда не бывает. Либо он что-то учудит, либо теперь его ребёнок. — Все ведь было хорошо, — кричит Сынмин, прячась от Чонина за холодильником. — Ты даже сам меня обнял и я тебя не прогнал. Хотя надо было! Чонин быстро находит Кима и схватив того за ноги вытаскивает из-за холодильника. — Пощади! — хнычет Сынмин, закрывая лицо руками, когда Ян замахивается. — А я тебе говорил, что потом убью, — напоминает, обещания свои не забывает. — Этот момент настал! Сейчас я тебе твои голубиные крылышки откручу! — Почему голубиные? — А что? Куриные хочешь? — Чонин болезненно щипает его за бок, Сынмин аж вскрикивает. — Н-не, голубь тоже сойдет. — Закопаю нахуй, если еще что-то подобное намутишь, — Ян теперь уже наваливается на Сынмина и начинает избивать старшего. — Идиот! — Ладно-ладно, — быстро сдается, не в силах противостоять малому. — Ты в школу опоздаешь! — Не опоздаю, — рычит на него в ответ и еще раз замахивается, но не бьёт. Чонин поднимается на ноги и идет переодеваться в школьную форму. Он действительно может опоздать, а убить Сынмина еще успеет. Но даже если не успеет, то на помощь придет Хенджин. В общем, Сынмин живым точно от них не уйдет. Ким переворачивается на живот и ползет за ним. Чонин обычно переодевается в ванной, потому что называет Сынмина геем и педофилом. Видимо этот раз был исключением. Да и Сынмин не против понаблюдать за столь прекрасным зрелищем и прекрасным человеком. Ян медленно поднимает вверх кофту, оголяя сначала поясницу, а потом и выше. Сынмин сглатывает ком, что застрял в горле и не может отцепить от него взгляда. Кожа школьника бледная, местами покрытая шрамами и еще не зажившими синяками. Она выглядит такой хрупкой и нежной, что Сынмин хочет, но боится в дальнейшем прикасаться к ней, боясь навредить. Даже эти синяки, за которые Сынмин готов очередной раз уебать отчима, кажутся ему прекрасными. Все, все что связано с Чонином красиво и великолепно. — О, подожди, — останавливает его Сынмин, заметив что-то особенное. — Что это? — поднимается с пола и подходит к нему, осторожно касаясь нежной кожи в области поясницы и медленно проводя по ней пальцами, вырисовывая что-то. — Ты про что? — хмурится Чонин, шлепнув Сынмина по руке, чтобы не смел прикасаться. — Про это, — вновь касается, плюет на то, что опять получит от школьника, непонятно улыбаясь. — Что это? — Родинки, неандерталец! — на этот раз Сынмин получает кофтой по лицу. — Да блять, ты тот самый обломщик года! — Ким морщится от удара, тянет на себя Чонина и поймав его руки, крепко заточает их в свои и любуется родинками на белой коже. — Да что ты делаешь? — брыкается Ян, пытаясь высвободится. — Это напоминает мне кое-что, — загадочно произносит Сынмин. — Напоминает о том, что ты голубой? — фирменный смех Чонина вошел в бой, теперь Сынмин окончательно свихнулся и одурманился этим мальчиком. — Кассиопея, — улыбается Ким, медленно проводя по родинкам. — Касп... Кас... Че? — хмурится Чонин, но уже не дергается. — Твои родинки расположены буквой «W» как созвездие Кассиопея, — поясняет ему. — И это очень красиво, — после целует в щеку и тянется к губам, но Ян отталкивает. — Так ты у нас астрономом заделался? — Чонин никогда бы не подумал, что Сынмин знает о таком. Какая еще кас... касм... Да что это вообще такое? — Все, не трогай. Я всю жизнь их стыдился. Ян отталкивает Сынмина и быстро накидывает рубашку, судорожно застегивая пуговицы. — Но это ахуенно! — улыбается Сынмин, усаживаясь на книжный столик. — Я бы каждую по сто раз поцеловал! — Пидорас! *** После этого Сынмин был вынужден снова спасаться от Чонина который сильно избил его и обозвал всеми известными словами. И в итоге школьник запер Кима в ванной, подперев дверь стульчиком. — Я на работу опоздаю, пиздюк мелкий! — бьет по деревянной двери Сынмин, злясь на младшего. — А мне то что? Сам виноват, педик обкуренный! — Пошел ты... в школу! Я тебя сегодня забрать хотел, а теперь передумал! Пиздуй пешком! А я на бехе! — Сынмин уже пинает дверь, но та все равно не отпирается. — Да пошел ты со своей сранной бехой в задницу! Я лучше пешком с Феликсом! — Чонин на всякий случай тащит еще один стул. — Что ты сейчас сказал?! — Сынмин теперь уже в ахуе. Никто не смеет обижать его девочку. — Да моя беха самая ахуенная и шустрая детка на всей планете. А Феликс твой с Хенджином опять пойдет. — Ну и пусть! Я сам пойду! Иди нахуй! — Пиздюк! — Нахуй, говорю, иди. После этого Чонин громко хлопнув железной дверью уходит, оставляя прихуевшего Сынмина одного. *** Все в офисе заливаются смехом, когда Сынмин опаздывает и рассказывает о выбитой в ванне двери и о Чонине который запер его там. — А мне нравится этот Чонин, — смеется Самуэль, вспоминая что Чонин подписался на него в ответ. — Единственный, кто может справиться с Ким Сынмином. — Ниче не может! — протестует Сынмин, отбирая у Хенджина последний кусочек торта и за это получает кулаком в живот. — Да меня, итак, сегодня избили, чего ты своими лапами махаешься? — Это был мой любимый торт, — сквозь зубы проговаривает Хван, сжимая вилку в руке. — У тебя в кабинете второй есть, — Чанбин вмешивается, помнит как Хенджин принес две коробки. Одну для всех, другую только для себя. Это в духе Хенджина - схавать весь тортик одному. — Что? Есть еще? — обрадовался Сынмин и уже хотел поспешить в кабинет Хвана, пиздить тортик, но Хенджин въебашил ему недавно стоявшей на столе вазой по голове и тот потерял сознание. — Какого черта ты ему рассказал? — злится Хенджин. — Нихуя! — вскрикивает Джисон, прикрыв рот ладошкой и проверяя живой ли этот придурок. — Хенджин, красава! — улыбается парень, но после с горечью вздыхает когда замечает что тот дышит и корчит рожу. Хан все же показывает Хвану большой палец за то, что хотя бы на некоторое время избавил их от Сынмина. — Я думаю, что Хенджин скоро уебет его, — хихикает Самуэль, глядя на Кима, что упал прямо в свое любимое кресло носом. — Поддерживаю, — соглашается до этого молчаливый Минхо и делает глоток свежесваренного кофе. — Ты его из-за тортика? — узнает Чанбин, а после просит Самуэля позвать уборщицу и убрать стекла. — Ну да, — кивает Хенджин. — Сожрет ведь! — Я у тебя никогда в жизни ничего сладкого не возьму. Грохнешь нахуй! — шутит Бин, но как говорится «в каждой шутке есть доля правды». — Этот торт и не для меня, — Хенджин садится обратно, на свое место и задумчиво смотрит вперед. — Что? Такое вообще возможно? — Джисон снова в шоке. Как это, Хенджин купил торт, и не для себя? — Ты так же, как и этот ебан, температуришь? — пугается Чанбин. — Да блять, выслушать его дайте! — рычит Минхо. — Для кого? — обращается уже после к брюнету. — Для мамы. Ли давится своим кофе, Джисон с Чанбином ошарашенно выпучивают глаза, а вошедший Самуэль так и застывает в дверях. — Т-ты же... — Чанбин не может подобрать слов, чтобы правильно выразить то что хочет. — Да не для моей, — закатывает глаза Хенджин. — Для мамы Феликса. Я же... Вот гандоны! — Ааа, понятно, — тянет Джисон. — А кто такой Феликс? — Друг Чонина, — заместо Хенджина отвечает Сэм. Он уже все знает. — Да, — кивает Хван. — Подожди, а ты откуда знаешь? Самуэль ради забавы взглядом указывает на Сынмина. — Вот уебок! — шипит Хенджин, пнув Кима ногой. — Только и может трепать своим языков. — А че пинаешься сразу, сладкоежка хуев? — пугает всех Сынмин, неожиданно восстав из мертвых. — Долбаеб! — шипит Минхо, выронив чашку с кофе из рук, а после пульнув ею в Сынмина. Все содержимое испачкало стол, палас и одежку Кима. — Меня пожалейте, — к ним заходит уборщица, госпожа Хан, женщина лет 70. — Она еще жива? — выпучивает глаза Сынмин и получает шваброй по голове. Сегодня явно не его день. Все его бьют. — Вот негодник! — ругается женщина, угрожая шатену еще раз дать по башке. — Простите нас, госпожа Хан. — извиняется за всех Ли Ноу. — Впредь будем стараться соблюдать чистоту. *** День у Чонина и Феликса прошел спокойно, за контрольные получили хорошие оценки. Феликс пять, Чонин пять с минусом. Это большое достижение. Правда, интернету спасибо. Ни в коем случае не Сынмину! Интернету! Чонин довольно идет рядом с другом, слушает как тот рассказывает ему о недавно просмотренном фильме «Тревожный вызов» и смеется от того, как Феликс смешно все это пересказывает. — И эта девушка, которой он порезал лоб, она его как ебанула ногой и он свалился. Я думал, он сдох, — разочарованно произносит Ликс. — Но он живой оказался! Терминатор какой-то! Но они с ним справились. Посмотри обязательно. Очень классно. — Окей, я обязательно посмотрю, — продолжает заливаться смехом Чонин. — Чего ты смеёшься вечно, придурок? — хмурится Ликс. — Я на одном дыхании смотрел. Тебе не интересно совсем что-ли? — Интересно-интересно, просто ты так смешно рассказываешь, — Чонин берет между ним и Феликсом расстояние, потому что видит как Ликси собирается совершить атаку на Яна. — Как «смешно»? — Ну ты такой типа «он еще трум бабах папапапах дыщ дыщ, а потом она его дах бабах, а он дудух и это конец», — Чонин снова заливается смехом и получает от Феликса по плечу. — С тобой фильмы обсуждать нельзя! — делает выводы Ликс. — И смотреть тоже. Ты все время смеяться будешь. — Но так ведь веселее. Мой смех заразен, — Чонин обнимает Феликса, а тот его в ответ. — Ты сегодня опять с Хенджином? — шепчет ему. — Агась. — Вы встречаетесь? — отстраняется играя бровями. — Йен, я тебя сейчас ебану, — Феликс говорит это серьезно, но и Чонин на самом деле серьёзен. Нужно разузнать, что между Хенджином и Ликси. — Нет, ну честно. Расскажи, — просит Ян, прилипнув к другу. — Я думаю, Сынмин на тебя плохо влияет. Ты был чокнутым, но стал еще хуже. — Не меняй тему, Ликси. — дуется Чонин. — Я ведь твой друг. — Йена, мы с Хенджином тоже друзья, — на этот раз Феликс старается быть серьёзным, но улыбка сама собою появляется у него на лице. — Ага! — вскрикивает Чонин. — Между вами нет такого понятия как дружба! — Слушай, философ, домой пиздуй! — Феликс старается скрыть свое смущение, но у него совершенно ничего не получается. — А я не пойду домой, там Сынмин в ванне заперт. Вот пусть и сидит там. А я на площадку. Поиграю немного, — достает из портфеля родненький мячик. — Ты с ним родился? — поражается Ликс. — Не удивлюсь, если ты скажешь, что спишь с ним. Сколько вообще ему? — Этому мячику лет 8. Самый родной и любимый, — гордо проговаривает Йен и гладит его. — И как он все еще уцелел? — О, смотри. Хенджин за тобой приехал! — Чонин сразу замечает знакомую тойоту и красивого Хенджина. А также замечает внезапно счастливого Феликса. В голову сразу же приходит Сынмин. Если он не выбрался и все еще сидит в ванной, то наверное очень голодный. Чонин хочет пойти домой и отпустить его, но передумывает. За свои поступки отвечать надо. Да и зная Сынмина, Ян уверен, с этим придурком ничего не случится. Поэтому поздоровавшись с Хенджином и попрощавшись с Ликсом, довольно идет на площадку. *** Как же Чонину хорошо, когда он играет в баскетбол, когда он полностью сливается с мячом, полностью отдаёт себя этой игре ни капельки не жалея свое тело, что уже почти валится, не в силах больше держаться на ногах. Говорит хозяину о том, что больше не сможет, но тот не слушает. Выжимает из себя все соки, отдает последнее. Чонину хорошо, когда мяч бьется о землю, обратно возвращаясь к его руке и Ян умело управляет им, а тот свободно повинуется слушаясь своего хозяина и верно служит ему. Особенно ему нравится лежать после игры посередине площадки и просто смотреть на небо, сбивчиво и порывисто дыша, размышляя о будущем. Баскетбол — жизнь Чонина. И никакая другая игра никогда так не завладеет его сердцем, как эта. Чонин всей душой любит, ведь именно баскетбол спасал его от всего страшного в этом мире. А теперь и Сынмин... Ян поднимается на ноги, отряхивается, берет свой любимый мяч и собирается идти домой, чтобы освободить Кима и накормить. В любом случае Сынмин не будет долго злиться. Он просто побесится немного, попрыгает от злости, а потом сам полезет к Чонину за обнимашками. Но домой спешить всё-таки надо. Чонин быстро подбегает к своим вещам и уже собирается натянуть куртку как его окликают. Ян думает что это Сынмин, который все же сам освободился, поэтому уже хочется сорваться с места и побежать к нему, накинувшись с объятиями, чтобы не было всех этих ворчаний и матов. Сынмин уже свое наказание отбыл. Но повернувшись видит не того, кого хотел бы. — Привет, сынок. — улыбается Нэд направляясь в сторону Чонина. — Как дела? Его тон спокойный, но в то же время очень ласковый и неприятный. Неприятный для Чонина. Что нашло на этого человека? Сынмин сказал, что разобрался. Видимо отчим не понимает по-хорошему. С этим давно надо было смириться, Чонин давно должен был это понять. Отчим — тварь. Тварь, от которой Чонин никак не может избавиться. Эта тварь губит его и перекрывает воздух, не дает сделать и шага свободного, рубит ноги и руки. Она не дает Чонину жить. Ян собирается уходить, у него Сынмин, до отчима ему нет никакого дела. — Подожди, сынок. — останавливает его, хватая за запястье. Чонин в шоке от его ласкового тона и этого «сынок». — Я тебе не сын, — шипит школьник отдернув свою руку и наконец накинув на себя куртку, но так и не успев застегнуться. — Я хотел поговорить, — тихо говорит мужчина. — И попросить прощения. Чонин не выдержал, засмеялся. Засмеялся не как обычно, не тем смехом которым Сынмина привлекает, а другим. Нездоровым и истерическим. — Что за чушь ты несёшь? — Чонин правда сейчас ничего не понимает. До него не доходит все что происходит. Это просто полная околесица. — Я правда хотел извиниться за все. Чонин, я доставил тебе много неприятностей и осознал свою ошибку. Возвращайся домой. Мне без тебя плохо. Здесь что-то не так. Ян чувствует. — Я правда виноват перед тобой, — мужчина резко обнимает Чонина. Тот пытается его отпихнуть, ибо ему это неприятно, но мужик оказывается намного сильнее. Жуткий перегар и плесень — это все что чувствует школьник. Ему неприятно, до жути противно, хочется рвать. Ведь это не Сынмин с его сигаретами и сладким запахом мятного чая. Ким не пьёт чай, к мяте никогда не притрагивается, но от него веет этим запахом. Чонин никогда не говорил ему об этом, не упоминал, но Сынмин очень вкусно пахнет. Хоть его запах и смешан с сигаретами, но эти сигареты придают ему ту самую изюминку, от которой сам Чонин с ума сходит. Яну нравится обнимать Сынмина, нравится когда тот сам его обнимает, нравится дышать запахом Сынмина, чувствовать запах только что заваренного зеленого чая, листьев мяты и той самой сынминовской сигареты. Но от отчима не так. Все не так. Чонин отталкивает мужчину от себя, не может терпеть его объятия, касания и запах. Но тот снова лезет, валит Яна на холодную землю, покрывает шею болезненными поцелуями. Это все, это конец. Чонин начинает еще больше сопротивляться, не понимает действия отчима, уже чуть ли не плачет. Так нельзя. Так нельзя! — Что ты делаешь? Мужчина не отвечает, руку под его рубашку сует. Гладит сначала живот, поднимаясь то выше, то ниже. Снова возвращается к шее, не оставляя там и живого места. — Нет, отпусти, — кричит школьник, пытается остановит Нэда, нечаянно касается кармана его куртки и чувствует что-то не то. Чонин сует руку в его карман и достает нож. Тот самый, которым отчим его в тот раз чуть не... На глазах тут же появляются слезы. Отчим и не хотел извиняться. Он хотел до конца убить Чонина, до конца погубить его. Сделать мертвой душой. На этот раз точно забрать все, что у Яна осталось и избавиться от него. — Не смей меня трогать, — Чонин находит силы, которые пришли к нему вместе со злостью и отталкивает мужика. В руках школьника все еще тот нож. Но он не такой. Он не такой, как этот урод. В Чонине есть все человечное, а в отчиме нет. Быстро поднявшись и схватив свой рюкзак Чонин бежит прочь, подальше от отчима, подальше от площадки, совсем забывая про свой любимый мяч. *** Сынмин пытается починить выбитую в ванне дверь и ждет Чонина, которого очень долго нет. Закончив с дверью, Ким проверяет свою работу. Вроде нормально. Главное чтобы на кого-нибудь не упала. На Йена например, а то тот точно его прибьёт и на этот раз Ким простым запиранием в ванной не отделается. Сынмин слышит как хлопнула входная дверь, поэтому улыбнувшись идет встречать своего ребенка. — Ты чего так долго? Я звонил Хенджину, и он сказал что ты на площа... Сынмин не договаривает, к нему в объятия бросается Чонин не сдерживая своих слез. Ян ничего не говорит, еще сильнее начинает плакать, крепко-накрепко прижимаясь к Сынмину. К человеку, который стал самым родным и любимым для него. — Что случилось? — не понимает Сынмин, обнимает его в ответ, пытается посмотреть ему в лицо, но Чонин не даёт, утыкается им в грудь старшего. — Лисёнок? Чонин не может ничего сказать, все слова теряются, проглатываются. Единственное что сейчас поможет Яну - теплые сынминовские объятия и сам Ким Сынмин. — Почему ты плачешь? Ты ведь знаешь, что я не люблю слезы. Особенно твои. Ты не должен в них утонуть, должен улыбаться, озаряя светом своей улыбки весь мир, — Сынмин все же поднимает голову школьника, хватает его за щеки и смотрит прямо в глаза. — Скажи мне, че ты ревешь? Чонин отрицательно мотает головой, кусает губу, пытается сдержать слезы, но перед глазами все еще отчим, который лезет к нему под рубашку, касаясь губами шеи. Так противно, так мерзко. Чонин начинает еще больше плакать, когда вспоминает и про нож, который он выбросил по дороге. — Это тот уебыш? — догадывается старший. — Йена, расскажи что произошло. Я должен знать, — Сынмин гладит Яна по щеке говоря уже более серьезно, убирает слезки, а после медленно касается губами лба. — Он... — Чонин не может собраться, боится говорить ему. Но Сынмин не отстанет. Ян стягивает с себя куртку и открывает взор на шею, покрытую чужими пометками. У Сынмина внутри что-то ломается, пробирается сквозь кости, проходит сквозь сердце и входит прямо в душу, выворачивая ее наизнанку когда он видит, понимает, что его Чонина кто-то тронул. У Сынмина внутри зарождается буря, ураган, готовые разнести все к чертям, уничтожить целые города и сжечь все на этом долбаном свете. У Сынмина глаза полыхают огнем и его злобным пламенем. В нем просыпается нечто страшное. То самое страшное, которого бояться все в этом преступном мире. Именно в такие моменты к Сынмину лучше не подходить, именно в такие моменты он самый безумный психопат, который не знает пощады и сострадания. Такой Сынмин очень страшен. Ким сжимает кулаки, прикрывает веки, себя винит в этом. — Я должен был забрать тебя! Должен был плюнуть на работу и эту дверь, — злость и вина душат Кима. Он чувствует себя ужасно. Этот мусор посмел притронуться к самому дорогому, посмел притронуться к самому невинному. Оставил свои следы, всю жизнь запорол маленькому мальчику. И Сынмин ничем не смог помочь. — Прости меня, Чонин. Руки сами тянутся к Яну, прижимают его к себе, гладят по голове, успокаивают. — Прости. — Ты не виноват, — шепчет Чонин. — Это все он, у него в кармане был нож, но я его забрал и выкинул. Ты ни в чем не виноват. Чонин отстраняется, видит что Сынмину тоже трудно сдерживаться. Видит, что тот глотает слезы, не дает слабости вырваться наружу, подавляет злость. Сынмин сдерживается, рядом с Чонином он не должен показывать свою конченую сторону. — Только ты не трогай его, — Йен говорит это очень тихо, будто чувствует и знает какие страшные мысли по поводу того как жестоко избавится от отчима приходят Киму в голову. — Оставь. — Я так не могу! Я должен с этим разобраться. Я ведь сказал тебе, что всегда буду оберегать. Сказал, что буду защищать тебя до конца своих дней. Чонин, я этого козла просто так не отпущу. Найду этот нож и заставлю проглотить. — Как в цирке? — издает смешок Ян, превращая все в шутку. — Как в цирке. — Не надо, Сынмин. Не пачкай руки, — просит школьник. — Просто будь со мной всегда и никогда не оставляй. — Да как я тебя оставлю? Даже если сдохну, то как зомби бегать за тобой буду, — Сынмин все еще не может сдержать свой гнев. — Я тебя никогда не брошу, потому что люблю. Хотя это всего малость из всего того, что я чувствую. Чонин, я ведь твой пахан. А это значит, что ты всегда можешь на меня положиться. И да! Когда ты ответишь мне взаимностью? Я тебе столько раз о своих чувствах говорил. Нет, я конечно понимаю... — Ой, началось, — закатывает глаза школьник. — Мне надо в душ. О, ты что, дверь выбил? Она не так стоит! Ты что сделал? Как ты ее починил? — Да нормально я ее починил, ты как девушка! Вечно чем-то не доволен, — бурчит Сынмин скрещивая руки на груди. Это он ворчать должен, а не Чонин. — Сейчас своим мя... Чонин запинается, вспоминает что мяч свой оставил и грустит. — Мячом опять ебанешь? — закатывает глаза Сынмин. — А где он кстати? — Там оставил, — с грустью проговаривает Ян и уходит в ванную. Сынмин сразу же идет за телефоном и звонит Самуэлю. Время пришло и просто так оставлять это нельзя. Отчима надо наказать, но быстрой смерти он не достоин. Наказание будет немного другим, но с таким же летальным исходом. Этого человека нельзя оставлять в этом мире. Он не смеет жить на одной планете с Чонином и за свои поступки ответит. Прямо сегодня. В этот же день, когда посмел прикоснуться к Яну. Сынмин ему это не простит. Никогда. — Слушаю, — звучит сонный голос по ту сторону телефона. — У меня для тебя есть задание, — твердо говорит ему Ким. — Помнишь про яд? *** — Твою ж мать! — ругается Сэм. — Че так холодно? Самуэль сердится на Сынмина, но не противоречит ему. Слушается, хотя на часах уже довольно позднее время и парень собирался спать, а Сынмин потревожил его. Ким все еще не понимает, почему Сынмин решил угробить какого-то чела ядом? Он что, действительно турецких сериалов насмотрелся? Странно все это, но Самуэля не касается. Поскорее бы этот челик пришел домой, Самуэль сейчас сам сдохнет на этом холоде. — Блять, да где он шараёбится? Самуэль услышал шаги и непроизвольно поморщился. Наконец хозяин дома пришел. Где его носило все это время? Ким замёрз, и очень зол. До усрачки пьяный мужчина подошел к воротам дома и начал рыскать в карманах, пытаясь достать ключи, но вместо этого оттуда вываливалось куча ненужного барахла. Самуэль начал действовать. Нэд все никак не мог найти ключи, и уже чуть ли не валился на землю. После произошедшего с Чонином он сильно напился в баре и полностью отдал себя алкоголю. Как обычно. Пока он был занят поиском ключей, Самуэль, проходящий мимо, сильно толкнул его и не сумев удержать равновесие мужчина упал и громко заматерился. — Ах ты сученыш! — Нэд пытается подняться, но все тщетно. Алкоголь туманит разум, а в глазах темнеет. — Простите, я не специально, — подает ему руку. Самуэль хорошо играет свою роль, справляется на отлично. Нэд эту руку отпихивает, сам кое-как поднимается и уже чуть-ли с кулаками не набрасывается на парня. — Что вы, не надо так. Я ведь не специально, — Самуэль все же хватается за его руку, помогая держаться на ногах. — Я тебе морду сломаю и просто так живым не отпущу. — Слушайте, а может вам бутылку водки? Нэд задумывается: — Две. — По рукам. Самуэль расстегивает куртку и сует руку во внутренний карман, вытаскивая две бутылки с алкоголем и тем самым ядом, подмешанным в нее. *** — Признавайся, — Чонин выходит из ванной в сынминовской одежде, недовольно глядя на счастливого пахана. — Ты зачем мою одежду спиздил и вместо нее свою подсунул? Сынмин довольно закусывает губу осматривая школьника с ног до головы и умирает. Чонин такой красивый, особенно после душа, особенно в его одежде. Как же Сынмин любит когда на Яне его одежда. — А чем тебе мои вещи не нравятся? — ухмыляется Сынмин и получает полотенцем по ебалу. — А хули ты мою спиздил? — продолжает возмущаться школьник. — Ты сейчас хочешь поругаться со мной из-за одежды? — вскидывает бровь Ким. — Тебе не нравится ее носить? — У меня, как бы, своя есть, ебанклаус, — шипит Чонин еще раз долбанув Сынмина полотенцем. — Я тебя сейчас поцелую, ты заебал! — Тогда я тебя уебащу, ты меня точно заебал! — Да? Ах, так, — Сынмин вскакивает с дивана и нависает над ребенком. — А кто ко мне в объятия полез, а кто ко мне прижимался, а кто рыдал, а? — И че? И че? — Чонин встает на носочки поднимаясь выше Кима. — А ты че ко мне клеишься и в любви признаешься? Говорю же, педофил! А еще и гей! — И че? — так же отвечает ему Сынмин, так же поднимаясь на носочки. — Зато я тебя люблю, а ты, пиздюк, нет. Тебе так сложно что-ли? Я знаю, что ты что-то испытываешь ко мне, но почему не можешь так же сказать об этом, как это делаю я. Ух блять, я скоро взорвусь. — Че, в жопе ракета? — хохочет Чонин. — Да блять, — орет Ким. — А ну иди сюда, уебыш мелкий! Сынмин бежит за Чонином, а тот от него. У Чонина не получается спрятаться и в итоге Сынмин ловит его и валит на пол. — Ты вообще что-ли? Сейчас та бабушка ворчунья придет, которую я напугать должен, и инфаркт получит! — кричит Ян. — Дай на родинки посмотреть! — Чего? Ну ты долбаеб! — Я серьезно, — шепчет Сынмин, взглянув Чонину в глаза. — Пожалуйста. — Уф, ладно, — быстро сдается Ян и поднимает вверх сынминовскую худи оголяя поясницу и представляя Сынмину то, чего стыдился все это время, а Ким назвал это красивым и еще какой-то капс... Что за хуйня? Сынмин в довольной улыбке расплывается, холодными руками касается теплого, только что после душа тела и аккуратно проводит по родинкам вырисовывая любимую Кассиопею. Чонин от его холодных прикосновений ёжится, но не убегает, ждет когда Сынмин насмотрится. А Сынмин никогда не насмотрится, ему всегда мало будет, всегда просить еще будет. — У меня сердце трепещет рядом с тобой, — шепчет Ким, впервые ощущая нечто подобное. После встречи с Чонином он узнал, что может все по другому. Может испытывать заботу, боязнь, переживания. До это он вообще ничего не боялся, ни о чем не переживал, летел вперед крушив все на своем пути. Чонин его изменил и научил любить. — Кто виноват, что у тебя проблемы с сердцем? Иди обратись к врачу, — Чонин надевает худи и строит Сынмину рожицу. — Пидорас, я тебе в любви признаюсь, вообще-то! Сынмин обижается. Чонин закрыл взор на Кассиопею, а Ким ею еще не налюбовался. Так Ян и сердце ему разбил. — Зачем ты это делаешь? — не понимает школьник и смотрит на надувшегося пахана. — А тебе так важно? — Я тебя тоже люблю. — Что? — Сынмин не верит, ему ведь не послышалось? — А все! А надо было раньше! — счастливо говорит Чонин, поднимается на ноги и быстро бежит к дивану укутываясь в плед и пряча красные щеки. Парень совершенно забыл о том случае с отчимом. Сынмин помог. С Сынмином все плохое забывается. Ким срывается с места и бежит к школьнику, выпутывая того из одеяла. — Ты сказал что любишь, да? Мне ведь не послышалось? Правда? — Иди нахуй, гандон ебанный. Чья вина, что ты глухой? — Чонин еще больше зарывается в одеяло, не давая Сынмину возможности посмотреть на него. — А если серьезно? — Сынмин светится от счастья подобно сумасшедшему. Но он, итак, сумасшедший, а с Чонином еще хуже становится. Ким все же выпутывает парня, открыв его лицо и хватает того за щеки. — Скажи мне. Чонин ничего не говорит, быстро чмокает Сынмина в губы и обратно зарывается в одеяло. Сынмин умирает.