Последний раз я увижу тебя в Вене

Прошло неловкое молчание. Вольфганг слегка покраснел, а на щеках всплыл нежный розовый румянец. Спустя примерно две минуты, Йозеф, который тоже слегка покраснел, всё-таки опомнился и завёл диалог. — Да, прости-. Нам и вправду нужно уже перейти на "ты". В этот момент Моцарт вышел из своих размышлений о сказанном. — Можно мне тоже обращаться на "ты"? – Было слегка неловко это спрашивать. Гайдн старше Моцарта на 24 года, ведь почти четверть века! И обращение на "ты" в такой разнице в возрасте со стороны младшего считалось несуразным и выражалось как неуважение к старшим. Но на удивление, Йозеф отвечает очень по-доброму, без всякого зла, сомнения. — Конечно, а почему ты спрашиваешь? Этот ответ заставил смутиться Амадея ещё больше, но ответ не заставил себя долго ждать. — Просто, разница в возрасте... С моей стороны это выглядело бы не очень вежливо. – И ведь впервые Моцарт задумывается об особой вежливости. — Отношения между людьми не зависят от возраста, уж поверь мне. Мне доводилось встречаться со многими людьми, общаться с ними, анализировать. И я понял, что то, от чего всё это всего зависит, это самое главное – отношения между людьми, а разница в возрасте – один из последних волнующих вопросов. — Я не спорю, просто часто мне давалось наблюдать, как, например, Сальери не выносит, когда некоторые обращаются к нему на "ты" (бывало, и мне прилетало), и всегда требует отношения на "Вы", хотя он и не настолько старше меня... – Приплести Сальери, конечно... Во всём же виноват Сальери. Мне становится мерзко от самого себя. – Думал Моцарт про себя. — Друг мой, это уже зависит от самого человека. Он уже сам решает, как к нему должны обращаться. — Получается, у каждого свои "тараканы в голове"? – Этот вопрос немного озадачил Гайдна и чуть ли не привёл в тупик. Но, не долго думая он приходит к ответу. — Возможно, ведь у каждого человека своё в голове, все мы люди разные. — Тут не поспоришь... — *У него такие мудрые слова, они сносят мне голову, в буквальном смысле... Я благодарен ему за то, что он тратит на меня своё время. Может, сказать ему? Скажу.* *** Во время этого интеллектуального разговора друзья всё это время прогуливались по лесу. В этом самом лесу всё по-настоящему пахло осенью, и соответственно, осенняя картина окружала по всюду: золотистые и красные листья летели с деревьев и укладывались ковриком на слегка влажной земле. На деревьях ещё оставались листочки, но они опадали прямо на глазах. Животные готовились к зиме, поэтому можно было много кого повстречать, если намеренно вглядываться и заострять внимание. Так, однажды прогуливаясь, композиторам даже удалось встретить на своём пути семейку диких зайцев. Решив, что уже пора бы сказать что-то важное, что как раз и хотел, Моцарт обогнал Гайдна примерно на два шага вперёд, сдвинувшись немного вправо, как раз где шёл Гайдн и встав прям перед его носом, начал говорить свою речь. — Йозеф, я хотел тебе сказать... Что очень благодарен тебе, я правда рад что мы познакомились, за то что ты поддерживаешь, тратишь на меня своё время. Ты стал для меня вторым отцом, правда! — Это очень мило с твоей стороны, Вольфганг, мне правда очень приятно. И нет, я не трачу на тебя своё время, а специально бросаю все свои дела, беру отгулы у князя, ради того чтобы провести с тобой время. И я не жалею об этом, каждая наша с тобой встреча предоставляет мне удовольствие, возможность побыть счастливым. И ты тоже для меня стал словно сын. Друзья продолжали гулять, пока не начался закат. С наступлением того, как голубое небо начало приобретать пурпурно-розовый оттенок, композиторы начали идти к выходу из леса. Шли не торопясь, стараясь растянуть время, чтобы подольше побыть вместе, ведь им удавалось видеться не так часто, как хотелось бы. Беседовали как обычно, много, без остановок, и перебегая с одной темы на другую. Хотелось обсудить всё, и им это почти всегда удавалось. А на последующих дружеских встречах находились другие темы для разговора, обычно, которые они либо не затрагивали на прошлых встречах, ну или же не хотели их обсуждать, правда, почему-то потом всё равно их обсуждали. Обычно, Моцарт любил слушать о молодости Гайдна, и в глубине души всегда вызывалось чувство сострадания к нему, что сопровождалось неприятным покалыванием в животе. Йозеф также рассказывал и о своей сварливой и жадной жене, которая совсем не ценит его творчество, работу и увлечения. О своей работе, как он должен написать новую симфонию (А может, и не симфонию), отработать её с оркестром, и всё это по приказу князя. Именно эти две темы вызывали ещё большее сочувствие и сострадание. От этих чувств внутри всё рвало с непониманием: "А почему нельзя отказаться? Почему нельзя было сказать именно так". Но зная характер своего друга, он ещё не осмелился задать ему эти вопросы. Каждая встреча – рано или поздно кончается, очень долго не хотелось расставаться с любимым другом. Йозеф видел, как его младшенький друг к концу каждой встречи чуть ли не со слезами провожал его. Гайдн видел, как сильно и быстро Вольфганг к нему привязался. Он знал, что тот полностью ему доверяет, и согласен практически с любыми его действиями. Но наконец, пришло время прощаться, неохотно, но пришлось. Друзья по-прежнему крепко обнялись и расстались. Вольфганг взглядом провожал Гайдна, долго смотрел, когда тот уходил, пока окончательно не скрылся вдалеке. И по окончанию этого времени, Моцарт невольно произносит вслух фразу. — Как жаль, что я так и не сказал тебе самое главное...