Чужие грехи

- ... Каллас... Родное имя слетело с обветренных губ и растворилось в тишине. - ... Каллас... Молодой барон с удивлением слышит, как дрогнул голос его спутника. - ... Сестра моя... Милая сестра... Грудь пилигрима опустилась в тяжелом вздохе. И он прикрыл глаза, взывая к милому сердцу образу. - Помнишь ли ты, как мы были маленькими? Как ждали возвращения отца из Святой Земли? Как любили слушать его истории о заморских землях?.. Ах, как бы я хотел теперь услышать твою... *** Ричард из рода Эйзеноров любил рассказывать о своих походах своим детям: старшему Алексу и младшей Каллас. Девочке было всего несколько дней от роду, когда ее отцу уже нужно было с ней проститься. Но Господь сжалился над ним на Святой Земле и позволил вернуться в родной дом, с рыцарским поясом и славой воина королевской гвардии. В один из вечеров, Ричард поведал семилетней Каллас об Иерусалимском короле Бодуэне, которого его подданные нарекли Прокажённым. На вопрос дочери, почему, рыцарь со скорбью в голосе рассказал ей о тяжёлом недуге короля - проказе, которая поразила его ещё в детстве, в восемь лет. Ныне ему исполнилось четырнадцать и он едва взошел на престол, и болезнь только сильнее вступила в свои права. Но, несмотря ни на болезнь, ни на свой юный возраст, Бодуэн оставался рыцарем, продолжая бороться за свой народ и за мир на Святой Земле. Маленькую Каллас до глубины души тронул рассказ о прокажённом короле. Девочка знала, как страшна проказа, ведь к её отцу обращались люди и с такой болезнью, хотя это было крайне редко. Каллас поражалась стойкости духа обречённого юноши: бороться с болезнью, одновременно улаживать дела с внешним врагом, причём довольно сильным, ещё и внутригосударственные вопросы решать... К тому же, это ведь такая ноша, такое бремя - разлагаться живьём, осознавать, что ты практически живой труп, что скоро умрёшь... Тогда Каллас сказала отцу о своем желании встать в ряд с рыцарями Христа и попросила взять её с собой в Иерусалим, когда он будет должен туда вернуться. Ричард тогда лишь усмехнулся, спросив у дочери, знает ли она, как тяжек путь крестоносца, и готова ли она принять свой крест и нести его в бой. Со стороны юной Каллас наилучшим ответом стало упорство в обучении всему, что ей понадобится знать на избранной дороге. Не было дня, чтобы Каллас провела без попыток управляться с конем и оружием. Она занималась этим помногу каждый день, изматывая брата и себя саму. Доказательством её трудов были старые и новые рубцы, число которых росло с каждым днём. Вместе с этим Каллас серьёзно подошла к изучению картографии, и не забывала о медицине. Она интересовалась такими болезнями, как чума, холера, и разного вида кожными заболеваниями. Но гораздо больше ей была интересна проказа. Девочка упрашивала отца побольше рассказывать об этой болезни. Она надеялась, что эти знания всё-таки ей однажды пригодятся. Шли годы, Каллас становилась всё старше, а её навыки владения оружием становились всё лучше. Отец не мог не замечать этого. Как бы он ни волновался за неё и не отговаривал, стремление его дочери было очень сильно. Она многому научилась за те года, что он наблюдал за ней. Ричард видел, каким трудом его дочь добивалась желаемого. Спускать на ветер подобные старания мужчина считал недопустимым, поэтому он всё же решился на тот шаг, который оттягивал столько времени. Как только Каллас исполнилось пятнадцать, настала пора её отцу вновь уходить к стенам Иерусалима. На этот раз он взял с собой свою дочь. Благо, его братья по оружию были лишены предрассудков касаемо женской натуры, и поэтому они поглядывали на Каллас больше с любопытством, чем с насмешками. Девушка платила им добротой за доброту, исправно выполняя свой долг лекаря. Так началось её путешествие к Святой Земле, которое она запомнит, будто это было мгновение назад. Долгий переход через Альпы. Прибытие в порт Мессины. Встреча с недружелюбно настроенными тамплиерами и иоаннитами. Потом корабль, и глубокая пучина моря. А после - прибытие в Палестину и долгое, изнурительно жаркое путешествие по пустыне. Но великая цель, маячившая перед рыцарями, будто мираж, подстегивала их. *** - Отчего так печально дитя мое? - С улыбкой спросил Ричард, легко хлопнув по плечу девушку, едущую рядом на гнедом коне. - Не печально, отец, - она ответила отцу светлой, но немного усталой улыбкой, - просто здесь так жарко, от этого я немного выдохлась. Всё пустыня, пустыня и ещё раз пустыня... После нашей холодной северной родины... - Привыкай, Каллас, - ответил рыцарь, - коли выбрала путь воина. Твоя жизнь будет полна подобных трудностей, если не хуже. И ты не должна ломаться раньше времени. - Понимаю, отец, - кивнула та, но ее голос прозвучал бодрее. - Я чувствую, что готова к этому. И надеюсь, это чувство меня не обманывает. Ибо не скрою: мне немного страшно и беспокойно от мысли, что может быть в будущем, которое видится мне так туманно... - Как и для всех нас, дитя мое. Ричард опустил взгляд. Как бы он ни хотел спокойной жизни для Каллас, он знал, что на её пути видится мало хорошего. Но он не хотел волновать ни себя, ни дочь. - Но единственное, что я знаю точно, так это то, что впереди нас ждёт Иерусалим и долгожданный отдых. И, словно по мановению божьей воли, прозвучал голос рыцаря, посланного на разведку: - Вижу стены Иерусалима! *** Лишь преступив черту города и вдохнув теплый, исполненный дивными, новыми ароматами воздух, Каллас поняла: отсюда она более не будет в силах уйти никогда. Иерусалим был прекрасен в своей величественной простоте. Массивные стены крепости, выдержавшие не одну осаду, говорили о тяжкой судьбе этого города. А пёстрые краски ковров и тканей с арабского базара и запахи корицы, розмарина и прочих пряностей, так приятно щекотавшие нос, вселяли едва уловимую надежду на то, что мир, может, не до конца покинул это место. В сочетании воинственной гордости и смирения Иерусалим напоминал раненого ангела, чьи крылья - крепостные стены, а золотой нимб - переливающийся на солнце купол Храма Скалы. Этот ангел всегда был готов укрыть страждущих и ищущих помощи, хотя сам нуждался в защите. Отправив своих рыцарей ко дворцу короля, Ричард с Каллас отправились к замку военачальника Иерусалимского Тиберия, который уже ожидал гостей у дверей своего дома, заранее осведомленный об их прибытии. - Сколько рыцарей ты с собой привёл? - Спросил он Ричарда прямо с порога. - Неужто на Святой Земле дела стали совсем печальны, что воинские заботы стоят выше дружеского приветствия? - Покачал головой тот, с шутливой укоризной смотря на военачальника. - Я с большим удовольствием поприветствую тебя во время обедни, подняв чашу с вином в честь твоего благополучного возвращения, - более мягко произнес Тиберий, - однако, сейчас все же ответь мне о количестве солдат, что присоединились к тебе. - Со мной пришло порядка тридцати воинов. Но в Мессине мы видели галеры храмовников, готовящиеся к отплытию. - Мало, но хоть сколько, - задумчиво произнёс Тиберий, - храмовники меня мало тревожат, по мне, так их орден давно пора распустить... Кстати, - тон его вновь повеселел, - ты так и не сподобил моего крестника явиться сюда? Ему бы не помешало побыть на службе у короля. - Александр не захотел идти, - отмахнулся Ричард, - видишь ли, он женился недавно. Не захотел оставлять молодую жену. Но всё же, - он дал знак стоявшей позади Каллас, - кое-кого из рода Эйзенорских я все же привел. Каллас улыбнулась и вышла из-за спины отца. - Приветствую Тиберия, военачальника Иерусалимского, - она легко склонила голову в знак приветствия, - наслышана я о ваших доблестях из рассказов отца. И встреча с вами для меня - большая честь. - Приветствую Каллас из рода Эйзеноров, - ответил Тиберий, которого явно позабавили и польстили речи девушки, - о которой я, к слову, тоже наслышан. Твой отец говорил мне, что оставил дочь совсем крошкой, когда пришел ко двору государя впервые. Не думал я тогда, что когда-нибудь увижу, кем станет это дитя. В качестве кого ты здесь, Каллас? Неужто хочешь оказаться в рядах воинов? Ричард было хотел ответить что-то за дочь, но осекся, решив все же дать Каллас держать ответ. - Сердце мое рвется в бой, как и сердца всех воинов Христа, пришедших сюда, - отозвалась девушка, - однако не буду скрывать, что в боях руку набить я не успела. Однако, как говорит отец, с лечебным делом у меня дела обстоят лучше. Тиберий переглянулся с Ричардом, и тот понимающе кивнул. - Лекари сейчас как нельзя кстати, - ответил военачальник, - а за умение сражаться не тревожься: я буду обучать тебя наравне с другими новобранцами. И не бойся предрассудков, они будут мной же пресекаться. - Взгляд Тиберия ненароком упал на правую щеку Каллас, на которой белел старый рубец, похожий на крест. - Вижу, тебя уже кто-то посвятил в крестоносцы, дитя? - Брат мой старший, - отмахнулась та с легкой улыбкой, - я не в обиде на него за это, ибо всегда думала, что на моем пути от девичьей красы толку будет меньше, нежели от рук и того, насколько крепко они держат меч. К тому же, милый Алекс итак старался быть более снисходительным ко мне во время наших шуточных сражений. Своими имеющимися навыками я ему обязана не меньше, чем отцу. Тиберий усмехнулся. - Ну, от меня снисходительности, уж прости, ждать не придется. Но это все после. А сейчас идем к государю: его оповестили о твоем приезде, Ричард. Он ждет тебя. От Каллас не укрылся вздох облегчения, который слетел с губ отца. Не раз слышала она, с какой любовью и заботой вспоминает Ричард обреченного короля, которому он пытался помочь всеми известными ему способами замедлить хоть ненадолго течение ужасной болезни. И слова о том, что его несчастный государь жив, что он ожидает встречи с ним, вселила в сердце рыцаря радость. Ричард и Тиберий, о чём-то говоря, направились к резным дверям дворца Эль-Акса. Каллас шла за ними, сгорая от волнения в думах о встрече, столь долгожданной и для нее самой.