— Мирабель, нам нужно поговорить, — строго сказала мама, откладывая первые ростки сезонного гриппа в сторону и вытирая когтистые руки полотенцем. — Ты уже полгода почти безвылазно торчишь на земле, и до сих пор не принесла ни одной души. Хуже того, от тебя начинает пахнуть… благими мыслями.
— Это не я! Я просто рядом стояла, а другие думали! — быстро сказала Мирабель, замахав руками. — Мама, клянусь Дьяволом, я обязательно притащу его душу в Ад, и вы все будете мной гордиться…
— Мой маленький бесенок, поверь, я горжусь тобой и так, но тебе не кажется, что ты немного… зациклилась на этом священнике? Иногда бывают такие праведные души, что на их искушение могут потребоваться годы, нужно ли тебе это? Я уверена, в городе найдется парочка-другая душ, которые ты сможешь заполучить за один вечер…
Мирабель надулась, расстроенно помахивая хвостом. Ей не нужны были чьи-то еще души, ей хотелось именно эту! В конце концов, он так долго сопротивляется ее чарам, что когда поддастся им… это придаст особенно приятный привкус ее победе. Она вернулась на землю раньше обычного, еще даже светать не начинало и вошла в церковь в своем истинном облике, почти сразу услышав какие-то странные звуки. Мирабель нахмурилась, вглядываясь в темноту: это что… грабители?!
— Тут пусто, — раздался чей-то разочарованный шепот. — И там тоже.
— Так может, он все золото хранит в своей комнате?
— А с самим-то что делать?
— Да пристукнем, и родственницу его тоже, чтоб визг не подняла.
— Она красивая, говорят…
— Ну, а потом пристукнем!
Мирабель вскинулась, словно разъяренная змея. Мало того, что какие-то жалкие сопляки, от которых воняло трусостью и дешевым пойлом, собирались ее сначала оприходовать, а потом убить, так они еще и падре Бруно хотели убить… и хуже того: эти грабители-неудачники наследили на полу! На том самом полу, который она отмывала целый час, ругаясь про себя и призывая все ангельское благословение на прихожан этой четыреждыблагой церкви, которые не вытирали ноги!
— Вы ш-ш-што тут з-с-сабыли?! — прошипела она, становясь видимой. Под сводами церкви заметались перепуганные вопли и два незадачливых вора удрали, спотыкаясь и отталкивая друг друга. «Дьявол! Боже спаси и сохрани, за нами явился сам Дьявол!» — верещал один из них, и Мирабель почувствовала себя оскорбленной. Они что, ослепли, и не видят, что она, вообще-то, женщина?! Ну… ладно, девушка, но уж точно не мужчина!
— Слепые идиоты! — крикнула она им вслед, и услышала торопливые шаги. С трудом приняв человеческий облик, она обернулась к встревоженному Бруно.
— Мирабель? Что случилось? На тебя напали? — он подошел ближе и схватил ее за плечи, напряженно вглядываясь в ее лицо — Мирабель даже занервничала, что не успела убрать адское пламя из глаз.
— Нет. Нас хотели ограбить! А потом убить… ну, меня еще и отыметь перед этим, — она возмущенно фыркнула. Отыметь суккуба — ха, размечтались! Да это она бы их… Мирабель не додумала — Бруно крепко обнял ее.
— Ты — самая отважная девушка на свете, Мирабель, — искренне сказал он и целомудренно поцеловал ее в макушку, прямо между рожек. — Тебя мне сам Господь послал.
«Не совсем» — Мирабель неловко похлопала его по спине. Бруно отстранился и нахмурился, глядя на пол, после чего улыбнулся ей.
— Иди, Мирабель, ложись спать. Я уберу.
Мирабель сама не понимала, почему вместо того, чтобы уйти в свою комнатку и полежать, она взяла в руки тряпку и помогла этому сумасшедшему праведнику, чтоб его благословило, заново перемыть пол… На утренней мессе она пристально всматривалась в лица прихожан, надеясь заметить ночных визитеров, но увы, так и не нашла их.
Стоило признать, что после полугода попыток совратить эту святую душу, ее пыл слегка… угас. Нет, Мирабель все еще могла «случайно» перепутать дверь и ввалиться к падре Бруно среди ночи, устраиваясь у него под боком, но… Однажды, когда она уже растянулась рядом и приготовилась прижаться к его спине грудью, Бруно повернулся к ней лицом. И почему-то от его взгляда, в котором тоска мешалась с чем-то еще, непонятным для нее, стало стыдно и неуютно. Мирабель спрыгнула с его постели и убежала к себе, приставив к двери стул, и до рассвета просидела на кровати, чувствуя себя… странно. Казалось бы, цель почти достигнута, всего и дел, что прильнуть к нему, а там уже ночь сделает свое дело, но Мирабель так и не чувствовала запаха похоти, и это было обидным. После этого случая она уже не путала двери, да и обливать себя водой прекратила — все равно падре даже не смотрел на ее грудь, а бегать и переодеваться по десять раз на дню ей уже надоело.
Мирабель так и не научилась разбираться в человеческих праздниках и календарных днях, и потому однажды вечером, заметив в руках падре бутылку вина, наивно поинтересовалась:
— Сегодня какой-то праздничный день?
Бруно вздрогнул и медленно покачал головой.
— Нет. Это… другое. Это очень памятный и очень тяжелый для меня день. Мирабель, я понимаю, что ты меня не знаешь толком, но… я бы хотел, чтобы ты разделила со мной сегодня это вино. Если не захочешь, то я пойму…
— Почему нет? — Мирабель вновь почуяла проблеск надежды. Каждому в Аду известно: где есть горячительные напитки, там рядышком обязательно притаился какой-нибудь симпатичный грешок, и она будет совсем уж бездарным суккубом, если упустит свой шанс!
Красное вино стало колом в горле и она с трудом его проглотила.
— Слишком крепкое? — спросил Бруно и Мирабель кривовато улыбнулась. Не крепкое, просто, наверняка, освященное. Что ж, придется ей ограничиться одним глотком — до сих пор во рту стоял мерзкий привкус. Падре Бруно налил себе еще один стакан вина и ненадолго закрыл глаза.
— Я родился в очень маленьком городке, — медленно сказал он, и Мирабель поежилась. Кажется, он не грешить, а исповедоваться решил. И кому — суккубу! Рассказать в Аду — так обхохочутся… — Все друг друга знают, никаких секретов нет. И в этом городе жила девушка… мы были одного возраста, одинаково смотрели на мир, одинаково верили в небеса и Бога…
Бруно замолчал и кривовато улыбнулся, открывая глаза.
— Кажется, я понял, почему исповедальни так устроены. Очень… неловко говорить такое в лицо.
— Я могу отвернуться, — Мирабель с каждой секундой чувствовала себя все более неуютно. Бруно покачал головой.
— Нет. В твоих глазах черпаю я мужество, — он помолчал и решительно продолжил. — Ее звали Мария. Мария-Тереза Ортехо, и она была так похожа на тебя… что у меня чуть сердце не остановилось, когда я тебя увидел, Мирабель. У нее не было матери, у меня — отца. Мы могли найти много тем для разговора, с ней было легко и спокойно… Но ее отец, он… — Бруно замолчал, залпом допивая вино. Мирабель видела, как его пальцы сжали стакан. — Ее отец был жестоким и отвратительным человеком. Я пытаюсь… все эти годы я пытаюсь найти в себе достаточно милосердия, чтобы простить его, но увы… Я не святой.
— А как по мне — ты святее ангелов в раю. — Мирабель тайком начертила пентаграмму на груди — ох, если дома узнают, что она поминала слово на букву «Р» — попадет ей не только от бабушки, но и от всей семьи…
— Ты слишком хорошо обо мне думаешь, — Бруно снова опустил голову, глядя на чистый стол. — Он злился, когда мы с Марией встречались. Не было ничего запретного, не подумай, — торопливо добавил он. — Мы просто… разговаривали. Это было как найти свою родственную душу. Но отец видел иное. Я… я не знаю, что он с ней сделал, но однажды…
Бруно замолчал пряча лицо в ладонях, и Мирабель, протянув руку, дотронулась до его плеча. Она знала, что произошло — она видела его сон.
— Ее нашли утром. На ветвях дерева у их дома, — глухо произнес он. — Конечно, никто бы не стал хоронить самоубийцу в освященной земле, ее закопали за околицей, и ее душа попала в Ад… а я поклялся, что сделаю все, чтобы такая ситуация не повторилась. Наш священник не хотел разбираться, не хотел шума и огласки, и я стараюсь быть иным… Скажи мне, Мирабель, — он поднял голову и Мирабель вздрогнула. — Скажи, смогу ли я когда-нибудь искупить свой грех? Из-за меня она погибла. Я мог бы… мог сделать хоть что-то!
— Бруно, — она пыталась подобрать слова, но… она суккуб, она — мелкий демон, какое ей вообще дело до этого?! — Я не думаю, что ты в чем-то виновен. И ты… отличный священник. Правда. Ты очень… стойко сопротивляешься искушениям, и судишь людей справедливо… И я не знаю, что тут еще сказать! — закончила она, складывая руки на коленях. Бруно улыбнулся ей.
— Верно. Прости, что вывалил это на тебя. Сегодня — день ее смерти. Поэтому я так… расклеился, — Бруно махнул рукой, и Мирабель заметила, что его движения стали очень плывущими. — Прости еще раз.
— Ты сказал, что мы похожи, — Мирабель отставила свой пустой стакан в сторону, не зная, чем занять свои руки. — Ты поэтому захотел мне помочь? В память о той девушке?
— Сначала — да. Потом… просто, потому что увидел, что ты — потрясающее существо с чистой и светлой душой, — Бруно улыбнулся ей и провел ладонью по щеке. — Мне кажется, что ты — ангел, посланный мне в утешение.
— Я совсем не ангел, — резко ответила Мирабель, встав на ноги. Вместо того, чтобы уйти, она подошла к Бруно и потянула его за плечо. — Давайте, падре Бруно. Пора спать, пока вы меня случайно не канонизировали.
«Потому что после такого мне в Ад точно нельзя будет возвращаться — засмеют!» — мысленно закончила она. Бруно безропотно поднялся и самостоятельно дошел до своей комнаты — видимо, его не столько вино, сколько возможность излить душу опьянила. На прощание он на секунду прижал ее ладонь к губам.
— Спасибо.
— Да не за что, — Мирабель торопливо отступила на шаг и юркнула в свою комнату. Всю ночь она просидела, обнимая себя, и то и дело вытирая черные, вязкие слезы, текущие из глаз. Демоны плачут жидкой тьмой, это их сущность, и это никогда не изменится. А она все еще демон — хоть и самый бездарный суккуб в Аду.
***
Даже ее скудных познаний о человеческом календаре хватило, чтобы понять, что приближается Рождество. Все вокруг было пронизано благостной атмосферой, и Мирабель чувствовала себя хуже с каждым днем. Люди словно позабыли о грехах, и весь городок пропах ладаном, лилиями и сахаром. Ладно, насчет последнего запаха Мирабель была не против, но вот все остальное…
Падре Бруно вел себя все так же заботливо и добродушно, как и раньше, и Мирабель уже почти смирилась с тем, что эту душу ей никогда не заполучить. Возможно, даже сам Дьявол, явись он перед Бруно, ушел бы с пустыми руками, а то и вообще бы перевоспитался и вознесся на небо… Мирабель, едва подумав о таком, тут же начертила пентаграмму возле сердца. Земная жизнь точно плохо на нее влияет.
С самого утра у нее было полным полно дел, и, забывшись, Мирабель случайно задела чашу со святой водой, стоящую у входа в церковь. Едва успела подхватить — но вода все-таки перелилась через край чаши, попадая ей на руку, и Мирабель с трудом удержалась от вопля. Пряча руку в складках юбки, она быстро убежала в их с Бруно жилище и там, закрывшись в своей комнатушке, Мирабель взглянула на руку. Вся кисть был покрыта волдырями, кожа была красной и это было просто… просто ангельски больно!
— Да чтоб тебя благословило и на небо вознесло, — простонала она, закусив губу. Рука с каждой секундой болела все сильнее и Мирабель вздохнула. К сожалению, в этом мире не найдется ни крови грешника, ни слез ведьмы, сожженной на костре, чтобы облегчить эту боль… Ничего, главное, дотерпеть до ночи, а уж тогда она вернется домой и мама все исправит. Ну а до этого момента стоит хоть прикрыться от любопытных взглядов. Мирабель замотала руку тряпкой — боль стала сильнее, но хоть вид был получше… В дверь постучали.
— Мирабель? Все хорошо?
— Ага, я сейчас, — она растянула губы в беспечной улыбке и распахнула дверь. Падре внимательно смотрел на нее, и Мирабель невольно поежилась. — Что случилось?
— Я хотел спросить у тебя, — осторожно протянул он и опустил глаза на ее руку. — Что это?
— Ну, я просто… случайно маслом плеснула. Случайно, да. Маслом. Раскаленным.
— Ты была в церкви. Я тебя видел — и ты не заходила на кухню.
Падре Бруно впервые с того дня, как помог ей тут обустроиться, переступил порог ее комнаты.
— Сними повязку, Мирабель.
— Нет, — она поспешно отшагнула назад, пряча руку за спину. Ей было страшно.
— Мирабель. Пожалуйста. Сними. Повязку.
Она сощурилась и рывком стянула ткань с обожженной руки. Бруно молча смотрел на ее кожу и медленно поднял голову.
— Почему? Это… была просто вода. Холодная.
— Это была святая вода.
Мирабель поняла, что устала. Она повела плечами, теряя человеческий облик. На голове, раздвигая пышные кудрявые волосы, показались маленькие рожки, кожа стала чуть более красноватой, в глазах стало горячо — и она сняла очки, которые ей уже были не нужны. Одежда рассыпалась на ниточки, оставляя ее в неком подобии нижнего белья, по бедру игриво скользнул хвостик с треугольным кончиком…
— Совсем не ангел, правда? — с непонятным для себя отчаянием спросила она, гордо выпрямляясь. Падре Бруно смотрел на нее, и она видела в его глазах шок, удивление, страх, грусть… и ни грамма похоти. До сих пор. — Можешь не бояться. Я крутилась вокруг тебя почти год, но ты… самый неискушаемый священник в этом городе. А может, и во всем мире. Славься, праведник!
Мирабель не понимала, почему ей так больно. Она топнула ногой, исчезая из комнаты в клубах дыма. В Аду царила привычная атмосфера насилия и ненависти, и ей немного полегчало. Всхлипывая и роняя черные слезы, она вошла в дом, почти сразу попав в когтистые объятия Джульетты.
— Ох, бедный мой маленький чертенок! — мама всплеснула руками, увидев обожженную кожу. — Вот негодяй, на мою бедную девочку — святой водой… Ничего, сейчас мы все вылечим.
Мирабель кивнула. Кровь грешника облегчила боль в руке, а вот внутри все еще было горячо, словно она напилась святой воды. Дома все только вздохнули, узнав, что она так и не добыла душу священника. Альманегра скорбно покачала головой и разочарованно протянула:
— Наверное, тебе и впрямь еще рано было выходить на землю… Ничего, через пятьдесят лет попробуем еще раз, а пока можешь и дальше мучить грешников.
— Хочешь, я нашлю на него беспамятство и ярость, и его прибьют в трактирной драке? — с готовностью предложила Луиза, и Мирабель быстро замотала головой из стороны в сторону. Ну его, этого дурацкого священника.
***
Даже старые развлечения ей не доставляли радости. Обычно суккубы крутились на втором круге, наказывая сластолюбцев и прелюбодеев, но Мирабель неожиданно для себя поняла, что зачем-то пошла на седьмой круг, на пояс Флагетона, где вечно мучились тираны и те, кто обижал своих родных. Мирабель попыталась вспомнить лицо того человека, которого видела во сне Бруно… чтоб его ангелы побрали. Он действительно нашелся там, страдая в кипящей крови, и Мирабель с довольным видом кивнула. Кентавры стреляли из луков в тех, кто пытался выбраться наружу и Мирабель, попросив разрешения, тоже выпустила в него парочку стрел. Легче ей не стало, но это было хоть каким-то развлечением.
— Пошли пугать монашек? — предложил Камило с озорной улыбкой. Мирабель ненадолго задумалась, после чего согласилась. Альманегра с тяжким вздохом дала свое добро, и всю ночь они летали над женским монастырем, насылая греховные и искушающие сны. В какой-то момент Мирабель, случайно взглянула в сторону города, где жил этот дурацкий падре Бруно, о котором она совсем не думала, и почувствовала боль в груди, словно кто-то уронил на нее распятие. Камило подлетел к ней и помахал в воздухе рукой.
— Ты чего?
— Ничего. Задумалась, — буркнула Мирабель, поспешно отворачиваясь. Камило покачал головой и принюхался.
— Слушай… ты прости, но от тебя как будто… нет, прости. Показалось, наверное.
— Что тебе показалось? — сердито спросила Мирабель, складывая руки на груди. Камило причмокнул с довольным видом, глядя на ее бюст, и с веселой улыбкой сказал:
— Да показалось, что от тебя ладаном несет. Наверное, просто ветер переменился.
— Я тебе покажу, ладан! Я тебе сейчас хвост оторву и на шее бантиком завяжу!— рассердилась Мирабель и они вновь помчались в ночном небе, насылая искушение всем вокруг.
Мирабель понятия не имела, сколько времени прошло в человеческом мире — и старательно убеждала себя, что ей наплевать на это. Может, ей удастся убедить Альманегру отпустить ее пораньше — и вот тогда она точно справится, принесет чью-нибудь душу и наконец-то станет полноценным суккубом, и никто на нее не посмотрит, как на неудачницу в демонической семье! «И не будет считать ангелом» — от этой мысли стало горько, и Мирабель смахнула черную слезинку. Да что же это за благословение-то такое?!
Еще через пару дней она вновь пошла на седьмой круг, но теперь уже к лесу самоубийц — и несколько часов блуждала там, разыскивая девушку, так похожую на ее человеческий облик.
Через три месяца в Аду, бабушка позвала ее к себе.
— Мирабель, — строго сказала Альманегра, пристально глядя на нее. — Я начинаю волноваться за тебя. В тебе почти не горит адское пламя, и иногда твои мысли пахнут ладаном и благочестием. Скажи мне правду, деточка, этот священник… он что, сбил тебя с кривой дорожки на путь истинный?
— Нет, нет, что ты, бабушка! — Мирабель торопливо замахала руками. — Я просто… не знаю.
Она поникла, и Альманегра, вздохнув, протянула ей руку.
— Мы с твоей мамой немного поспорили, и я все-таки согласилась с тем, что тебе пора повзрослеть. Вот тебе задание: принеси душу одного юного сластолюбца. Он каждую ночь видит греховные сны, в его мыслях ни проблеска света — это отличная добыча для первого раза. Сделай это, и ты станешь настоящим суккубом, и твоя семья будет тобой гордиться.
— Конечно, бабушка! — Мирабель, широко улыбнувшись, обняла старую демоницу. Выйдя из дома, она стрелой помчалась на седьмой круг Ада. Мария-Тереза, почти превратившаяся в дерево, сонно распахнула глаза и сразу же зажмурилась, увидев суккуба.
— Изыди, нечистый дух, — пробормотала она, и Мирабель сердито фыркнула. Вот она, человеческая благодарность! Схватив ее душу, Мирабель быстро полетела к выходу, уворачиваясь от орущих гарпий и их острых перьев. Швырнув заблудшую душу в Чистилище, Мирабель выбралась в человеческий мир и в следующую секунду ее настигло осознание того, что она натворила. Да даже если она самого Папу Римского совратит, ей в Ад хода нет! В небе с глухим рокотом разворачивалась грозовая туча и Мирабель поежилась — кажется, тетушка Пепа уже в курсе, что натворила ее племянница…
Она направилась в единственное место, где могла бы найти приют. Мирабель переступила порог церкви, заранее зажмурившись в ожидании боли, но, видимо, она настолько замерзла, что пол не обжигал, а только слегка согревал ей ступни. Невидимая, Мирабель прошла мимо пустых скамеек и остановилась за спиной падре Бруно. Тот молился и, прислушавшись к его словам, Мирабель с трудом удержалась, чтоб не зарычать от злости.
— И пожалуйста, Боже, я понимаю, что это немного странная просьба, но не мог бы ты присмотреть за одним маленьким суккубом по имени Мирабель? Я уверен, что она не такая плохая, какой хочет казаться…
— Ты самый ненормальный священник на свете, — сказала Мирабель, становясь видимой. Падре вздрогнул, оборачиваясь к ней. Его лицо осветила улыбка и он вскочил на ноги, быстро пробормотав: «Спасибо, Боже, что так быстро исполнил мою просьбу!» — и крепко обнял ее. — Нет, правда. Молиться за суккуба?
— Не за суккуба, а за тебя.
Мирабель тяжело вздохнула, обнимая его в ответ. Впервые за долгое время боль внутри стихла.
— На что похож Ад? — тихо спросил падре Бруно, чуть отстраняясь. Мирабель невежливо хмыкнула.
— А тебе-то что?
— Ну… хочу узнать, куда попаду после смерти, — Бруно пожал плечами, и Мирабель рассмеялась.
— Ты?! Да тебя в раю ждут с распростертыми объятиями.
— Но я согрешил. Я… поддался искушению. Тебе.
Мирабель сердито зарычала. Резко выпрямившись, она ткнула его в грудь когтистым пальцем.
— Хватит лгать! Я суккуб! И прекрасно знаю, кто тут поддался искушению, а кто — нет. От тебя никогда не пахнет похотью, даже когда я ложилась к тебе в постель и прижималась грудью — ты постоянно пах этим мерзким ладаном! И сейчас… — она принюхалась и торжествующе топнула ногой. — Даже сейчас от тебя воняет ладаном и лилиями! И…
Она осеклась. Это был слабый, тонкий аромат, который для суккубов был символом того, что им тут не место. Так пах шиповник, и это был запах любви. Искренней, возвышенной и чистой. Она попятилась, с ужасом глядя на падре Бруно.
— Ты совсем с ума сошел?!
Падре развел руками, глядя на нее с улыбкой. Мирабель размашисто начертила на груди пентаграмму.
— Я… я самый бесполезный, самый жалкий суккуб за всю историю Ада. Я даже не смогла совратить священника, зато вместо этого он в меня влюбился! — она схватилась за голову. — Это позор, ты понимаешь?!
— Прости, — Бруно шагнул к ней и обнял, и Мирабель всхлипнув, спрятала лицо у него на сутане.
— Мне опять придется жить тут, — глухо призналась она, отстраняясь и вытирая черные слезы. — После того, что я натворила в Аду, мне лучше не показываться дома ближайшие лет… сорок.
За окном сверкнула молния и раздался грохот грома.
— А может и все сто, — задумчиво добавила Мирабель. Падре кивнул ей.
— Я сказал однажды и повторю снова: двери этого дома открыты для тебя. Пока я жив, здесь ты всегда найдешь пищу и крышу над головой.
Мирабель кивнула, смущенно теребя хвостик. Ладно, она самый неудачливый суккуб, живущий в церкви. В Ад ей лучше не соваться в ближайшие лет двести.
***
Небо было синим. Безоблачно синим и ярким, как и всегда весной. Мирабель стояла, глядя в землю, а люди подходили к ней, шепотом высказывая соболезнования. Она молча кивала, не поднимая глаз — потому что понимала, что они горят адским огнем. Вскоре кладбище опустело и она села на землю возле могильной плиты.
— Знаешь, ты самый… дурацкий священник на свете, — сиплым голосом сказала она. — Я все время забываю, что вы, люди, редко доживаете даже до сотни лет. Это… нечестно, тебе не кажется? Я проживу еще лет семьсот, а то и восемьсот, и развеюсь дымом, а вы живете такую куцую жизнь… И что мне делать столько веков в одиночестве?! Ты, гнусный, мерзкий, дурацкий священник, — она всхлипнула. — Ты почему меня оставил, а?!
На ладонь ей упала прозрачная капля и Мирабель недоумевающе подняла голову — на небе все еще не было ни облачка. Тогда… Она провела ладонью по глазам и недоверчиво уставилась на свою руку. Ее слезы были прозрачными. Мирабель вскочила на ноги и попыталась сбросить человеческую личину, но… этот облик словно прирос к ней намертво.
— М… Привет. Извини, я немного задержался, — раздался знакомый голос за спиной, и Мирабель недоверчиво обернулась. На земле стоял Бруно, и за его спиной сияли два белых крыла.
— Чтоб тебя благословило… — пробормотала Мирабель, и Бруно неловко улыбнулся.
— Ну, что-то вроде этого и случилось. Понимаешь… я, оказывается, действительно вел праведную жизнь.
— Как удивительно, — проворчала Мирабель, вытирая слезы, которые и не думали прекращаться. Бруно кивнул ей.
— И меня отправили сюда с очень важным делом — вернуть одну заблудшую душу к свету. Она, эта душа, по ошибке оказалась в аду, приняв облик суккуба…
Мирабель хлопнула себя по лбу.
— А я-то все думала, почему я такой невезучий суккуб! А это, оказывается, ошибка.
Она с трудом поднялась на ноги и шагнула к нему, обнимая и прижимаясь щекой к груди. Бруно обнял ее — не только руками, но и крыльями, и Мирабель засмеялась — очень уж забавно они шуршали.
— Слушай, а перья горят?
— Понятия не име… То есть, Мирабель, сосредоточься. Настало время нам вернуться на небо, вдвоем.
Мирабель увидела длинную лестницу, уходящую прямо ввысь и недоверчиво обернулась к Бруно.
— А это точно я — заблудшая душа? Может, опять ошибка?
— Абсолютно точно это ты, — он слегка подтолкнул ее вперед, и Мирабель осторожно ступила на лестницу. Та не рассеялась, и она, приободрившись, зашагала наверх.
— Бруно… а сексом в Раю занимаются?
Судя по звуку, он чуть не свалился, и Мирабель пожалела, что на этой лестнице в Рай нет перил.
— Мирабель, это немного не те вопросы, которые должны тебя волновать, — строго заявил Бруно. — Сейчас надо думать о возвышенном.
— Я и думаю. Так что?
— После свадьбы.
— Ужас, — Мирабель остановилась и Бруно чуть не наступил ей на ногу. — Правильно мне бабушка говорила, что Рай — ужасное место. Небось, только в миссионерской позе?
— Господи, прости эту душу, ибо не ведает она, о чем говорит…
— Я уже 175 лет не ведаю, имею право интересоваться этой темой!
— И не введи нас во искушение… Мирабель, мы сейчас свалимся обратно на землю, и проживем долгую и печальную жизнь!
— Ладно, ладно, — Мирабель тяжело вздохнула. — Так уж и быть, смирюсь с этим.
Две души поднимались по лестнице в Рай, и все было хорошо.
