Глава пятая. Минута до рассвета
Найтмер вздыхает и лёгким движением руки захлопывает книгу. На него недовольно косятся люди, которых он напугал этим внезапным действием, вызвавшим негромкий хлопок. Он уже полчаса не может сосредоточиться на чтении из-за спутанных мыслей и нарастающего напряжения, поэтому поднимается, безразлично прикрыв глаза, берёт с собой книжку под локоть и уходит от стола, за которым он недавно занимался с какой-то девушкой экономикой. Наверное, странно слышать, что именно этот человек постоянно помогает другим подтягивать предметы. С таким сложным характером подобная работа кажется очень чуждой для старшего Дормира, но, несмотря на все сомнения, справляется с ней он очень даже хорошо. Весьма неожиданно. — Знаешь, это уже походит на сталкерство, — тихо и невзначай бросает он будто бы вникуда, проходя мимо высоких стеллажей с книгами, краем глаза замечая, как между двумя из них к нему спешит чужая фигура. Студент даже не смотрит на очередного человека, решившего, что лезть в его жизнь — норма. Сколько таких он в жизни повстречал? Если честно, только трёх, но и этого с головой достаточно. Одного только Инка хватает. И этого парня он мог бы с радостью морально уничтожить, если бы не некоторые причины. К примеру, этому придурку вообще плевать, какой грязью его поливает Найтмер (хотя некоторые фразы ему самому бывает неловко озвучивать) — нередко в такие моменты тот даже улыбается, что только сильнее заставляет черноволосого тяжело вздыхать. Он не отстал в том году, значит и сейчас не прекратит идти за ним, ехидно улыбаясь каким-то мыслям в собственной голове. Если у него, конечно, вообще что-то там есть — Дормир кривит губы в неудовольствии. — Вообще-то я пришёл почитать. — Так иди и читай, а не пялься на меня. — Если перестанешь рычать на меня, то я подумаю. Найтмер хмурится, подходя к библиотекарю, буквально чувствуя, что рядом стоит этот ненормальный преследователь. Да, конечно, можно было бы из разумных соображений перестать уклоняться от назойливой личности и согласиться стать друзьями по чужой просьбе, но это будет ложью. Нет, не ложь пугает, а её последствия — кто знает, вдруг это чучело потом вообще не отвяжется? Да и раскидываться такими понятиями, как дружба — не совсем в стиле черноволосого. — Напомни, зачем тебе это? — Чтобы подружиться, — парень выравнивается с Дормиром, шагающим на выход, и задорно заглядывает ему в лицо. — Ты начинаешь меня раздражать. Уйди, — тот свободной рукой отгоняет его подальше. Неловкость медленно настигает его: — И тебе не кажется, что твоё желание слишком тупое и детское? Юноша раздумывает над этим всего мгновение и машет головой: — В случае с тобой мне оно кажется весёлым. Студент останавливается, смотря на плитку пола. Второй тоже тормозит и ожидает каких-либо действий со стороны оппонента. Почему именно он? Конечно, этот парень познакомился почти со всем потоком, вот и настал черёд Дормира. Размышляя об этом, он действительно теряется в догадках — идиоту-одногруппнику не хватает или внимания, или набитого лица в совокупности с тотальным игнорированием оного. — Тогда скажи мне вот что, Киллер, — тянет Найтмер, выделяя обращение к человеку понижением тона голоса. Тот загорается, со всем вниманием смотря в голубые глаза, в данный момент отливающие зеленоватым. — Почему я? Ты уже заебал. Киллер складывает руки на груди и задумчиво трёт пальцами подбородок. Делает вид, словно размышляет над чем-то невероятно важным. Черноволосый терпеливо ждёт, засунув руки в карманы кардигана и притопывая ногой в такт своему взволнованному сердцу. Он ненавидит, правда, ненавидит каждую секунду, проведённую с этим человеком. От одного только его нахождения поблизости уже хочется пойти домой. Найтмер ненавидит то, что сейчас происходит в его собственной голове и груди. Он тяжело вздыхает, полагая, что нормального ответа ему никогда не дождаться. Ну и больно надо — он перетерпит свою глупую болячку: этот гнусный шум и полную путаницу в мыслях, бешено стучащее сердце и нелепые потные ладошки. Он действительно ненавидит всё это и желает лишь избавить себя от такой участи. Найтмер искренне ненавидит влюбляться. — Потому что ты классный, — жмёт плечами Киллер, как-то совсем нежно улыбаясь собеседнику. Коридор полностью пуст, они здесь одни. Некуда сбежать мысленно, вполне можно сделать это физически. Только какой в этом смысл? Как расценивать эту фразу? «Классный». Что вообще это значит? Найтмер только и делал, что холодил и отталкивал его, а он говорит это. Что за чертовщина такая? Видимо, этот одногруппник — обычный мазохист. Ну и чёрт с ним. — Больше не делай так. — Как? — двигает бровью вверх Килл, вдруг оказываясь ближе и показательно улыбаясь снова: — Вот так? — Да, это отвратительно, — рвано вздыхает Дормир и всем телом отворачивается от одногруппника, начиная свой путь к лестнице и тихо заканчивая, — как и твоё тупое лицо. Киллер, смотря на отдаляющуюся фигуру, только насмешливо фыркает и кусает губу. Качает головой и кидает вслед: — Обманывать нехорошо! Он так и остаётся стоять в пустом коридоре, легко улыбаясь. Киллер Рахаф тоже ненавидит влюбляться. Но предпочитает давать судьбе хотя бы маленький шанс.***
Инк садится на своё место как раз в момент начала переклички. Пока преподаватель в очередной раз всех отмечает в своём бесполезном журнале, говорит что-то якобы важное, парень неспеша выкладывает вещи из рюкзака, не обращая внимания на лицо человека справа, явно не обрадованное сказанному мужчиной. Наверное, художник сейчас пропустил мимо ушей что-то важное. Ничего, он заранее включил запись на диктофоне, переслушает на обеде. Выудив из пенала карандаш и вырвав из блокнота листок, он быстро пишет небольшое предложение, состоящее не более чем из двух слов. Это точно не относится к тому, что говорит преподаватель. Ловко перевернув бумагу текстом вниз, Комьет двигает её в сторону соседа, ловя на себе пристальный вопросительный взгляд того. Он лишь кратко улыбается и оставляет записку лежать на поверхности стола, не дожидаясь, когда её наконец проверит получатель. И даже не поворачивается в сторону Крайона, просто черкается в тетради и послушно записывает некоторые фрагменты из презентации, создавая у брюнета огромное количество вопросов. Несколько минут проходит в этом молчании между ними, прежде чем Эррор всё-таки цепляет бумажку пальцами, быстро переворачивает и видит её содержимое. В то же мгновение он хмурится и тихо, резко выдыхает воздух, что вызывает у светловолосого лёгкую ухмылку, хотя тот не смотрит в чужую сторону и не видит выражение лица своего одногруппника. Всё становится интереснее. «ты глитчи.» Это даже не вопрос — утверждение. Брюнет пишет ответ ручкой чуть ниже. Переворачивает и отодвигает от себя. Записку сразу же проверяет другой парень, ухмылка на губах которого только растёт после её скорого изучения. Красивый почерк. «чего?» Инк хитро улыбается и смотрит на помрачневшего соседа. Вздыхает и не может удержать беззвучный смех: — Это ведь ты. Эррор, порядком покрывшийся румянцем, делает глубокий вдох. Переводит взгляд на персиковую стену, уже порядком давящую на глаза. Кажется, он пытается не убить того, кто сейчас сидит рядом. Он покраснел от злости? Как они с Найтмером похожи! Художник прожигает разноцветными радужками чужой затылок. И, прищурившись, вновь вырывает листок из блокнота. На него поглядывают некоторые студенты, сидящие неподалёку, отвлекаясь на неприятно громкий звук. Однако они так же быстро теряют свой интерес и недовольство к происходящему. Никому нет дела, так? Забавно, что никому также нет дело и до самого парня — несмотря на немалую популярность, он встретил только двух или трёх людей, узнавших его. Это просто отлично. Светловолосый опять берёт карандаш и с шуршанием принимается что-то писать. Наверное, скоро кто-нибудь шикнет на него, чтобы сменил шумный карандаш на мягкую ручку, но точно не сейчас. Студент, что так и глядел на стену на протяжении минуты, не выдержал и всё же посмотрел на человека, так бесстыдно и легко раскрывшего его тайну. Это довольно сильно отдаётся гулом в голове. Почему же так страшно? Наверное, только сам Крайон знает ответ на этот вопрос. Мельком изучив глазами несчастный листок, с каждой секундой становящийся более исписанным, брюнет беззвучно вздохнул. Наверное, его просто настигла карма. Почему именно этот человек, именно этот стример, именно этот долбанный Инк Комьет сейчас сидит рядом с ним, с ярым удовольствием мучает бумажку и его самого? Ещё и следующую пару — историю — снова сидеть здесь с этим человеком из-за каких-то неотложных, по словам лектора, дел историка. Переместиться он не сможет, ведь никто уж точно не станет уступать своё законное место по доброте душевной, да и снова случайно раскрыть свою личность, сказав что-либо? Слишком безрассудно. Юноша лишь всем видом старается притвориться, что он тут вовсе не причём, что этот неугомонный художник обознался, и что его вообще не существует. — У меня накопилась куча вопросов! — восторженно шепчет Инк, двигаясь ближе, из-за чего сосед как-то испуганно отстраняется, вызывая у того на лице только бóльшую ухмылку, — Эй, я ж не отстану. И не молчи. Просто…прочитай и ответь, пожалуйста. Он вновь ведёт листок по поверхности стола, ближе к неразговорчивому одногруппнику, не слишком далеко от себя, стараясь не нарушать чужое личное пространство. Ему-то, конечно, всё нипочём, но что, если тот шарахается из-за брезгливости или ещё чего? Программист с трудом сдерживает ещё один вздох, через некоторое время всё же подцепляя листок и переворачивая. Зачем нужно каждый раз это делать, бессмысленно крутя средство переписки? Он читает и в какой-то момент в голову приходит отличная идея — вернуться в родной город к своему брату и спокойно продолжить вести прямые трансляции и не обращать внимания на нередкие сообщения от Комьета. Эррор недовольно опускает брови и поджимает губу. С чего он вообще должен отвечать на эти вопросы? Это анкета? Что за идиотизм. Преподаватель что-то говорит, но его слушать, к сожалению, гораздо утомительнее, чем думать о том, как сбежать из цепких лап Инка. Покосившись на него, вывалившего всё содержимое собственного пенала на несчастную тетрадь на пружинке, пытающегося, видимо, навести порядок в этом небольшом хаосе, Крайон не знает, как долго сможет сдерживать себя от истерики. Итак, какой там первый вопрос? Он переводит взгляд на чужой почерк, иногда слишком уж скачущий от заметного предвкушения. «Почему ты стримишь без вебки? Ты же такой милый!» Темноволосый почти давится воздухом. Он решает пропустить комплимент мимо ответа, но не мыслей, и быстро выводит: «Не хочу шума вокруг.» Эррор глубоко вдыхает спёртый в душном помещении воздух. Он не готов читать дальше. «Почему игноришь меня?» и грустная рожица с подобающим её автору чернильным пятном на щеке. «Потому.» — пишет темноволосый и немного хмурится. Конечно же он не собирается раскрывать истинную причину — ему самому нужно её для начала принять. Следующий пункт, отмеченный кривой звёздочкой в начале — как и все остальные — на удивление, является не вопросом, а обычным утверждением. «Я не буду никому рассказывать о тебе, вот только есть одно "но".» Парень хмурится. Какое условие ему придётся выполнить? Это не указано на жалком клочке бумаги, что ещё сильнее тревожит. И даже маленькая приписка с «Не бойся!» совсем не успокаивает. — Какое «но»? Какого хрена ты меня шантажируешь? — резко шипит он, поворачиваясь к свалившейся на голову ходячей катастрофе. Та отрывается от затачивания карандаша канцелярским ножом, одаривает ответным, неуклюжим взором, моргает несколько раз и тихо посмеивается, улыбаясь. — Я же написал — не бойся. Я не заставлю тебя сделать что-то ужасное, — Инк пальцем трёт подбородок, будто задумываясь о чем-то, переносит внимание на преподавателя и пожимает плечами, всё так же не расслабляя приподнятые уголки губ: — А шантажирую я тебя, потому что могу. Светловолосый, даже не глядя на соседа, чувствует на себе всё принадлежащее тому немое возмущение, недоверие и желание поскорее прикончить его. Это так занимательно. Художник же не сказал ничего такого — в чем проблема? Всего лишь лёгкий шантаж и никаких лишних махинаций. Другой студент, всё-таки смирившись со своей участью, едва заставил себя не сломать ручку, которую он сжал так, что пластик в панике затрещал под давлением напряжённых пальцев. Ему ещё писать конспект по истории, а предпоследняя полуживая ручка осталась дома после того, как владелец кинул её в стену в надежде, что она продырявит твёрдый бетон, и житель из квартиры под боком, заметив это, наконец сделает свою отвратительную музыку потише. Ничего тогда не вышло, но попытаться стоило. «Давай дружить?» и какая-то рожица рядом, напоминающая кошачью морду. Эррор вскинул тёмные брови и, кажется, совсем перестал дышать. Всего на мгновение. Он быстро что-то написал и отодвинул от себя столь краткую «анкету», с прищуром посмотрел на её автора и вновь спросил: — Так что за «но»? Будущий дизайнер мигом изучил все ответы на свои вопросы и тут же хмыкнул, прочитав лаконичное «Нет.» под четвёртым пунктом. Он не рассчитывал на что-то большее, поэтому и не стал задавать много вопросов. Правда, отчего-то всё равно стало досадно видеть отрицательный ответ, оставленный этим человеком. Просто упирается, вот и всё. Инк отложил полученный листок в сторону, под бесполезный сейчас скетчбук. Взглянул на соседа справа и отмахнулся. — Ты вредный. Значит, я тоже буду вредным, — и, скрестив руки, улёгся на них, не заботясь о сохранности смятой тетради под конечностями. — Ты начинаешь меня бесить, — грозно фыркает Крайон, однако это остаётся без внимания, потому он, только обессиленно вскидывая голову к потолку, одними губами выдыхает обречённое: — За что мне это всё? — За то, что ты меня игнорил. Видишь? Судьба специально свела нас, — многозначительно сверкает глазами Комьет и усмехается. Хотя, быть может, он и не имел в виду ничего другого, кроме как намёка на то, что тому действительно не повезло столкнуться с кармой в чистом её виде. На него пристально смотрит брюнет какие-то жалкие несколько секунд. А потом отворачивается вновь и намеревается продолжить своё самое главное дело на парах по английскому — поддержание личной легенды о несуществовании светловолосого парня слева. Это будет намного сложнее, чем он думал.***
— О, — удивлённо произносит Комьет, что-то увидев в экране телефона, — этот вредина меня даже не предупредил? Вот же… — Что? О ком ты? — спрашивает Дрим, перестав болтать ногами, сидя на прохладном подоконнике, что так хорошо освежает после душной аудитории, — У вас с Найтмером разве есть совместные пары? — А? Нет, я не про него, — качает головой художник, медленно убирает телефон в карман и садится рядом, ловко запрыгивая на белоснежную поверхность, — У меня просто появился один интересный знакомый. — Интересный? — изменяется в лице блондин, поправляет прядь волос и умиротворённо улыбается, — Что-то новенькое. Зря ты с нами не переехал, может, нашёл бы побольше таких «интересных знакомых». — Не-еа, — странным тоном тянет друг, прикрывая глаза, — таких бы точно не нашёл. Дормир насмешливо фыркает и наклоняет голову вбок, устремляя на художника взор янтарных глаз. Тот беспечно отражает прежние действия собеседника, тоже покачивая ногами вперёд-назад. — Даже так? Я заинтересован. Ну-ка, кто это такой? Инк открывает рот, чтобы дать развёрнутый ответ, но тут же закрывает его, прикусывая губу. Он ведь говорил, что никому не скажет. А можно ли Дриму об этом говорить? Они с Найтмером братья, только знает ли черноволосый о тайном увлечении своего друга? Это всё так запутано. — Я пообещал никому не рассказывать. Потом как-нибудь, хорошо? — через секунду он получает уверенный кивок, — Ладно. А ты кого-то нашёл себе в близкий круг? — Ну, — стучит пальцами по своим коленям Дрим, припоминая парочку людей, которые ему и впрямь приглянулись в качестве друзей, — думаю, да. Могу потом познакомить. — Давай. Раз с друзьями у тебя всё хорошо, то как насчёт… — Умоляю. — Хорошо-хорошо! Молчу. Ничего не говорю. Совсем. Давай тогда возьмём сока в столовой.***
— Ты даже не предупредил меня, — обиженно хмыкает Комьет, по новой выкладывая некоторые вещи из рюкзака. Кажется, другого юношу совершенно не заботят эти слова. Тот лишь смиряет его безучастным взором и ложится на парту, перед этим сняв с головы ненужные в данный момент очки, откладывая их в сторону, чтобы случайно не столкнуть. За этим движением следит пара чужих глаз и — какая неудача! — концентрируется на разглядывании тонкой бордовой оправы и прозрачных линз, блестящих на дневном свете солнца. Хозяин этого предмета словно знает наперёд, что будет дальше, поэтому, состроив не самое приветливое выражение лица, он медленно принимает сидячее положение, глядя на свою вещь, уже крутящуюся в бледных руках. Инк тут же скалится в весёлой улыбке, обнажая клыки, что чуть больше, чем должны быть у человека. Как ни странно, они ему достались от природы — об этом Крайон наслышан. На стримах этого человека студент чего только не узнавал. Например, ещё и про чужое тело, забитое татуировками, довольно часто скрываемое за несколькими слоями одежды. Интересно было бы посмотреть на эти узоры вживую — Эррор медленно опускает одну бровь, потупив взгляд. Светловолосый надевает на себя непримечательный аксессуар, пробегается глазами по всему вокруг и задерживается на соседе, щурясь. Как это существо вообще дожило до сегодняшнего дня? Это загадка для каждого, кто знаком с художником. — Как ты вообще что-то видишь? И почему сидишь на парах без них? Раз у тебя со зрением настолько плохо… — чуть кривится художник, приподнимая только уголки губ, но не спешит возвращать вещицу, — Нет, серьёзно. — Тебя это не касается, — он откидывается на спинку стула и беспомощно трёт переносицу. Нет, самостоятельно он точно не готов забрать очки: — Отдай. — Ответишь на вопросы — отдам, — показательно отодвигается Комьет, — Мне правда интересно. — Что тут может быть интересного? Какого чёрта ты вообще трогаешь мои вещи? — хмурится брюнет. Человек рядом с ним, возможно, очень много себе позволяет, несмотря на то, что это было весьма ожидаемо. Студент вздыхает, сдаваясь: — У меня дальнозоркость, так что доску я вижу. Писать что-то — не такая уж проблема. Художник, похоже, остаётся удовлетворён таким ответом, задумчиво потирая щёку указательным пальцем. Через десяток секунд размышлений он вспоминает: — А как ты прочитал мои вопросы? Не надевал же очки. — Ты не знаешь о существовании линз? — Ох! Кажется, теперь эта деталь абсолютно понятна: если глаза вредины устанут, то вредина может снять линзы и надеть очки. Инк кивает, чувствуя себя то ли дураком, то ли гением, снимает чужую вещь и протягивает её владельцу. И тут же видит чужое замешательство. Не совсем понимая, в чём дело, парень не предпринимает каких-либо действий, ожидая, когда у него заберут лёгкий и достаточно хрупкий предмет. Эррор мелко колеблется пару раз, протягивая руку, однако в конце концов забирает его из прохладных пальцев. — Не бойся, на мне нет миллиарда бактерий, — с дружелюбным спокойствием проговаривает светловолосый, опять не убирая с лица лёгкой улыбки, — Их намного больше, я думаю. — Поздравляю, — другой возвращает аксессуар на стол, после этого не замечая соседа. Конечно, он не признается, что это вовсе не из-за страха замараться. Это обычная привычка остерегаться физического контакта, оставшаяся у него после многих лет гаптофобии. Сейчас этот страх уже почти не ощущается, ведь не зря он с семи до четырнадцати лет наблюдался у психотерапевта. Гетерохромный долго пилит его взглядом и, как назло, выдаёт: — Правда боишься микробов? Они же не такие страшные… Крайон с трудом не озвучивает риторический вопрос о том, тупой ли его сосед. — Я не боюсь микробов, Комьет, — негромко шипит на него тайный стример, видя, что пара уже началась, хоть и гул в аудитории не стих, — Просто не люблю прикосновения. Услышав свою фамилию, тот вскинул бровь, определённо заинтересовавшись в этом диалоге пуще прежнего. Психология — такая странная штука. Стоит лишь позвать собеседника по имени или фамилии, и тот оживится. Всегда работает. Не любит прикосновения? Что же, бедняга-брюнет, наверное, совершил убийство в прошлом, раз сейчас пришло время ему расплатиться за свои грехи. Чужие руки, часто испачканные грифелем карандаша или не смытой днём-двумя ранее краской, всегда лезут, куда и к кому не надо. Поэтому художнику остаётся прыснуть коварным смешком в кулак, заставляя одногруппника отпрянуть, почувствовав что-то неладное. — Ну, жизнь точно любит тебя, — Инк поставил локоть на спинку стула и подпёр кистью руки голову, всё ещё посмеиваясь, — Уж извини, но я забуду об этом через десять минут. — Отлично. Значит, свали подальше от меня и больше никогда не подходи ближе, чем на три метра. — Как это? Мы только подружились! Ты даже разговариваешь со мной и почти не ворчишь. — Я с тобой не «дружился», — отрезает второй, доставая из кармана тёмно-синего кардигана телефон, опять делая вид, что не слышит и не видит ничего вокруг. — Не хочешь пообедать после этой пары? Уверен, ты очень и очень голоден. — Твоя интуиция тебя подводит. Будущий дизайнер, смиренно хмыкнув, наконец поворачивается к огромной доске, оценивая бесполезный видеоурок, который не привлекает интерес практически никого из присутствующих. Он двигает к себе скетчбук, открывает где-то посередине и вырывает неизвестно какой по счёту листок. Справа слышится короткий вздох. Карандаш шуршит, царапает бумагу, создавая новую «анкету». Кажется, Эррор сам подписал себе смертный приговор, в тот проклятый день случайно столкнувшись в коридоре с Найтмером, неожиданно для себя заприметив среди незнакомых лиц одно очень даже привычное. Не надо было тогда сбегать, а понадеяться на забывчивость горе-стримера. Может, тогда бы тот даже не додумался подсесть прямиком к нему. Судьба. Такая странная штука. Никогда не знаешь, что вдруг окажешься со своим фаворитом на одном потоке в университете. Наверное, нужно лишь плыть по течению и довериться случайности, но всё равно как-то страшно. Эррор не сдерживает своего очередного измученного выдоха, смотря на написанные на бумаге вопросы по типу «любимый цвет?» и «любимый напиток?». Пора начать считать количество вздохов на каждой паре английского. Интересно, до какого числа дойдёт этот счётчик? Брюнет уверен, что до тысячного. «красный.» …Там ведь ещё куча подобных вопросов. «чай.» Придётся ответить на все.