***
Яко поедала в офисе разноцветные пирожные, фрукты, онигири, такояки, лапшу, свиные котлеты, вяленую говядину, распихивала по углам и карманам упаковки орешков и леденцов. Нейро ждал, когда она испачкает мебель соусом или сиропом: он бы заставил её вычистить диван языком — но Яко не оставляла ему поводов, она не позволяла еде ускользнуть, она уничтожала всё до последней крошки, вылизывала начисто пальцы — и всё равно не могла наесться. Человеческая боль ужасала её сильнее демонических пыток — но каждый раз, когда Яко пыталась отвернуться, Нейро хватал её ладонью за голову и разворачивал к загадке лицом — смотри, изучай, ищи ответы, эволюционируй! — он не оставлял ей выбора, кроме как сдаться самой себе, тому ненасытному, что удерживало её рядом с ним крепче верёвок и цепей, тому единственному, что он хорошо понимал в ней, такой странной и нелепой. Тому, на что откликался его собственный голод. В один момент он заметил краем глаза, как инспектор Сасадзука заслоняет Яко плечом — перед ними лежал разобранный конструктор мяса, жира и костей, — но Яко, не заметив порыва спрятать её, выскользнула рыбкой из-за его спины. Её лицо не исказилось ни от отвращения, ни от тоски, когда она медленно, миллиметр за миллиметром, препарировала место преступления взглядом. Загадка обещала быть низкокалорийной, но Нейро потряхивало от удовольствия, он с трудом удерживал рвавшийся из горла смех, неотрывно наблюдая за ней, а Яко хмурилась, задумчиво кусала губы и совсем не реагировала на его внимание: настолько была голодна. Голод Яко прокладывал дороги туда, куда не было доступа Адским Орудиям. Она цеплялась за нити спутанных клубков людских эмоций, разматывала их, обнажала нутро человека прежде, чем обнажить его загадку. В песнях Аи, в скульптурах Эшии Того, в жестах Сая, в случайных словах ХАЛа, в чужих слезах и смехе — она находила зацепки в тех вещах, которые не имели для Нейро очевидного смысла. Её методы не были доступны его пониманию, но её упрямый голод по людям медленно заражал его интересом к ним: ко всему нелогичному, отчаянному, нежному и беспощадному, ко всему, что так разительно отличало людей друг от друга, что делало вкус каждой приготовленной ими загадки исключительным. Ко всему, что делало исключительной её.***
Когда Нейро вернулся из полицейского управления (наигранная вежливость ожидаемо не прошибла коротышку Усуи, зато отвлекла его от десятка снующих по архиву Чёрных Пятниц), в офисе всё ещё пахло приторной сладостью. Недобитая пачка ванильных пончиков блестела пластиком на рабочем столе, из-под стола приветливо плеснуло демонической энергией: в недрах школьной сумки Яко скучала Акане. Сама Яко, укутанная цепями, скрючилась гусеницей на полу. Среди ловушек, что Нейро изобретал для неё, были те, из которых она могла выбраться самостоятельно, — и те, которые не отпустят её, пока не пожелает он. В её мозг обязаны были въесться воспоминания о полной беспомощности — чтобы потом, находясь за пределами его внимания, Яко ни за что бы не допустила ситуацию, способную лишить её контроля над своим телом: над своей жизнью. Но сейчас лицо Яко не было похоже на лицо человека, переживающего период беспомощности. Послеобеденное солнце высветляло её расслабленные брови и сомкнутые ресницы: Яко спала. Нейро хмыкнул, опустившись рядом с ней на пол. Что ж, экономия ресурсов была логичным решением — но он упустил момент, с каких пор Яко начала доверять ему. Не боишься проспать что-то очень страшное, букашка? Одна из лакированных школьных туфель валялась у стеллажа, другая едва примыкала к ступне Яко. Нейро, подцепив край туфли пальцем, освободил тонкую стопу. Спящее тело на изменения никак не отреагировало. Тогда он потянул следом мягкую чёрную ткань гольфов. По человеческим меркам температура в офисе была комфортной, но обнажённая кожа Яко тут же покрылась мурашками, пальцы на ногах поджались. Что бы такого с тобой сделать, насекомое? Устроить тебе пытку щекоткой? Или обуть тебя в новенькие туфли — с шипами, клыками и пристрастием к человеческой плоти? Или… Яко причмокнула во сне губами, отвлекая Нейро от фантазий о раскалённых железных кандалах на её голых лодыжках. Он вгляделся в её лицо. В уголке тонких губ блестели крохи сахарной пудры. Щека блестела от слюны. Блестел даже пол под щекой. И вот это нелепое существо жаловалось, что он капает с потолка кислотой? Нейро протянул к её лицу ладонь, с интересом провёл по влажной нижней губе средним пальцем, смазывая сахарный след. Яко резко перехватила палец белыми зубами, стиснула челюсти, сомкнула губы, так и не проснувшись. Видимо, приняла его во сне за один из недоеденных пончиков. Забавная. — Я догадывался, что тебе нравится вкус моих перчаток, — сказал Нейро, и веки Яко, дрогнув, медленно разомкнулись. Она вновь машинально пожевала его палец. В подёрнутый дымкой дрёмы взгляд медленно возвращалось осознание реальности. Наконец, Яко округлила глаза и дёрнулась, попытавшись выплюнуть его, — но Нейро прижал её язык, пропихнул в рот ещё два пальца, и Яко, поморщившись, замычала. — Офпуффи, — блеснула глазами она. — Наглое насекомое, — оскалился Нейро, — ты же только что пыталась отгрызть от меня кусок. — Я не фпефыа-а-альннгх, — заверила Яко, мучительно сведя брови, когда Нейро протолкнул пальцы глубже к горлу. Её ноздри взволнованно раздувались, но от неё не пахло острым страхом, как бывало раньше. Яко больше не боялась, что он вырвет ей язык или сломает челюсть. О, её рот нужен был Нейро целым: он умел не только уничтожать пищу, но и общаться с людьми. Нейро потрогал мягкое нёбо, и Яко длинно выдохнула, пытаясь расслабить челюсть и глотку. Он подумал, что стоило бы снять перчатки. Демоническая ткань передавала тактильные ощущения с точностью до девяноста девяти процентов, но только с одной стороны: Нейро отлично чувствовал, насколько рот Яко мягкий, тёплый и влажный, когда она ощущала вкус кожи перчаток — не его кожи. Интересно, как изменилось бы её лицо, зацепи он чувствительную слизистую обнажёнными пальцами. Как долго бы Яко удерживалась от ужина, если бы он ранил её рот когтями? И как долго бы обижалась на него за это?.. Он не стал снимать перчатки. Скользнул пальцами от мягкого нёба к твёрдому, погладил его — Яко попыталась избежать прикосновения, отвернуться. Нейро перехватил её подбородок свободной ладонью и развернул к себе. Щекотно? Неприятно? Яко смотрела в сторону, избегая его взгляда. Тогда Нейро надавил пальцами на слизистую щеки. Какой упругий рот. Растянутая изнутри щека выглядела так, словно Яко запихнула за неё целый банан. Или совсем не банан. Нейро усмехнулся: теперь от слюны блестел её подбородок — и его перчатка. Яко крепко, до морщинок, зажмурилась. Надавив на нижнюю челюсть, Нейро прихватил двумя пальцами скользкий язык и потянул его наружу. Мокрый, розовый, он дрожал так же, как дрожали ресницы Яко, и, когда Нейро погладил его, она издала странный придавленный звук — то ли выдох, то ли стон, — и Нейро с удивлением заметил, как краснеет её лицо. Неужели, букашка… Он наклонился и потянул носом воздух у её шеи. Яко напряжённо застыла, затаила дыхание. Её сердце колотилось вдвое быстрее обычного. Надо же… Он не ошибся. В смесь запахов выпечки, ванили, сахарной пудры, кожи, пота и стирального порошка врезался яркий пряный оттенок — оттенок голода. Яко была возбуждена. Нейро отпустил её, поднялся, щёлкнул влажными от слюны пальцами. Цепи послушно лопнули, освобождая Яко из объятий, упали со звоном на пол, и она, распахнув глаза, пусто посмотрела в потолок. Нейро наблюдал за ней, с любопытством склонив голову к плечу: что будешь делать, голодный кузнечик? Сбежишь или сделаешь вид, что для удовлетворения твоего аппетита достаточно ванильных пончиков? Яко медленно провела языком по покрасневшему рту, пошевелила затёкшими ногами, скрестила лодыжки. Затем подтянула подрагивающие руки к груди, потёрла запястья и, закусив губу, перевела осторожный блестящий взгляд — не на спасительную дверь — на лицо Нейро. Смех завибрировал в груди. Нейро подошёл к офисному дивану и позвал: — Иди сюда, Яко. Она медленно поднялась, запнулась о цепи, подошла, смешно передвигая непослушные босые ноги, остановилась перед ним, красная, взъерошенная — и голодная, такая голодная… Ничего, здесь тебе всегда подскажут, что делать с твоим голодом. Нейро схватил её волосы пальцами, потянул назад — её обнажённое горло дёрнулось, и, наклонившись, Нейро прижался к нему носом, заново вдохнул её запах. Аппетитный, хор-р-роший запах. Главное — не пробовать его языком. Он провёл ладонью по помятой рубашке на спине — Яко вцепилась пальцами в его пиджак, переступила с ноги на ногу, болезненно застыла, словно не знала, чего хочет больше: плотнее прижаться к ладони между лопаток или прильнуть к его груди. Проведя носом от горла к розовеющему уху, Нейро дразняще подул в ушную раковину — Яко еле заметно задрожала. Он нырнул рукой под рубашку, намереваясь поймать её дрожь в ладонь; дёрнул мешавшуюся ткань — по полу застучала оторванная пуговица. — П-подожди, — резко выдохнула Яко, отталкивая его руки. Испугалась? Нейро разочарованно хмыкнул, поднял голову и заглянул в её лицо. — Не рви одежду, — тихо пояснила она, пытаясь спрятать глаза за растрёпанной чёлкой. Её пальцы ухватились за дурацкий школьный бант на груди. — Я сама расстегну. Развязанная лента плавно скользнула вниз, нервные пальцы занялись пуговицами — и Нейро сделал шаг назад, наблюдая за тем, как путано и дёргано Яко высвобождается из рубашки. Её плечи оросило мурашками, стоило оголить их, и она застыла в рыжем свете солнца, вцепилась ладонями в смятый комок ткани, словно в спасительный бурдюк воды в пустыне. До чего же громкое у тебя сердце, насекомое. Нейро стянул перчатку с левой руки, выпустил когти-лезвия, и Яко, наконец, позволила рубашке упасть к ногам — наверное, всё ещё опасалась, что он порвёт ткань, — но не попыталась отвернуться, когда Нейро приподнял когтем её подбородок. Молодец. Полуопущенные веки Яко подрагивали, юркий язык быстро облизнул и без того мокрые губы, и Нейро повёл когтем вниз, по нежной шее, между тонких ключиц — оставляя на коже едва заметный красный след. Как же легко это тело ранить. Как легко его сломать. Он поддел когтем лифчик между её грудей и сообщил: — Я бы раздел тебя быстрее. Яко дёрнула губами, почти улыбнувшись: — Ты невыносим, — и завела руки за спину. Она расстегнула лифчик одним движением, и Нейро потянул его на себя, обнажил её маленькую белую грудь с острыми сосками. Плечи Яко потряхивало. — Не понимаю, зачем ты это носишь, — Нейро подбросил на когте лифчик, уронил его на пол, вернул руке почти-человеческую форму и улыбнулся дружелюбной улыбкой ассистента. — Вам же совсем нечего прятать, сенсей! Яко тут же вскинулась, уставилась на него из-под сведённых бровей, поджав губы. Ну-ну. Надолго ли хватит твоего негодования? Надев перчатку, Нейро дёрнул Яко на себя, сжал ладонью её грудь — и недовольный рот растерянно распахнулся, ловя судорожный вдох. Второй ладонью Нейро нырнул под складчатую юбку. Он стиснул тёплое мягкое бедро — Яко ахнула, дёрнулась от прикосновения в сторону. Поздно уворачиваться, букашка. Зацепив ткань изнанки, он рванул юбку вниз — молния разошлась, и Яко не успела подхватить скользнувшую по бёдрам ткань: тоже упала, когда Нейро толкнул её на диван. Вжавшись в спинку, Яко притянула ноги к груди — нет, не так, неправильно. Нейро, опустившись напротив, сжал ладонями её колени и рывком раздвинул их. Усмешка растянула губы. Нейро не знал, что позабавило его больше: нарисованные на тонкой ткани белья глазастые суши или мокрое пятно между ног. С тобой ещё не делали ничего серьёзного, а ты уже настолько влажная. Маленькая жадная мокрица. — Не смейся, — услышал Нейро укоряющий голос и замер, ощутив прикосновение к щеке. Он поднял взгляд: Яко, закусив губу, гладила его лицо ладонью. Другая ладонь легла на кисть его руки, поплыла по рукаву наверх, порхнула по плечу, по ткани шейного платка, коснулась уха и кожи за ним. Пальцы мягко нырнули в волосы на затылке, взъерошили их — и Нейро непроизвольно дёрнулся. Яко трогала его осторожно и ласково: так, как способен прикасаться к другому существу только человек. Это было… странно. Яко прищурилась до мелких морщинок и, не отпуская нижнюю губу из прикуса зубов, дёрнула краешками рта вверх: нелепо улыбнулась, продолжая изучать его лицо взглядом и пальцами. Её лёгкие, как от крыльев бабочки, прикосновения оставляли за собой жгучий зуд, и Нейро поморщился. — Насекомое, — процедил он, — убери руки. Зубы Яко спешно спрятались за губами. Пальцы удивлённо замерли на коже — но так и не отпустили её. Нейро в порыве раздражения оттолкнул тёплые руки, опрокинул Яко на спину. Уперевшись ладонью в диван, он навис над ней — и стиснул второй ладонью нежную грудь. Яко резко выдохнула, широко распахивая глаза; потерявшие цель пальцы вцепились в обивку дивана. Вот так, всё верно. Это ты в моих руках, насекомое. Он расслабил ладонь, повёл пальцами вокруг трогательно съёжившегося соска, едва надавил на него — но Яко вытянулась стрелой, запрокинула голову. Её врезавшиеся в обивку пальцы побелели от напряжения, и Нейро оскалился в улыбке. Кто бы мог подумать, что ты настолько чувствительная гусеничка. Неровная кожа Яко щерилась крупными пупырышками, словно он трогал её грудь не в тёплом офисе, а в ледяном сугробе. Проведя свободной ладонью по выпирающим рёбрам, Нейро мягко помял вторую грудь, щёлкнул торчащие соски — короткий стон едва слетел с губ Яко, но она тут же оборвала его, задавила звук в горле. — Не сдерживай себя, мокрица, — подсказал Нейро, поймав её подбородок, зафиксировав плывущий взгляд на себе. — Ты же знаешь, — он наклонился, прошептал ей в лицо: — мне нравится, когда ты кричишь. Её брови мучительно сдвинулись, рот исказился — и она застонала в голос, когда Нейро зажал сосок между пальцев. Теми пальцами, что удерживали подбородок, он потянулся к распахнутым губам — и на этот раз Яко послушно приняла его, крепко сомкнула на фалангах губы, превратив стон в мычание. Её тёплые карие глаза влажно блестели под короткими ресницами, пока язык тщательно вылизывал кожу перчаток. В краешке растянутых губ вновь собралась слюна. Это было мокро, почти щекотно — и так занимательно, что Нейро упустил, в какой момент Яко снова потянула к нему руки. Он же приказал убрать их! Пока её язык гладил его пальцы, непослушные руки легли на его грудь, плавно переползли на надплечья. Когда влажные ладони залезли под шейный платок, Нейро не выдержал. Он вытащил пальцы из мягкого плена рта, перехватил запястья Яко одной ладонью и, сжав их так, что она болезненно поморщилась, оглянулся в сторону Трои. Из верхнего ящика стола вынырнул кончик верёвки, и Нейро поманил его пальцем. На то, как верёвка обращается в змею и послушно подползает к дивану, Яко отреагировала с удивительным спокойствием. Но когда змея вновь обвисла безжизненным джутом в ладони Нейро, Яко мрачно засопела. — Без этого ты никак не можешь, да? — уточнила она, пока Нейро связывал её запястья. Он не знал, может без этого или нет. Он никогда не пробовал иначе — в Аду отсутствие попыток обездвижить и подчинить себе любовника вообще считалось дурным тоном, если не извращением, — и сейчас, всё ещё ощущая кожей тёплый след её пальцев, проверять, можно ли иначе, Нейро вовсе не хотел. — Ты мешаешь, — ответил он и зло дёрнул ткань её нелепого белья. Раздался треск, Яко вздрогнула, но Нейро не дал ей времени опомниться и возмутиться: подхватил её под колени, затащил на свои бёдра, раскрывая перед собой, как загадку, её тело — и её желание. Голодный мускусный запах стал ярче, насыщеннее, ближе. — Н-нейро, — пролепетала Яко. Она никогда не была настолько смущённой — настолько беззащитной перед ним. Её ноги дрожали под его ладонями, грудь судорожно вздымалась, щёки пылали ярче костров Преисподней. — Я ещё не… — пробормотала она, пряча лицо за связанными руками. — Меня никогда не… Конечно, никогда не, букашка. Кто бы ещё не испугался твоего голода, кто бы смог оценить его, кто бы захотел познать его границы? Нейро довольно погладил бёдра, с силой провёл руками выше, по выпирающим краям тазовой кости, устроил ладонь внизу горячего живота. Волоски здесь были темнее и — Нейро погладил их — жёстче. Яко громко дышала, бесполезно пытаясь сжать бёдра. Нейро передёрнул плечами, облизнулся. С каких пор ему так жарко в пиджаке? Какой же вкусный запах, Цербер его подери… Он повёл ладонью по внутренней стороне бедра, оставляя блестеть на коже следы от её слюны. Между ног тоже блестело — и Яко вздрогнула всем телом, когда Нейро коснулся других её губ. Он остановил руку, жадно заглянул Яко в лицо. Её шея была напряжённо приподнята, зубы впивались в костяшки сжатой ладони, по тёплым радужкам разлились чёрнильные зрачки. Яко поедала взглядом его руку между своих ног. Нейро едва удерживал улыбку от того, чтобы она порвала его человеческое лицо. Во рту скапливалась кислотная слюна, и нельзя было позволить клыкам обнажиться, нельзя было позволить хотя бы одной капле упасть. А ещё всё-таки стоило бы снять пиджак. Нейро отстранился, позволяя себе сделать глубокий вдох, и, стянув пиджак и шейный платок, удивился тому, насколько его кожа вспотела. Это тело слишком очеловечилось. Грудь обожгло раздражением, и Нейро мстительно, не давая Яко подготовиться, провёл пальцем между её половых губ. Яко разжала зубы, выпуская изо рта ладонь, вжалась затылком в диван, простонала тонкое высокое «А-а-ах». Нравится? А как тебе такое, насекомое? Стоило Нейро потереть пальцами скользкий клитор — и Яко, заскулив, задрожала, забилась: пришлось прижать бедро, удерживая её на месте. Потрясающе, как много был способен сотворить с её телом маленький комочек нервов. Нейро поощрительно погладил его, скользнул между нежных складок, потрогал кончиками пальцев вход во влагалище. Сердце Яко колотилось так бешено и громко, что, казалось, вот-вот проломит грудную клетку. Любопытство подгоняло Нейро вперёд, и он завёл внутрь сразу два пальца. Тугие жаркие мышцы тут же крепко обхватили их, и он силой протолкнулся глубже. Лицо Яко исказилось. Подняв руки, она вновь вцепилась зубами в кулак. Нейро хмыкнул. Когда он делал ей больно, Яко всегда давала знать об этом голосом: недовольными комментариями, стонами, воплями, криками. Если молчит — значит, согласна терпеть. На новое движение пальцев Яко отреагировала, вжав зубы в ладонь так, что казалось, ещё чуть-чуть — и по бледной коже потечёт красная струйка крови. Яко сжималась. Влажный от пота живот тяжело, мучительно вздымался. На сомкнутых ресницах заблестели слёзы. Она всё ещё не издала ни звука. — Ты жива там, гусеница? — не выдержал Нейро её молчания. Яко разлепила влажные ресницы, освободила истерзанную зубами ладонь. — Это… — проморгавшись, сглотнула она слюну, — больнее, чем я думала. Нейро улыбнулся, успокаивающе погладил свободной рукой бедро. — Ты вчера ела парфе. — А?.. — недоверчиво вытаращила Яко глаза. Может, решила, что ослышалась. — И одновременно проедала мне уши тем, как идеально сочетается сливочное мороженое с банановым пюре и шоколадным соусом. — Ну да, — моргнула она. Её мышцы постепенно расслаблялись, и Нейро едва пошевелил пальцами внутри. — Вкусно было… — Если ты различаешь отдельные вкусовые оттенки в своих дурацких десертах, то сможешь отделить и удовольствие от боли. Где оно? — Нейро отпустил её бедро, пробежался пальцами по беззащитному животу наверх, протиснул ладонь под прижавшими рёбра руками — и сжал грудь. — Ищи ответ, Яко. Она смотрела на него, широко распахнув глаза и рот, и охнула, когда Нейро пощекотал вновь твердеющий сосок. — У… ужасное сравнение, — Яко хихикнула под его насмешливым взглядом. — Тогда уж… — она запнулась, когда Нейро начал медленно массировать большим пальцем клитор. — Это больше похоже на, — он вытащил из неё пальцы и погладил половые губы, размазывая по ним влагу, — н-на… б-брауни с тёмным шоколадом. Потому что… он не только сладкий… Он ещё и, — Нейро стиснул сосок, тут же проталкиваясь в горячее нутро, и Яко зажмурилась, рвано выдохнула: — горький. Её ноздри широко раздувались, брови сосредоточенно хмурились, зубы цепляли нижнюю губу, пока Нейро медленно разводил и сводил пальцы внутри влагалища, одновременно лаская клитор и грудь. Когда он повернул руку так, что его ладонь прижала клитор, и сильнее согнул пальцы внутри, Яко дёрнулась тазом вверх и тут же опустилась, тесно вжалась ягодицами в диван, протяжно, удивлённо застонав. Нейро облизнул губы, отпустил сжатый сосок, вцепился ладонью в спинку дивана. Значит, тебе вкусно — вот так? Он сильнее вжал пальцы в переднюю стенку влагалища, потёр её, придавливая с другой стороны клитор, и Яко вскрикнула, заскулила, потираясь о него, сжимаясь и разжимаясь, поднимая и опуская связанные руки, не зная, куда себя деть, за что зацепиться. Продолжая двигать пальцами, Нейро непроизвольно потёрся пахом о её бедро. Тут же опомнившись, он замер, до боли стиснул челюсти. С какого момента он… Нейро выругался сквозь зубы. Из левой руки лезли, раздирая перчатку, пробивая спинку дивана, когти. Нейро с треском провёл лезвиями по спинке вниз. Плевать. Главное — контролировать форму правой руки, не порвать Яко… От её запаха мутнело в голове. Капля кислоты едва не сорвалась с губ на беззащитную тонкую кожу, и Нейро, с усилием протолкнув комок слюны в горло, приподнялся на коленях — колени Яко, едва съехав вниз, тут же вернулись, стиснули его бёдра. Нейро опёрся на локоть, потянулся к лицу Яко: подальше от коротящего мозги запаха. Она поймала его шею в кольцо связанных рук. Одним движением притянув себя к нему, Яко прижалась к его щеке своей, и Нейро поражённо выдохнул. Дьявол побери! Надо было связать её руки за спиной. Волосы Яко щекотали лицо, а запах продолжал щекотать ноздри, дёргать напряжённые нервы — и был так близко, так рядом: она прижимается, нежная, доверчивая, открытая для тебя — попробуй, лизни, откуси! Пальцы толкнулись, погружаясь в неё целиком, до самых костяшек. Яко громко застонала, и Нейро повернул голову, вжался в мокрую ароматную кожу носом, губами, открыл дрожащий рот… Нет, нет, нельзя! — зубы клацнули, из глотки вырвалось рычание, и Нейро отвернулся, вцепился челюстями в обивку дивана, зажимая себе язык. Как он мог это допустить? Разве этого он хотел?! Он хотел увидеть, потрогать, разгадать её голод, он хотел… Яко щекотно протиснулась носом через пряди его волос к щеке, потёрлась о кожу, сбито, горячо дыша. Он хотел её. Он хотел натянуть её на член, вгрызться в неё зубами, кусать, облизывать, трахать её вечер и ночь напролёт — так, чтобы она билась под ним, чтобы умоляла не останавливаться, чтобы кричала его имя до тех пор, пока не сорвёт голос, пока не потеряет сознание. Но он не хотел её убивать. — Нейро, — всхлипнула Яко, и он угрожающе зарычал, глубже впиваясь в диван зубами, грубее вбиваясь в неё пальцами. Молчи, дура, молчи. — Нейро… Яко ткнулась губами в его щёку, тронула кожу горячим языком, проскользнула им в ухо, вцепилась зубами в ушную раковину — и всё его тело перетряхнуло, прошило, как электричеством. Нейро застонал, так по-человечески, болезненно и потерянно, и застыл каменным изваянием, ослеплённый горячими вспышками под сомкнутыми веками. Если он сделает хоть одно малейшее движение — всё рухнет, всему настанет конец. Яко мычала в ухо, не разжимая зубов, и дёргала бёдрами, насаживаясь на застывшие пальцы, потираясь клитором о застывшую ладонь. Она продолжала двигаться, быстро, жадно, продолжала сжимать его — ногами, влагалищем, руками, зубами — и дышать, дышать в ухо, плавить его тело, мозг и рассудок, и, когда он оказался на самом краю — взять её, разорвать, сожрать!.. — она разжала зубы, замерла, нанизанная на него, трепещущая, липкая, вкуснаявкуснаявкусная, — и закричала. Яко обмякла, расслабив бёдра и руки. Упала затылком на диван. Нейро долго — целую бесконечность — слушал, как успокаиваются её дыхание и сердце, прежде чем голод ослабил сдавливающий его внутренности раскалённый капкан. Он наконец различил за её запахом вкус забившей рот обивки дивана. Осторожно разомкнув челюсти, Нейро плавно вынырнул из-под рук Яко, приподнялся, вытер рот предплечьем. Яко не стала удерживать его, уронила связанные запястья на грудь. Она лежала перед ним, полностью раскрытая, расслабленная — и сытая. Глаза, прикрытые веками, лениво встретили его лицо, но уголки её губ потянулись вверх — и Нейро, ошпаренный этой улыбкой, отвёл взгляд. Диван будет проще заменить, чем заставлять раба номер два чинить его: кислота проела глубокую дыру, зубы и когти изодрали его так, что можно было предположить, что на диване разделывали ножами чью-то тушу. Кончики волос Яко тоже оплавились, задетые слюной, но она совсем не заметила этого. Оставалось самое сложное. Нейро медленно потянул из неё пальцы. Прежде расслабленные мышцы тут же напряглись, сжимая его, затрудняя движение. Яко тихонько вздохнула, когда пальцы наконец выскользнули наружу, и закрыла глаза. Её половые губы, волоски в паху, бёдра, ткань дивана между её ног и его пальцы, его ладонь — всё было липким от её смазки, от её голода. Это было абсолютно машинальным движением, совершенно необдуманным: Нейро, не отрывая взгляда от розовых влажных складок, положил пальцы себе на язык. Её пряный вкус взорвался во рту бомбой, ударил в нос, растёкся по нёбу и языку, скатился в глотку, и звериное чувство, едва остывшее, вздёрнулось, голодно взревело. Нейро рывком сбросил Яко с дивана на пол. Она, ударившись, вскрикнула, застонала от боли. — Убирайся, — рявкнул Нейро. Он сдёрнул с руки влажную перчатку, скрючился на диване, склоняясь к коленям, и зажал голову ладонями. Одежда липла к коже, слюна неконтролируемо подкатывала к языку, в ушах шумела кровь, в паху тянуло, в животе скулило и царапалось дикое и неудовлетворённое. Как мог сотворить с ним это какой-то жалкий, слабый, глупый человек?.. Нейро ощутил прикосновение к ноге — и зарычал, вздёргивая голову. Почему она всё ещё здесь?! Яко положила связанные руки на его колено. Она внимательно вглядывалась в лицо Нейро — как в место преступления, — нисколько не напуганная. — Ты же тоже хочешь… Я могла бы, — Яко запнулась, заново — какая глупость — краснея щеками, — я хотела бы тебе помочь. — Тупое одноклеточное, — зло выдохнул, откидываясь на разодранную спинку дивана, Нейро. Он устало указал средним пальцем на прожённую кислотой дыру. — У тебя и так мозгов было мало, куда делись их остатки? Через влагалище вытекли? Яко послушно проследила за его жестом, растерянно моргнула. — Не могу поверить… — пробормотала она, продолжая давить на колено связанными запястьями. До скрежета зубов хотелось пнуть её, но Нейро не был уверен, что не сломает ей рёбра. — Чему ты не можешь поверить, идиотка? — прошипел он. — Тому, что трахаться с демоном из Преисподней слегка так опасно для жизни? — Не могу поверить, — повторила Яко, возвращая к его лицу твёрдый взгляд, — что у тебя нет никаких способов решить эту проблему. Что ты не можешь ничего придумать… Или не хочешь! Нейро замер, поражённо разглядывая её упрямое, согретое светом засыпающего солнца, лицо. Среди семисот семидесяти семи Адских Орудий было одно, способное на время нейтрализовать демонические кислоты. Адский Расщепитель делал беззащитными даже самых жгучих тварей Преисподней. Но применить его силу на собственном теле?.. Потратить демоническую энергию на то, чтобы обезоружить самого себя?! Нейро запрокинул голову и захохотал. Замечательная шутка! Нужно быть самым тупым на свете демоном, чтобы так себя подставить! …Или самым голодным. Нейро, не отпуская раздирающего грудь смеха, встряхнул головой, наклонился, жадно провёл голой ладонью по решительному лицу Яко — и освободил её руки. Кажется, он недооценил их общий на двоих голод.