На другой стороне

У судьбы определенно отвратное чувство юмора. Как много Кен отдал бы за то, чтобы услышать, как Пи'Биг говорит такое, еще вчера… А сегодня, стоит ему только отвернуться, как фальшивая усмешка медленно сползает с его лица. Он совсем не рад. По правде говоря, он едва может взглянуть Пи в глаза. Кен и не думал, что может чувствовать такую ярость, но, окажись чокнутый бывший Кинна рядом, он прикончил бы его голыми руками и не колебался бы ни секунды. Должно быть, это - расплата. Изощренная и мучительная. Смотреть на Пи’Бига, но видеть только три аккуратных раны на его животе. Чувство вины, сокрушительное, горькое, заполняет его целиком, так что Кен удивляется, что в груди еще остается место, чтобы вдыхать кислород. Ему кажется, что он весь переполнен виной и вот-вот истечет ей. Лес над головой шумит ровно и осуждающе. Кен горько улыбается. Наверное, где-то в глубине души, под всеми слоями вины и ненависти, он все же немножечко рад. Он безнадежен, совершенно точно безнадежен, но ему достаточно перекинуться с Пи’Бигом всего лишь парочкой фраз, чтобы стало легче. Не так тоскливо и одиноко. Это эгоистично, но Кен готов позволить себе немного побыть эгоистом. В конце концов, он делал вещи и похуже. Он прокручивает в голове мрачные мысли с каким-то мазохистическим упорством до тех пор, пока Пи не тянет его за рукав, привлекая внимание. - Давай выбираться отсюда поскорее. Этот лес я и в прошлый раз терпеть не мог, - предлагает Пи, и его слова против воли отзываются внутри какой-то детской обидой. Пусть у каждого из них есть целый ворох проблем посерьезнее, но узнать, что Пи’Бигу не по душе те воспоминания, которые сам он считает почти счастливыми, неожиданно неприятно. Но по сути возразить нечего и приходится согласиться. Он послушно выдавливает из себя что-то бесцветное в ответ, отчаянно стараясь выглядеть куда более вдохновленным этой идеей, чем есть на самом деле. Кажется, он все-таки довольно неплохой актер - Пи’Биг до обидного легко покупается на его притворство. Хлопнув его по плечу, он углубляется в лес, и Кену не остается ничего кроме как увязаться следом. На самом деле идти вдвоем через размеренно шумящие деревья оказывается не так уж и плохо. Свет дробится, пытаясь пробраться сквозь плотный зеленый полог, и под ноги аккуратно ложатся ажурные тени. В воздухе отчетливо пахнет палой листвой и влагой. Кен вдыхает его полной грудью и с непривычки долго и громко чихает, распугивая местную живность, а после Пи бессовестно насмехается над его мучениями, словно то, что он едва не вычихнул себе мозги, это какой-то анекдот. Ладно, если быть совсем откровенным, то Кен тоже думает, что это немного забавно. На прошлый раз эта размеренная прогулка вдвоем среди деревьев не похожа совершенно. Времени на то, чтобы беззаботно валять дурака в летнем лесу в тот раз у них не было и быть не могло. Кен тогда трое суток не спал и устал как собака - Пи’Чан давал им лишь короткий перерыв раз в четыре часа, прежде чем снова отправлять их на поиски. В каком-то смысле он понимает, почему в прошлый раз Пи здесь совсем не понравилось. Он сам не думает так же только потому, что любое воспоминание с участием Пи априори не может быть плохим. *** Они идут наугад. Блуждают по лесу, выбирая направление по принципу, что больше приглянулось обоим, и потому появление вдалеке шумящего ручья кажется скорее слепой удачей, нежели чьей-то реальной заслугой. Оказавшись у воды, Биг первым делом сбрасывает осточертевший пиджак и, подняв рукава и штанины, залазит в холодный ручей по колено, смывая с кожи налипшую грязь. Кен осторожно топчется вдоль берега и это довольно разумно с его стороны, ведь вода просто ледяная, но Биг просто не может позволить ему единственному тут оставаться в здравом уме. Поэтому он погружает руки в ручей и от души окатывает ледяной водой нерешительного Нонга. Выражение на лице у Кена определенно стоило того, чтобы немного померзнуть самому. Биг видит, как борются в нем желание поддаться эмоциям и привычка соблюдать субординацию, и это настолько смешно, что он засматривается и пропускает момент, когда Кен тоже оказывается в ручье. Расплата за ошибку следует незамедлительно. Спустя секунду на голову обрушивается фонтан ледяной воды. - Так тебе и надо, Пи, - злорадно улыбается Кен, пока он, отфыркиваясь, убирает с лица прилипшую мокрую челку. Его одежда вымокла насквозь, резинка для волос уплыла в неизвестном направлении, а от холода потихоньку начинают неметь ладони, так что водные процедуры определенно пора заканчивать, однако Бигу отчаянно не хочется вылезать из воды. Когда он в последний раз делал что-то настолько глупое? Заходил в воду не для того, чтобы проплыть очередной круг в бассейне для тренировок, постаравшись превзойти себя, а просто так? Когда только попал в Главную Семью? Или когда начал работать с господином Кинном? При мысли о Кинне во рту появляется отчетливый привкус горечи, и Биг старательно гонит ее прочь, пока та не успела окончательно испортить хороший момент. Он определенно не собирается тащить за собой даже сюда свои закостеневшие старые обиды. На плечо осторожно ложится горячая ладонь. Пальцы Кена горячие даже через мокрую ткань рубашки. Почему они такие горячие после того, как они уже минут десять плещутся в ледяном ручье? Биг кладет ладонь поверх, и пальцы коротко вздрагивают, прежде чем соскользнуть с плеча, оставляя его необъяснимо скучать по прикосновению. Кен поспешно уводит глаза в сторону. - Может пора обратно на берег, Пи? - неестественно бодро интересуется он, и Биг кивает, милосердно делая вид, что не замечает, как от холода стучат зубы Нонга. - Идем, - говорит он, делая шаг к берегу. - Я тоже уже замерз. *** Кен не слепой, и, разумеется, он замечает, как меняется настроение Пи’Бига. Наверное именно поэтому он все же поддается искушению прикоснуться, которое донимало его с тех самых пор, как Пи вошел в воду. Кладет ладонь ему на плечо, на полупрозрачную от воды ткань рубашки и не убирает, пока Пи сам не накрывает его руку своей. Удивительно сколько всего можно рассмотреть, если стоять так близко. Оказывается на сгибе локтя у Пи есть небольшая татуировка, и она просвечивает сквозь мокрую рубашку, так что при желании Кен мог бы даже попробовать разобрать текст. Влажные пряди больше не собраны и свободно свисают по обеим сторонам лица, и Кену даже жаль, что Пи почти никогда не распускает волосы, потому что так он выглядит совсем иначе. Моложе и … свободнее что ли? Увиденную картинку отчаянно хочется сохранить в памяти. Даже выбравшись из воды, он все еще немного мерзнет. Высыхающая одежда тянет жар из тела, и даже теплый солнечный день уже не кажется ему таким уж теплым. Он пытается согреться, растирая замерзшие ладони, и Пи’Биг неодобрительно хмурится, прежде чем подобрать с земли сухой пиджак, и протянуть ему. - Снимай свою рубашку, - командует он, строго сведя брови, и сам раздевается по пояс, обвязывая рукава рубашки вокруг талии. Кен замирает. У Пи’Бига красивое тело. Оно и не могло быть другим с тем режимом тренировок, через которые проходил каждый, кто попадал в Главную Семью. Но не от мышц пресса, хоть и безусловно красивых Кен не может оторвать глаз. Удивительно насколько безобидно смотрятся на теле пулевые ранения. С такого расстояния это просто три небольших алых пятна на коже. Кен уверен, что его собственные раны выглядят намного хуже, но по расположению отверстий он может представить, как именно прошла пуля и что она задела, и на мгновение ему становится не по себе. Сукин сын Таван оказался омерзительно метким стрелком. В трех выстрелах не было нужды - Пи’Бигу вполне хватило бы и одного. - Что ты там возишься? Голос Пи звучит недовольно, и сам он уже давно закончил раздеваться. Кен вздрагивает, возвращаясь обратно в реальность, а когда наконец поднимает глаза от шрамов на рельефном прессе, то немедленно натыкается на хмурое лицо Пи. Острые глаза смотрят прямо на Кена, и под этим внимательным взглядом отчего-то тянет прикрыться, хоть он еще ничего с себя не снял. Ему отчаянно не хочется показывать Пи’Бигу собственное изуродованное тело, но как назло на ум не приходит ни одной причины остаться в верхней одежде. Кен послушно снимает мокрую рубашку. То, как внимательные глаза скользят по торсу от одного шрама к другому, чувствуется кожей, но Пи молчит, и Кен молчит тоже. По позвоночнику ледяной волной бегут предательские мурашки и даже себе он вряд ли когда-нибудь признается, что причина этому совсем не холод. Когда по краю самой глубокой и самой длинной раны на его животе осторожно проходятся мягкие пальцы, Кен трусливо закрывает глаза и коротко втягивает воздух. Его порыв не укрывается от Пи, но тот понимает его неправильно и поспешно убирает руку. - Тебе больно? Кен молча качает головой. Это не больно. Перестало быть больно в тот самый момент, когда господин Кан лично попытался отрезать ему голову. Просто есть что-то неправильное в том, что Пи’Биг касается его тела там же, где его резали мордовороты Второй Семьи. Что-то, что заставляет дыхание замереть, а сердце наоборот начать стучать, как сумасшедшее, и он действительно жалеет о том, что Пи пришлось увидеть его без рубашки. Отступив на шаг, он поспешно натягивает на себя пиджак Бига, с облегчением пряча под одеждой все, кроме тонкой полосы вокруг шеи. Одежда Пи ему немного тесновата. Пи’Биг чуточку выше его, но уже в плечах, и Кену приходится быть осторожным с тем, чтобы не испортить его вещь. На мгновение у него появляется шальная мысль рассказать все, в надежде на то, что Пи сможет понять. Появляется, и так же быстро проходит, повинуясь голосу разума. Все это время он удерживался от того, чтобы начать выдавать желаемое за действительное, и ему определенно не стоит начинать сейчас. Кену вполне достаточно и того, что Пи’Биг отдал ему свой пиджак и великодушно не спрашивает его о том, о чем он не хочет говорить. Правда. Честно говоря, это даже больше того, что он на самом деле заслуживает.