Голубая жемчужина

      Перед ними возвышались гладкие гранитные и каменные блоки. Их края закруглил ветер, их рисунки смыло дождем, на них оставил трещины мороз, но это не мешало останкам древней постройки выглядеть величественно и гордо. Сломанно, но не сломленно.       — Шаэрраведд, — благоговейно проговорила Эсси, спешиваясь первой. Лютик спрыгнул с коня вслед за ней. Если за ними и следили скоя’таэли, не причинили бы вреда менестрелям; даже если те были ненавистными d’hoine, все равно Aen Seidhe щадили их. Менестрели хранили историю, менестрели передавали из уст в уста то, что случилось много лет назад. То, что случилось с эльфами.       Шаэрраведд. Дворец, который Aen Seidhe разрушили сами — чтобы не достался врагу. Чтобы d’hoine не выстроили на его руинах свой город, как это было с Новиградом, Цинтрой, Марибором, Третогором… и с Оксенфуртом. Каково было Эсси учиться там, где раньше жили ее предки?       Лютик молчал. Как всегда, когда Эсси сталкивалась с болью своего народа, он не знал, что сказать ей, но ей и не требовались слова, поэтому он только слушал.       — Идем, — сказала Эсси, спускаясь по мраморным ступеням. Среди глыб и блоков росли ольхи и березы, из плит пробивались заросли орешника. Владения Aen Seidhe захватила природа, что они могли допустить.       — Сердце Шаэрраведда, — произнесла Эсси, остановившись перед растущим из терракотовой насыпи кустом белых роз, оплетающим побегами плиту из белого камня. На плите был…       — Время не стерло с камня твой светлый лик, — прошептала Эсси.       Лютик много слышал об Аэлирэнн — и от своей подруги, и от Геральта, и от случайных сплетников в трактирах. Давно погибшая, она не перестала жить в сердцах и в памяти. Время не было властно над ее портретом, розы ее цвели, не боясь никаких гроз — как и пела Эсси.       — Плеск этого фонтана она слушала по вечерам, — Эсси шагнула к плите, кончиками пальцев дотронулась до щеки портрета — и тут же отдернула руку. — Интересно, что она чувствовала, когда повела Aen Seidhe в последний бой? Когда повела их победить или умереть и поняла, что суждено второе? Что она не просто проиграла, что по ее вине эльфы обречены?       Прикрыв глаза, Эсси певуче заговорила:       — Она хотела войны и победы… Созданная из железа и света… она же была обычной юной девушкой. Она не была зачерствевшей душой воительницей, как Эитнэ. Она… она просто ошиблась. Она была полна энтузиазма и веры… И волосы ее были, словно мед… а руки сначала отнимали боль, потом — стали отнимать жизнь… И она звала за собой тех, кто любит ее. И они шли за ней… выкрикивая ее имя. Имя, что не обещало им спасения, но стало подарком… Если я буду петь о ней так, не произнося имени… d’hoine не поймут, d’hoine все равно, для них Аэлирэнн просто глупый пережиток прошлого, безумная дура, которая решила тягаться с тем, что ей не по силам, — на лице Эсси отразилась ненависть. — Нет, d’hoine не поймут… но поймут Aen Seidhe и такие квартероны, как я. Они угадают, о ком песня, с первых же слов… и я буду петь для них. Только немного приукрашу для зрелищности. И ты пой, — попросила она. — Пусть память о Розе из Шаэрраведда живет долго-долго. Вечно.       — Обещаю, — тихо проговорил Лютик.