***
Беспокойство поселилось в его животе с самого утра. Примерно так же Дьюдроп чувствовал себя, когда Омега вел его на прослушивание, только сейчас все было еще хуже. Он поморщился под маской и потер живот, надеясь, что тепло поможет успокоить спазмы. Эфир, конечно же, заметил это. — Нервничаешь? — тихо спросил он. Дьюдроп кивнул, не желая признавать вслух очевидное. Заговори с ним кто-то другой, он бы огрызнулся или что-нибудь соврал, но с Эфиром это никогда не работало. Иногда Дьюдропу казалось, что друг читает его мысли. — Боюсь опозориться, — неохотно пробормотал он. Эфир кивнул. В его глазах читалось понимание. — Когда я в первый раз ассистировал Эхо, у меня руки дрожали так, что я чуть не опрокинул лоток с инструментами. Дьюдроп неопределенно хмыкнул и снова прижал ладонь к животу. На столе перед ним стояла тарелка с нетронутым завтраком. Обычно еда помогала успокоиться, но сегодня ему кусок не лез в горло, да еще и организм затеял бунт. — Могу попробовать что-нибудь с этим сделать, — предложил Эфир. Его магия, как Дьюдроп уже успел убедиться за время знакомства, могла не только исцелять телесные раны и болезни, но и успокаивать. В любое другое время он бы отказался, но сегодня случай был особый. Дьюдроп вопросительно склонил голову набок: — Что, прямо здесь? Эфир тихо фыркнул: — Можем уединиться в исповедальне, если ты стесняешься. — Кто, я? — Дьюдроп расправил плечи и вызывающе махнул хвостом. — Плохо же ты меня знаешь. Давай, твори свою магию. Они обычно сидели за одним из дальних столов, чуть в стороне от остальных упырей и монахов. Но Эфир все же быстро огляделся, чтобы убедиться, что никто на них не смотрит. А потом он протянул руку через стол и коснулся шеи Дьюдропа над воротником сутаны. Сквозь тонкую ткань балаклавы его пальцы казались приятно теплыми. Прикосновение было недолгим, почти мимолетным, но Дьюдропу показалось, что его окутало мягкое облако. Он почувствовал себя умиротворенным, спокойным и собранным. Никаких сомнений. Никакого страха. Он справится. Дьюдроп медленно убрал ладонь от живота. — Спасибо, — тихо проговорил он. В уголках глаз Эфира собрались морщинки от улыбки. — Всегда пожалуйста. На выходе из трапезной они попрощались. Эфир зашагал в сторону лазарета, а Дьюдроп двинулся к репетиционной базе, одной рукой придерживая на плече чехол с бас-гитарой. Пользуясь прежними привилегиями, Дьюдроп забрал один из запасных басов в личное пользование. Он выбрал для себя почти такой же “фендер пресижн”, как тот, на котором играла Мист; в ремонте этот инструмент не нуждался, поэтому Дьюдроп просто заменил струны и как следует протер корпус. Впереди показалась высокая фигура: к базе шел еще один упырь, закутанный в теплый плащ. Дьюдроп прищурился, вглядываясь. Возможно, это был один из его новых коллег, но он не мог сказать наверняка — в конце концов, пока что он был знаком только с Омегой. Он зашагал быстрее, догоняя незнакомца. Несмотря на февральский холод, незнакомый упырь шел босиком — на свежевыпавшем снегу после него оставались отпечатки раздвоенных копыт. Форменные брюки, как заметил Дьюдроп, были ему коротковаты; впрочем, с таким ростом это было неудивительно. — Эй! Упырь замедлил шаг и с любопытством обернулся. Глаза в прорезях маски сверкнули зеленым. Дьюдроп догнал его за несколько шагов. — Ты ведь из новых музыкантов, да? — спросил он, решив сразу перейти к делу. Упырь неуверенно махнул хвостом и ссутулился, словно стесняясь своего роста и внезапного внимания со стороны незнакомца. Что ж, в этом Дьюдроп прекрасно его понимал. — Э… да? — голос упыря оказался низким, с характерными для земляных рокочущими нотками. — Я барабанщик. А ты…? Дьюдроп, запоздало вспомнив о приличиях, поднял свободную руку в приветственном жесте. — Дьюдроп. Я новый басист, — уточнил он. Упырь кивнул: — Меня назвали Маунтин. Что неудивительно, подумал Дьюдроп, с таким-то ростом. Маунтин был выше всех знакомых ему упырей, даже Игниса. На мгновение между ними повисла неловкая пауза. Дьюдроп понятия не имел, о чем говорить дальше — не о погоде же, в конце-то концов. Эфир бы наверняка сумел завязать разговор, но вот сам Дьюдроп так и не овладел этим искусством. Впрочем, Маунтин явно испытывал те же трудности: он держался настороженно, а кончик его хвоста беспокойно дергался. Дьюдроп глубоко вздохнул и мысленно велел себе собраться. — Ну… рад знакомству. Пойдем? — он кивнул в сторону старой часовни. Маунтин кивнул в ответ и зашагал рядом с ним. От него пахло петрикором и палой листвой, снег хрустел под его копытами. Дьюдроп перебирал про себя подходящие темы для разговора, но, как назло, ничего не приходило в голову. — Ты давно играешь? — спросил он наконец. Маунтин вздрогнул, как будто не ожидал, что с ним заговорят. — С детства, — медленно проговорил он. — Меня обучала мать клана. Дьюдроп подавил желание сцепить руки за спиной и оскалиться. Уже второй встреченный им упырь, который научился играть еще Внизу, как Мист. Может, и остальные участники тоже были музыкантами до призыва? — А ты? — теперь Маунтин смотрел на него с любопытством. — Ты… умел играть до того, как тебя призвали? — Нет, я научился здесь, — отозвался Дьюдроп, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Меня призвали, чтобы помогать Игнису… ну, старому настройщику. Маунтин понимающе кивнул: — Меня призвали в помощь садовникам. Я… впервые увидел фруктовые деревья здесь, — в его голосе звучало удивление, как будто он до сих пор не мог поверить в существование такой вещи. Дьюдроп хотел было спросить, сколько времени новый знакомый провел на Поверхности, но впереди уже показалась репетиционная база. В окнах горел свет: похоже, внутри уже кто-то был. Скорее всего, Мист. Вопреки ожиданиям Дьюдропа внутри оказались двое упырей — расположившись на табуретках возле стоек с гитарами, они негромко о чем-то разговаривали. Одним из них был Омега, но вот его собеседника Дьюдроп видел впервые. Незнакомый упырь был одного роста с Омегой, а шириной плеч не уступал Эфиру; форменная сутана облегала его мускулистый торс. Незнакомец что-то рассказывал Омеге, оживленно жестикулируя и виляя хвостом. При звуке шагов он замолчал, и они с Омегой почти синхронно повернулись к подошедшим Дьюдропу и Маунтину. Глаза незнакомца в прорезях маски блеснули оранжевым, выдавая принадлежность к огненному племени. — Доброе утро, — Омега поздоровался первым. — Знакомьтесь, наш соло-гитарист, — он кивнул на незнакомца. Тот спрыгнул с табуретки и поднял руку в приветственном жесте. — Я Ифрит. — Я Дьюдроп. Басист, — Дьюдроп ответил таким же жестом, — а это Маунтин, он ударник. — Очень рад! — к его удивлению, Ифрит протянул руку для рукопожатия. Дьюдроп видел во время своих вылазок в город, что так здоровались миряне, но все равно помедлил, прежде чем пожать её. Ладонь Ифрита оказалась горячей, а рукопожатие — крепким. Дьюдроп повел носом, запоминая его запах. Дым и что-то еще, незнакомое, отдающее смолой и мхом. — Ты ведь нездешний? — уточнил Дьюдроп. Ифрит завилял хвостом: — Прилетел в понедельник и сразу угодил на прослушивание. — Правда? — стоявший поодаль Маунтин подошел ближе, с заинтересованным видом помахивая хвостом. Он возвышался над Ифритом почти на голову. Омега хмыкнул и потянулся за своей гитарой: он, похоже, уже слышал эту историю. — Да, я вообще из аббатства Брикгстау*, — начал Ифрит. — Это на юге А… Дверь часовни распахнулась от порыва ветра. Ощутимо повеяло холодом, а потом дверь снова захлопнулась, отсекая морозный воздух. Дьюдроп, поморщившись, повернулся на звук. Он хотел было по привычке рявкнуть на вошедшего за шум, но осекся, не успев даже открыть рта. Штиль пересек бывшую часовню таким же уверенным шагом, каким обычно шел к главному органу в соборе. Под мышкой он нес кожаную папку, в которой хранил ноты. В строгом черном пальто он больше напоминал священника из христианской церкви, чем слугу Темного Владыки — только безупречно отполированная маска портила сходство. — Guten Morgen, meine Herren. Ich see, dass fast alle anwesend sind**, — Штиль коротко кивнул им. Его взгляд на мгновение задержался на Ифрите, отмечая незнакомого упыря. — Guten… Morgen, — с запинкой ответил Ифрит. Его хвост нервно качнулся из стороны в сторону. Дьюдроп его понимал: оказаться объектом внимания Штиля было… некомфортно, мягко говоря. Штиль чуть склонил голову набок, разглядывая его, но тут заговорил на том же языке Омега. Из всего сказанного Дьюдроп сумел разобрать только их имена. Штиль только кивнул в ответ и, положив свою папку на пюпитр рядом с синтезатором, стал расстегивать пальто. Снова открылась и закрылась дверь. На этот раз в часовню вошел Папа. Вид у него был весьма оживленный. — Доброе утро, miei cari, — он обвел упырей взглядом и улыбнулся. — Все на месте? Тогда начнем.***
— Ну? Как все прошло, рассказывай! — Эфир нетерпеливо махнул хвостом. Его глаза так и сверкали от любопытства. Дьюдроп неопределенно покачал головой: — Вроде бы… нормально? Он много раз присутствовал на репетициях группы, но это было совсем не то, что участвовать в них в качестве музыканта. Папа раздал им копии сет-листа, и Дьюдроп снова почувствовал, как в животе что-то сжалось от беспокойства. По счастью, текст в них был напечатан крупными четкими буквами, которые не спешили разбегаться или меняться местами. Мысленно Дьюдроп перевел дух. Он знал почти все песни. После прослушивания Омега снабдил его распечатками аккордов для басовых партий, так что Дьюдроп успел изучить их и запомнить. Кое с чем ему помогла разобраться Мист. Беспокойство ушло, уступив место сосредоточенности. Играли они пока еще не слишком слаженно. Неудивительно: в конце концов, профессиональными музыкантами в текущем составе были только Омега и Штиль. Последний, к большому удивлению Дьюдропа, отлично управлялся с синтезаторами и клавитарой. — Но вообще Папа был нами доволен, — проговорил Дьюдроп, задумчиво помахивая хвостом. — Ну, мне так показалось. Он посмотрел на свои руки, сжал и разжал пальцы. Во время репетиции они скользили по струнам не так уверенно, как ему хотелось, но Дьюдроп понимал, что это вопрос времени и практики. Больше репетиций, больше занятий — и все будет отлично. Эфир мягко похлопал его по плечу. Его хвост осторожно коснулся хвоста Дьюдропа. — А как остальные? — друг словно почувствовал его настроение и поспешил увести разговор в другое русло. — Я слышал, один парень прилетел аж из Англии? — Ифрит, да. Он из аббатства Бриск… Бригк… да блин, — Дьюдроп махнул хвостом. — Откуда-то оттуда, в общем, — он поднял взгляд на Эфира и широко улыбнулся под маской. — Но ты не поверишь, кто теперь на клавишных… Эфир и в самом деле не поверил. И даже переспросил. Дьюдроп закивал: — Собственной персоной. Он еще все время говорил на каком-то непонятном языке, Омеге пришлось переводить для Папы. — Значит, Папе все-таки удалось заполучить в группу органиста, — заключил Эфир, и они оба рассмеялись.***
И потянулись дни, полные репетиций и подготовки к продолжению тура. Группа собиралась каждый день, но у Дьюдропа вошло в привычку оставаться еще на час-полтора после репетиции, чтобы просто поупражняться в игре. После того, как он окончательно привык к количеству струн и длине басового грифа, дело пошло на лад. К концу дня у него болели пальцы, и Эфир со вздохом качал головой и брал его ладони в свои, чтобы вылечить. На третий или четвертый раз Дьюдроп понял, что сопротивляться этому бесполезно, и перестал пытаться убрать руки. — Может, не стоит так перенапрягаться? Вдруг повредишь руки, и что тогда? — синие глаза в прорезях маски смотрели с мягкой укоризной. Дьюдроп отвел взгляд. — Может, я перфекционист, — пробормотал он. — Перфекционист, перфекционист, — согласился Эфир. — Но все-таки побереги себя, ладно? — Ничего не могу обещать, — Дьюдроп криво усмехнулся под маской. Эфир легонько шлепнул его хвостом по ноге. Он, конечно, был прав, и Дьюдроп понимал это, но все равно упорно продолжал заниматься, пока усталость не брала свое. Тогда он убирал бас в чехол и возвращался в дормиторию, мысленно снова и снова проигрывая в голове свои партии. Порой ему казалось, что он смог бы без запинки отыграть весь сет-лист, даже если его разбудить посреди ночи. Иногда во время этих “сверхурочных репетиций” компанию Дьюдропу составлял Маунтин. Немногословный и застенчивый, он словно преображался, стоило только сесть за ударную установку и взять в руки палочки. Его движения становились отточенными и четкими, и в то же время Маунтин казался расслабленным, как будто игра не требовала от него никаких усилий. — Это мышечная память по большей части, — пробормотал он, когда Ифрит похвалил его игру. — Когда регулярно практикуешься… тело запоминает само. — Да, вот Айви тоже так говорит, — Ифрит махнул хвостом. — Это мой приятель в Брикгстау, он тоже стучит. Мы иногда джемим вместе, когда есть свободное время… эй, а хотите, может, сегодня? — его глаза весело сверкнули. — Посидим, пошумим? Маунтин покосился на Дьюдропа. — Я не против. Ты как? Дьюдроп прикусил губу. Было бы здорово поиграть что-то помимо песен из сет-листа и упражнений, но он вдруг почувствовал укол совести. Из-за репетиций и его занятий они с Эфиром давно не собирались поиграть вместе, и Дьюдроп скучал по их субботним джем-сессиям и шутливым гитарным дуэлям. Ему не хотелось обижать друга, но в то же время было интересно и поиграть с остальными музыкантами, посмотреть, на что они способны. На мгновение Дьюдроп обвил хвостом колени, собираясь с духом. — Давайте лучше в субботу? И… если вы не против, я позову друга, — он пока не знал, как Эфир отнесется к этому предложению, но надеялся, что он будет не против. Ифрит просиял.***
Эфир, к огромному облегчению Дьюдропа, охотно согласился поджемить вместе с ними. Дьюдроп мысленно перевел дух: ему очень хотелось, чтобы Эфир согласился, и чтобы остальные ему понравились. В том, что Эфир понравится им, он не сомневался. Субботним вечером они вчетвером собрались на репетиционной базе. Мист впустила их, но сама решила не оставаться: велела только, чтобы они не забыли выключить все и закрыть дверь, когда будут уходить. — Под вашу личную ответственность, парни, — строго сказала она, сверкнув глазами из-под маски. Ифрит поспешил заверить её, что все будет в полном порядке. — Точно не хочешь с нами поджемить? — предложил он, виляя хвостом, но Мист отказалась. — Хочу сегодня лечь спать пораньше, — она зевнула и помотала головой. — Да и зачем вам два басиста? Она застегнула пальто, обмотала шарф вокруг шеи и, помахав им на прощание, спустилась с крыльца. В итоге Дьюдроп решил, что волновался зря. Эфир моментально нашел общий язык с Ифритом и Маунтином. В лице Ифрита он и вовсе обрел собрата по духу — тот, как оказалось, тоже был огромным поклонником Black Sabbath. От их совместного исполнения Crazy Train на репетиционной базе стало жарко. И все же в его груди поселилось странное чувство, пока Дьюдроп наблюдал за совместной игрой Эфира и Ифрита. Пытаясь избавиться от него, он опустил взгляд на свой бас и сосредоточился на игре, стараясь удержать темп песни. На какое-то время это помогло, но Дьюдроп снова ощутил неприятный укол, когда, закончив играть, Эфир вскинул руку, и Ифрит хлопнул по ней ладонью. В дормиторию они вернулись около полуночи. Кельи Ифрита и Маунтина находились на втором этаже, так что на свой третий Эфир и Дьюдроп поднимались вдвоем. — Здорово поиграли, — Эфир довольно помахивал хвостом. Он расправил плечи, и Дьюдропу вдруг показалось, что невидимая тяжесть, давившая на друга в последние месяцы, исчезла. — Мне тоже понравилось, — тихо сказал он. — Думаю, в случае чего мы вчетвером сможем сколотить свою группу и играть трибьюты Black Sabbath. Эфир рассмеялся и легонько подтолкнул его плечом. — Спасибо, что позвал, — сказал он уже серьезнее. — Мне… мне это было очень нужно. Дьюдроп не стал уточнять, что он имел в виду. Просто похлопал Эфира по плечу в ответ. Странное чувство, поселившееся в груди, наконец исчезло.***
Прислонившись к стене ризницы, Дьюдроп наблюдал, как рабочие загружают в фургоны кофры с инструментами и ящики с оборудованием. Оборудование и декорации для сцены всегда отправляли пораньше, как ему давным-давно объяснил Игнис, а сам он передал это знание Мист. Мист руководила погрузкой. Дьюдроп сунулся было с предложением помощи, но преемница в очередной раз проявила свойственное водным упырям собственничество и велела ему не мешать. Но хотя бы не прогнала, что Дьюдроп счел хорошим знаком. Странно было наблюдать за погрузкой со стороны, а не самому участвовать в процессе. Дьюдроп и сам не был лишен этого чувства собственничества: он привык считать инструменты и репетиционную базу, не говоря уже о гитарной мастерской, своей вотчиной, и сейчас, глядя на происходящее, не мог избавиться от неприятного ощущения, что лишился чего-то важного. Эфир сказал бы, что он слишком заморачивается. Дьюдроп проторчал возле ризницы почти до наступления темноты, пока погрузка не закончилась, и фургоны не отъехали к воротам аббатства. Мист заперла двери хранилища и подошла к нему. — Вроде бы все в порядке, — сказала она нарочито нейтральным тоном, но Дьюдроп заметил, как подергивается кончик ее хвоста. — Ага. В полном, — Дьюдроп показал ей большой палец. Мист хмыкнула: — Ну вот, а ты волновался! — А ты бы не волновалась на моем месте? — парировал Дьюдроп. Она пожала плечами в ответ. — Если бы это отвлекало меня от других забот. Мист была права: волноваться за сохранность инструментов было лучше, чем думать о том, что через несколько дней ему предстояло в первый раз выехать за пределы не просто соседнего города — за пределы страны. Это пугало сильнее, чем услышанный впервые Зов, и в то же время разжигало любопытство. Ифрит, конечно, в красках описал свое путешествие из Брикгстау в Линкопию, но слушать его рассказ было одно, а путешествовать самому — совсем другое. Размышляя об этом, Дьюдроп побрел прочь от ризницы, убрав руки в карманы и рассеянно помахивая хвостом. Он шел к главному собору, намереваясь свернуть потом к лазарету. Вечер был не по-мартовски теплым, а дежурство Эфира должно было закончиться через полчаса. Дьюдроп был совершенно не против подождать его на крыльце. В дни перед отъездом он стремился проводить как можно больше времени рядом с другом. Казалось: стоит ему выпустить Эфира из виду, как с тем произойдет что-то плохое. Еще одна навязчивая мысль, от которой хотелось отвлечься любым способом. — Я слишком заморачиваюсь, — пробормотал Дьюдроп себе под нос. Он почти миновал главный собор, когда на периферии зрении что-то мелькнуло. Кто-то медленно двигался в тени здания, стараясь держаться подальше от случайных прохожих. Дьюдроп остановился. Кем бы оно ни было — человеком или упырем, — каждый шаг явно причинял этому существу боль. Вот оно остановилось, чтобы отдохнуть. Свет, падавший из окон собора, отразился на металлической маске. Упырь. Дьюдроп осторожно шагнул вперед, собираясь окликнуть его, и тут до его ноздрей донесся знакомый запах. Дым и кипящий гудрон. — Альфа? — неверяще окликнул Дьюдроп. — Это ты? Упырь обернулся. В прорезях маски блеснули красные огоньки. — О, — его голос прозвучал неожиданно сипло и тихо. — Привет, дикарь. Альфа всегда был крупнее Дьюдропа, но сейчас он казался словно бы высохшим. Форменная сутана и плащ висели на нем как на вешалке. Левую руку он, как заметил Дьюдроп, старался беречь. — Все думали, что тебя отправили обратно, — проговорил Дьюдроп. Он подошел чуть ближе. Альфа горько усмехнулся: — Лучше бы так. Здесь, наверху, есть места похуже, чем Девять Кругов, — его хвост на мгновение обвился вокруг колен и снова распрямился. На языке Дьюдропа вертелись десятки вопросов, но извечное чутье на неприятности подсказывало, что сейчас лучше придержать их. Дьюдроп прикусил губу под маской. Альфа молча разглядывал его, по-звериному наклонив голову. — Слышал, тебя взяли в группу, — проговорил он наконец. — Поздравляю. — Спасибо, — осторожно ответил Дьюдроп. Альфа по-прежнему изучающе смотрел на него. Его хвост качнулся из стороны в сторону и снова обвился вокруг колен. — Ты это заслужил. Хорошо играешь. Дьюдроп вопросительно изогнул хвост. — Я как-то слышал, как вы с приятелем играли “саббатов”. Странно, что Папа не позвал вас обоих, — Альфа шагнул к нему, и Дьюдроп машинально отступил назад. Его пальцы напряглись, готовясь в случае чего перехватить или отразить удар. Альфа вздохнул: — Да не съем я тебя, дикарь, — он поднял ладони в примиряющем жесте. Один рукав сбился, обнажая запястье, и в слабом свете от окон собора Дьюдроп разглядел, как странно — влажно — блестит на нем кожа. Он повел носом, принюхиваясь, и различил слабый металлический запах. Кровь. Альфа тихо ругнулся и, опустив руку, одернул рукав, закрывая рану. — Раны от серебра заживают плохо, — пробормотал он. — Всегда помни об этом, когда имеешь дело с людьми. — Ты… — Дьюдроп вдруг почувствовал острый приступ жалости. Он вспомнил мелкие шрамы, оставшиеся на пальцах Эфира после серебряных струн; Альфе явно досталось еще сильнее. — Может, проводить тебя до лазарета? — Спасибо, конечно, но не стоит, — Альфа покачал головой. — И мне вообще в другую сторону, — он рассеянно потер запястье сквозь ткань. Дьюдроп сцепил руки за спиной, наблюдая за ним. — Хочешь один совет? — вдруг спросил Альфа. — Насчет гитары? — Насчет гитары? — Да. Ты уж не обижайся, — Альфа окинул его взглядом, — но ты для нее мелковат. Тебе просто неудобно будет скакать с ней по сцене, а скакать придется. Это же шоу. Но ты можешь… — Подожди, — перебил его Дьюдроп. — Я не на соло-гитаре! Я басист. Глаза Альфы сверкнули красным. — Но ты же… Да он с ума сошел! Дьюдроп невольно прижал уши. Гнев как будто придал Альфе сил: сейчас он снова был похож на себя прежнего, сильного и вспыльчивого. — Проклятье, он совсем не соображает, что творит! — прорычал Альфа. Его хвост возмущенно хлестнул воздух. Но во взгляде, которым Альфа одарил Дьюдропа, не было ярости. В нем было нечто совсем другое, чего Дьюдроп никак не ожидал увидеть. Жалость.***
В день отъезда он проснулся затемно и долго лежал, заложив руки за голову и глядя на неровный потолок кельи. На прикроватном столике негромко тикал механический будильник, отсчитывая минуты. Дьюдроп то и дело косился на него. Без четверти шесть. Пять минут седьмого. Половина седьмого. В любой другой день он бы попытался вздремнуть еще сколько получится до сигнала будильника, но сегодня заснуть заново не удалось. Дьюдроп протянул руку к выключателю настенной лампы над кроватью. Щелчок — и келью залил тусклый оранжевый свет. Дьюдроп сел на кровати — шерстяное одеяло сползло к бедрам, — и выключил будильник, чтобы не шумел зря. Ехать так ехать, как сказал попугай, когда кошка потащила его за хвост. Он глубоко вздохнул и опустил ноги на холодный пол. Возле двери его ждали рюкзак и новенькая дорожная сумка, заранее собранные прошлым вечером — осталось только убрать в сумку чехол с умывальными принадлежностями. На спинке стула висела с вечера же приготовленная человеческая одежда, рядом на полу стояли высокие кроссовки. Одежду, сумку и другие необходимые в поездке вещи (Омега выдал ему целый список) Дьюдроп купил несколько дней назад во время внеочередной поездки в город; одежду, правда, пришлось ненадолго отдать в вещевую службу, чтобы её перешили для упыря. Умыться. Одеться в новые вещи. Заплести косу, чтобы волосы не путались под балаклавой. Наконец, Дьюдроп закончил со всеми приготовлениями, застегнул полностью собранную сумку и в последний раз окинул взглядом келью — ничего не забыл? На столе лежала цепочка с ключами от кельи, репетиционной базы и гитарной мастерской. Дьюдроп обычно носил ее пристегнутой к поясу форменных брюк. Вместе с ключами на цепочке висел металлический брелок в виде “стратокастера”. Дьюдроп по привычке погладил его большим пальцем. Брелок он купил в ту памятную первую поездку “на большую землю”, и вещица хранила приятные воспоминания. Дьюдроп пристегнул цепочку к шлевке джинсов и убрал связку ключей в карман. Пора выходить. На лестничном пролете между третьим и вторым этажами Дьюдроп остановился, услышав за спиной торопливые шаги. С третьего этажа спускался Эфир. — Я же обещал, что приду тебя проводить, — сказал он, весело махнув хвостом. Дьюдроп улыбнулся под маской и легонько толкнул его плечом. Эфир так же толкнул его в ответ; гибкий сильный хвост мимолетно коснулся ноги Дьюдропа. Вместе они вышли из дормитории. Автобус группы должен был ждать пассажиров у ворот аббатства, и там же было назначено место общего сбора. Небо на востоке уже начало светлеть, но на нем еще можно было различить звезды. Дьюдроп поежился от холода. Эфир истолковал это по-другому: — Волнуешься? — Честно? — Дьюдроп задумчиво махнул хвостом. — Не очень. Разве что совсем чуть-чуть, — он показал пальцами, примерно насколько. Он и в самом деле не волновался из-за предстоящего путешествия. Кое-что другое не давало ему покоя, и Дьюдроп не знал, как к этому подступиться. Видит Темный Владыка, он пытался — и не один раз, но в последнее время в его жизни слишком многое требовало внимания, не давая сосредоточиться на чем-то одном. — Эф? — он замедлил шаг и повернулся к другу. Тот вопросительно изогнул хвост. Дьюдроп прикусил губу, собираясь с мыслями. Эфир терпеливо ждал. — Береги себя, ладно? — выпалил наконец Дьюдроп. — Ну, пока меня не будет. — Дью… — теперь Эфир выглядел озадаченным. Дьюдроп жестом попросил дать ему договорить. — Я, ну, вижу, что тебя что-то беспокоит в последнее время, — продолжил он. — И ты можешь сколько угодно говорить, что это ничего серьезного, но я же не слепой. Я… я понимаю, что с вот этим всем, — Дьюдроп неопределенно махнул рукой, — нам некогда было поговорить толком, но ты все время заботишься обо мне, а я… Эфир остановился и положил руку ему на плечо. Дьюдроп осекся на полуслове. В предрассветных сумерках глаза Эфира в прорезях маски мягко светились синим. — Со мной все будет в порядке. Не переживай, хорошо? У тебя впереди большое событие, и я не хочу, чтобы ты волновался из-за меня. — Тогда не давай мне поводов для волнения, — проворчал Дьюдроп. Ладонь Эфира у него на плече казалась приятно теплой даже сквозь слои одежды. Ему вдруг захотелось потереться об нее щекой. — Обещаю, — Эфир легонько сжал его плечо. — Эй! — донеслось сзади. — Привет! Подождите нас? Развернулись они одновременно. От дормитории к ним спешил нагруженный сумкой и рюкзаком Ифрит. Вид у него был взъерошенный, как будто он проснулся всего десять минут назад и понял, что опаздывает. За его спиной маячил Маунтин, кативший чемодан на колесиках. Дьюдроп покосился на Эфира. Тот еле заметно покачал головой и закатил глаза. Вчетвером они добрались до места общего сбора. Ифрит потер ладони и сделал несколько пассов; упырей тут же накрыло волной тепла. — Долго нам еще ждать? Дьюдроп вытащил из кармана куртки мобильный телефон — еще одно недавнее приобретение. Омега объяснил ему, как звонить и писать сообщения, и лично заполнил список контактов, вписав в него собственный номер, номера Папы и остальных участников группы и номер их менеджера. — Еще минут двадцать. — Мог бы еще поспать, — проворчал Ифрит. — Смотрите, — подал голос Маунтин. — Вон там еще кто-то. Со стороны дормитории к воротам приближалась группа упырей. Один из них, худой и высокий, нес на плече сумку, другой катил почти такой же, как у Маунтина, чемодан на колесиках. При ближайшем рассмотрении высокий упырь с сумкой оказался Штилем; даже в мирской одежде он напоминал католического пастора или, может быть, пожилого школьного учителя. — Наверное, даже Папу так не провожают, как его, — прошептал Ифрит. Проводить Штиля в дорогу пришел весь его клан. Ученики по очереди подходили попрощаться. Среди них Дьюдроп узнал ту самую упырицу, которую мечтал переманить в группу Папа — она подошла к Штилю одной из первых, и старик ласково потрепал ее по плечу. Самым последним подошел упырь, кативший чемодан; он коротко поклонился и оставил свою ношу у ног Штиля. Когда органисты ушли, Ифрит сделал еще один пасс, отправив к Штилю волну тепла. Тот вопросительно склонил голову набок. — Холодно сегодня, — пояснил Ифрит светским тоном. Кончик его хвоста беспокойно подергивался. — В самом деле, — хрипло отозвался Штиль. Его глаза в прорезях маски были черными и блестящими, словно капли нефти. Ифрит, явно не придумавший, о чем говорить дальше, смущенно махнул хвостом. Наконец появились Омега и Папа, тоже нагруженные багажом и облаченные в мирскую одежду. Странно было видеть главу Церкви без привычного грима, одетым в теплую куртку и джинсы; вид у него тем не менее был на удивление бодрый. — Доброе утро, miei cari! — поприветствовал он. Все упыри поклонились в ответ. Эфир отошел чуть в сторону, чтобы не мешать. — Наш автобус будет через пять минут, — продолжал Папа. — И пока мы его ждем, — он снял перчатку и достал из кармана куртки блистер с одноразовой иглой, — у нас есть время, чтобы придать вам другое обличье. Омега? Дьюдроп решил идти последним. Пока Папа совершал короткий ритуал, он отошел к Эфиру, чтобы попрощаться: — Ты, наверное, иди, — прошептал он. — Раз мы уже скоро уезжаем. Я… — он осекся. У Эфира не было личного мобильника, и Дьюдроп только сейчас понял, что в следующие месяцы у них не будет возможности поддерживать связь. Но Эфир — как всегда! — прекрасно его понял. — Пришлешь мне открытку? — синие глаза в прорезях маски сощурились от улыбки. Дьюдроп криво улыбнулся в ответ и кивнул: — Постараюсь найти что-нибудь с кошками. У Дьюдропа перехватило дыхание, когда к воротам подъехал черный автобус с логотипом группы на борту. В запахе выхлопных газов ему померещилась легкая примесь гудрона. Он машинально осмотрелся по сторонам, высматривая Альфу, но никого не увидел. Наверное, и правда померещилось. После того, как они погрузили сумки и чемоданы в багажное отделение и разместились в салоне, автобус выехал за ворота аббатства. Прижавшись носом к оконному стеклу, Дьюдроп смотрел назад, пока ворота не закрылись. Он вспомнил свою первую поездку в город: тогда его переполняли волнение, страх и предвкушение чего-то нового, ощущение, что наконец-то в его жизни происходит что-то хорошее. Сейчас эти чувства снова вернулись — но в этот раз страха почти не было. Ему предстояло новое приключение, в котором он мог рассчитывать не только на себя. Он был не один. И все же к радостному волнению примешивалась горечь беспокойства. Эфир, конечно, пообещал, что с ним все будет в порядке. Эфир был взрослым и самостоятельным, вполне мог позаботиться о себе, вот только Дьюдроп слишком хорошо его знал. Он снова оглянулся на оставшиеся позади ворота аббатства и тихо вздохнул. На сидение рядом с ним плюхнулся Ифрит. В человеческом обличье он щеголял копной чуть вьющихся смоляных волос до плеч и загорелой кожей; прическа, как Дьюдроп знал по собственному опыту, осталась от его истинного облика. — Время быстро пролетит, — заметил Ифрит. — Не успеешь соскучиться, а уже пора будет возвращаться обратно. — Ну да… — отозвался Дьюдроп. Он не совсем понимал, к чему Ифрит завел этот разговор. — Но здорово, что Эфир пришел тебя проводить. Меня вот никто не провожал, когда я уезжал из Брикгстау. — Даже Айви? — Дьюдроп вскинул бровь. — Нуу… это не совсем то. Мы с Айви все-таки друзья, но… — Мы с Эфиром тоже. По-моему, никакой разницы, — Дьюдроп пожал плечами. Ифрит, казалось, хотел возразить, но передумал.