***
В апреле, в очередную годовщину смерти Эмеритуса I, Линкопию снова посетил Папа Эмеритус II со своей свитой. Он намеревался возложить цветы к могиле своего предшественника и провести несколько ритуалов в его честь. Словно нарочно, сразу после их приезда начались дожди, и атмосфера в аббатстве воцарилась мрачная. Дьюдроп случайно встретил его на второй день после прибытия, возвращаясь из мастерской. Бывший Папа направлялся в сторону аббатского кладбища, один из сопровождавших его упырей держал над ним раскрытый зонт. Дьюдроп посторонился, пропуская процессию. Ни Эмеритус II, ни его спутники не удостоили его и взглядом. Глядя им вслед, Дьюдроп вспомнил, как в один из своих выходных забрел в городской кинотеатр и из любопытства купил билет на ближайший сеанс. Он мало что понял из фильма, но одна из сцен ему запомнилась — похороны в дождливый день и люди в темных костюмах, собравшиеся возле свежей могилы. Эмеритус II и его свита напоминали тех людей, их строгие одеяния только усиливали сходство. Позже Дьюдроп поделился этой мыслью с Эфиром. Тот рассмеялся, но признал, что в этом, пожалуй, что-то есть. — Он и правда производит такое впечатление, — проговорил Эфир, имея в виду Эмеритуса II, — даже сейчас, когда он уже не Папа. И его упыри... — Жуткие, — Дьюдроп поежился. — Почти как могильщики, еще смотрят так, будто уже прикидывают, как тебя хоронить. — Надеюсь, в этот раз обойдется без похорон. Что-то в голосе Эфира заставило Дьюдропа насторожиться. Он вопросительно посмотрел на друга, но тот только пожал плечами в ответ: — В последнее время здесь какая-то напряженная атмосфера. Что-то витает в воздухе... Не знаю, как объяснить. Будто затишье. — Затишье? — Да, — Эфир прищелкнул пальцами, — как перед бурей. Дьюдроп неуверенно хмыкнул в ответ, но спорить не стал — не было настроения. Они неторопливо шли вдоль берега озера. Каблуки ботинок увязали в мягкой земле, от воды тянуло сыростью, пробиравшейся даже сквозь плотную ткань плащей и сутан. Небо снова затянули тучи, но дождем пока что не пахло. В такую погоду Дьюдроп предпочел бы побыть в своей келье или в их с Эфиром репетиционной комнате, но Эфир предложил выйти прогуляться, и он, к собственному удивлению, согласился. Холод и сырость совершенно его не беспокоили: дело было то ли в ауре квинтэссенции, исходящей от Эфира, то ли в чем-то еще, чему Дьюдроп пока не мог найти объяснения. Рядом с Эфиром его внутреннее пламя словно разгоралось сильнее. — Ума не приложу, что такого может произойти, — пробормотал Дьюдроп вслух, чтобы отвлечься. — Кто знает, — Эфир пожал плечами. — В этой церкви может произойти все, что угодно. — Главное, чтобы нас не зацепило.***
До начала нового тура оставалось три недели. Группа репетировала почти каждый день, порой задерживаясь до полуночи; Дьюдроп в свою очередь оставался на базе еще дольше, убирая инструменты и приводя все в порядок. Иногда он подумывал принести сюда подушку и оставаться ночевать — тогда точно не пришлось бы вставать спозаранку и бежать к старой часовне, на ходу доедая завтрак, чтобы успеть все подготовить до прихода музыкантов. В этом году, к тому же, ему предстояло руководить подготовкой к ритуалу пробуждения концертных инструментов, а после него — заняться отправкой оборудования. От одной мысли об этом начинали дрожать руки. — Ты отлично справишься, — успокаивал его Игнис. — Я тебе подробно распишу, что нужно будет сделать, и нарисую все схемы для ритуала. Все будет в порядке, вот увидишь. Не отставал от него и Эфир: — Ты ведь уже участвовал и в подготовке ритуала, и в отправке инструментов, — говорил он тем же мягким тоном, каким наверняка обращался к своим пациентам. — И знаешь, как это делается. — Да, но тогда было проще, — ворчал Дьюдроп, сложив руки на груди и обвив колени хвостом. — Тогда мне говорили, что делать, а сейчас я должен буду говорить это другим. Ну и… тоже делать всякое. — И в чем проблема? — Если я облажаюсь, Папа выломает мне рога, а потом отправит обратно в Преисподнюю, вот в чем. Эфир успокаивающе хлопал его по плечу: — Не выломает и не отправит, — уверенно говорил он, и, как ни странно, это помогало. В глубине души Дьюдроп даже гордился собой. Он уже не был подмастерьем — теперь ему поручали ответственную работу, которой прежде занимался его наставник, и до сих пор Дьюдроп справлялся с ней блестяще. Теперь у него были собственные ключи не только от хранилища над ризницей и репетиционной базы, но и от гитарной мастерской. Дьюдроп носил их на цепочке, пристегнутой к шлевке на поясе форменных брюк. Ему казалось, что он наконец-то нашел свое место. Но радость от этого по-прежнему омрачала мысль, что он так и не нашел человека, способного призвать на Поверхность его брата. Эта мысль постоянно вертелась на задворках сознания и не давала ему покоя. Дьюдроп злился на себя, что отказался от предложения Эфира расспросить Эхо насчет человека с крысами, но глупая, почти болезненная гордость не позволяла ему пойти на попятный и все-таки попросить друга о помощи. Он привык решать свои проблемы сам, решит и эту. Ритуал пробуждения обычно проводили за день до отъезда группы, чтобы дать Папе и музыкантам возможность восстановить силы перед дорогой, а техникам — как следует упаковать инструменты и оборудование перед отправкой в аэропорт. Репетиции стали короче и проходили теперь не каждый день. Часто на них присутствовали только музыканты: Папа не только отдавал последние распоряжения по проведению тура и улаживал организационные вопросы, но и часами обсуждал с аббатисой управление делами Церкви во время его отсутствия. Порой он приходил на репетиции сразу после встреч с ней. В такие дни от него пахло еле сдерживаемой яростью, а исполнение Absolution звучало особенно проникновенно. Аббатису Линкопии называли сестра Император; это была суровая пожилая женщина, носившая строгие темные платья и мантильи вместо монашеских одеяний и обладавшая способностью внушать ужас одним своим появлением. Дьюдроп, по счастью, ни разу не пересекался с ней лично, но слышал достаточно, чтобы сделать вывод — лучше держаться от аббатисы подальше. Сегодняшняя репетиция была сокращенной: Папа раздраженно проворчал что-то об очередной встрече с “этой ведьмой” (Дьюдроп услышал, как Омега неодобрительно цокнул языком) и отпустил всех через час после начала. Дьюдроп дождался, пока за музыкантами закроются двери старой часовни, и занялся привычным делом. Он заметил лежавший на усилителе фиолетовый чехол для медиаторов с пристегнутым к нему единственным ключом — похоже, от кельи, — но не стал трогать. Хозяин точно хватится потери в ближайшее время и вернется за ним. Рядом с тем же усилителем стоял на подставке "фендер пресижн" Мист. Дьюдроп задумчиво провел пальцами по восстановленному грифу. В отличие от Альфы, Мист обращалась с гитарой бережно: часто Дьюдроп видел, как она протирает корпус замшевой салфеткой, а струны после ее игры всегда оставались целыми, что тоже было хорошим знаком. Но Дьюдроп все равно проверил их — на всякий случай. Он регулярно настраивал и чинил бас-гитары, но до сих пор мысль попробовать именно сыграть на них что-нибудь не приходила Дьюдропу в голову. Поддавшись внезапному порыву, он набросил ремень на плечо и взялся за гриф, осторожно коснулся струн, вспоминая аккорды Woo Hoo. Бас был тяжелее акустической гитары, но для упыря эта тяжесть была почти неощутимой. Непривычной оказалась длина грифа и четыре струны вместо шести. Пальцы запинались, и взять привычный темп получилось далеко не сразу. Дьюдроп сосредоточился на игре. Знакомая мелодия звучала сейчас по-другому, более плотно и гулко. Прикусив губу, Дьюдроп попытался разогнаться до своего обычного темпа. — Эй! Ты что это делаешь? Дьюдроп вскинул голову. Пальцы снова соскользнули, когти царапнули струны. Низкий протяжный звук резанул слух. Прямо перед ним, направив на Дьюдропа рога, стояла Мист. Ее хвост яростно хлестал воздух, плечи были напряжены, словно упырица готова была в любое мгновение броситься на противника. В горле клокотало рычание. Глаза в прорезях маски горели свирепым огнем, зеленоватым, как морская вода. Водные упыри отличались от других племен хрупким сложением и мирным нравом, из-за чего считалось, что бойцы из них слабые. Дьюдропу, тоже невысокому и худощавому, не раз доводилось доказывать, что такое мнение является в корне неверным. В отношении же водных упыриц оно являлось неверным вдвойне. Дьюдроп медленно опустил бас обратно на подставку. Мист все еще наблюдала за ним исподлобья. Он почти физически ощущал напряжение, волнами исходившее от нее. — Я не претендую на твой бас, — сказал Дьюдроп. — Это твоя вещь. Но я его чинил, так что имею право взять его в руки. Еще одной особенностью водных упырей было крайне трепетное отношение к своему имуществу. Мист коротко выдохнула. Слова Дьюдропа, похоже, успокоили ее: напряжение из фигуры ушло, хвост опустился, хотя его кончик все еще нервно подергивался. — Извини, — пробормотала Мист. Дьюдроп пожал плечами. — Все нормально. Ты что-то хотела? — Да, — теперь она казалась смущенной, — я, кажется, потеряла чехол для медиаторов. Ты не видел? Дьюдроп кивнул на фиолетовый чехол, лежавший на усилителе. Вопреки его ожиданиям, забрав свои медиаторы и ключ, Мист не ушла из часовни. Она встала у стены, чтобы не мешать ему, и с интересом наблюдала, как он относит гитары обратно в хранилище и наводит порядок. Ее хвост покачивался из стороны в сторону, от прежней ярости не осталось и следа. — Извини, что я вспылила, — снова проговорила Мист, когда Дьюдроп вернулся из хранилища. Удивленный, он повернулся к ней. — Все нормально, правда, — он не совсем понял, к чему было это повторное извинение. — Я не обиделся. — Все равно не надо было на тебя рычать. Прости. Это… нервное, что ли. Дьюдроп озадаченно склонил голову набок. Мист сложила руки на груди и обвила колени хвостом. Сутана была ей великовата, из-за чего басистка казалась детенышем, нарядившимся в одежду взрослого. — Может, тебе чем-то помочь? — А? Нет, я уже почти закончил, — Дьюдроп и сам на мгновение обвил колени хвостом. Теперь он чувствовал себя окончательно сбитым с толку. Мист кивнула. Через некоторое время она заговорила снова: — Так ты умеешь играть? — Я настройщик, конечно, я умею играть, — Дьюдроп заложил руки за спину. — Иначе как я пойму, что инструменты звучат правильно? Он подумал, что уже бывал в ситуации, когда его заставали с гитарой в руках, и он использовал свое ремесло в качестве оправдания. Хотя оправдываться, с его точки зрения, что тогда, что сейчас было не за что. — Странно тогда, что Папа не предложил тебе место в группе. Дьюдроп ощерился под маской, из его горла вырвалось короткое шипение. Мист, хоть и не видела его клыков, подобралась. Ее глаза в прорезях маски посерьезнели, хвост снова заметался из стороны в сторону. Дьюдроп сам не понимал, почему эти слова так задели его; Эфир пару раз говорил то же самое, но Дьюдропу не хотелось в ответ вцепиться ему в глотку. Он выдохнул и первым отвел взгляд. Не хватало еще сцепиться с упырицей из свиты Папы накануне тура. Тогда бы его точно отправили в Преисподнюю, а то и сделали что похуже. — Я не настолько хорош, чтобы меня взяли в группу, — пробормотал Дьюдроп, не глядя на Мист. — Да и кто бы тогда занимался инструментами? Мист тоже расслабилась, видимо, придя к тому же выводу, что и Дьюдроп: не стоило затевать драку перед отъездом. — Если бы мне предложили, я бы согласилась, — она пожала плечами. Теперь уже Дьюдроп взглянул на нее с любопытством. — Тебе не нравится в группе? — спросил он первое, что пришло в голову. Мист ответила не сразу. Ее взгляд скользнул по стенам часовни, обитым звукоизоляционными панелями, задержался на ударной установке, как будто она впервые увидела барабаны. Дьюдроп склонил голову набок, наблюдая за ней. Мист колебалась, словно решая про себя, стоит ли обсуждать дела группы с посторонним. Наконец она заговорила: — Не то чтобы не нравится. Но знаешь… — она неуверенно махнула хвостом, — это не совсем то, что я себе представляла. Дьюдроп вопросительно изогнул хвост. — Внизу я была тоже музыкантом, — пояснила Мист, — в струнном квартете, — она изобразила, будто перебирает струны невидимой арфы. — Мы все отлично ладили, были кланом. А здесь такого нет. Мы все как будто… спутники, которые кружатся вокруг планеты, — она вдруг резко рубанула ладонью воздух. — В нас нет гармонии, мы не звучим вместе! Разве что Альфа и Омега, но остальные… — Ну, играете вы все равно неплохо, — заметил Дьюдроп. Мист усмехнулась, но в ее голосе прозвучала грусть: — Не зря же мы столько репетируем, — она отошла от стены и взяла свой “фендер”, который Дьюдроп так и не отнес в хранилище, набросила ремень на плечо. — Хотя переучиться с арфы на гитару было трудно, — Мист сыграла минорную гамму, вздохнула и снова опустила бас на подставку. — У гитары меньше струн, она точно проще. — Дельта примерно так и сказал, когда начал меня учить, — Мист махнула хвостом. — В каком-то смысле он был прав, — она на мгновение прикрыла глаза. — Странно, что я скучаю по нему? Мы не так долго были знакомы, но он хорошо ко мне относился… хоть я и пришла на его место. Дьюдропу вдруг захотелось, чтобы здесь с ними был Эфир: тот сумел бы найти нужные слова и поддержать Мист — она явно в этом нуждалась. Сам Дьюдроп был не слишком хорош в том, что касалось утешения. Он не понимал, почему Мист решила поговорить с ним, а не с тем же Омегой или с кем-то еще из группы. А может, дело было как раз в том, что он не из группы. — Почему Дельта ушел? — осторожно спросил Дьюдроп. Он слышал, что Папа был недоволен игрой Воздуха во время последнего тура, но к Дельте у него точно не было претензий. — Мы с ним не обсуждали это, так что я точно не знаю, — Мист задумчиво постучала пальцами по подбородку маски. — Он ведь был еще в старом составе, с предыдущим Папой. А нынешний собирает состав целиком под себя… ну знаешь, как говорят про новую метлу? Омега говорит, что Папа ищет идеальное звучание, только ищет его не там. — Ему тогда лучше подумать об аранжировках, а не о поисках новых музыкантов, — хмыкнул Дьюдроп. Мист коротко рассмеялась и тут же прикрыла ладонью нижнюю часть маски, как будто хотела спрятать улыбку. — Ну, каверы у него неплохие, — дипломатично заметила она. — По-моему, даже лучше оригиналов. — Может быть, — Дьюдроп пожал плечами. Он слышал не все оригинальные песни, так что не мог сказать наверняка. — Так я уберу твой бас или ты хочешь забрать его к себе? Он подумал, что мог бы поговорить с Мист еще немного, но сегодня была суббота, и его ждал Эфир. Дьюдропу не хотелось опаздывать. — Да, конечно, убирай, — спохватилась Мист, как будто прочитав его мысли. — Прости, что отвлекла. Я просто… — Я понимаю, — Дьюдроп взял “фендер” с подставки. — Хотелось поговорить с кем-то не из группы? — Вроде того. Они, конечно, хорошие, но… мы не клан, — Мист покачала головой. — И вряд ли им станем. Кланы. Упыри на Поверхности уделяли им еще больше внимания, чем Внизу: оторванные от своих семей и общин, они инстинктивно стремились создать новые. Это было заложено в самой их природе — сообща легче было выживать. — Думаешь, Папа опять будет менять состав? Мист неопределенно махнула хвостом: — Не знаю. Но если Омега прав, то я вряд ли задержусь в группе, — она помолчала. — Я и сама не уверена толком, хочу ли я остаться. Дьюдроп прижал уши. — Ну… если что, я не откажусь от помощника.***
Мист и в самом деле покинула группу по окончании первой половины тура: не став дожидаться решения Папы, она объявила об уходе сама. Папа принял новость на удивление спокойно, тем более, что Мист попросила разрешения остаться в аббатстве; для нее пообещали найти подходящую должность, и остальные упыри тепло попрощались с ней. Буря разразилась пару дней спустя, и вызвал ее Альфа. В тот день Дьюдроп заглянул в хранилище над ризницей, чтобы проверить концертные инструменты. В перерывах между этапами тура они становились беспокойными, словно животные, запертые в клетках и рвущиеся на волю. По совету Игниса он навещал их каждые два-три дня; иногда в хранилище заглядывали и сами музыканты. Гитары отозвались на его появление легким перезвоном струн. Дьюдроп не решался прикоснуться к ним, как, бывало, касался обычных инструментов на репетиционной базе. Его ладонь замерла в паре сантиметров над черно-белым корпусом “фантомена”, но этого было достаточно, чтобы почувствовать приятное тепло, исходящее от гитары. “Фантомен” словно пытался подластиться к нему, как кошка. Дьюдроп улыбнулся и покачал головой. Его всегда удивляло, что каждый инструмент ощущался по-разному — гитара Альфы казалась сухой и горячей, в то время как от баса отчетливо тянуло водной прохладой, а ударная установка была холодной и твердой как камни. Часть магии, не иначе. Дьюдроп слегка пошевелил пальцами, будто почесывая кошачий мех, и опустил руку. Он закончил обход и как раз возвращался к выходу из хранилища, когда услышал отчетливый щелчок замка, а потом — скрип открывающейся двери. — …не знаю, босс, — донесся до него знакомый голос. — Не уверен, что у нас получится найти нового басиста за такое время. Омега и Папа? Дьюдроп поспешно огляделся и юркнул за груду сложенных друг на друга дорожных кофров, надеясь, что его не увидят и не учуют. — Зря вы согласились отпустить Мист, — добавил еще один знакомый голос, более низкий, с рычащими нотками. Альфа. Дьюдроп рискнул осторожно выглянуть из своего убежища. Альфа, Омега и Папа остановились возле стойки с бас-гитарой, и Папа с задумчивым видом рассматривал ее. Альфа скрестил руки на груди, его хвост подергивался, выдавая раздражение. Омега казался спокойным. — Как я мог отказать даме в ее просьбе? — Папа пожал плечами. Альфа негромко фыркнул, Омега покачал головой. — Она хорошо играла, — заметил он. — Для бывшей арфистки. Я не ожидал, что она сможет найти общий язык с бас-гитарой. — И нравилась публике. — Уверен, мы сможем найти ей адекватную замену, — рассеянно отозвался Папа. Он все еще разглядывал бас, как будто видел его впервые. — В Линкопии не так много водных упырей, но я уже связался с… — Ох, ради всего нечестивого, босс, — проворчал Альфа. Дьюдропу вдруг показалось, что в хранилище запахло гудроном. — Это все пустая трата времени! — Альфа, — Омега предостерегающе посмотрел на него. — Не надо. — Нет, Омега, — голос Папы прозвучал спокойно, но Дьюдроп был уверен: будь он упырем, то махал бы хвостом так же раздраженно, как Альфа. — Пусть выскажется. Вы оба знаете, как я ценю ваше мнение. Давай, Альфа. — Вы могли уговорить ее остаться до конца тура, — прорычал Альфа. — Включили бы свое обаяние, пообещали ей золотые горы и теплое местечко в аббатстве, или чего бы там она захотела! Девчонка отлично справлялась, и вот не надо мне сейчас говорить, что желания дамы — закон. Вы бы все равно отослали ее, так что мешало сделать это потом, после европейского тура? — Мне не хотелось обижать ее. Альфа фыркнул. — Ну да, поэтому она решила уйти сама, чтобы ее не вышвырнули, как Дельту и Воздуха. — Ты прекрасно знаешь, почему я это сделал, — голос Папы посуровел. Ростом Папа был чуть ниже Альфы, но сейчас он умудрялся смотреть на упыря сверху вниз. Альфа ответил ему яростным взглядом. Даже с такого расстояния Дьюдроп разглядел, как его глаза в прорезях маски вспыхнули алым. — Потому что они не вписывались в ваше видение? Так, может, стоило объяснить, в чем конкретно оно заключается? — Альфа! — рыкнул Омега. Запах гудрона усилился, но теперь к нему примешивался легкий, резкий запах озона. Хвост Омеги хлестнул воздух. Альфа не обратил на это внимания: его взгляд был прикован к лицу Папы. — Дельта был отличным музыкантом, он ведь играл еще с вашим братом и точно бы понял, что от него требуется, если бы вы попытались объяснить, — продолжал он. — Мист тоже была хороша, но вы даже не пытались переубедить ее. В хранилище стало ощутимо теплее. Дьюдроп лихорадочно соображал, не пора ли ему вмешаться. Выведенный из себя Альфа легко мог устроить пожар в хранилище, и Дьюдроп никак не мог этого допустить, даже если это означало самому попасть под удар. — Мне просто интересно, — Альфа не отводил взгляда, — когда мы с Омегой перестанем вписываться в ваше видение, вы тоже прогоните нас прочь? Дьюдропу показалось, что Папа вздрогнул от этих слов. Из своего укрытия он не видел лица Папы, но видел, как он резко отшатнулся, словно обжегшись. — Знаете, босс, я облегчу вам задачу, — проговорил Альфа. В его голосе больше не было гнева, лишь горечь. — Думаю, найти соло-гитариста будет проще, чем басиста. — Альфа… — Папа запнулся. Омега подался вперед, но Альфа развернулся и, не глядя на них, пошел к выходу. Тяжелая дверь захлопнулась за ним. От удара зазвенели гитарные струны. — Я поговорю с ним, босс, — тихо проговорил Омега. — Вы же знаете, он… Папа покачал головой. — Не нужно. Скажи, Омега… — он помолчал. — Ты тоже хотел бы уйти? Омега покачал головой. — Вы и так знаете мой ответ, Папа. Я никуда не уйду.***
Остальные музыканты покинули группу вслед за Альфой. Никто не знал, ушли они по своей воле или же по приказу Папы, но факт оставался фактом — после осенней части тура группа практически распалась. Сам Альфа куда-то исчез; поговаривали, что Папа отправил его обратно в Преисподнюю. Сестра Император была в ярости, и хотя громы и молнии обрушились на Папу, их последствия испытали на себе все обитатели аббатства. Над Линкопией сгустились тучи. — В последний раз такое случилось после того злополучного концерта в Лос-Анджелесе, — задумчиво сказал Игнис. Было раннее утро, они с Дьюдропом шли к главному собору, где должны были встретиться со Штилем: по словам старика, один из малых органов начал барахлить, и ему нужен был “взгляд со стороны”. Дьюдроп не понимал, чем они могут помочь — и он сам, и Игнис специализировались на гитарах, — но Игнис почему-то согласился. — И чем все закончилось? — Дьюдроп легонько пнул носком ботинка смерзшийся комок снега, и тот полетел к противоположной стороне аллеи. — Проект закрыли и забыли о нем до лучших времен, — отозвался Игнис. Помолчав, он добавил: — Впрочем, пластинка тогда неплохо разошлась, людям понравилось. В соборе почти никого не было, кроме нескольких Сестер Греха. Из восточного нефа доносилась музыка — кто-то старательно играл на органе церковный гимн. Дьюдроп покосился на Игниса. — Ну, с этим инструментом явно все в порядке, — пожал плечами тот. За органом сидела одна из учениц Штиля. Ее пальцы уверенно перебегали по клавишам, хвост покачивался в такт мелодии. Сам Штиль стоял неподалеку, прислонившись к колонне, и внимательно наблюдал за ученицей. Рядом с ним, также внимательно наблюдая, стоял сам Папа. Вид у него был такой, будто он не отказался бы от чашки крепкого кофе. — Она очень способная девушка. Но склонна к импровизациям, — хрипло проговорил Штиль. Увлеченная игрой упырица, похоже, не слышала его. — Честно говоря, я не вижу в этом ничего плохого, — Папа пожал плечами. — Импровизация добавляет живости выступлению, вы так не считаете? — В джазовом оркестре, возможно. Или в этой вашей группе. Но для церковной музыки импровизация не годится. Впрочем, не мне вам объяснять, — судя по тону Штиля и по тому, как дернулся кончик его хвоста, он считал, что Папе как раз-таки не помешают объяснения. Дьюдропу показалось, что Папа на мгновение съежился под взглядом старого упыря, будто провинившийся послушник, но быстро взял себя в руки. — Раз уж вы заговорили о группе… — начал Папа, но Штиль не дал ему договорить: — Можете не продолжать, ваше святейшество. Я догадываюсь, о чем вы собираетесь просить, и мой ответ не изменился. Мои ученики останутся со мной. Папа явно собирался возразить, но замолчал на полуслове, заметив подошедших Игниса и Дьюдропа. — Ваше святейшество, — Игнис склонил голову в приветствии. Дьюдроп тоже поклонился. Папа ответил жестом благословения. Его взгляд без интереса скользнул по Игнису, но задержался на Дьюдропе; тот отчетливо ощутил, как приподнялась шерсть на загривке, и нервно махнул хвостом. — Не буду вас отвлекать, — сказал Папа Штилю. Тот склонил голову в ответ. Стоило Папе скрыться из виду, как Штиль протяжно вздохнул. Звук напоминал лошадиное фырканье, в нем звучали усталость пополам с раздражением. — Чем он тебе не угодил на этот раз? — поинтересовался Игнис. Его глаза весело сверкнули под капюшоном. Штиль отмахнулся: — В эту его группу нужен клавишник, — его хвост снова раздраженно дернулся. — Его святейшество почему-то уверен, что на эту роль подойдет органист. Плечи сидевшей за органом упырицы дрогнули, словно она пыталась сдержать смех. — Разве органист не может сыграть на синтезаторе? — Хороший органист может сыграть на чем угодно, у чего есть клавиши, — проворчал Штиль. Он добавил пару фраз на незнакомом Дьюдропу языке. Игнис в свою очередь, похоже, прекрасно понял его: он рассмеялся и, к огромному удивлению Дьюдропа, похлопал Штиля по плечу. После дневной трапезы Дьюдроп ждал Эфира в общей комнате, которую они давно облюбовали для своих репетиций. Он пришел чуть раньше и коротал время, наигрывая Woo Hoo — мелодия так въелась в мозг, что Дьюдроп смог бы сыграть ее и во сне. Особой сосредоточенности она не требовала; Дьюдроп машинально перебирал струны, а его мысли бродили где-то далеко. Он поймал себя на том, что снова прокручивает в голове увиденную утром сцену. Для упырей, служивших Церкви, немыслимо было разговаривать с Папой так, как разговаривал сегодня Штиль, тем более — отказать ему в просьбе. Дважды! Штиль, конечно, был едва ли не самым старым упырем в аббатстве, но Дьюдроп сомневался, что возраст мог дать такие привилегии. Он просто обязан был рассказать об этом Эфиру. Дьюдроп сыграл еще несколько тактов и переключился на другую мелодию. Эфир опаздывал, это было совсем на него не похоже. Единственный раз, когда он не пришел вовремя... Дьюдроп не хотел вспоминать тот случай, но еще меньше хотел его повторения. Наконец из коридора донеслись знакомые шаги, дверь комнаты открылась, пропуская Эфира. Дьюдроп отложил гитару в сторону и поднялся навстречу другу. — А я уже хотел идти тебя искать, — сказал он шутливо. Эфир махнул хвостом в ответ. — Прости, что заставил ждать. Задержался немного с пациентом. — Что-то случилось? — Дьюдроп склонил голову набок. Голос Эфира звучал как обычно, но Дьюдроп давно научился читать язык его тела — то, как подергивался кончик его хвоста, как напряглись плечи, словно на них давила неведомая тяжесть. Что-то определенно было не так. — Все в порядке, — отозвался Эфир. Он улыбнулся, судя по морщинкам, собравшимся в уголках его глаз, но до самих глаз эта улыбка не добралась. Дьюдроп прикусил губу под маской. Эфир, повернувшись к нему боком, доставал гитару из чехла. — Эф? Хвост Эфира дернулся, вопросительно изогнувшись. — Все точно в порядке? — Дьюдроп подошел ближе и остановился, не очень понимая, что делать дальше. Он не хотел давить на друга, но не знал, как лучше подступиться. — Если что-то случилось, я... ты... ну, ты можешь мне рассказать. Правда, — Дьюдроп неуверенно махнул хвостом. Под ребрами зашевелилась злость на самого себя, как в тот раз, когда он не мог прочитать письмо из канцелярии. Слова никогда не были его сильной стороной. Эфир тихо вздохнул. Он опустил гитару на подставку и сел на высокий табурет. Его плечи поникли, хвост обвился вокруг колена. Дьюдроп неловко обнял его за плечи, пытаясь утешить. — Расскажи мне? — попросил он. — Если я могу что-то сделать… как-то помочь…? — Это ничего серьезного, правда, — Эфир покачал головой. — Я справлюсь. Но… но спасибо, что предложил, — он поднял взгляд на Дьюдропа, и в этот раз его глаза улыбались. В дверь постучали. Они оба вздрогнули и переглянулись. Дьюдроп вопросительно изогнул хвост, Эфир пожал плечами в ответ. — Мы даже не начали играть, а кто-то уже жалуется на шум? — пошутил он. Дьюдроп фыркнул: — Может, они наоборот нас поторапливают, — он убрал руку с плеча Эфира и пошел к двери. На пороге стоял Омега. — Дьюдроп, — он поднял руку в приветственном жесте. Дьюдроп медленно кивнул в ответ. — Папа желает тебя видеть. Дьюдроп удивленно уставился на него. Сердце ухнуло куда-то в пятки. Папа желал видеть… его? Он оглянулся на Эфира. Тот уже поднялся на ноги и выглядел как обычно спокойным и собранным. Они с Омегой обменялись приветствиями, и Омега снова повернулся к Дьюдропу. — Это не займет много времени, — сказал он. Дьюдроп прикусил губу под маской. — Иди, это должно быть важно, — сказал Эфир. — Я заберу твою гитару, побудет пока у меня. Дьюдроп расправил плечи. — Тогда я попозже за ней зайду, — сказал он и снова посмотрел на Омегу: — Идем? Омега шел на пару шагов впереди, убрав руки в карманы плаща и расслабленно помахивая хвостом. Во всей его фигуре читалось спокойствие. Впрочем, подумал, Дьюдроп, ему-то точно не о чем было волноваться. Сам он глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. К беспокойству за Эфира теперь прибавились волнение и тревога перед предстоящим разговором с Папой. В животе что-то неприятно сжалось. Дьюдроп, поморщившись, прижал к нему ладонь. Омега, похоже, уловил отголоски его эмоций. Он замедлил шаг и повернулся к Дьюдропу. — Не волнуйся, — мягко сказал Омега. — Все будет в порядке. Интонация напомнила Дьюдропу целителей, и он негромко заворчал. Омега махнул хвостом, глаза в прорезях маски блеснули. Наконец они подошли к трехэтажному зданию, в котором размещались Папские апартаменты. Дьюдроп никогда не бывал здесь раньше, и любопытство на время приглушило беспокойство. — Все будет в порядке, — повторил Омега и, поднявшись по ступенькам, толкнул тяжелые двери. Личный кабинет Папы находился на втором этаже апартаментов. Дьюдроп и Омега миновали длинный коридор с высоким потолком и витражными окнами; изображенные на витражах лица, казалось, бросали на упырей заинтересованные взгляды. Каменные стены украшали портреты предыдущих Пап. Дьюдроп узнал Эмеритуса II и — с некоторым трудом — Эмеритуса I. Еще под одним портретом он прочитал имя, показавшееся смутно знакомым — “Папа Фаустус III”, но сам портрет рассмотреть не успел: шедший впереди Омега остановился, и Дьюдроп вынужденно затормозил, чтобы не налететь на него. — Пришли, — коротко сказал Омега. Они стояли перед огромной дверью из тикового дерева, покрытой затейливой резьбой. Омега постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь. Дьюдроп вопросительно взглянул на него. Омега кивнул. — Удачи, — шепнул он, когда Дьюдроп шагнул в дверной проем. Дверь с негромким стуком закрылась у него за спиной. Вопреки ожиданиям Дьюдропа кабинет Папы оказался просторным и хорошо освещенным. Сквозь высокие окна сюда проникал блеклый вечерний свет, под потолком горела люстра. Обставлен кабинет был роскошно — вдоль стен тянулись книжные шкафы из темного дерева, стены были украшены резными панелями с изображениями сцен из Книги Откровений. Дальнюю часть кабинета занимал огромный письменный стол. А рядом с ним стояла на подставке хорошо знакомая черно-белая бас-гитара. Дьюдроп сглотнул. Его хвост обвился вокруг колен. — Дьюдроп, верно? — донесся до него негромкий голос. Дьюдроп заставил себя оторвать взгляд от баса и повернулся на звук. Папа стоял возле окна, держа в руках листок бумаги — судя по всему, письмо. Вид у него был непривычно задумчивый, между бровей залегла вертикальная складка. Дьюдроп поклонился. — Омега сказал, что вы хотите меня видеть, ваше святейшество. Папа сложил письмо и убрал его во внутренний карман сюртука. Выражение его лица неуловимо изменилось, задумчивость и легкая грусть исчезли. — Верно, — Папа улыбнулся. Его голос звучал дружелюбно и уверенно, как во время проповеди; Дьюдроп сцепил руки за спиной и расправил плечи. — Тебя призвали в качестве водного упыря… полтора года назад, если мне не изменяет память? — продолжил Папа. Дьюдроп кивнул. — И ты… — Настройщик, ваше святейшество. И гитарный техник, — Дьюдроп постарался, чтобы его голос звучал ровно. Он не понимал, к чему эти расспросы: Папа и так регулярно видел его за работой. — Ученик Игниса, верно. И полагаю, играть на гитаре ты тоже умеешь, — это было утверждение, не вопрос. — А как насчет баса? Дьюдроп резко вскинул голову. Пока группа была в туре, и у него было больше свободного времени, Дьюдроп и в самом деле попробовал освоить бас — втайне даже от Эфира, надеясь потом произвести на него впечатление, — и, по собственному мнению, достиг кое-каких успехов, как только смог привыкнуть к длине грифа и меньшему количеству струн. Он подумывал даже, если подвернется удобный случай, попросить пару уроков у Мист, которая по-прежнему оставалась в аббатстве. Но такого случая пока не подвернулось. Папа все еще смотрел на него, ожидая ответ, и Дьюдроп, помедлив, кивнул — не так уверенно, как ему хотелось бы. Папа улыбнулся. — Прекрасно! Будь любезен? — он указал на стоявший на подставке бас. Никелевые струны легонько зазвенели, стоило Дьюдропу приблизиться, словно приветствовали его. Дьюдроп машинально кивнул в ответ. Он осторожно взял бас с подставки и набросил ремень на плечо. По весу концертный инструмент ничем не отличался от обычных, на ощупь его корпус был прохладным и гладким. Ничего необычного, но Дьюдропа не оставляло ощущение, что сейчас он держит в руках нечто живое. Дремлющее, но готовое в любой момент проснуться. — Что мне сыграть? — спросил Дьюдроп. — На твое усмотрение, — Папа сложил руки на груди и прислонился к стене. На его лице читался искренний интерес. Дьюдроп задумчиво погладил большим пальцем гитарный гриф. Он вспомнил рассказ Игниса, как проходят прослушивания в группу. От него требовалось произвести впечатление, верно, но не на Папу, а на сам инструмент. Это инструмент играет на музыканте, а не наоборот. Они просто проводники Его воли. — Cities In Dust, — негромко сказал Дьюдроп. Папа с интересом вскинул бровь, но Дьюдроп уже не смотрел на него. Он помнил — знал, — как играть ее, просто никогда раньше не пытался сделать это на басу. Пальцы коснулись струн. Си-бемоль-минор. Восемь тактов во вступлении. Он начал неуверенно, медленнее, чем следовало, но с четвертым тактом уже вспомнил, как это должно звучать. Си-бемоль. Ля-бемоль. Ми и ре с ми-бемоль в конце такта. Еще раз. После восьмого такта бас в его руках ожил. Водные чары всегда казались Дьюдропу подобными реке с сильным течением, которую он пытался перейти вброд — и сейчас ревущий поток едва не сбил его с ног, угрожая протащить по острым камням. Он продолжал играть. Си-бемоль. Ре-бемоль. Соль-бемоль. Течение захлестывало его. Вкус речной воды на языке, мокрые ресницы; с легким хлопком заложило уши. Если вдохнуть — захлебнешься, и не будет пути назад, только на дно, в тишину и темноту, в нежные и мягкие объятия ила. Он вдохнул, и грудь на мгновение отозвалась острой, режущей болью. Холодная вода в легких. Капли, скользящие по лицу. Боль. Затем — спокойствие, и тишина; затем — вырывающийся из альвеол, струящийся выше, поднимающийся к горлу пар. Спокойствие, и тишина, и уверенность, и знание. Мягкие объятия чего-то, что всегда было с ним, на дне — ил? Или же… пепел. Си-бемоль. Ре-бемоль. Соль-бемоль. Пальцы танцевали по струнам, металл впивался в загрубевшую кожу. Дьюдроп продолжал играть. Восемь тактов в куплете и затем — припев. Речные воды сомкнулись над его головой. Дьюдроп продолжал играть, притопывая в такт, и с каждой нотой он чувствовал себя все увереннее. В его голове пела баньши Сьюзи, и он плыл на ее голос. Вверх, вверх. Соло. Ля-бемоль. Припев. Восемь тактов. Финал уже близко. Дьюдроп видел его — как солнце сквозь толщу воды. Си-бемоль. Ре-бемоль с ми-бемоль в конце. Он вынырнул на поверхность, жадно хватая ртом воздух. Никакой воды, никакой реки. Дьюдроп по-прежнему был в кабинете Папы. Бас в его руках успокоился и снова задремал, обманчиво спокойный и безразличный ко всему. Дьюдроп стиснул гриф. Он чувствовал себя так, будто и в самом деле пересек бурную реку, а не сыграл четырехминутный трек. Хотелось встряхнуться всем телом и протереть глаза от воды. — Впечатляюще, — проговорил Папа. Дьюдроп вздрогнул: борясь с течением, он совершенно забыл, что в кабинете был кто-то еще. Не зная, что ответить, он снова поклонился. Папа окинул его оценивающим взглядом и кивнул — не столько Дьюдропу, сколько своим мыслям. — Да. Ты определенно подходишь, Дьюдроп, — продолжил он. — Инструмент тебя принял. Принял? В горле застыл нервный смешок, и Дьюдроп поспешно прикусил язык, чтобы не рассмеяться в лицо главе Церкви. Бас скорее уступил ему — но с обещанием реванша. — Благодарю, ваше святейшество, — пробормотал он. — Омега скажет тебе, когда начнутся репетиции. И… если тебя не затруднит, отнеси бас обратно в ризницу? Дьюдроп помотал головой. Потом, спохватившись, кивнул. Он бежал всю дорогу от ризницы до упыриной дормитории. Ботинки скользили по снегу, и пару раз Дьюдроп чуть не упал, но чудом сумел удержаться на ногах. Он взлетел на крыльцо, распахнул тяжелые двери. В вестибюле и на лестнице, к счастью, никого не было. Дьюдроп добрался до третьего этажа, перескакивая через две ступеньки, пересек коридор и забарабанил в нужную дверь. Сердце бешено колотилось о ребра в такт ударам. Эфир открыл практически сразу. — Дью? Что случилось? — он посторонился, пропуская Дьюдропа. Синие глаза в прорезях маски сверкнули беспокойством. — Я… Папа… меня приняли в группу! — выдохнул Дьюдроп. Горло перехватило то ли от волнения, то ли после пробежки по морозу. Эфир просиял. Дьюдроп, хоть и не видел его лица, знал, что на нем появилась широкая улыбка; память услужливо подкинула человеческий облик Эфира и ту улыбку, которой он одарил друга при встрече в городе. Успокоившееся было сердце снова забилось чаще. — Правда? Это же отличная новость! — Эфир радостно вильнул хвостом и сгреб Дьюдропа в объятия. Он был теплым, от него приятно пахло мятой и смутно знакомыми пряностями. Дьюдроп выдохнул и уткнулся ему в плечо. — Я же говорил, что Папа возьмет тебя в группу! — Эфир похлопал его по спине. Дьюдроп сдавленно хмыкнул. — Не то чтобы у него был выбор. — Дью. Перестань. Ты отличный гитарист! — Зато басист пока еще не очень. Эфир выпустил его из объятий. — Басист? — уточнил он. Дьюдроп втянул голову в плечи. Он, похоже, и в самом деле произвел впечатление на Эфира, но совсем не так, как ему хотелось бы. — Я… недавно начал учиться, — пробормотал он. — Не хотел хвастаться… Эфир махнул хвостом. — Конспиратор, — он легонько ткнул Дьюдропа в плечо. — Но как так вышло, что Папа узнал об этом раньше меня? — Папа думает, что я водный, — Дьюдроп потер плечо. — А бас меня чуть не утопил, но “чуть” не считается, так что… Эфир поднял указательный палец, намереваясь что-то уточнить, но передумал и опустил руку. — Но это все равно отличная новость! — сказал он. — И ты правда отличный гитарист и отличный басист… в перспективе! Дьюдроп криво усмехнулся под маской. — Если инструмент мне позволит, — он помотал головой. Снова захотелось уткнуться в плечо Эфира и вдохнуть аромат мяты и пряностей, но вместо этого Дьюдроп стал расхаживать по келье, пытаясь успокоиться. Волнение после прослушивания постепенно сходило на нет, уступая место осознанию, во что он действительно ввязался, и от этого осознания у него затряслись руки. Эфир, чуткий и наблюдательный, бережно поймал его за запястье и снова притянул к себе. — Все будет в порядке, — он погладил Дьюдропа по спине. Его ладонь казалась успокаивающе теплой даже сквозь одежду. — Ты справишься. — Конечно, я справлюсь, — проворчал Дьюдроп. Эфир негромко рассмеялся у него над ухом. — Я… я про другое, — он отступил на шаг и серьезно посмотрел на друга: — Если я буду в группе, как я смогу найти…? — Дьюдроп опустил взгляд. Он мог не договаривать, Эфир и так прекрасно его понял. В келье повисла тишина. — Знаешь, — осторожно заговорил Эфир, — если ты теперь в группе, то… тебе не обязательно искать того человека. Дьюдроп вскинулся. — Это еще почему? Он же… он сможет… — Да, но подумай, — Эфир поднял ладонь в успокаивающем жесте, — обычно упырей призывает Папа. Если ты хорошо проявишь себя, ты можешь попросить его… — Призвать моего брата, — выдохнул Дьюдроп. Эта мысль не приходила ему в голову. Но она казалась логичной и простой: Папа и в самом деле был щедр на похвалу, и разве он не пошел навстречу Мист, когда та попросила разрешения уйти? Решение проблемы, отличный запасной вариант, который все это время был у него под носом — а он даже не удосужился посмотреть повнимательнее. — Надеюсь, ты прав, — Дьюдроп снова поднял взгляд на Эфира. — Надеюсь, ты прав…