Отцы и дети

Бекка чувствует как все тело немеет от боли которой она ранее никогда в своей жизни не чувствовала и, надеется, больше не почувствует никогда. В один момент ей просто хотелось умереть, чтобы все это закончилось. Она не ощущала свое тело своим, будто она игрушка, кукла, инструмент, что-то ненастоящее как и мир вокруг, как и все что происходит сейчас и до этого. Но она слышит крик. Слабый детский плач и не верит до конца, когда к губам толстыми каплями подкрадываются соленые слезы. Она плачет? Значит - жива и этот крик…это ее ребенок? «Это девочка» Врач кладет маленький сине-красный комочек ей на грудь и Бекка не видит ничего, ничего кроме этого маленького тепла, свернувшегося у нее над сердцем. Не монстр, не чудовище — просто маленькая новорожденная девочка, ее ребенок. Странное облегчение поселяется на дне сердца, с осознанием, что родилась девочка. Значит, она будет меньше похожа на него. Дочь, ее малышка, ее часть, не его. Может, это гормоны, а может Бекка окончательно решилась ума но в миг, в тот самый миг как она поцеловала мокрою, маленькую головку своей девочки она поняла, как сильно любит ее, и никогда, черт, никогда и никому ее не отдаст. Бекка держит дочь на руках, сидя в стерильном белом кабинете. Фогельбаум заполняет какие-то бумаги, восседая напротив в огромном черном кресле. Он изредка поглядывает на нее, и от этого Бекка злится — словно она диковинное животное в клетке. Ей хочется уйти. — По всем показателем девочка полностью здорова, — мужчина снимает с носа очки и откидывается на спинку. — Что насчет…ее способностей. — Это не важно, — Бекка груба, но она устала и ей все равно, что он скажет. — Я буду растить ее как обычного ребенка. Фогельбаум тянет уголки губ в грустной улыбке и кивает. — Я рад это слышать. Но…все равно, стоит быть осторожней. Если ей передалась хотя бы часть от силы Джона, то она может случайно убить тебя. Ты это понимаешь, Бекка? Какой-то белый шум заполнил всю комнату. Она словно внезапно оказалась под водой и все слова доходят еле-еле, пытаясь преодолеть некий барьер. Джон… Какой еще Джон?.. — Вы… Вы сказали Джон?.. Мужчина опускает глаза. Его лицо каменное и не пропускает эмоций, но когда его взгляд вновь настигает Бекку, он выглядит грустным. — Это его имя. Имя Хоумлендера. Бекка улыбается. Ее глаза заполняются водой и все вокруг превращается в одно большое размытое пятно. Она шмыгает и быстро вытирает свободной рукой слезы с горящих щек. Так у него есть имя? Человеческое имя? Кто бы знал… Дальше Фогельбаум говорит о наследственности и чтобы Бекка ни о чем не беспокоилась. Что нет никакого гена зла и Джон был прекрасным, добрым, ласковым и общительным ребенком. Говорит о том, как медленно они ломали его, как только в десять лет дали имя, вместо извечного «милый» от Стиллвелл, «бадди» от него самого и «субъект» от остальных ученых. Рассказывает, что именно они с ним делали, пытаясь с корнем выкорчевать природную мягкость, ведь самый сильный человек на земле не должен знать слабости. Вот она — история по созданию чудовища. Бекка бездумно кивает, ловя себя на мысли, что ей его совершенно не жаль. Это место для Бекки и малышки Лори создала корпорация. Идеальный дом, идеальный участок вокруг с самым зеленым газоном на свете. Белый заборчик, парочка подставных соседей — все это такое кукольное и бутафорское, что порой Бекке хочется громко рассмеяться. Она не может просто вернуться, не может растить дочь в мире, в котором ее отец может делать все что хочет. Порой Бекка думает о сестре, о матери. О Билли. И это подло, потому что она никогда не может сдержать слез. Мысли о нем греют ее сердце и одновременно ранят до крови душу. Ей бы просто узнать, как он… Смирился? Нет, конечно нет. Только не он, только не Билли Бутчер. От осознания, как он, бешеный, неприкаянный, ищет ее, снося все на своем пути, живот скручивает в агонии. — Мам? Почему ты плачешь? Бекка вздрагивает, оборачиваясь на тоненький голос. — Ах… Лори… Маленькая темноволосая девочка с самыми голубыми глазами на свете смотрит так грустно сейчас. Она наклоняет голову, как маленький щенок — она полна недоумения. Бекка рвано выдыхает и берет дочку на руки — ее пижама с россыпью звезд мокрая. — Я описалась… — Лори виновато опускает голову и дуется. — О, зайка, — Бекка убирает волосы с лица ребенка. — Помнишь, о чем мы говорили? Девочка кивает и вздыхает: — Если видишь туалет во сне…не ходи… — Это ловушка, — женщина улыбается и целует девочку в лоб. Бекка старается. Правда старается. Она смотрит дочери в глаза и улыбается ей. Она пытается выкинуть из мыслей все всплывающие, гадкие, тяжелые воспоминания о этих самых глазах. Ведь это не его глаза. Это глаза ее маленькой девочки, которую она любит больше всего на свете. Ее седьмой день рождения они праздновали на природе. Подставные соседи с подставными детьми — для последних, наверно, все это было по настоящему, — устроили пикник с барбекю и капкейками. Лори с друзьями весело бегали по идеальному лесному газону — очередное напоминание, что все здесь ненастоящее. Лазали по деревьям и Лори падала. Она часто падала, спотыкалась и каждый раз хныча подбегала к маме. Девочка искренне верила в ее суперсилу, ведь как иначе, после каждого поцелуя ни синяка ни ссадины. Бекка тоскливо улыбалась и гладила дочку по округлым щечкам и смотрела куда угодно, но только не в эти голубые глаза. Лори любит динозавров и комиксы про супер героев. Один из друзей по соседству одолжил ей парочку. Каждый раз в магазине, почти безлюдном даже по субботам, приходится брать в корзину пару тиранозавров и пластиковых фигурок с суперами. Видя в руке Лори игрушку со звездно-полосатым плащом, Бекка сжимает челюсть до боли, но улыбается и покупает. Все равно игрушки часто теряются. — Почему у меня нет папы? Лори грустно поджимает губы, терпеливо ожидая ответа. Бекка хмурится, пропуская сквозь пальцы тонкие мягкие каштановые волосы. Она знала, что такой вопрос рано или поздно будет ей задан. И, как ей казалось, она придумала тысяча ответов на него. Но сейчас в горле предательски сухо и слова застревают на самом подходе. — Он есть, — Бекка аккуратно начинает заплетать косу. — Тогда где же он? — Он…я думаю, он очень занят и… мы вряд ли сможем с ним увидеться. Лори молчит, и в ее молчании столько грусти и непонимания, что сердце Бекки болезненно сжимается. — Но он очень любит тебя, Лори. Даже не сомневайся. Девочка оборачивается, смотря с надеждой и грустью в ярких голубых глазах. И Бекка смотрит в ответ. Потому что это ее ребенок, ее дочь. И она любит ее, несмотря ни на что. — А как его зовут? Бекка открывает рот, но слова не выходят. Она не хочет называть его имя. Она хочет сказать Билли, но боится расплакаться от произнесенного вслух имени. А еще она не хочет врать своей дочери. Хотя бы в этом. — …Его зовут Джон. — Джон… Лори отворачивается и произносит еще раз, будто пробуя имя на вкус. — Мне нравится! — девочка хихикает. Бекка грустно улыбается. Этот гул, шум падающего нечто на их заднем дворе разбудил в Бекке самые потаенные страхи. На негнущихся ногах она вышла, в ожидании увидеть что угодно: от упавшей огромной ветки дерева до соседского квадрокоптера. Но она встречается с холодными голубыми глазами, смотрящими на нее с таким жестоким весельем, что она забывает как дышать. — Л-лори… Слова звучат глухо, Бекка хочет закричать, но не может. А потом она видит его. Билли. В голове и груди что-то взрывается и женщина делает усилие, чтобы остаться ногах. Это все могло бы быть просто плохим сном, галлюцинацией, но она слышит его голос, как он неверяще произносит ее имя и его темные, теплые глаза полные воды расширяются. — Вы только взгляните! — голос Хоумлендеря лживо восторженный, то ли по привычке, то ли он весь насквозь пропитан лицемерной злобой. — Что это за маленькая юная леди! — но его глаза смягчаются, когда он смотрит на Лори. Девочка удивленно вскидывает брови, но молчит. Лори в замешательстве — она знает, кто он, но не знает зачем он здесь. Бекка хочет броситься и забрать ее, утащить в дом и защищать, пока тело не покинет жизнь, но она не может сдвинуться с места. Билли вновь зовет ее и в его голосе нет ничего кроме грусти и любви. Она не может — все это слишком для нее…