Я хочу больше, чем просто смотреть.
Хочу, чтобы она узнала, что я есть.
Я. Хочу. Её.
Но пока держусь. Пока позволяю ей не замечать. Но если однажды мои желания усилятся?.. Только однажды я выхожу из тени. Когда в середине декабря она валится с какой-то сумасшедшей простудой. Всю ночь она вертится в кровати — красная, тяжело дышащая. И я срываюсь. Бегу в ближаюшую круглосуточную аптеку, потом в её двор, чтобы с первыми лучами солнца отдать набор лекарств, притворяясь сонным парнем из доставки. На мне широкая яркая куртка и плотная маска, она может видеть только глаза. Может. Видит. Не отрывается. И когда я пытаюсь уйти, чтобы не сорваться, видя, как через халат просвечивает бельё, она… Она хватает меня за руку. — Ты же парень из метро?.. И снова спасаешь меня, — но тут же делает шаг назад. — Как ты узнал?! — Я… Просто доставщик. Заказчик хотел сохранить анонимность. Я вырываюсь. Ухожу. Но в голове ещё долго звучит её «снова спасаешь». Я спасаю её… Позволь спасать и дальше, милая.И я спасаю. Я слежу.
Но чем она отвечает мне?! Уже через пару недель приводит к себе в квартиру какую-то тварь. Позволяет ему делать всё то, о чём мечтаю я. Я смотрю на их поцелуй, на его руки на её бёдрах… И впервые за всё время отключаюсь от камеры и микрофона. Слепну на мгновения. Тошнит, просто выворачивает наизнанку, и во рту невыносимая горечь. Какого чёрта?! Она моя. Моя! Только. Ни одна тварь больше не посмеет тронуть её. И я добьюсь того, что она поймёт это. Любой ценой… Я больше не боюсь. Я подхожу ближе, следую по улицам её тенью. Она чувствует — оборачивается несколько раз за дорогу. Но я успеваю сделать фотографии, которые этим же вечером в первый раз отправляю ей. «Прекрасная леди возвращается домой», — подписываю фото. Какая же она странная. Почему не радуется комплименту? Пересылает сообщение своей подружке, ругается…О н а, М и л л и | live
О: Что за крипота! 😱
М: wtf?! 😨 Это что, сегодня?!О: Да! Мне казалось, что за мной идёт кто-то, списала на воображение… А теперь это! Я боюсь, лап…
М: Так, не раскисай! Я сейчас приеду, утром пойдём вместе, потом придумаем что-то И что с ними? Что было страшного в фотографии? Но если она настолько боится, я, наверное, не буду показывать ей свою коллекцию… Пока. О, у меня есть другие способы. Я снова хожу за ней тенью… снова читаю, слушаю. Я ошибся? Теперь с ней постоянно кто-то есть. Я не могу приблизиться к моей леди из-за них. И камеры заклеивает. Остаётся снова только наблюдать, только ждать… И иногда писать. Я умею отправлять действительно анонимные сообщения. Она даже сначала отвечает. Не ассоциирует меня с тем, кого почему-то боится. Улыбается комплиментам, поддерживает беседу. Даже рассказывает, что кто-то ходит за ней по пятам. Боится. Говорит, что ей становится легче, когда я на связи. Потому что я спасаю её до этого. Не бойся, милая, я рядом. Всегда рядом. Я пишу ей всё чаще. По утрам, дням, ночам. Раз в несколько часов. Раз в несколько минут. А потом кто-то из этих её друзей подталкивает к мысли, что преследую её тоже я. И она сторонится. «Если честно, тебя слишком много в последнее время». Ненавижу их за это. Хотел бы я, чтобы они исчезли, провалились! Эта волна заливает с головой. Ненависть, ярость… Я тону в них. Задыхаюсь. Слепну. Кричу под раздражённые голоса соседей и назойливый шум звонка в дверь. Они не смеют! Отнимать! Её у меня! Не смеют… И я тихонько плачу, обхватив колени руками, сидя среди крупных осколков всего, что можно разбить. Я разрушаю всё своими руками, да? Свой дом, себя, её. Моя любовь… больна? Я тоже? Да, нет, да… Но она! Она — моё лекарство. Надо только добыть её. И я меняю тактику. Я терплю. Я остаюсь в стороне месяц, даже немного больше. Сложно, но коллекция помогает. Я пересматриваю фото и записи ежечасно. И жду подходящего момента. Момент наступает, когда исчезает моя сестра. Я странный, если думаю так? Но Ханна… Я почти не знаю её. Я переживаю. Но она — мой способ достичь цели. Получить её. Вместо Ханны я отправляю номер-зацепку и тут же удаляю. Этого хватит, чтобы друзья Ханны связались с моей леди. А мне остаётся изменить голос, надеть маску и подождать ещё немного. Теперь она не видит меня настоящего, увлекается расследованием, к которому не имеет отношения, и теряет бдительность. Теперь она снова ходит одна. А я жду у лифта на её этаже. Она снова печатает сообщения и не сразу замечает. Но я здесь. Я рядом с ней. Хватаю мою леди, моё лекарство, за руки, а она… Шарахается вдруг, вырывается, кричит. — Ты больной, отпусти!!! Я больной. И моя любовь больная. Да, может быть… Но она может помочь! Только она. Почему она не понимает?! Я покажу… Тяну к себе, наконец-то целую. Мягкие, мягкие губы… Они стоят всех ударов, всех укусов, которыми она отвечает мне. Толкаю, прижимаю к стене, целую снова, снова. Колено между её ног. Бьёт локтем под рёбра — отстраняюсь, но чуть-чуть, чтобы не позволить уйти. В её глазах страх? Она тоже не понимает, боится? Такая же, как все? Нет, нет… Она не может! Смотрю, жду. Она упирается ладонями в плечи, пытается отпихнуть, но хотя бы больше не кричит. Моя леди… Прижимаюсь всем телом, чувствую каждую выпуклость, каждый изгиб. Дотягиваюсь, теперь по-настоящему обвожу губы по контуру, чуть надавливаю — почему-то кусается. Больно… Опускаю руки, смотрю в глаза. Почему у неё такие зрачки? Как будто чудовище увидела. Но я не монстр. Я просто люблю. Просто… — Не оставляй меня. Хотя бы ты. Шепчу. Кажется, она наконец понимает. Проводит ладонью по моей щеке, размазывает по лицу остатки слёз. Улыбаюсь — отдавливает ногу и бьёт в живот коленом. Волна захлёстывает вновь, ярость ослепляет. Опять. Я хватаю леди за волосы, помню её писк… А потом мы лежим на полу в её квартире. Нет… Она лежит на полу, я сижу на ней. Пальцами сжимает моё горло, но так дрожит, что не может закончить. Сбрасываю её руки, улыбаюсь. Моя… — Показать тебе, как правильно? Немного двигаюсь — морщится, сжимается вся. Мягкая… Хватаю за горло, сжимаю сильнее, сильнее. Она хрипит, плачет, закатывает глаза, руками стучит… Нет, так некрасиво. Убираю руки — кашляет. — Что я, — кашляет, — сделала тебе? Отпусти, — кашляет. — Пожалуйста… Я всё сделаю. — Всё? — улыбаюсь. — Любить меня… Будешь тоже? Но она только тихо плачет.