***
Вечер вышел странным. Варрик сумел найти в Скайхолде средних размеров зал, который до сих пор не приспособила под нужды дипломатии Жозефина, и собрать там всю нашу команду, даже сама леди-посол сидела за столом, когда мы с Калленом вошли внутрь. Пожалуй, из тех, кто знал Ванду, не было только Вивьен, Соласа и Маркуса. И Лелианы, конечно. Зато в самом углу, за дальним концом стола прятался в отбрасываемых камином тенях Глен, и его я даже заметила не сразу — парень был бледен и молчалив. При виде него я испытала едва ли не приступ паники: вспомнился Янсен, который до своего последнего дня не простил мне смерти Тайты. Ванду я тоже не вытащила; более того, она осталась прикрывать наш отход. Мой. Но разведчик кивнул мне хоть и печально, но не зло. Скорее, равнодушно — у него вообще не было заметно никаких эмоций, парень замкнулся в себе и реагировал на окружающих слабо. Эта встреча и правда ничуть не напоминала поминки, скорее, обычную пьянку, каких у нас было бесчисленное множество в Киркволле. Даже на столе стояли чашки, из которых пахло точь-в-точь как в «Висельнике», так что пробовать я не рискнула. А вот карты мне в руки все-таки впихнули — Варрик умудрился развести на игру не только меня, но даже Каллена и Жозефину. Даже Глена, хоть тот и смотрел на сдачу безучастно. Под конец вечера картина изменилась: если уж наш писатель взялся приводить кого-то в порядок, то не отступится до конца. Поначалу байки травил только он — и почти все они касались моей демонессы. К нему присоединилась, к моему удивлению, Жозефина, а потом Сэра — и их истории различались так, словно речь шла о разных людях. Ванда умела производить впечатление, и всегда то, которое ей требовалось в данный момент. Своя история, хотя бы одна, нашлась у каждого, даже у Каллена, который сторонился пусть бы и знакомого, но демона, и Глена, который был знаком с ней меньше всех. Карты тому способствовали, и в этот раз мне даже удавалось не проигрывать. И не выигрывать, но хотя бы баланс я удерживала. — Начинаю думать, что Ванда считывала мои карты и как-то сообщала вам, — в какой-то момент резюмировала я. — Или вы мне поддаетесь. — Не в этот раз, босс, — хмыкнул кунари. Андерс поддержал: — Просто обычно ты хреново играешь. — Вот спасибо, — буркнула я. Но настроение странным образом выправилось, и внутренняя пустота словно спряталась, отошла на задний план. От этого было одновременно и легко, и горько — как же просто оказалось меня отвлечь. С другой стороны, и боевым настроем этот вечер меня зарядил. Так что, когда Каллен под смешки окружающих проиграл Жозефине штаны, оставшись в одном нижнем белье, — не думала, что он вообще сядет играть в карты, — я вышла из-за стола и направилась на выход, поманив следом Глена. Он посмотрел на свои карты, что-то прикинул и бросил их, сливая круг. В коридоре было тихо и одиноко — в этой части крепости я не была ещё ни разу и, думаю, многие могли бы сказать то же самое. Разве что Ванда, которая со скуки обыскивала каждый уголок нашего очередного дома… Зато здесь были окна, выходили на синеватый в ночной тьме склон гор. Ущербная, надъеденная Сатина заглядывала сквозь них внутрь, пытаясь своим светом перебить мерцание редких факелов. Возле одного из них я и остановилась, дожидаясь собеседника. Ко мне разведчик шел неуверенно, и мне даже показалось, что он и сам опасается моей реакции. Понять причин я не могла, но не особенно задумывалась над этим — прокручивала в голове, что и как сказать ему. Для начала осторожно поинтересовалась: — У тебя нет ощущения, словно она где-то рядом? Глен помотал головой, но потом негромко сознался: — Каждую минуту. Мне кажется, я сейчас повернусь, а там она. Но ее нет. — Вера, мой знакомый дух, сказала, что Ванда не мертва, — проговорила я, глядя на лунный серп. Краем глаза заметила, как вскинулся парень, и грустно качнула головой: — И не жива. Что-то… сложнее, чем я могу понять. А сегодня мне показалось, что Ванда шепнула на ухо то же самое: ни жива, ни мертва, угадай, не заходя в Тень. Я все-таки повернулась к парню и увидела, как в его глазах зажглась такая надежда… что смотреть не было сил. Я снова отвернулась и предупредила: — Мы можем выдавать желаемое за действительное. Но Вера сказала, что ещё можно помочь Ванде… я буду вспоминать все, что знаю… и ты тоже. Может, она что-то говорила. — Я… попробую, — неуверенно проговорил он, и я вздохнула. Если бы демонесса взялась открывать новому любовнику какие-то тайны, он бы вряд ли забыл. Глен прислонился лбом к неровному камню стены по другую сторону окна и рвано выдохнул. Почти шепотом проговорил: — Я думал, что это из-за меня. Ванда говорила, что только от меня почувствовала такую… такие чувства. Наверно, преувеличивала, чтобы сделать мне приятно. И я боялся, что она стала мягче, что перестала быть эгоисткой… она так себя называла. — Она никогда не была эгоисткой, — я пожала плечами. Сатина довольно оскалилась кошачьей ухмылкой, но стоило моргнуть — и луна снова стала обычной. — Вернее, для нее были свои и все остальные. На остальных ей всегда было наплевать. Своих она всегда спасала. Даже когда мы с ней были едва знакомы, бросилась на морового оборотня, чтобы защитить меня. Я помолчала, глядя теперь уже на Глена — он хотя бы не менялся, то давая ложную надежду, то пробуждая какие-то невнятные страхи. Стоял, зажмурившись, и я готова была поклясться, что парень сдерживает слезы — которые вроде как не положены сильному мужчине, но только не в момент смерти любимой женщины. Даже если она не совсем умерла. — Идем, — наконец решила я, когда тишина стала невыносимой. Из двери зала, который мы покинули совсем недавно, раздался взрыв хохота, и возвращаться туда не хотелось. Как бы ни старался Варрик, заглушить тоску так легко все же не вышло. Но жажда деятельности во мне проснулась, за что стоило бы сказать «спасибо» друзьям, так что я решила не откладывать в долгий ящик и поговорить с Соласом. И сейчас, в темном коридоре, при свете луны, мне пришло в голову, что Глен тоже имеет право знать. Разведчик вскинул на меня больной взгляд, но не стал задавать вопросов, молча отправившись следом. Добраться из этой части крепости до ротонды оказалось не так просто, по крайней мере, мне. К счастью, Глен сумел вывести меня в тронный зал, а там я уже могла сориентироваться и сама. Солас оказался именно там, где я и ожидала его увидеть — работал над очередной фреской. Тень и Адамант под его руками оживали — фигурально выражаясь, конечно, — наполнялись цветом и рассказывали историю прошедшей битвы. В других фресках эльф ограничивался лишь основными символами: императрица и убийца с кинжалом в Зимнем дворце Халамширала, Корифей и сфера при падении Убежища; Адамант тоже мог похвастаться только гербом Серых Стражей. Зато в Тени нашел свое место и Кошмар, и Ванда, даже Храм священного праха с оставшимися там духами и крохотный элувиан. Центральное место занимали, конечно, демоны, и Ванду художник изобразил хоть и стилизованно, но куда тщательнее, чем других участников. Кажется, моя подруга и впрямь запала в душу многим, и каждый выражал свои эмоции как мог. Глен при виде фрески издал то ли вздох, то ли стон, и замер на месте. Впрочем, я и сама не была готова к обилию лаванды — нигде прежде Солас этот цвет не использовал, ограничиваясь очень лаконичной палитрой. Теперь же краску он смешал, причем удивительно точно попал в оттенок. От этого дыхание перехватило, и начать разговор сразу я не смогла. — Если ты хотела спросить, не могу ли я найти Ванду, Алиена, — эльф к нам так и не повернулся, — то в этот раз помочь я ничем не смогу. Как я уже говорил, мое знание о Тени и сама Тень несопоставимы. И сейчас моих знаний не хватает. — Но… — я не знала, что на это ответить, но сразу сдаваться не планировала. Можно же что-то придумать? Кисть замерла, но Солас так и не повернулся. Вздохнул: — Я пытался. Когда искал тебя и после этого. Должен заметить, ты в своих поисках забрела в такие глубины Тени, куда и я предпочитаю лишний раз не заходить. Я рад, что ты смогла выйти. И мне жаль, но помочь я не смогу. — Неужели нет каких-нибудь… поисковых заклинаний? Ритуалов призыва? — с отчаянием спросила я. На Соласа я рассчитывала, и такой категоричный отказ больно ударил. — Призыв демонов возможен при помощи магии крови, — напомнил маг. Меня это запоздалое откровение не смутило, но он продолжил: — И это… насильственное изменение мира. Ванда не рассказывала, как ее призвали в мир первый раз? Я покачала головой: мы мало разговаривали о том времени. Она не стремилась делиться, а я знала, что Вильгельм призывал демонессу для каких-то экспериментов, наверняка, не слишком приятных. О самом призыве мне не приходило в голову спросить. Мой ответ Соласу не понадобился, он продолжил: — Я не владею магией крови, но даже будь это не так, в ритуале не было бы никакого смысла. Присутствие демона можно ощутить, если знать, что искать. Я знаю. И у меня сложилось впечатление, что Ванда в Тени… везде. Ты просто не сможешь прийти к ней, потому что нет конкретного места, в которое ты могла бы прийти. — Ясно, — коротко отозвалась я, стараясь скрыть разочарование. И все-таки выдавила: — Спасибо. И, схватив Глена за руку, вытащила его обратно в тронный зал. Неудача с Соласом не заставила опустить руки, но все-таки изрядно поколебала уверенность, что что-то получится. Возникло подозрение, что с Морриган тоже не выгорит, но не проверить я не могла. В саду, где ведьма любила проводить время, никого не было. В небольшой комнате, где, как я знала, она занималась магией с Кираном, когда хотела скрыться от любопытных, тоже. Комнаты, где они ночевали, оказалось заперты. Подумав, я направилась в сторону комнаты с элувианом. О Глене я успела забыть, слишком незаметным он казался со своим обреченным молчанием, но руки его не выпустила, так что парню пришлось пробежаться. И только в коридоре, охраняемом парой смутно знакомых храмовников, он вдруг резко затормозил. — Мне точно стоит туда идти? — почти испуганно прошептал парень. — Почему нет? — недоуменно повернулась к нему я. Вряд ли Морриган бросила работающий элувиан без присмотра, так что либо он сейчас остается просто зеркалом, либо она там. Да даже если бы и бросила — будь Глен опасен или склонен к предательству, Ванда бы уже заметила. Но он помотал головой и напомнил: — Вы — Инквизитор. А я простой разведчик. — Командир отряда, — припомнила я встречу в Изумрудных могилах. — Вы же не посвящаете во все секреты других командиров, — логично предположил он, и я недовольно поморщилась. Парень был прав, но к субординации и дисциплине я всегда относилась без особого пиетета. В конце концов, к нему явно испытывала какие-то нежные чувства моя лучшая подруга, так что как-то, хотя бы по касательной, он нашу компанию зацепил. Один из храмовников, что стоял у двери к элувиану, покосился на меня, как мне показалось, неодобрительно. Видимо, рыцари Церкви блюли эту самую субординацию ненамного меньше чистоты помыслов и что там им еще вменялось в обязанности. — Подожди здесь. Вряд ли Морриган обрадуется, увидев постороннего, — буркнула я, решив не спорить. В конце концов, если в комнате никого нет, то он ничего не потеряет, а если есть, тогда и будем решать, кому куда надо попасть. И толкнула дверь. Первым в глаза бросился элувиан, поверхность которого мягко переливалась расплавленным серебром. Комнату освещало только это сияние, довольно яркое, и от контраста темного помещения и магического мерцания у меня моментально заныла голова. Пришлось прикрыть глаза на пару мгновений, надеясь, что зрение как-нибудь адаптируется; надежда оказалась напрасной, но это было неважным: стоило все же открыть глаза, как я поняла, что нашей советницы по магии в комнате нет. Хоть после неудачи с Соласом я и не ждала немедленной помощи, невозможность даже попросить о ней выбила почву из-под ног. Я надеялась хотя бы поговорить, задать вопрос… когда-то после ссоры с Айданом Морриган утешала меня — в своей манере, но все же. И я надеялась… Она ведь сильный маг, это даже Ванда признавала. Она знакома с такими магическими традициями, о которых другие даже не слышали. Я снова прикрыла глаза и глубоко вздохнула, пытаясь прогнать снова поднявшее голову отчаяние. Должен быть способ. Должен… — Леди Инквизитор? — позвал меня детский голос, и я тут же распахнула глаза. На полу, чуть сбоку от элувиана, сидел с книгой Киран, которого я даже не заметила, пока мальчик не заговорил. — Киран? Что ты здесь делаешь? — я нахмурилась. Морриган была мне нужна ради Ванды, которая все еще занимала все мои мысли. Но я уже достаточно пришла в себя, чтобы обращать внимание и на другие вещи. Элувиан не должен быть активирован, если самой колдуньи рядом нет. Но уж тем более рядом с ним не должен находиться десятилетний ребенок. Даже такой необычный, как Киран. Мальчик чуть приподнял книгу, демонстрируя название — я успела прочесть «Трактат о лириуме…», остальная часть была написана слишком мелким шрифтом, — и чуть удивлённо ответил: — Читаю. Мама велела разобраться с влиянием лириума на различные типы минералов, чтобы потом обсудить. — Здесь? — я, уже не скрываясь, кивнула на элувиан. Племянник пожал плечами: — Здесь мне спокойнее. Я дождусь, пока мама вернётся, и уйду. А вы искали ее? — и не давая мне ответить, поделился: — Я видел своего отца. Мы похожи. И вы с ним тоже, хотя и иначе. А вот вашего демона больше не вижу. Я снова кивнула, не решаясь отвечать вслух — Киран попал прямо в больное место, так что горло свело спазмом. Но он замечать такие мелочи не пожелал, спросил: — Она ушла в Тень? Ей лучше быть в Тени, там она сильнее. — Она там осталась, — выдавила я и прислонилась к косяку двери. Дерево было холодным, таким же, как и камень стен, и ночной воздух… или это я мерзла? — И я не могу ее найти. Надеялась, что твоя мама поможет мне. Он покачал головой: — Нет. Маме понравился твой демон, но найти ее она не сможет. Не расстраивайся, она вернулась домой, просто ты этого не видишь. Но начинаешь видеть. Наверно, жаловаться ребенку было неправильным, но я не выдержала. Сползла на пол, прислонившись к двери, и с трудом проговорила: — Она сражалась с другим демоном, очень сильным. Я боюсь, что она… не справилась. — Она же демон, — напомнил мне мальчик осуждающим тоном, словно я говорю глупости, а ему приходится исправлять. — Они не умирают. Я только молча кивнула, просидела ещё пару минут, стараясь вернуть себе душевное равновесие… сколько найдется у меня того равновесия… и только потом вышла обратно в коридор. К счастью, Киран счел, что разговаривать нам больше не о чем и снова вернулся к чтению — я не была уверена, что не разревусь снова, теперь уже перед мальчишкой. От лихорадочного воодушевления, что вселил в меня Варрик, не осталось и следа. Видимо, Глен все понял по моему лицу, потому что и у него плечи поникли, хотя поначалу парень пытался держаться. Теперь же из него словно вынули стержень, обратно он едва шел. Но все же не бросил меня, проводил до тронного зала и только потом свернул в сторону казарм. Я хотела было его окликнуть, но так и не придумала, что сказать. Возвращаться в тот зал, где Варрик решил устроить вечеринку, не хотелось. Да я бы и не смогла — проблуждала бы полночи по крепости и только. И потому отправилась к себе: если уж предаваться отчаянию, так хоть в одиночестве — зал никогда не пустовал, и сейчас на меня уже начинали обращать внимание. Что бы ни случилось, пробуждать сомнения в наших союзниках было никак нельзя. На этот раз лестница показалась бесконечной. И невольно вспомнилась другая лестница, с гигантскими ступенями, зелёной воронкой наверху и порождениями тьмы у подножия. Тогда, сразу после взрыва, как мне вспоминалось, за нами гнались они же. Не настоящие, конечно, демоны или порождения магии… Может быть, Верховная Жрица видела на их месте кого-то другого — пауков, демонов, Антиванских Воронов, магов… Хотя последних вряд ли, раз уж она сама отправляла Лелиану помогать этих магов освобождать. В любом случае, для меня это были порождения тьмы; видеть, как наместница Создателя, последовательница Андрасте, просто пожилая женщина падает к ним в лапы, было больно. Оставалось ощущение, что я бросила спутницу на растерзание своему самому страшному кошмару. То ли из-за всколыхнувшихся воспоминаний, то ли из-за тусклого, трепещущего света женщина в красно-белых одеждах, ждущая меня перед дверью комнаты, показалась мне погибшей Джустинией. От неожиданности я отшатнулась назад и едва не полетела по ступенькам вниз, но жрица — не Верховная, конечно, — успела поймать меня за руку. — Осторожнее, дитя мое, — произнесла мать Жизель, помогая удержаться на ногах. — Такое падение может оказаться фатальным и, несомненно, расстроит множество людей. — Меня в первую очередь, — пробормотала я, отходя подальше от ступеней. — Спасибо. Вы хотели поговорить со мной о матери Валери? Зря я с ней поругалась, конечно. — Не о ней, — мягко улыбнулась женщина. — Хотя эта ссора действительно была опрометчивым поступком, мать Валери иногда превратно понимает служение Создателю и свои обиды переносит на Него. Но я хотела поговорить о том, что привело к этой ссоре. Я отвела глаза. Можно было бы сказать, что я не хочу отпускать Кассандру в Вал Руайо, потому что она нужна мне здесь. И не только ее, эта злопамятная жрица говорила о нескольких кандидатах. Можно было бы сослаться на плохое настроение и занятость. Но мать Жизель могла слышать мои слова, да и сама была достаточно проницательна, чтобы определить причину самостоятельно. — Тебе больно, — проговорила она, подтверждая мои мысли. — И боль иногда реагирует вместо тебя. — Я была неправа, — ровно отозвалась я, надеясь, что женщина удовлетвориться этим. Обсуждать эмоции мне не хотелось… не в церковном ключе. Но мать Жизель в который уже раз удивила меня: — Это так, как неправа была и Валери. Но я хотела напомнить тебе о другом. Однажды я услышала не предназначенный для меня разговор. Стоило бы стереть его из памяти, как это подобает служителю Создателя, но, думаю, именно Создатель направил меня тогда в нужную дверь. Ты говорила, что демоны не умирают навсегда, лишь забывают прошлое. Но эльфы, верящие в древних кровавых демонов, помогают им сохранять память. Если на первой части фразы я все еще смотрела в сторону, не слишком желая вникать в беседу, то на второй недоверчиво уставилась на жрицу. Недоверчиво — потому что не ожидала от нее подобных слов. И потому, что боялась поверить самой себе: это ведь и правда шанс, может быть, Вера говорила даже о нем. О том, что демон, которому поклоняются, не теряет себя! Но сейчас даже больше этой информации удивляло другое. — Вы мне советуете поклоняться демону? — переспросила я, не веря собственным словам. Ни от кого из моих знакомых я не могла бы ждать подобного предложения, но от жрицы Церкви — меньше всего. Мать Жизель отчего-то не стала отрицать или возмущаться, мягко заметила: — Я всего лишь напоминаю твои собственные слова. Разве Ванда была для тебя богиней? — Нет, — я облизнула отчего-то пересохшие губы. — Подругой. — Верь в свою подругу, — тихо ответила женщина. — Люди вне Церкви часто недооценивают силу веры, но иногда она творит чудеса. Особенно когда речь идет о тех, кто соткан из чувств и образов.***
Поздняя осень в Ферелдене выглядела не слишком привлекательно: лужи, слегка прихваченные морозцем, грязь даже на дорогах, черные голые ветки деревьев, на которых древней ветошью колыхались на промозглом ветру оставшиеся листья. В Морозных горах снег властвовал круглый год, уезжала я в последнее время то в Орлей, то в Вольную марку, где климат был мягче, а в Западном пределе жара царила, кажется, и вовсе круглый год, — так что от особенностей погоды моей родины успела отвыкнуть. На секунду задумавшись, я попыталась вспомнить, когда последний раз проезжала через тот же Баннорн, и выходило, что давно — ещё летом, когда мы ездили разыскивать пропавших Искателей Истины в Каэр Осуин. Когда-то я могла и дольше отсутствовать дома — даже если не брать в расчет трехгодичный вояж в Тевинтер, — но никогда это время не казалось таким долгим. Складывалось ощущение, что прошла целая жизнь, а может, и не одна. Холодный, хоть и не сильный, ветер налетал откуда-то сзади и сбоку, взъерошивая волосы и выдувая из головы все мысли. Сомнительного удовольствия добавляла Сметанка, периодически шлепая меня хвостом по бедрам — ей ветер, дующий практически в круп, тоже не нравился. Поначалу я ворчала под нос и приглаживала волосы, но в итоге натянула капюшон плаща так, что из-под него торчал только кончик носа. Слышимость резко упала, но зато уши перестали мерзнуть. Были и свои плюсы в такой погоде: в Скайхолде я так и металась между отчаянием и лихорадочным возбуждением, а теперь думать удавалось только о холоде. Слова матери Жизель упали на благодатную почву: отчего-то я сразу уверилась, что Вера намекала мне именно на эти знания. Но останавливаться на одной только вере, как говорила пожилая жрица, я не пожелала. Может быть, всерьез поклоняться Ванде как богине я и не стала бы — слишком хорошо я ее знала, чтобы всерьез уверовать в ее божественную мощь, — но те же аввары относились к своим богам без религиозного экстаза. Скорее, как к старшим, прародителям, а если вспомнить одну из песен, которую в преддверье зимы пел для меня Гарнайт — Корт и вовсе был древним охотником, который увел свой народ в горы. Моя демонесса не раз меня спасала, знала обо мне столько, сколько я, возможно, не помнила и сама… Я сочла, что одной только веры, даже если и не только моей, будет все-таки недостаточно. На это решение повлияли два эпизода, которые случились почти друг за другом. Стоило мне распрощаться с матерью Жизель и подняться все-таки к себе, как я попала в объятия Лелианы. Если она и удивилась моему настроению — после слов жрицы мной опять овладело лихорадочное возбуждение, — то виду не подала. Я и сама постаралась успокоиться — зачем-то ведь наш тайный канцлер ко мне пришла. Последние месяцы вниманием она меня не баловала, даже после возвращения Айдана, так что я ожидала еще каких-нибудь дел. И ошиблась. — Когда погибла Джустиния, я потеряла веру, — негромко проговорила она, обнимая меня за плечи. — Зачем этот мир, если в нем все бессмысленно? Зачем верить в Создателя, если Он не защищает тех, кто достоин Его любви. Но ты помогла мне снова поверить. — Хочешь сделать то же самое? — я кривовато улыбнулась. — Я всегда не так чтобы сильно верила. — Я помню, — она грустно улыбнулась. — Знаешь, мне пришло письмо от нее. Джустиния отправила его еще год назад, на случай своей смерти… мне пришлось съездить в одну деревушку, я рассчитывала, что она оставила мне что-то полезное для Инквизиции. Но там была лишь пустая шкатулка и небольшая записка. «Пусть левая рука снимет с себя бремя». Она отпустила меня, позволила больше не пытаться быть тем, кем я нужна в данный момент. Я… не просто бард, не просто левая рука или тайный канцлер, я… я почти потеряла себя в этой службе. Она как-то судорожно вздохнула и внезапно обняла меня крепче. Я осторожно ответила на эти объятия, слишком отвыкла от такой Лелианы, чтобы снова так легко ее принять. — Я так привыкла быть кинжалом Верховной жрицы, что едва не убила Натали… шпионку одной из кандидаток в Верховные жрицы, я знаю её давно. Если бы не Айдан, я убила бы ее и сочла себя правой. Он напомнил мне о розе, расцветающей на засохшей ветви. О чем-то большем, чем в нем видят другие. Чуть отстранившись, женщина взглянула мне в лицо и шепнула: — Я просто хочу сказать… ты не осталась в одиночестве. Я знаю, каково это, когда уходит та, что была ближе матери. Но навсегда она не уйдет, оставшись в твоем сердце. Спасая тебя даже после смерти. Я на это смогла только кивнуть. А утром Каллен предложил мне прогуляться в Ферелден, в какое-то особое место — чтобы отвлечься. За вечер и ночь наш тайный канцлер как-то сумела связаться с владелицами элувианов — я не знала, с Бриалой или все-таки объявилась Морриган, — так что время у нас теперь было, хоть и немного. И я решила, что это знак: раз уж есть такая возможность, раз уж даже самый ответственный из нас предлагает отвлечься… И вот теперь мы ехали на юг, и я даже предполагала, куда именно: вряд ли храмовник из Круга имел возможность слишком часто посещать южный Ферелден, так что и знал, скорее всего, только родную деревню и окрестности. Ехали мы в Хоннлит. Немного это тревожило: вдвоем ехать туда, где когда-то орудовали порождения тьмы и разбойники… хотя с Зевраном мы тоже были вдвоем и толку от меня тогда было куда меньше. Да и не осталось там никого, вряд ли завелись новые? Но при этом и будоражило — ведь именно в Хоннлит мою демонессу призвали в первый раз. Выехали мы рано утром, так рано, что почти ночью, и я даже опасалась — не свернем ли мы шеи в дороге? Даже Сатина закатилась, так что путь наш освещали только звёзды. К счастью, для белоснежной горной дороги — утоптанной тысячами проехавших здесь солдат, союзников и гостей Инквизиции, — хватало даже самого слабого света, а к тому моменту, как мы добрались до границы снежной шапки, уже встало солнце. К вечеру же я поняла, что не ошиблась с направлением: дыхание Диких земель Коркари чувствовалось уже явно — деревья, без листвы и так не слишком красивые, теперь встречались и вовсе ужасные, перекрученные, с узловатыми ветвями и уродливыми наростами. Скверна так и не ушла до конца из этого региона, несмотря на усилия Алистера и Ланайи. Наш король до сих пор, как я знала, периодически устраивал рейды на юг в поисках порождений тьмы, а Хранительница очищала землю от скверны, но и то, и другое продвигалось медленно. До Бурой трясины, что сейчас была восточнее нас, ближе к Бресилиану, руки у них не дошли, в чем я имела счастье убедиться ещё в начале этого года, когда мы ездили туда вызволять своих солдат. Хоннлит находился от владений долийцев ещё дальше, да и деревушку, скорее всего, забросили после всего произошедшего, так что королевский взгляд на нее тоже не падал. К моему облегчению, из оскверненных тварей нам встретилась только одна моровая крыса — здоровенная, почти лысая, с уродливо торчащими пучками щетины вдоль хребта и кривыми зубами. Каллен легко убил ее, насадив на клинок и даже не спешившись. Правда, мелкая победа его не порадовала: мой возлюбленный на глазах мрачнел. В какой-то момент он покосился на меня и признал: — Кажется, я зря позвал тебя именно сюда. Здесь небезопасно. — Я Инквизитор, а ты — мой командор. Нам везде небезопасно, — я улыбнулась. — Не крысы, так венатори достанут. Здесь нас, по крайней мере, никто не подкараулит. Прогулка удивительным образом примирила меня с миром, даже настроение стало почти хорошим. Отчего-то вспоминалась поездка сюда десятилетней давности, и теперь я не думала, что тогда Китти здесь была, а теперь нет. Отчего-то в душе жило ощущение… предвкушение чего-то хорошего. Закончилась наша поездка немного не доезжая до деревни. Был уже вечер, ещё не поздний, но неуверенное осеннее солнце уже успело закатиться за верхушки деревьев, так что вокруг потихоньку темнело. Я уже думала предложить останавливаться на ночлег: хоть и обещали мне прогулку на три дня, но второй уже подходил к концу, и стоило бы потратить больше времени на обустройство лагеря, раз уж вокруг небезопасно. И не успела — Каллен уверенно свернул к небольшому озеру; от дороги к нему вела едва заметная тропинка, но командор явно знал, куда ехать. Ветра здесь почти не было, так что глянцевая поверхность воды казалась темным зеркалом, порталом в неизвестность — упади в него, и вынырнешь в каком-то другом мире. Вдоль берега золотыми завитками рамы плавали кувшинки; ни одного цветка в преддверии зимы уже не было, да и сами листья казались засыпающими или даже умирающими. Так странно: кажется, все то же самое — темное стекло, золоченая рама; но зеркало в Тени отталкивало, словно показавшаяся потом скверна незримо проступала с самого начала, здесь же ощущался покой. И совсем не вызывали удивления старые, подгнившие мостки, нарушающие почти идеальный овал озера, — в нем не чувствовалось подвоха. А едва последний лучик солнца исчез, заплутав среди окружающих деревьев, над водой вспыхнули крохотные огоньки, похожие на светлячков, только свет их был теплым, как пламя свечей. Я глянула на них правильным зрением — стало любопытно, что это, — и замерла от восхищения. Теплый золотистый свет исходил от крохотных существ, разглядеть которых мешала их золотистая аура — огромная для таких крох, яркая и удивительно уютная. Кажется, любопытство оказалось взаимным, потому что одна из золотинок вдруг направилась в нашу сторону и замерла буквально шагах в пяти, позволяя себя рассмотреть: худощавое, похожее на человеческое тело, фасеточные глаза, тонкие усики-антеннки и яркие светящиеся крылья. Жаль, эта бабочка оказалась пугливой — стоило пошевелиться, как она порскнула в центр озера, оставляя в воздухе медленно таящий след из пыльцы. Я замерла, глядя на них почти с детским восторгом. Никогда в жизни я не видела ничего подобного, даже не слышала — а уж я-то, кажется, интересовалась всеми видами магии, всеми расами, всем этим новым миром. — Огненные феи, — Каллен осторожно обнял меня со спины и ласково потерся щекой о мой висок. Начавшая отрастать щетина слегка уколола, и я улыбнулась. — Они здесь нечасто появляются, но я несколько раз видел. — Ты хотел мне показать их? — я откинула голову на плечо возлюбленного и посмотрела в глаза. В них сейчас отражались огоньки фей, так что Каллен и сам казался волшебным существом, может быть, повелителем этих вот фей или королем осени. Он чуть смутился: — Нет. Они здесь и правда редкость, да и во всем мире, как говорят. Мне рассказывали в детстве сказки о маленьких человечках, живущих в пещерах с теневым мхом, которых охраняет змей-хранитель. Старая Зоря, хасиндская знахарка, которая иногда приходила в деревню из Коркари, говорила, что хасинды охотятся на них, чтобы сделать фонари. Но в неволе феи живут недолго, поэтому их осталось очень мало. — Знахарка? — я удивилась. — В детстве у тебя было куда больше волшебства. Как же ты попал в храмовники? Он провел рукой по моему плечу, прижимая крепче, и ответил: — Хотел защитить. Я думал, на магов демоны охотятся так же, как хасинды — на фей, и если храмовников будет больше, они смогут защитить их. Я был очень наивным. — По-моему, благородное желание, — возразила я. И повернулась, обнимая его в ответ. Прошептала: — Жаль, что потом случилось восстание. Он кивнул и попросил: — Давай не будем об этом сейчас. Я… никогда не обсуждал восстание ни с кем. Тебе я хотел бы рассказать, но не здесь. Выпустив меня из объятий, он взял за руку и подошёл ближе к мосткам. Осторожно наступил, проверяя их крепость, и уже решительнее шагнул вперёд, на черную гладь воды, отделенную от него только истлевшими досками. У меня не было уверенности, что я так уж хочу рискнуть искупаться в воде посреди фрументума, последнего осеннего месяца, но Каллен настойчиво потянул меня за собой. На краю мостков феи были ближе. Похоже, сейчас, когда опасные гиганты, то есть мы, находились в таком неуверенном положении, крохи осмелели и подлетели поближе уже стайкой. Вместе они издавали тонкий не то писк, не то посвист, переливчатый и звенящий. В какой-то момент мне даже показалось, что он раскладывается на интонации, как человеческая речь, но утверждать наверняка я бы не взялась. Решив, что раз я уже рискнула, это должно быть не зря, протянула руку и выпустила немного света. В первое мгновение феечки разлетелись, но не слишком далеко, писк стал громче, и спустя почти минуту одна, видимо, самая смелая, осторожно, невесомо присела на мой палец. Но едва Каллен повернул голову, глядя на нее с удивлением, сорвалась и бросилась к подругам. — Здесь очень спокойно, — проговорил мой командор, наблюдая за феями. — Я в детстве приходил сюда, чтобы спрятаться от сестер и брата. Они замечательные, но иногда были слишком шумными. — Ты никогда не рассказывал о своей семье, — заметила я. Он улыбнулся: — Ты не спрашивала, а я не был уверен, что тебе интересно. Феечки снова подлетели поближе, но все же так, чтобы дотянуться до них было нельзя. А я с внезапным раскаянием поняла, что и правда никогда не интересовалась жизнью любимого человека за пределами наших дел. — Прости, — отвернувшись от летающих искорок, я прижалась к Каллену и вздохнула. — Этот проклятый Корифей так засел в моих мыслях, что я упустила столько всего… мне интересно, правда. Расскажешь? — Расскажу, — Каллен аккуратно поцеловал меня в кончик носа, а потом перевел взгляд на воду. — У меня две сестры, старшая Мия и младшая Розали, и младший брат, Брансон. У нас была дружная семья, мы часто шкодили вместе. А когда я решил стать храмовником, Мия первая меня высмеяла, а потом первая же начала помогать с тренировками. Наверно, если бы не она, родители не решились бы отпустить меня в монастырь, но она умеет быть очень упорной. Как и я, так что в итоге разрешение я получил. — Остальная семья к твоему желанию отнеслась плохо? — я удивилась. Храмовников не то чтобы так уж любили, но все же быть рыцарем Церкви было почетно. А потом я вспомнила, как эрлесса Изольда ездила в Круг и использовала все влияние супруга, чтобы заманить родного сына домой. Так что ответ меня не удивил: — Родители не хотели отпускать меня одного так далеко. Розали просто всегда все говорила в пику сестре. А Брансон был слишком мал… я даже не помню, как он отнесся. С мечом прыгал с удовольствием, когда я пытался тренироваться. Днем я бегал в церковь, к храмовникам, а вечерами мы с ним играли в рыцарей. А в тринадцать в Хоннлите проездом был рыцарь-капитан, и я вместе с ним отправился в монастырь. — Больше ты их не видел? — теперь уже я обняла возлюбленного за талию и прислонилась к плечу. Странная у нас была ситуация: у меня родных по крови в этом мире не было вообще, но своих приемных братьев я любила и никогда не стала бы от них скрываться. Каллен же предпочел отстраниться от своей семьи — и для меня это было удивительно. — Мия мне пишет, — после паузы отозвался он. — Честно говоря, я не всегда отвечаю. Вернее, редко. Но она с возрастом менее упорной не стала, скорее, наоборот. Находит меня везде, где бы я ни находился. — Ответь, — велела я, пряча глаза. — Никогда не знаешь, когда такой возможности уже не окажется. Он кивнул и некоторые время мы обнимались молча, наблюдая за танцем огоньков. Их тонкое пение снова сменило тональность, а отдельные феечки снова подлетали поближе к нам, кружились рядом и тут же ускользали назад. Наконец одна задержалась, облетела нас обоих по кругу и осторожно опустилась Каллену на голову, с явным любопытством ощупывая волосы. Раньше, в Круге Кинлох и Казематах, на голове моего уже-не-храмовника вились милые кудряшки, но теперь он безжалостно мазал их каким-то зельем, от которого волосы распрямлялись и становились жесткими, как витки проволоки. Тайну своего зелья он хранил пуще, чем отчёты наших войск, но я его однажды за этой процедурой поймала, немало смутив. Похоже, теперь ещё одна любопытная взялась разгадывать загадку твердых волос. Каллен замер, когда феечка опустилась ему на голову, и теперь усиленно косился наверх, пытаясь разглядеть, что она делает. Но не сгонял; похоже, маленькое чудо из детства не вызывало у него опасений. На мой вкус, напрасно, магией эти существа владели и наверняка могли изрядно напакостить при желании. Но говорить я ничего не стала — слишком мило выглядел суровый командор Инквизиции со светящейся крохой в волосах. Разочаровавшись в необычной шерсти, феечка наконец взлетела, обсыпала нас обоих невесомой пыльцой и отправилась обратно, к своим сородичам. В пении снова изменился настрой, и мне показалось, что феи теперь смеются над нами. — Идём? — шепнул мой командор, видимо, тоже расслышав смех. Я кивнула, а потом попросила: — Мне надо заехать в Хоннлит. Раз уж мы рядом… Но если тебе тяжело возвращаться туда… — Все нормально, — перебил Каллен. — Я не был там так давно, что вряд ли вспомню что-то. В этом я сомневалась, но спорить не стала. К дороге мы отправились, так и держась за руки, и Сметанка, которую я вела в поводу, ревниво косилась на гнедого, на котором ездил наш командующий. Но конь ее взгляды величественно игнорировал, чем раздражал кобылу, кажется, еще сильнее. В какой-то момент она попыталась куснуть его за плечо, но промахнулась, когда я дернула за повод. Уже взобравшись в седло, Каллен проговорил: — Знаешь, последний раз я был возле этого озера накануне отъезда. Не знаю, хотел ли я показать огненных фей брату… я никому о них не рассказывал… или надеялся, что их не будет и они останутся только моим секретом. Их, конечно, не было. И тогда Брансон подарил мне счастливую монетку. Наверно, она просто первая подвернулась под руку в кармане, но я ее сохранил. Ты как-то смеялась, что нарушал правила… первый раз еще тогда — рекрутам не полагается иметь подобные сувениры из дома, нас должна поддерживать вера. — Да ты бунтарь, — я улыбнулась. — Кстати, Вера так себе поддерживает, передо мной уже однажды извинялась за свой промах. Каллен мимолётно улыбнулся, но не стал спрашивать, когда это Вера промахнулась. Покопался в кармане и достал серебряную монетку с изображением Андрасте, какие были в ходу в Ферелдене. Наверно, с ее источником командор не ошибся, монетка просто завалялась в кармане его брата, но отнесся он к ней явно с большим вниманием: сейчас она выглядела совсем новой — яркая, словно отполированная. И я подколола: — А между прочим, ты жив и в порядке, хотя столько пережил. Должно быть, она и вправду счастливая. — Надеюсь, — командор внезапно протянул монетку. — И я бы хотел, чтобы она была у тебя. Глупость, конечно… но мне будет спокойнее. Я чуть кривовато улыбнулась: такая забота и грела душу, и бередила недавние раны одновременно. Но позволять дурным эмоциям снова собой овладевать я не стала, будет еще время… И внезапно вспомнила — у меня на шее по-прежнему болталась чешуйка еще с той самой драконицы, что мы убивали первой, лже-Андрасте из Храма священного праха. Мне подумалось, что если минералы и останки приобретают рядом с лириумом волшебные свойства, то, может, и живые существа тоже? Могло же быть так, что драконица стала чуть-чуть волшебной, живя на полной лириума горе? В конце концов, ни с кем из тех, кому я дарила чешуйки, тоже ничего плохого за десять лет не случилось. Тоже, конечно, глупость. И предложила: — Обменяемся?***
До деревни мы доехали уже ночью, по дороге было далековато, хотя, по словам Каллена, напрямую через поля мы добрались бы быстрее. В реальности Хоннлит выглядел куда хуже, чем в Тени, в том видении, что состряпали для нас Тенерецца и Амалия. Его и впрямь забросили, тут я не ошиблась: дома обветшали даже сильнее, чем мостки на озере, забор местами покосился, местами обвалился, а с мельницы кто-то ободрал лопасти и внешнюю отделку. Каллен при виде родной деревни изрядно помрачнел, и теперь я уже держала его за руку, чтобы показать поддержку, а не из нежности. У меня же Хоннлит негативных эмоций не вызывал: пожалуй, от такого его вида я испытала даже облегчение — вокруг не Тень, не прошлое, а что-то современное, чего ни Китти, ни другие участники нашей давней истории уже не могли видеть. Никакого ощущения, что мы снова вернулись в тот день. К тому же и трупы жителей, которых порождения тьмы развесили на окрестных деревьях, кто-то поснимал и, надеюсь, похоронил — сейчас перед глазами они не висели. Да и вообще ничего и никого вокруг не было, над заброшенной деревней властвовали тишина и покой. Что не мешало мне осматриваться, в том числе, и правильным зрением — в прошлый раз порождения тьмы стали для нас неприятным сюрпризом и повторять этот чудесный опыт совершенно не хотелось. Но кое-кого мы все-таки пропустили. Не зря у нас разведчики ели свой хлеб. — Леди Инквизитор, — позвал этот разведчик с одной из крыш. Я повернулась к нему резко, Каллен и вовсе схватился за меч — хотя узнала я голос моментально. Недовольно уточнила: — Глен, ты что, здесь один? Я же сказала тебе взять отряд. — Это ведь не задача Инквизиции, а личное дело, — отозвался парень и спустился вниз, на ходу отдавая честь командору. Жест вроде получился и смазанным, но на лице у него было вполне искреннее уважение и даже восхищение. Каллен, поначалу нахмурившийся, только вздохнул и посмотрел на меня. — Вообще-то я тут Инквизитор, и я велела тебе не ехать в одиночку, — буркнула я. — Надо было Варрику говорить, он бы за тобой проследил. Каллен не торопился задавать вопросы, хотя появление кого-то ещё из Инквизиции его явно удивило, и я пояснила сама: — Ты ведь знаешь, Ванду призвали в первый раз как раз здесь. Я хотела… проверить, — так сразу обозначать свои намерения я не решилась и для начала выдала приемлемую версию. — Глен… — Я понял, — кивнул наш командор, прерывая объяснения. И проницательно заметил: — Ты ведь хочешь не просто посмотреть, верно? — Ну… ничего опасного я не планировала. Дом мага сохранился лучше остальных строений в деревне, так что узнала я его сразу. В этот раз свечи в верхних комнатах не горели — как и в нижних тоннелях, — но было на удивление светло, словно мерцал сам воздух. Эффект был неожиданным и оттого неприятным: в последнее время сюрпризы нам ничего хорошего не приносили. Каллен даже снова взялся за оружие и щит и первым прошел по коридору; подумав, я тоже решила не лениться с защитой. Но меры предосторожности оказались излишними. Сначала мы спустились до того зала, где когда-то от порождений тьмы прятались выжившие жители Хоннлита — помнится, я сочла его кабинетом, хотя правильнее было назвать «лаборатория». Защита, спасшая тогда людей, сейчас была отключена, но я из интереса осмотрела наложенные заклинания и с воодушевлением заметила: — Я смогу активировать здешнюю магию. И, что важнее, потом ее отключить. Тогда сможем переночевать тут, не опасаясь нападений. На щедрое предложение никто не ответил: Каллен, кажется, из деревни хотел уйти как можно скорее, а Глен бледнел практически с каждым шагом, словно ждал, что Ванда вот-вот появится из-за поворота, и боялся, что этого не случится. Я была уверена в последнем, поэтому встретить подругу никак не ждала, но что-то все-таки не позволяло отчаяться. Смутное ощущение, словно она снова была со мной, хотя пустота из сердца так никуда не делась. В последний коридор, в конце которого нас ждала ещё одна лаборатория, более тайная, я вошла первой, но под щитами. Каллен пытался меня оттеснить, но в этот раз я не уступила, и он, неодобрительно покачав головой, встал за моей спиной. И за первым же поворотом всё-таки обогнал: не знаю уж, как работала местная защита, но призраки появились даже несмотря на то, что она была выключена. Мне показалось, что в этот раз они стали сильнее: десять лет назад нас тут было полтора воина — Зевран и я, — и мы справились быстрее, чем в этот раз втроем. А внизу все неожиданности — и мерцающий воздух, и сила здешних охранников, — получили объяснение. В самом центре комнаты, где когда-то я нашла Амалию и Китти, зеленел разрыв. И при виде него сердце ёкнуло. — Она просила дождаться у какого-нибудь другого разрыва, — почему-то хрипло прошептала я и вцепилась в плечо Каллена. Он, помедлив, убрал щит и осторожно обнял меня, даря поддержку. Глен сглотнул и так же хрипло спросил: — Вы знали? Что он… здесь… Я помотала головой. Как можно заранее знать о разрывах? Может, Солас бы и знал, но не я. Пару минут мы молча разглядывали его, и дыра в Завесе, словно живая, рисовалась перед нами — перетекала языками изумрудного пламени, рисуя нездешние картины, в которых мне то и дело мерещилась моя демонесса. В очередной раз увидев в плавной линии абрис ее лица, я, наконец, предложила: — Ну что, идём? — Туда? — наш командор нахмурился и перехватил меня покрепче, словно беспокоился, что я вывернусь и отправлюсь на поиски приключений в одиночку. Вообще-то я могла; но сейчас, стоило признать, приключения я могла бы найти только очень неприятного свойства. Нет, одиноких путешествий через Тень хватит. — Алиена, это безумие! Это слишком опасно, а ты даже не уверена, что сможешь найти Ванду. К тому же она сама просила тебя о чем? — Оставить ей разрыв, — я сглотнула, как зачарованная глядя в изумрудное марево. На глаза наворачивались слезы, но на этот раз не от эмоций — от яркости Завесы. Глен шагнул вперёд, ближе ко входу в Тень, и горячо проговорил: — Но ведь она там! Что, если ей нужна помощь? — Леди Инквизитор уже искала ее по всей Тени, три недели, — сурово напомнил командор, но разведчик на этот раз перебил: — Застрянь там сама леди Инквизитор, вы бы не пошли? — Нет, — я очнулась и вздрогнула. — И ты не пойдешь. Какая-никакая защита в Тени есть только у меня, да и то, пока Вере не надоест со мной возиться. При воспоминании о Вере я немного воодушевилась и неуверенно предложила: — Я бы заглянула… одним глазком. Если Ванды там нет, то идти искать и правда бессмысленно. Солас сказал, в Тени попросту нет такого места, куда можно прийти в поисках, так что мы ничего не найдем. — Значит, и заглядывать незачем, — отрезал Каллен. И пригрозил: — При всем уважении, при всех моих чувствах… если понадобится, я свяжу вас обоих и унесу отсюда против вашей воли. Хватит игр с Тенью, ты сама сказала, что это опасно. Я перевела взгляд на возлюбленного и на мгновение задумалась: а справится ли он с угрозой? На всех тренировках, что с ним, что с Зевраном, мне не хватало мотивации для победы, а сейчас она ого-го какая. К тому же нас с Гленом двое… А потом тряхнула головой и выкинула дурацкие мысли куда подальше. Не буду же я всерьез драться с любимым мужчиной, да еще по такому поводу — я ведь и сама понимала, что соваться в Тень глупо. А уж что мне на это скажет Вера… без помощи которой там и вовсе делать нечего. Каллен, явно не подозревая об этих мыслях, с легким раздражением продолжил: — Ты собиралась что-то сделать здесь, и это «что-то» с разрывом явно не связано. Может, этим и стоит заняться? Мысль была здравая, но я немного еще сомневалась — не в разрыве, не в своей идее, а в реакции командора. После Безмолвных равнин и святилища Думата я зареклась придумывать его реакцию за него, но сейчас все же волновалась. Пожалуй, хорошо, что здесь есть этот разрыв, по сравнению с прогулкой по Тени любая другая моя идея покажется верхом благоразумия. Каллен перехватил мой благодарный взгляд, брошенный на изумрудное марево, и сурово сдвинул брови. Но промолчал, а я повернулась к Глену. Он сюда приехал и вовсе вслепую, повинуясь моим указаниям, так что не знал, что мы собираемся делать. Никто не знал, так проще было обдумывать варианты. — Не помню, говорила я это тебе или нет… или рассказывала ли Ванда. Демоны не умирают как люди, рассыпается их внешняя оболочка, а сила так и остается в Тени. Со временем из этой силы формируется тот же демон, но обновленный: без памяти, без личности, без опыта. Так что рано или поздно в Тени в любом случае появится могущественный демон желаний. — Чужой, — с горечью проговорил разведчик, и я кивнула. На языке разлилась та же горечь, так что пришлось прерваться на секунду. Но потом я все же продолжила объяснения: — Некоторым могущественным духам и демонам поклоняются как богам. Авварские боги, например, или Недозволенные, которым посвящают свои победы долийцы… не все, демонопоклонников мало и они скрываются. Неважно, не о них речь. Чужая вера каким-то образом помогает им вспомнить свою личность. И я подумала… Ванда ведь могущественный демон. Даже если Кошмар лишил ее памяти, ей всего-то и надо будет — вспомнить нас. — Алиена… — командор явно опешил от моих идей, но я перебила: — Я не предлагаю молиться на нее и приносить жертвы. Она же не богиня. Но люди даже своим погибшим устраивают могилы, кенотафы, уголки памяти… Ванда не мертва, но наша память, наша вера ей нужны куда больше. Это место было особенным, даже Тенерецца воссоздала его в Тени, когда ловила нас. Даже разрыв… я не думаю, что это напрямую связано с ней, скорее всего, Вильгельм ещё при жизни расшатал Завесу, вот она и лопнула… но иногда совпадений так много, что я не верю в их случайность. Я выдохнула, закончив эту свою речь. А потом тихо добавила: — Вера сказала, что я могу помочь, но никаких других идей у меня нет. Мне и эту мать Жизель подала. Против рекомендаций жрицы Церкви Каллену возразить было нечего. Да и по сравнению с идеей прогуляться по Тени строительство хоть целого храма ему явно казалось не таким уж плохим вариантом — по крайней мере, на разрыв он периодически косился. Глен тоже промолчал и как-то поник, видимо, он все-таки надеялся, что мы каким-нибудь волшебным образом достанем его возлюбленную из-за Завесы, и моя идея его разочаровала. Это разочарование жило и во мне: я тоже предпочла бы, чтобы Ванда вернулась к нам прямо сейчас, чтобы все было как раньше… но отмахиваться от слов всех, кто знает Тень лучше меня, было глупо. По крайней мере, она не мертва. Может быть, когда-нибудь… пока же стоит сделать все, что в наших силах. Первым мне в руку, которую я запустила в сумку, ткнулся лук, словно и сам хотел вернуться к своей хозяйке. Оглядевшись, я решительно шагнула в дальний угол — подальше от входа, от того места, где сидела с моей подругой Амалия, подальше от разрыва. Эту половину комнаты занимала магическая головоломка, та самая, что деактивировала защиту от демонов. Жаровни по ее бокам до сих пор пылали, хоть и были, вроде бы, не магическими. Похоже, для себя проблему освещения Вильгельм, как и я, решил, но не при помощи завесных факелов. Лук вставать у стены не желал, и я снова полезла в карман странника — искала, чем бы его закрепить. Второй мне в руки попалась гитара, и я вздрогнула — сколько песен я успела услышать от этого инструмента? Сколько раз я танцевала под эту музыку? И больше этого не будет… провела по струнам, и гитара откликнулась тоскливой высокой нотой. Ванда как-то предложила научить меня играть на ней, но я сдалась после первого же урока: серебряные струны резали пальцы сильнее, чем тетива лука, и к этому я была не готова. Но сейчас неожиданно захотелось сыграть что-то такое, чтобы она услышала и пришла… жаль, треньканье, выходящее из-под пальцев, хоть и было более-менее мелодичным, до настоящей музыки сильно не дотягивало. Сдавшись, поставила инструмент у стены, вытерла невесть когда скатившуюся слезу и пристроила лук, зацепив его за гриф. — И кто теперь будет играть, чтобы я танцевала? — поинтересовалась я у инструмента, а потом посмотрела на разрыв. — Ладно, ты смоталась, потому что надоело бодаться с Корифеем. Но как ты могла бросить меня без музыки? Разрыв не ответил, но мне показалось, что магия в нем немного заволновалась. Это воодушевило, хоть и не слишком сильно, и я снова запустила руку в сумку. — Подарю, пожалуй, твои артефакты Хоуку, раз ты ушла, — злорадно прокомментировала новую находку. — Один он доломал, туда же и остальные отправятся. На этот раз магия заволновалась сильнее, так что я уже не сомневалась в том, что вижу. Шкатулку я все же поставила возле гитары, прямо на пол, и напоследок с внезапно вспыхнувшим любопытством заглянула под крышку. Помимо украшений и артефактов, которые демонесса насобирала за десять лет, там обнаружилась моя чешуйка… не моя, конечно, драконицы-Андрасте, какое-то плетеное ожерелье из грубо обработанных камушков, гибких веток и цветков — явно что-то долийское, мне почему-то казалось, работы Мерриль, — карамельный архидемон на палочке, несколько лавровых листков, подвеска из чистого, как слеза, камушка на простой серебряной цепочке… от последнего я слегка опешила и вытащила украшение из шкатулки. — Мало того, что ты таскаешь мои шкатулки, конфеты и мою еду, так еще и украшения? — я повернулась к разрыву с таким возмущением, словно там и впрямь стояла подруга. Жаль, это оказалось не так, но я не сдалась. — Знаешь, Коул сказал, что у Киликийского дракона и правда была сокровищница, и она где-то в тоннелях контрабандистов. Неразграбленная. Лично я собираюсь ее найти, когда мы разберемся с Корифеем. А потом все-таки устроить экспедицию к той стене из самоцветов, вдруг что-то о чешуйчатых узнаем… будешь сидеть в своей Тени — ничего не получишь и не узнаешь! На этот раз разрыв явственно моргнул, но из него так никто и не появился. Покопавшись в сумке, я вытащила руну, которую мы нашли в гробнице Файреля, и тут же отложила ее обратно. Ванде она в память вряд ли врезалась, а вот у меня возникла идея, как воспользоваться находкой. Больше ничего ценного для демонессы у меня не нашлось — не считать же ворох одежды, бутылку вина или десяток кинжалов значимыми предметами? Впрочем, вино я оставила рядом с гитарой, вздохнула и посмотрела на Глена. — Добавишь что-нибудь? Он кивнул, но говорил так тихо, что расслышать ничего не удалось — да я и не слишком стремилась. Ванда где-то была, что-то с ней происходило, и своя воля у нее явно оставалась, ведь не сам же по себе мигал этот разрыв. Значит, нужно просто ждать. — Жива ты или мертва, — прошептала я и улыбнулась, правда, почему-то опять через слезы, — скажешь мне сама, когда придешь из Тени. Разрыв я тебе оставлю.