В безумной ярости

Прерывистое дыхание Майкла затуманило тусклый экран, подвешенный перед ним. Его серебряные глаза метались туда-сюда, пока он пробирался через каждую камеру. Его голова кружилась от того, что он дёргал головой из стороны в сторону, чтобы следить за дверным проёмом в другом конце помещения и вентиляционным отверстием справа от него. Каждый звук вызывал страх, покалывающий его тело, как крошечные иголки на коже, в ожидании, что его схватят и разорвут на части в любую минуту. Руки Майка дрожали, несмотря на его попытки выровнять дыхание. Ему хотелось свернуться калачиком и разрыдаться. Но здесь его никто не утешит, так что он должен продолжать. Ужас сковал его тело, но он был здесь не просто так. Он покончит с этим раз и навсегда. Его отец бродил по этим коридорам. Его отец; жестокое, манипулирующее, убивающее детей недоразумение. И это была даже не половина из всего перечисленного. Майкл ничего так не хотел, как освободить мир от этого отвратительного пятна того, что когда-то было человеком, и он знал, что должен быть тем, кто сделает это. Но даже после всех этих лет кошмарная паника, окружавшая его отца, всё ещё заставляла чувствовать Майка плохо. Когда они вообще видели друг друга в последний раз? Лет тридцать назад? А может сорок? Майк не очень хорошо следил за временем. Годы тянулись ужасающе быстро и мучительно медленно одновременно. В большинстве случаев ему везло, если он даже помнил, кем он был, когда просыпался, потому что всё подобие себя практически стёрлось после того, как эта тварь превратила его в это. Каждая ночь в том, что казалось его личным адом, становилась все хуже и хуже. Растущая агрессия его отца в течение недели была понятна; он терял терпение. Майкл не мог винить его. Он начинал чувствовать то же самое. Он был совершенно уверен, что отец его не узнал. С тех пор, как он пришел сюда, он не слишком много говорил, а медвежья маска, которую он часто носил, прекрасно справлялась со своей задачей, которая заключалась в том, чтобы скрывать его лицо. Однако, одна из его частей хотела достучаться до своего отца. Майкл не только жаждал его любви, ласки и эмоциональной связи, но и прежде всего физической привязанности. Он списал это на то, что в детстве им так жестоко пренебрегали эмоционально. Среди многих, многих других вещей... Тем не менее, какая-то его долбанутая часть скучала по отцу, независимо от того, как с ним обращались. Он старался не позволять себе чувствовать себя виноватым из-за того, что ему не нравились тихие ночи, которые они проводили вместе. Это было неправильно, черт возьми, он должен был их не любить. Это было сексуальное насилие, черт возьми, он должен был обратить на это внимание. Особенно на то, как его отец прикасался к нему, или то, что это был единственный случай, когда он получал безраздельное внимание отца, или то, как приятно ощущались его руки, когда он... Что ж, неважно. Сейчас было не время. Майкл прижал ноги к друг другу и проклял себя за то, что позволил этому случиться. Он даже не подозревал, что его тело все еще может это делать. Немного подумав, он понял, что не может вспомнить, когда в последний раз испытывал подобное чувство. Должно быть, это было еще до Эннарда, но даже тогда это не особо происходило. Не то чтобы он проводил много времени с другими людьми. Более сорока лет у него не было ни малейшего желания нормальной близости, но в тот момент, когда он подумал о сексуальных достижениях своего отца, ему стало хуже. Он бы обвинил в этом стрессовую обстановку и назвал это страхом перед собственным здравомыслием. Ведь сейчас было не время. Воспоминания о сексуальных ночах, которые они с отцом проводили вместе, прокручивались в его голове, как фильм на двухкратной скорости. Майк крепче прижал ноги к друг другу и неловко поёрзал в своем офисном кресле, выпуская воздух через поджатые губы. С ним было что-то серьёзно не так. Затем он был вырван из своих мыслей и возвращен в реальность, когда завыли сигналы тревоги, замигали огни, и его экран потемнел. Он был на грани жизни и смерти. Сейчас было не время. Майкл развернул своё кресло лицом к монитору, показывающему состояние каждой системы, и изо всех сил вцепился в его край одной рукой, а другой так сильно ударил по кнопкам перезагрузки, что чуть не сломал палец. Каждые несколько секунд он поглядывал на дверной проём, ожидая, что аниматроник уже стоит там. Аудиоустройства перезагрузились. Следующими были камеры. Ему показалось забавным то, что вентиляция будет перезагружена последней, но в тот момент ему было не до смеха. По-прежнему никаких признаков его отца. Майкл чувствовал, что его может стошнить. Он был не вполне уверен, как это будет выглядеть, поскольку он не ел регулярно. Было ли это вообще возможно? Система камеры перезагрузилась. От сигналов тревоги у него заколотилась голова. Осталась только одна система. Он прислонил голову к верхней части монитора, закрыв глаза, чтобы хоть на мгновение успокоиться. Короткий промежуток времени, когда ему не нужно было видеть свое грязное, ужасное окружение и просто думать. Почему он позволил этому случиться? Он отчитал себя за то, что позволил своим мыслям блуждать. Это было бы не так плохо, если бы речь шла о чем-то нормальном, но о его отце? Они трахались...? Он приказал себе взять себя в руки. Монитор дернулся в сторону, и Майкл подскочил на кресле, широко раскрыв глаза, обнаружив стоящего перед ним крупного аниматроника. Старые, ржавые винты, которые крепили монитор к стене, заскрипели, когда они отчаянно пытались удержать его на месте, но Спрингтрап с легкостью оторвал его от бетона и бросил на пол. Экран разлетелся вдребезги, и крошечные осколки стекла разлетелись вокруг, как почти невидимые пули. — Я так рад нашей встрече, — Майкл вздрогнул, услышав голос своего отца; он почти забыл, как бы он звучал сейчас. — Чего такой нервный? Дрожь пробежала по его спине, и он сжал кулаки, когда хриплый голос отца вызвал новую волну нежелательных реакций со стороны его тела. Майкл пытался выглядеть убедительно бесстрашным, но он чувствовал дрожь в своих руках и то, как его живот напрягся так сильно, что его могло стошнить. И, несмотря на это, он все еще не мог заставить свой член опуститься, как бы он ни старался. С ним было что-то действительно неправильное. — Что там? — спросил Спрингтрап. — Язык проглотил, что ли? — Он потянулся к Майклу одной иссохшей рукой гораздо быстрее, чем должен был бы двигаться аниматроник. Сустав его локтя щелкнул, когда металл скрестился. Острый металл царапнул грудь Майка, когда он схватил его за рубашку спереди и рывком поднял со кресла. Спрингтрап притянул его ближе, лицом к лицу, пока его прелое дыхание не окатило Майкла и не заставило его поморщиться. — Да ладно тебе, — поддразнил Уильям. Он повернулся и швырнул Майкла на стол, его бедро врезалось в него с такой силой, что оно с оглушительным звуком ударилось о стол. Он рухнул животом на поверхность, когда боль пронзила его ногу. Маска упала с его лица, но у него не было времени беспокоиться об этом; аниматроник уже прижался к нему сзади, склонившись над его телом, чтобы он мог шептать ему на ухо. — Мне так нравится, когда люди кричат. Он схватил его за волосы и дернул голову вверх, прогиная чужую спину и прижимая живот к краю стола. Майкл лишь на мгновение увидел свое испуганное отражение в окне, и его голова почти сразу же ударилась о дерево. Только тогда Спрингтрап заметил маску на столе, которая больше не скрывала лицо Майкла. Конечно, любопытство взяло верх. Уильям уже наслаждался жизнью, и казалось, что он сорвал джекпот и теперь он получит хорошее зрелище. — Ну-ка посмотрим кто тут у нас. Без твоей дурацкой маски. Майкл застонал, когда металлические пальцы впились в его плечо, чтобы перевернуть его, его бедро протестующе загудело. Сразу после этого тяжелая рука опустилась ему на грудь, выдавливая из него воздух, пока он не начал несильно задыхаться. — Боже правый, что с тобой стряслось? — Уильям усмехнулся, отряпнув как можно дальше от Майка. Если бы Майк мог, он согнулся бы пополам от смеха, увидев реакцию Уильяма на его появление. Он был почти идентичен любому другому; отвратительно человеческий для чего-то настолько чудовищного. Всё, что он мог сделать, это хрипло кашлянуть, что, как он надеялся, прозвучало как смех. — Элизабет, — сумел выдавить он, чувствуя, как из рассечённой губы сочится немного черной жидкости. Уильям замер, уставившись на Майкла с пугающей интенсивностью. Если бы взгляды могли убивать, он знал, что уже был бы мертв. Между ними повисло неловкое молчание, и когда он наклонился над ним, Майкл искренне испугался за свою жизнь. — Элизабет? — повторил он, звуча нехарактерно спокойно, учитывая источник и ситуацию. Майкл нервно улыбнулся. — Я с-собрал ее обратно, — объяснил он. — Как ты и просил, отец. Только оказывается, она была недовольна таким вот небольшим воссоединением семьи. Костюм на долю секунды дал сбой, его глаза загорелись, а голова дернулась в сторону. — Майкл! — пронзительный рык заставил Майкла приготовиться к худшему. Уильям всем весом навалился на грудь сына, сразу же почувствовав, как старое иссохшее тело начинает поддаваться давлению. Майкл прохрипел, хватая ртом воздух, и поднял руки, чтобы беспомощно вцепиться в запястье Спрингтрапа. — Ты должен был сдохнуть, — выплюнул Уильям, надавливая еще сильнее, чтобы услышать, как треснула грудина Майкла под его рукой. Сначала ответа не последовало, только отчаянный смешок человека, который знал, что его превзошли. Черные слезы заблестели в уголках его глаз. — Ты тоже. Уильям убрал руку с груди Майкла и сжал ее в кулак. У Майка не было времени закончить вдох. Силы удара Спрингтрапа было более чем достаточно, чтобы его грудная клетка прогнулась, и воздух наполнился отвратительным звуком хруста костей и плоти, сминаемых вместе. Его живот свело судорогой от тщетных попыток вздохнуть, когда Уильям вытащил руку из углубления в груди. Уильям удовлетворенно фыркнул и отступил на несколько шагов, с гордостью любуясь делом своих рук. Пока он не заметил, что Майкл всё ещё улыбается, несмотря на то, что бешеное дыхание прекратилось. Хотя это была менее нервная улыбка, чем раньше, и более хитрая, как будто он знал что-то, чего не знал Уильям. Он встретился взглядом с Майклом, удивление сменилось недоумением, поскольку ни один из них не узнал другого. Аниматронный костюм снова дал сбой, издав ужасный визг, когда части эндоскелета соскреблись друг с другом от внезапного резкого движения. Уильям громко застонал от раздражения, когда костюм начал произносить несколько слов из своего старого режима, которые он использовал раньше, сильно ударяя себя в грудь, пока голос снова не затих. Затем потрескивание электричества испугало Уильяма. Он попятился к картотечному шкафу, наблюдая, как над ним мерцают огни. Он почувствовал странное притяжение к телу Майкла, очень похожее на статическое электричество, заставляющее воздушный шарик прилипать к твоей руке. Когда он посмотрел на своего сына, он был сбит с толку этим зрелищем, почти не веря, что пустота в его груди снова заполнилась. Он покачал головой и отступил назад как раз в тот момент, когда Майкл судорожно глотнул воздуха. Уильям больше не терял времени даром, грубо схватив сына за горло и ударил его головой назад, чтобы снова пригвоздить его к столу. Майк посмотрел на него широко раскрытыми серебряными глазами, которые ему не принадлежали, и больше не выглядел испуганным, а вместо этого радостным и решительным, как будто у него был еще один шанс сделать то, что он не смог сделать раньше. — Ты не умрешь? — спросил Уильям, сжимая пальцами шею по обе стороны от себя. — Мне сказали то же самое, — хрипло ответил Майк. Уильям фыркнул, используя хватку на горле, чтобы перетащить Майка дальше на стол. Его голова ударилась об окно сзади, и когда он снова открыл глаза, его зрение было размытым. Затем, среди его легкомыслия, его отец разорвал его форменную рубашку и только усилил его замешательство. Пуговицы со звоном посыпались со стола на пол, но его белая майка была задрана до груди прежде, чем он успел возразить. На мгновение воцарилась тишина, все движения прекратились, и Майк воспользовался этим моментом, чтобы отодвинуться назад, чтобы прислониться к окну и посмотреть вниз на свою грудь, пытаясь увидеть то, что внезапно так заинтересовало его отца. Недавно нанесенная рана уже была едва заметна, единственным признаком того, который намекал на произошедшее с ним, был тонкий порез на коже над грудью. Скоро даже он исчезнет. Множество других шрамов и вмятин покрывали тело Майкла. Несколько мест на его руках были обмотаны бинтами, а в тех местах, где их не было, сквозь него проходили толстые металлические провода. Внимание Уильяма было в основном сосредоточено на его животе, где дыра от Эннарда так и не зажила по-настоящему. Металлические шнуры частично закрывали трещину изнутри, но все же оставалось что-то вроде отверстия. Вход для чего-то? Выход? Уильям обнаружил, что его это не особенно волнует. Майкл издал мучительный вопль, когда большая рука аниматроника просунулась в отверстие. Его руки метнулись к скелетообразному запястью в попытке вытащить его, сжимая его так сильно, что острый металл впился в ладони и порезал их. Спрингтрап казался совершенно бесстрастным, не сдвинувшись ни на сантиметр. Уильям с любопытством исследовал внутреннюю часть тела Майка, проводя пальцами по странным проводам и кусочкам металла. Майкл плакал, умоляя его остановиться, но Уильяму было слишком смешно слушать, как его сын умоляет и плачет. Он только хихикнул в ответ. — Какие милые звуки ты издаешь, Майки. Они для меня? — издевался он. Он схватил пригоршню проводов и дернул за них, раззадоренный тем, что тело Майкла изогнулось в страдании. — Это всё от Элизабет? Майкл горячо закивал, не уверенный, что сможет внятно ответить. Прозрачные слезы стекали по его щекам, следуя за каждым изгибом его лица, прежде чем собраться на подбородке и упасть на грудь и стол внизу. Проходит несколько мучительных минут с отцовской рукой в животе, копающейся там, как будто он может найти там какой-то особый приз. Когда Уильям наконец убрал руку, всё, что мог сделать Майкл, это обессиленно лежать. Его аниматронная рука была покрыта черной жидкостью, которая служила кровью Майкла, и он с любопытством осмотрел её, сжимая пальцы вместе и размазывая её по ним. Спрингтрап поднял другую руку к своему затылку, быстро найдя механизм, чтобы разжать челюсть. Она распахнулась с отвратительным щелчком, старый костюм с трудом двигал челюстью, к которой почти пятьдесят лет почти не прикасались. Тело Майка уже начало залечивать повреждения, дыра в его животе начала уменьшаться, возвращаясь к своему нормальному размеру. Его дыхание оставалось поверхностным, пока боль медленно, очень медленно рассеивалась, наблюдая за своим отцом с чувством, что он уже знал, что собирается сделать. Он съежился, когда пальцы Спрингтрапа скользнули в свой старый, иссохший рот, от чего желудок Майка скрутило. — Гадость, — простонал он. — Слушай, это даже не имеет смысла. Уильям замычал, схватился за свою макушку и положил руку под подбородок. Он сдвинул их вместе, и они со щелчком встали на место. — Есть много вещей, которые не имеют для тебя смысла, Майкл. — усмехнулся он и положил руку на нижнюю часть живота своего сына, прямо над поясом брюк. Майкл сразу напрягся, ожидая второго раунда отцовской руки в своем теле. Боже, он так устал от всего этого. Хотя он был приятно удивлен, когда Уильям вместо чего-то ужасного, скажем так, просто мягко потёр область, взад и вперед, как он иногда делал, когда у Майкла в детстве болел живот. Парень заметно расслабился. — Чего это ты? Другая рука присоединилась к первой, теперь обе руки переместились на бёдра Майка. Большие пальцы Спрингтрапа выписывали круги около костей, которые выступали из его истощенного тела, и его глаза были прикованы к ним. — Ты выглядишь усталым, Майкл, — сказал он. Майк был ошеломлён мягким тоном в голосе своего отца, которого он не слышал с тех пор, как его младший брат был еще жив. Он вздохнул, закрыв глаза и просто наслаждаясь прикосновениями. — Да, я устал. Ты даже не представляешь как, — он слегка вздрогнул, когда его рука на долю секунды опустилась ниже и коснулась его паха, прежде чем скользнуть обратно вверх. "Держи себя в руках", подумал он. Уильям пробирался вверх по телу Майка, прижимая к нему ладони, пальцы опускались и поднимались вдоль каждого изгиба и бугорка. — Ты прав, — ответил он. — Я действительно не представляю как, — Майкл почувствовал нотку сарказма, но ему было всё равно. Его разум был слишком занят тем, что происходило, пытаясь подавить возбуждение, поднимающееся внутри него из-за того, что к нему снова прикасались. Не насильно, нет, но почти с любовью, нежными руками. И ни много ни мало его отцом, единственным человеком, оставшимся в своём жалком подобии жизни. Тот, кого он так долго хотел принять, жаждал его любви и внимания. И наконец-то, — наконец-то! — до него дошло; наконец-то всё внимание Уильяма было приковано к нему. Знакомое ощущение всколыхнулось в его груди, и он тоскливо вздохнул. Господи, насколько он был несчастен? Спрингтрап убрал руки, комната наполнилась тишиной, и Майк устало открыл глаза. Не прошло и секунды, как его ноги подняли, схватили за бедра и потянули вперёд, пока его зад не ударился о переднюю часть аниматроника. Майкл взвизгнул и приподнялся на локтях, готовясь попытаться сбежать. — Да ты развратней, чем я тебя помню, — хохотнул Уильям. Его пальцы больно впились в бедра Майка, которые задрожали под его ладонями, вызвав у него еще один смешок. Майкл посмотрел на него в замешательстве, сдвинув брови. — Чего? Его отец просунул одну руку ему между ног и нащупал выпуклость в штанах. — Ай-яй-яй, Майки, — отчитал он. Майк запаниковал, приподнявшись на одной руке, чтобы попытаться оттолкнуть Уильяма и скрыть свой позор, но это было бессмысленно. — Это... это от стресса! — воскликнул он, надеясь, что его отец просто бросит эту затею. Но даже он понимал, что это маловероятно. — Стресс, стресс, конечно! —рассмеялся Спрингтрап. — Да-да, это так. Не потому, что тебе нравились мои руки на тебе! Майкл нахмурился и открыл рот, чтобы возразить, что да, стояки от стресса действительно существуют, и да, это то, что у него было. И что он абсолютно не возбуждался, снова чувствуя руки своего собственного отца на своем теле, и у него определенно не было сексуальных мыслей о том, что они вместе, особенно теперь, когда он знал о своем затруднительном положении. У него не было возможности что-либо сказать, вместо этого он вскрикнул, когда его эрекция была зажата через штаны. Уильям покачал головой. Его сын был совершенно жалок. Какое жалкое подобие мужчины. Как получилось, что у него, умного, красивого, в основном успешного бизнесмена, оказался такой никчемный педик, как Майкл? Он прижал ладонь к члену Майка, гордость поднялась в его груди, когда он вырвал у своего сына самый восхитительный стон. Что за странность — получать удовольствие от того, что к его члену прикасается другой мужчина... Это продолжалось всего пару минут; Майкл издавал тихие стоны и мольбы, Уильям гладил его через штаны и наслаждался тем, что видел; пока дыхание Майка не стало более затрудненным, а бёдра не начали тереться о его ладонь. Уильям с удивлением наблюдал, как его сын напрягся со сдавленным стоном и кончил, член подергивался под его рукой. — Боже ж ты мой, Майкл, — фыркнул он, продолжая тереть его во время оргазма. — Ты ведёшь себя так, как будто никогда раньше этого не делал. Майкл тяжело дышал, смущение переполняло его, когда он, запинаясь, безнадежно искал оправдания. — Я это от адреналина! — сказал он, прекрасно понимая, что это не имеет к этому абсолютно никакого отношения. — Конечно, — невозмутимо ответил Уильям. Потёртая ладонь аниматроника уперлась в сверхчувствительный член Майкла, и он болезненно выдохнул. — А когда ты в последний раз кончал? Мозг Майкла отключился, пытаясь обдумать это. Как давно это было; десятилетия? — Ну, давно, — смущённо признался он. — Это когда я ушёл, да? — ответил Уильям, его самодовольная аура насмехалась над Майком. Он проклинал способность своего отца, казалось бы, читать его мысли, просто кивая головой и стараясь не плакать от того, как быстро стало больно между ног. Он попытался вырваться из его руки, но Спрингтрап просто снова притянул его к себе. Ноги свисали со стола, и он легонько дёрнул ими, бесполезно расставив их в безрезультатной попытке убрать отцовскую руку. Уильям воспользовался своим шансом, зажав бедро между коленями Майка и раздвинув их, чтобы он мог протиснуться между ними. Обе руки переместились на бедра Майкла, прижимая их к столу. — Значит, что, — протянул он, — у тебя не было любящего прикосновения женщины? Его серебряные глаза скользнули по его телу. Дыхание Майкла сбилось, беспокойство затрепетала в его груди. Конечно, без любящего прикосновения женщины. Разве он не знал?.. Он с опаской рассмеялся, решив, что просто заставит своего отца поверить в то, во что он хочет. — Взгляни на меня, отец. Как ты думаешь, кто-нибудь хотел бы быть со мной? Их взгляды встретились, и Майкл почувствовал, как дрогнул от понимающего взгляда в глазах своего отца. — Что ж, я очень надеюсь, что ни одна женщина не была с тобой, Майкл. Он с трудом сглотнул и робко ответил: — С чего бы это? — Потому что ты мой, недотёпа ты эдакий, — прошипел Уильям. — Единственный человек, которому позволено прикасаться к тебе, — это я. Единственный человек, которому позволено любить тебя, — это я. Давление на бёдра Майкла усилилось, и он судорожно втянул воздух. — Ого, — легкая улыбка заиграла в уголках его губ. Его отец любил его? Его отец хотел прикоснуться к нему?? Уильям фыркнул. — Не говори так будто ты удивился, —Он обхватил ногами Майкла свои бедра, придвигая его ближе, пока его зад снова не упёрся в переднюю часть аниматроника. — Ты единственный, кто остался. Майкл почувствовал, как его сердце рухнуло вниз, пока Спрингтрап продолжал говорить, и все прежние чувства радости были подавлены почти мгновенно. — У меня не так много вариантов, знаешь ли. Нехарактерная для Майкла вспышка гнева пронзила его. Он стиснул зубы и сжал кулаки по бокам. — Отвали. Уильям бросил на него острый взгляд; тот, который раньше вселял страх в самое нутро Майка и превращал его в скулящего щенка; но всё, что он делает, это еще больше провоцирует его гнев, особенно когда он всё ещё говорит. — Чего? Ты ожидал, что я совру и скажу, что ты все это время был моим любимчиком? У, это было бы так отстойно. Майкл сел и толкнул отца в плечо, но чудовище не сдвинулось с места. — Отпусти меня, — потребовал он, извиваясь в объятиях Уильяма и пытаясь вывернуться из-под его рук. — Я всегда обращал на тебя внимание только потому, что у меня не было никого другого, — продолжил Уильям, звуча все более и более невменяемым по мере того, как он продолжал. — Блин, да даже сейчас я использую тебя только как последнее средство. Я бы предпочёл кого-нибудь другого, Майкл. Лучше бы пошёл, да и поискал какого-нибудь бомжа с улицы! — Он проигнорировал мольбы Майка остановиться, прекрасно понимая, что его слова были подобны ледяным иглам, вонзающимся в сердце его сына. О, как он скучал по тому, что причиняло ему боль, скучал по тому жалкому личику, которое он корчил, когда у него было разбито сердце. Уильям склонился над ним. — Ты для меня никто, Майкл! — Он выгнулся назад, и в воздухе раздался безумный смех. — Ради бога, сынок, ну ты только взгляни на себя! Даже до того, как ты превратился в это, ты и так выглядел так, словно твоё место в могиле. — Он едва мог говорить из-за своего хохота и криков, громкий смех звенел в ушах Майкла. Майк сел, схватил ближайший предмет, которым оказался тяжелый телефон, и сорвал его со стола с такой силой, что шнур оборвался. Он с криком сильно ударил телефоном прямо в лицо своему отцу. Уильям отшатнулся назад, и у него наконец появился шанс, он бросился к двери, а черные слезы текли по его лицу и затуманивали зрение. Он едва заметил, как его отец захохотал. — Вот это совсем другое дело! Единственное, что было у него на уме Майка, — это самооборона. Топор, который был прислонен к дверному косяку и собирал пыль, наконец-то найдет себе хорошее применение. Его плечо врезалось в стену, и боль пронзила руку, но у него не было времени по-настоящему осознать это, он наклонился и схватил рукоять топора. Майкл развернулся и поднял его, готовясь начать размахиваться, как раз в тот момент, когда Уильям врезался в него. Он прижал его к стене огромным аниматронным телом и схватил за запястье, раздавив его в своей хватке. Майкл издал мучительный крик, топор выпал из его руки и с громким стуком упал на пол. — Я с тобой по-хорошему, Майки, — выдохнул Спрингтрап. — Только не говори, что ты забыл чем это может закончиться. Майкл старался не подавить рыдания, вместо этого лихорадочно ломая голову в поисках любого способа побыстрее сбежать от аниматроника. Он вспомнил то время, когда его отец делал эти костюмы, его воспоминания были расплывчатыми и сбивающими с толку. Что-то насчет суставов первых аниматроников, их нельзя было трогать или... или что? Свободной рукой он дотянулся до бедра и просунул руку между потертым плюшем снаружи, чтобы яростно нажать на фиксатор и найти какое-то освобождение, молясь Господу, чтобы механика не оторвала ему палец. Ему удалось кое-что найти; хотя он и не был уверен, что это было; это сделало свое дело, и Майк быстро отдёрнул руку, чтобы избежать потери частей его руки. Раздался громкий щелчок и шипение, когда сустав освободился. Уильям удивлённо выдохнул, когда нога подкосилась, и он упал на колено, увлекая Майка за собой на пол. Майк повернулся и обнаружил, что топор лежит на полу вне досягаемости. Оттолкнувшись от Уильяма, чтобы дать себе возможность отойти от стены, он пополз к топору по плиткам. Как только его пальцы обхватили рукоять его схватили за лодыжку и потащили обратно по полу к Уильяму, который быстро оправился от падения. Майкл перекатился на спину и замахнулся, ударив Уильяма топором прямо в грудь. Топор встрял в его груди. Они оба остановились, почти комично, чтобы на мгновение уставиться на объект, пока тишину не нарушил еще один безумный смех аниматроника. — О, малыш, — поддразнил он. — Постарайся лучше в следующий раз. Уильям отпустил лодыжку сына, и тот вскочил на ноги, оглядывая комнату в поисках выхода. Спрингтрап сидел прямо перед дверным проёмом, единственным реальным способом выбраться, и чинил свой тазобедренный сустав. Всё не должно было так получиться, это была его вина. Майкл был просто каким-то трупом, настолько сильным, насколько он был жив; вероятно, даже меньше, учитывая тот факт, что он, блять, мертв. Он в панике потер лицо, пытаясь заставить себя думать. Всего через несколько секунд Уильям снова поднялся на ноги, схватившись за наконечник топора, чтобы с удовлетворенным стоном вырвать его из своей груди. Он покрутил его в руке, прежде чем положить в руки чтобы держать его как бейсбольную биту, закрыв один глаз и покачивая бедрами, когда он прицелился. Он замахнулся и выпустил топор из рук. Топор с тошнотворным хрустом ударил Майкла по ребрам и швырнул его на пол. — В яблочко! — ликовал Спрингтрап. Майкл вскрикнул и, пошатываясь, отполз в сторону, когда Уильям медленно подошел к нему. — О, Майки, — проворковал он. — Ты всё такой же ничтожный, как и в тот день, когда родился. Костюм снова дал сбой, на мгновение приостановив движения его отца. Майк задавался вопросом, становились ли сбои тем хуже, чем больше возбуждался его отец. От этой мысли ему стало дурно. — Ты даже не можешь сделать свою чёртову работу правильно. Ты пришёл сюда, чтобы убить меня раз и навсегда, не так ли? И что? У тебя всё шло так хорошо до сегодняшней ночи. Майк стиснул зубы, прежде чем неуверенно ответить. — Я пришел сюда, чтобы убить тебя, —повторил он, игнорируя мучительную боль от движения руки, чтобы схватить топор. — Вот! Уильям остановился, чтобы понаблюдать за ним, обрадованный тем, что его сын страдает, пытаясь вытащить оружие из бока. — И ты бы так поступил со своим собственным отцом? Майк сделал глубокий вдох и задержал его на мгновение, прежде чем с недовольным звуком выдернул топор из бока. Он с трудом поднялся на нетвердые ноги, опираясь на ближайшую стену, чтобы удержаться на ногах. Уильям был ошеломлен выражением глаз своего сына. Он никогда не видел его таким разъярённым. — Я ненавижу тебя, — прорычал Майкл. — Я всегда ненавидел тебя. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, воздух стал угрожающим. — Я собираюсь убить тебя. — Можешь стараться изо всех сил, Майки.