Слом

Ревел Мицки долго, совершенно ничего не понимая и не контролируя — чакра выплёскивалась из него, к счастью, ничего не разрушая, но он даже вошёл в Режим Мудреца, изменившись. И всё так же рыдал — горько, обиженно. От такого всплеска чакры Хатаке переволновался, и даже ещё несколько джоунинов прибежало, а отдел Яманака из барьера, связался с седьмым. Впрочем, сразу же, Хокаге сказал не вмешиваться, когда Орочимару всё объяснил. Шиноби, вроде как, послушались, но даже шестой нервничал из-за того количества чакры, что пропускал через себя Мицки. Лишь когда Лог воздвиг свой барьер над их двором, а саннин сказал про ограничивающую печать, с которой змеёнок не сможет ничего разрушить, хоть что-то успокоилось. Но, всё равно, за несколько часов истерики Мицки пропустил чакры столько, что можно было полностью стереть Коноху с земли. Однако этого так и не случилось. А потом змеёнок выдохся — слёзы и Режим Мудреца совершенно его измотали — и он отключился. Боруто тоже плакал от шока и нервов, сам проглотив несколько таблеток успокоительного, а Лога потряхивало, словно и он сейчас провалится в истерику. Орочимару мимоходом взглянул на старшего в нервном трансе и уложил младшего на кровать, стягивая пончо и готовя капельницу. Мицки очень выдохся — веки покраснели, губы потрескались, а под глазами и на шее проступили тени вен. Саннин в тишине спокойно распечатывал необходимое, повесил на стену капельницу и закрепил, наконец-то, иглу в вене Мицки. Узумаки кое-как сбросил куртку и пристроился рядом, осторожно взял ладонь друга, всё ещё плача. Орочимару прижал к себе начавшего проваливаться в истерику Лога, чувствуя как тот вцепился в ткань на груди и заплакал в ворот. Змей ничего не говорил, не делал, только обнимал сына и дышал, успокаивая себя. Так, в тишине, прерываемой лишь всхлипами и тяжёлым дыханием, они пробыли около часа. Саннин успел успокоиться, приняв случившееся и смирившись с горечью, а у детей кончились слёзы. — Давайте не будем этого делать. — Ещё дрожащим голосом выдохнул Лог змею в ворот. — Зачем его мучать?.. — Голос у него такой жалкий, что он сам чуть снова не впал в истерику. Орочимару только гладил его по волосам и молчал. Долго молчал, пока старший не отстранился с совершенно разбитым видом и мокрыми от слёз глазами и щеками. — Ещё подождем, а потом уже… Он ведь не восстановился. Я… Я просто с ним останусь, чтобы он не боялся. Орочимару вздохнул. — Мы не можем опекать его каждую секунду, иначе Мицки так никогда и не поправится. Да… Пожалуй, это была ошибка — так резко поступить, и не сказав ему. Но он был спокоен и даже счастлив в последние дни. Впрочем, закономерно, что случился такой откат. — Он замолчал и погладил шрам Лога, заставляя успокоиться того и не перечить словам, не подбивать на то, чтобы сдаться. Отступить. — Мы выведем его из этой фазы, поговорим, а потом снова попытаемся. Он ведь сам хотел восстановиться, не забывай… — Это жестоко. — Всё же перебил его старший. Саннин вздохнул и снова прижал сына к себе. — Так же, как и заставлять новорождённых ходить и оставлять их одних, чтобы они учились сами о себе заботиться. Мы сначала поговорим с ним, он отдохнёт, но потом мы попытаемся ещё раз. После того, что он уже пережил, с чем справился, не думаю, что Мицки захочет отступить. И… Скорее всего, он просто расстроен. Обижен. Просто с его ещё неуверенным состоянием это вылилось в такую истерику. Посмотрим, что будет, когда он в себя придёт, и решим. — Мне не нравится это. — Глухо, недовольно проговорил Лог, Орочимару опалило плечо его дыханием через ткань. — Как и мне. Но мы не можем забрать случившееся из его жизни. На это сын молчал. Боруто тоже. Они в этот раз даже не выходили никуда, куря прямо в спальне, только расползлись друг от друга, каждый в одиночку размышляя над случившимся. В тишине и висящей в воздухе тоске. Змей вздохнул и принялся проверять состояние Мицки, подключил вторую капельницу и добавил в неё успокоительное. Ещё через пару часов кончилась и вторая доза, и саннин вынул иглу из тонкой руки, а за окном стемнело. Лог и Боруто придвинулись ближе к Мицки, ложась с двух сторон, но по-прежнему каждый был сам в себе. Орочимару погладил всех по очереди и вдохнул спокойный, ночной воздух, отправляясь от дома прочь. — Не нужно за мной ходить, Какаши-кун. Я всего лишь прогуляюсь в безлюдном месте. Хатаке, собственно и не то, чтобы собирался, но всё же нервно поглядел на дом. — Мицки не потеряет контроль? — Он без сознания и накачан успокоительным. Шестой кивнул и всё же каким-то недоверчивым взглядом проводил саннина. Змей хмыкнул и растворился в темноте, направляясь в одно место, за забором Конохи, что так и не пострадало за все эти годы. Впрочем, природа и сама изменила эту речку, сделав её и залив, к которому пришёл Орочимару, шире, глубже и быстрее. Он тихо сел на берег — как и много-много лет назад — и вслушался в покой. Просто сидел возле реки, что в ночи уносила его мысли и успокаивала нервы. До обеда следующего дня так больше ничего и не произошло. А когда Мицки проснулся, то был очень тихим и разбитым, и совсем не мог что-то разрушить. Или говорить. Он просто очень тоскливо посмотрел на Орочимару, а потом тяжело поднялся и влез к нему на колени, утыкаясь лицом в плечо. Он сидел тихо и послушно выпил лекарства, а саннин пока не собирался начинать разговор. Только когда Боруто пообедал, а змеёнок выпил с отцом чай, всё так же болезненно прижимаясь к нему, змей начал говорить. Разговор был сложным. Мицки, безусловно всё понимал, но ему не хотелось оставаться одному. Очень. Даже мысли об этом нагоняли на глаза крупные слёзы, и пронизывали болью сердце и душу. Он так привык, так любит их дом, их семью, что просто не может без них. Это было так обидно — что от него отойдут — что Мицки даже задыхался, не в силах справиться с эмоциями. В итоге, ему пришлось выпить ещё дозу успокоительного и он безвольно лежал в руках отца, тихо плача. Да, они не сразу уйдут, не сразу оставят его одного, и будут приходить постоянно, наблюдать и любить. В любом случае. Мицки понимал это, но сердце всё равно болело. Ещё и брат с Боруто были совершенно разбиты его истерикой. Но были рядом. Смотрели, держали. И Узумаки никуда не уходил. Был с ним. Мицки очень хотелось, совершенно неправильно, малодушно, как можно дольше и сильнее болеть. Лишь бы они все были рядом с ним. Остались и забрали его домой, чтобы снова вернулась их жизнь. Без всего этого. И случившееся… Мицки просто сделает вид, что этого не было. И они останутся в пещерах. Этого безумно хотелось, он даже почти был готов как-то навредить себе, лишь бы дольше и больше быть тем, за кем им придётся ухаживать. Лишь бы Боруто остался. Не уходил. Чтобы он остался с ним. И как безумно гадко ему было от этих мыслей. Такое отвращение поднималось и давило горло, что его аж тошнило. И кошмар, на фоне этого, почти блёк. Мицки воротило от подобных мыслей, от того, что он слаб настолько, что сдаётся, что готов вредить себе, лишь бы получить заботу; готов заставить их оставить всё и сосредоточиться на нём. Отобрать их нормальные жизни, лишь бы самому быть счастливым. Но, он ведь не хочет делать им плохо, верно? Хочет чтобы у них всё было хорошо… От этого было так тошно, мысли так разрывали сознание, что к ночи, даже несмотря на двойную дозу лекарств, Мицки снова впал в истерику. Только теперь он не только рыдал, но говорил всё это. Весь этот бред, что разрушал сознание, захлёбываясь слезами, путаясь в словах, сознании и том, что хотел сказать. А потом в один момент его резко отключило. Голова стала звеняще пустой, силы покинули тело, и он обомлел на кровати. Последнее, что он почувствовал, была игла в вене. Такого Орочимару не ожидал. Истерики — да. Но, что Мицки подумает про вред себе и манипуляции, саннин не предполагал. Как и того, насколько эти мысли погрузят ребёнка в новую волну приступа. Хотя, змеёнок осознавал, что это плохо, и не хотел этого делать — просто отчаянье одиночества, страх, гнали мысли в этом направлении. Не ожидал змей и того, что когда Мицки отключится, кричать начнёт Лог. Это, пожалуй, было более невероятно, чем эмоции младшего — старший всегда был спокойнее, более похожим на саннина, и не кричал. Но, ни Мицки, ни Лога Орочимару не останавливал, позволяя им так отпустить эмоции. Какаши за окном делал вид, что ничего не происходит, и он не слышит криков. Боруто лежал тихо, иногда плача, и обнимал младшего; Орочимару слушал боль страшного и снова погладил по голове, когда у того кончились силы. Лог диковато дёрнулся от руки. — …давайте заберём его домой. Как он и хотел, и Мицки не будет страдать. Не будет думать… это. Орочимару вздохнул и всё-таки прижал к себе сына, перебирая светлые волосы. Он понимал, как старший дорожит младшим, как боится за него, как любит. Но не мог же сразу вернуть всё назад. И убрать эту проблему из его головы по щелчку пальцев, чтобы он не помнил, и не был травмирован. И просто забрать обратно в Звук не мог. — Это то же, что и было раньше — откат, после периода покоя и радости. Просто сейчас сильнее, чем в предыдущий раз. — Ему не становится легче!.. — Снова перебил он саннина, зло и обиженно. — Становится. Иначе он не стал бы говорить ничего, только рыдал бы. — Старший в руках замер, перестал нервно дышать. А потом расслабился, то ли смирившись, то ли потеряв силы. Орочимару продолжал гладить его, поглядывая на растерянного Узумаки, что обнимал Мицки. — Через какое-то время он выйдет из этой фазы, успокоится, и тогда мы займёмся разговорами, подумаем, менять ли что-то. Если захочет вернуться, мы уйдём домой, если захочет остаться, мы продолжим помогать ему осваиваться. Но только так — когда он переживёт истерики и вернёт покой. Сейчас мы не будем забирать его домой — только когда он решит. Лог молчал. Узумаки тем более — в эту перепалку он не лез. Да и… Успел понять слова Орочимару. Лог тоже, просто нервы, сердце за младшего болели и держали в напряжении. Только курить ему саннин не дал. Впрочем, сын и не двигался никуда, он был явно слишком раздавлен истерикой. Своей и Мицки. Потому и ему змей сделал укол и уложил рядом с младшим, обнимая всех троих детей, хоть как-то успокаивая и успокаиваясь. Напряжение и нервы медленно отпускали, растворяясь в ночи. Но ещё несколько дней Мицки был всё так же раздавлен, жалко смотря в никуда, болезненно прижимаясь к кому-нибудь. Он снова был так же напуган, как в самом начале, нуждался в ком-то. В защите. Однако сейчас его разум всё же работал. Когда он достаточно оправился от этого, то прижался к отцу. — Я знаю, что надо… Но я не могу, не хочу так… сразу. — Мы и не оставим тебя. Лог будет ходить с тобой. Просто… Будет чуть дальше. — Не сейчас. — Поломано, жалобно выдохнул змеёнок, цепляясь за кимоно. Саннин вздохнул, осторожно обнимая его. — Хорошо. Понемногу напряжение спадало, тьма и холод отступали от Мицки, но тихие слёзы ещё лились. Но Мицки, вроде как, старался. Пусть две недели он не выходил из дома, восстанавливаясь в руках семьи, но сердце и разум будто становились крепче. Настраивались, чтобы снова выйти в мир. К жизни. Было тяжело, и он почти ни про что не думал, глотал необходимые таблетки и лежал между любимых. Но потом всё же встал на ноги и почти не трясся. Был ещё надломлен, но шёл, держа Боруто за руку.