***
Катерина помнила, что оставляла на столе в покоях бутылку красного вина на случай, если все пройдет хуже, чем планировалось. Что ж… видимо, не зря. Нервы на пределе. А хороший алкоголь — проверенное средство. Особенно в таких ситуациях. Двери распахнулись, и Ее Величество зашла в покои. Первое, на что она обратила внимание — запах. В спальне стоял приятный аромат явно женского парфюма. И все бы ничего, но Катерина вовсе не помнила, чтобы пользовалась таким ароматом. Что-то умеренно сладкое. Она так и не поняла, что именно это было. Вместе с этим в голову ударял запах дорогого табака вперемешку с ментолом. Странно. Императрица прошла вглубь зала и вдруг застыла на месте, не в состоянии сказать и слова: Перед ней, в одном из широких кресел сидела Дарья. На ней темно-бордовое шелковое платье в пол; черные волосы свободно плывут по плечам, спускаясь до самых лопаток. Макияж в тон платья подчеркивал скулы, что придавало ей еще большую красоту. Екатерина буквально потеряла дар речи. Ее ведь никто не предупредил! Впрочем, эта дама всегда любила неожиданные визиты. Особенно по ночам. — Добрый вечер, Екатерина Алексеевна, — Даша же, кажется, не видела в этом ничего особенного. А ведь Никита Иванович должен знать, что она здесь. Не сказал, значит… с ним Катя разберется позже. Сейчас у нее есть дела куда важнее. Императрица подходит ближе, вставая напротив женщины. Во взгляде не было ничего, помимо ледяного спокойствия. И только привычная ухмылка выдавала ее. Екатерина буквально тонула в бездне этих глубоких лазурных глаз, не желая более возвращаться. Она любила эту женщину так, как не любила еще никого в своей жизни. Даже собственного сына она не любила так сильно. — Дарья Николаевна… — протянула государыня, положив руки на плечи любовницы, и устроилась на ее коленях. — Почему мне никто не сообщил о твоем прибытии, душа моя? Салтыкова усмехнулась. Она сама попросила Панина не говорить Катерине о ее визите. Может, она не хотела отвлекать Катю от дел, а может, просто решила явиться во дворец неожиданно. — Никита Иванович клятвенно обещал мне, что не скажет тебе ни слова до вечера, — шепчет Дарья, накручивая на указательный палец выбившуюся прядь белых волос Катерины. Значит, он знал. Знал и ничего не сказал. Вот же… — Подлец… — смеясь, заключила Катя. Салтыкова не позволяет ей больше ни единого слова. Кладет руку на шею и притягивает ближе, целуя в губы. Легкий привкус красного вина кажется Екатерине чем-то невероятным. Но в то же время, чем-то привычным. Родным. Эти полминуты показались императрице настоящей вечностью. Но, увы, все прекрасное имеет свойство заканчиваться. Даша наконец отстраняется, облизывая губы, и чувствует вкус чужой помады. От Царицы пахнет свежим кофе и еще чем-то пряным. — Этот идиот все еще ни о чем не догадался, — Ее Величество переходит на шепот, прижимаясь ближе к груди Салтыковой. Та только усмехнулась, продолжая нежно поглаживать Катю по спине. А он действительно глупец… только идиот может так долго не замечать очевидного. — Он уверен, что письмо все еще у тебя, — Продолжает государыня, наблюдая, как Дарья наливает вино в хрустальный бокал. — Клялся вернуть. Помещица возвращает бутылку на стол, переводя взгляд на любовницу. Интересно, как же он собирается это сделать? Или самовольно пойдет на костер? — Пейте, сударыня, вино, — усмехается Даша, протягивая бокал. — Поглядим, как это у него получится. Гробовую тишину спальни нарушает звон хрусталя.𝐶𝑙𝑖𝑛𝑘𝑖𝑛𝑔 𝑔𝑙𝑎𝑠𝑠𝑒𝑠.
26 июня 2022 г. в 19:51
Время шло к вечеру. Столица медленно погружалась во тьму, а привычная дворцовая суета сходила на нет.
Слуги старались ходить по коридорам как можно тише, дабы не вызвать гнева; разговоры в залах вели на пониженных тонах, будто опасаясь кого-то потревожить.
Катерина медленно ступала по коридору, думая то об одном, то о другом, но как ни старалась, возвращалась к одному и тому же. Салтыков.
Нельзя ли просто забыть о нем, как о страшном сне? Нельзя. Хотя очень бы хотелось. Но она не может бросить все так просто.
Вот распахиваются тяжелые двери, и она проходит в зал, где ее уже довольно долго ждут.
Сергей поднимает глаза, желая взглянуть на нее. Но делает это медленно, словно побаивается. И не зря. Катя ведь прекрасно знает обо всех его похождениях. Не дура поди.
Проходит дальше, одаривая его любезной — насколько это возможно, — улыбкой. Хотя, признаться, даже от его вида Екатерину тошнило.
Тот склоняет голову, беря и целуя ее бледную ладонь. Даже этот, казалось бы, привычный жест вызывает отвращение.
— Ну что ж ты как не родной? — спрашивает императрица, притягивая его ближе.
Видел бы Вас кое-кто, Екатерина Алексеевна. Смею спорить, ее бы перекосило от одного вида этой «чудной» картины. Да и Вам, собственно, это не приносит особого удовольствия.
— Ты думаешь, я забыла о нашем прошлом? — взгляд ее снисходителен. Сейчас Катя не чувствует к нему ничего, кроме жалости и дикого отвращения. — Я никогда этого не забуду.
Но это лишь оттого, что он последний глупец. Даже не заметил, как потерял все; ее расположение, привязанность и авторитет. Впрочем, последнее он потерял еще очень давно. Наивный идиот.
— Я… я так счастлив, я… — он, очевидно, потерял дар речи от такого заявления. Но есть то, о чем он, увы, не подумал. — Я уже не надеялся вернуть Ваше расположение! Я было подумал…
В этом и есть его главная ошибка. Он слишком много думал. Эти фантазии, что он рисовал в отношении Ее Величества — абсолютная глупость.
И Кате даже смешно признать, что сейчас перед ней стоит тот, кто еще совсем недавно казался ей идеалом. Она полнейшая идиотка, право слово!
— Ты все правильно подумал. — оборвала Катерина, поднимая на него невинный взгляд. — Ты всегда будешь в моем сердце, Сережа. Но не в постели.
Что уж в постели, она не потерпит его в своей жизни. Но знать ему об этом пока необязательно. Сомневаюсь, что ему вообще нужно что-то знать.
Сейчас Катерине от него уже ничего не нужно. Она просто хочет в последний раз посмотреть в глаза наглецу, который лгал ей, надеясь на то, что она ничего не узнает.
— Где мое письмо, Сережа? — еще тише спрашивает императрица, желая посмотреть на его реакцию.
На самом же деле Катя прекрасно знает, где письмо. Той ночью она самолично наблюдала, как оно заживо сгорает в камине, оставляя после себя только пепел.
И теперь ей доставляло дикое удовольствие смотреть на то, как мгновенно меняется выражение его лица. Как он бледнеет еще больше, как тяжелый ком подступает к горлу.
— Письмо… — Салтыков медленно опустился на колени, схватив край шелковой юбки Ее Величества, голос его дрожал. — Оно оказалось в чужих руках, пощадите!
Екатерина изо всех сил старалась держаться спокойно и не сорваться прямо здесь. Сейчас, ища оправдание, Сергей выглядел откровенно жалко.
И будь она в настроении, может, даже подыграла бы ему. Стала бы мучить дальше. Но, увы, не сегодня. У нее просто нет более сил и желания видеть его.
Но он, видимо, еще не закончил.
Сергей взял Катерину за запястье и попытался притянуть к себе, на что она только вырвалась, отпрянув от него. Да как он смеет?
— Что ты себе позволяешь? — не выдерживает Катя, отступая, словно ищет подходящий момент, дабы уйти отсюда к чертовой матери.
Салтыков вновь поднимает на нее глаза. Но сколько бы он ни старался, все равно не выйдет. Ничто уже не спасет его шкуру. Впрочем, оно и к лучшему.
— Фике, прошу тебя! Я верну его. Верну, клянусь тебе! — даже сейчас он пытается добиться от нее сострадания. Глупец.
Она уже давно не его «маленькая Фике». И он более никогда не посмеет обращаться к ней таким образом. Никто не посмеет. Впрочем… ложь. Посмеет.
— Видеть тебя не могу. — полушепотом говорит императрица и наконец отворачивается, делая шаг к двери. — Уходи. И не смей возвращаться.
После чего она, не говоря более ни слова, выходит вон из зала. Прошло, кажется, совсем немного времени. Тем не менее, виски болят так, словно кто-то бил в колокол прямо над головой.
Нет, она не выдержит больше и минуты в компании этого идиота. Своя жизнь ей дороже.
Остается только надеяться, что сегодня ее никто не потревожит. Не помешало бы выпить. Да, пожалуй, сейчас это лучший вариант.
Примечания:
Это все.