softness

Мэтт резко распахивает глаза и тихо, протяжно стонет, когда Ниа впервые за вечер дергает бедрами навстречу и входит глубже, обнимая за талию. Мэтту хо-ро-шо, он чувствует себя в безопасности, поэтому позволяет себе прикрыть глаза и расслабиться, зная, что все в порядке, что ему не причинят боли, потому что… это же его Ниа, такой знакомый и родной. Впрочем, через пару секунд снова открывает глаза, потому что не хочет упускать ни секунды — это было бы кощунством, потому что Ниа сейчас невероятно красивый: обычно бледные щеки окрасились румянцем, волосы растрепаны, белые пушистые ресницы подрагивают. Потому что Ниа тяжело дышит, запрокидывает голову назад, жмурится и еле слышно стонет, сжимая его талию чуть сильнее. Мэтт приподнимается, убирает с его лба влажную от пота челку и целует в лоб, обнимая за плечи. Такая щемящая нежность, до выступающих слез и кома в горле. У Мэтта слезятся глаза, и он быстрым и, как он надеялся, незаметным движением смахивает влагу, но Ниа, конечно же, замечает. Разумеется. Ниа вообще замечает все, если дело касается Мэтта — выражение лица, звуки, прикосновения, реакции, все это он впитывает, чуть ли не записи ведет. Он замирает и убирает руки, и Мэтт неосознанно тянется за ускользающим теплом. Ниа тут же успокаивающе целует его в висок и гладит по напряженной спине, отстраняется и внимательно смотрит в глаза. На дне расширенных зрачков плещется беспокойство, ладонь на спине поглаживает почти машинально, как кота или ребенка. Мэтт прерывисто вздыхает и ложится подбородком на чужое плечо, потирается щекой и прикрывает глаза. Прикосновения Ниа отдаются приятным теплом по всему телу — он бережно гладит по голове, пропускает сквозь пальцы короткие прядки, и он подставляется под ласку, тычется в теплую руку, как большой кот. — Ну чего ты, хороший? Больно? — заботливо так, ласково, дыхание перехватывает от осознания того, что его любят, и снова хочется плакать. Хороший. Нет, ему не больно, физически — нет, но от ласкового обращения дыхание перехватывает и сердце заходится бешеным ритмом. В том, что он хороший Мэтт не уверен от слова совсем, не чувствует он себя хорошим, и хочется помотать головой, но он только жмурится, сильнее прижимаясь к чужой груди. Голос чуть дрожит, когда он выдавливает: «Нет, не больно. Все в порядке, двигайся.» —Тогда почему ты плачешь? Мэтт, посмотри на меня. Пожалуйста. — Ниа чуть отстраняется, гладит его предплечья и смотрит обеспокоенно, безуспешно пытаясь поймать взгляд синих глаз. В итоге просто касается ладонями его щек и прижимается лбом ко лбу, отрезая все пути к отступлению. Мэтт тихо вздыхает и чуть отстраняется, кусает губы, пытаясь подобрать слова. Ниа терпеливо ждет и больше не задает вопросов, только продолжает поглаживать голые плечи, за что Мэтт ему благодарен — за полгода их отношений такое происходит впервые и сейчас ему нужно собраться с мыслями. Мэтт сглатывает ком в горле и дергает плечом, что-то объяснять, да и вообще говорить не хочется, но… —Знаешь, это… просто эмоции. Такое иногда бывает, когда вот так переебывает, но все в порядке, это не плохо, совсем. Еще и ты тут со своими, — последние слова он выдавливает совсем тихо, на грани слышимости, но Ниа слышит. — Нежностями. Я, знаешь ли, тоже не железный. Ниа замирает лишь на мгновение, а через секунду его губы растягиваются в ласковой улыбке. Мэтт бессовестно залипает. —Нежности, значит… Понятно. Хочешь продолжить? — внимательно смотрит в глаза и после быстрого кивка Мэтта тоже кивает. — Только… ты не устал? Не хочешь сменить позу? —Давай, — Мэтт отлипает от него только затем, чтобы переместиться подальше от края кровати и откинуться на простыни, с довольной улыбкой наблюдая за тем, как Ниа подпихивает ему под бедра подушку и нависает сверху, быстро, но бесконечно нежно целуя в губы. Мэтт обнимает его за плечи и до боли впивается пальцами, когда Ниа медленно входит, не разрывая зрительного контакта. Глаза снова слезятся, дыхание сбивается на сдавленный стон, напряженные бедра дрожат, ему сейчас так хорошо, и… —Ты такой красивый сейчас. Мэтт жмурится, мотает головой, нет, нет, неправда, зачем он все это говорит… —Если бы ты только знал, как выглядишь сейчас, такой красивый, невозможный просто, так люблю тебя, хороший мой, родной, — Ниа заполошно шепчет, прижимается лбом к его лбу, не переставая двигаться, и всего это слишком, слишком много, его откровенно мажет, и он, кажется, снова не сдерживает слез. —Что же ты делаешь, — Мэтт шепчет отчаянно, уже не осознает себя, громко стонет, совсем теряется от мягких поцелуев по всему лицу — щеки, нос, лоб, веки, Ниа сцеловывает его слезы, гладит мокрые щеки и целуетцелуетцелует, и, если бы он сейчас стоял, непременно упал бы, потому что колени дрожат, его всего трясет, и… —Ну же, — Ниа шепчет прямо на ухо, ускоряясь, и целует в висок. — Давай, маленький. Смысл фразы теряется, но это «маленький» бьет по оголенным нервам, становится последней каплей в переполненной чаше удовольствия, и он с громким всхлипом кончает, обмякая в чужих поддерживающих руках. Ниа последний раз толкается особенно глубоко и с хриплым стоном тоже содрогается в оргазме. Как только приходит в себя, целует любимого во взмокший лоб и тянет его на себя, укладывая на постель. Мэтт сейчас совсем размазанный, мягкий в его руках, сладко потягивается и почти урчит, когда Ниа чистой рукой зарывается во влажные волосы, почесывая макушку. Не открывая глаз, находит его руку своей и чуть сжимает, поглаживает большим пальцем костяшки. Перекатывается и утыкается носом ему в бок, удовлетворенно вздыхает. —Значит, похвала? — нарушает уютную тишину Ниа, потрепав по волосам почти задремавшего парня. Мэтт со стоном прячет лицо в ладонях и приглушенно смеется, в очередной раз поражаясь этой привычке Ниа все анализировать. Серьезно, можно было бы просто полежать, наслаждаясь легкостью в теле после оргазма и обществом друг друга, пообниматься, в конце концов, так нет же, надо ему все обсудить. —Пожалуйста, мы можем не говорить об этом именно сейчас? Не знаю, как ты, а я слишком вымотался, чтобы разговаривать вообще, и планирую лежать так следующие несколько часов. Ты со мной? —Ладно, — Ниа пожимает плечами, продолжив прерванную возню с чужими волосами. Устроить допрос с пристрастием можно и потом, а сейчас, когда Мэтт так доверчиво жмется к его боку, думать не хочется совершенно. Успеется. Сейчас у них есть все время мира.