Непокорный.

Пещеру Фу Мо сотряс нечеловеческий вой, а затем усиленные акустикой грота оттуда понеслись отборные ругательства, разбавляя раннее утро небольшого поселения Вэней красочным разнообразием эмоций. - С-се-с-стра, это что, опять мастер Вэй? Испуганно прошептал разбуженный воплями Вэнь Нин и, протерев свои зелёные глазищи, уставился на недавно вставшую Цзецзе. - А кто ж ещё? Пойду сейчас гляну что там у них опять случилось… И не дай Предки они снова сцепились из-за какой-то ерунды, таких оплеух навешаю! Завязывая на ходу волосы и запахивая верхнее ханьфу, Вэнь Цин мрачно побрела в сторону источника беспокойства, по пути успокаивая вскочивших спросонья людей. Пропетляв между хлипкими лачугами до самой тропинки к пещере, она глубоко вздохнула, уже предчувствуя нелёгкий диалог и сжав руки в кулаки, решительно зашагала по направлению к зияющему чернотой входу.

***

- Да чтоб тебя гули неделю жрали!!!! У меня теперь синяк на пол спины и ребро, по-моему, сломано!! Мне даже вздохнуть больно! Жалобный голос Вэй Ина звенел от капризных ноток словно струна гуциня, отдаваясь от стен пещеры звонким эхом. — Вот и отлично! Может будешь меньше кутить и больше делом заниматься!! У тебя гора недоработанных заклинаний повыше Луан Цзан скоро будет, не сегодня завтра Нэ Минцзюэ двинется сюда с походом, а ты по борделям всю ночь шляешься?!!!! Практически рыча, выплёвывал каждое слово в ответ собеседник. - Да, я ж только второй раз за неделю туда пошёл… Сделал попытку оправдаться совершенно не раскаявшийся голос Старейшины Илин. - А надо сколько?!! Десять?!!!! Ты что животное какое-то?! Не можешь свой член в штанах удержать?!!! Именно на этой деликатной ноте Вэнь Цин и явила свой облик двум пышущим негодованием мужчинам. - Кхм… я извиняюсь, хотела бы сказать «доброе утро», но оно как я вижу не доброе и не только у вас, господа, а ещё и у всего посёлка, по вашей милости. Может потрудитесь объяснить, что на сей раз случилось? Встрёпанный и полуодетый Вэй Усянь стоял на ворохе скомканных покрывал, держась за поясницу как дева на сносях и его отёкшее и бледное лицо явно указывало на предшествовавшие этому утру алкогольные возлияния. Напротив него, сжимая длинные пальцы в кулаки и распространяя вокруг себя ауру тёмной ци, стоял Цзян Чэн, и его обычно бледное лицо лютого мертвеца казалось горящим от злости. Странно было так говорить, но после перерождения в смерти, Ваньинь приобрёл какую-то особую ауру, мрачную, но тем не менее притягательную. И в минуты раздражения с проступившими чертами нежити, он смотрелся завораживающе. - Ох, Дева Вэнь, ну хоть ты скажи этому извергу что нельзя так с людьми поступать! У него ж теперь силищи немерено, с одного щелчка пальцами череп проломить может, а он что? Ногой меня пнул с лежанки! Аж хребет хрустнул! Я думал помру на месте от боли! Заголосил великий тёмный заклинатель и сделал попытку кинуться на шею Вэнь Цин. Но происходит практически незаметный глазу рывок бледной руки и Вэй Ин уже пойман за шкирку как котёнок. - Приношу свои извинения и за себя, и за него, Дева Вэнь, я не думал, что он будет так орать, мне жаль. Цзян Чэн абсолютно игнорирует ругательства со стороны перехваченного Усяня, покаянно склоняя голову, от чего распущенные волосы водопадом текут по плечам. - Как дети малые, честное слово! Люди в поселении и так перепуганы, живут как на пороховой бочке, со дня на день ждут что кто-то из орденов придёт их перебить, каждого шороха боятся, не спят почти, а вы ещё и масла в огонь подливаете! Постыдились бы! Оба здоровые мужики, а ведёте себя хуже собаки с кошкой, что не день то скандал и истерика, вы хоть немного можете держать свои эмоции при себе и разговаривать без криков? У Вэнь Цин чесались руки всадить каждому из них по игле в нужную точку и вырубить хоть на сутки, чтоб и самой выспаться и другим дать передохнуть, но одного попробуй поймай, а на второго хрен подействует, так что приходилось делать промывание мозгов по старинке – словами. - Ты права Дева Вэнь, я постараюсь впредь сдерживаться, и не применять физическую силу к этому придурку без особой надобности. Снова вежливо и глухо пробормотал Ваньинь ещё больше склоняясь в поклоне перед девушкой, в то время как возмущённый такими эпитетами Вэй Ин, подозрительно сопел, и шарил свободной рукой по рукавам сползшего ханьфу. - Извинись перед девушкой, Вэй Ин… Только начинает свою проповедь Цзян Чэн как проворно извернувшийся Усянь подносит ко рту найденную флейту и растянув губы в коварной улыбке играет нехитрую мелодию. Глаза Ваньиня вмиг стекленеют, и каждая черта внешности заостряется, выдавая в нём мертвеца, а уже через мгновенье, он, разжав пальцы выпускает из руки воротник Вэй Ина, и в пару прыжков исчезает из пещеры. - Так-то лучше, а то раскомандовался тут… Одергивая воротник и пряча Чэнь Цин в рукав бубнит Старейшина Илин, стараясь не встречаться взглядом со стоящей напротив целительницей. - Ты же понимаешь, что он тебе это припомнит? Игнорируя все попытки замять ситуацию, говорит Вэнь Цин, пристально глядя в лохматый затылок Вэй Ина. И от неё не укрывается как резко он сжимает пальцы в кулак до побелевших костяшек и как застывает его спина словно стянутая невидимыми обручами, но подыгрывать заклинательница не собиралась. - Ничего страшного, не впервой. Он постоянно всем недоволен, так что нет разницы чем именно в этот раз. Так и не обернувшись фыркает Усянь и в его голосе слышится напускное безразличие, отчасти детское от части болезненно взрослое. - Недовольство это меньшее что он может себе позволить, умерев, и ты должен это понимать как никто. Роняет в повисшую паузу девушка и не дожидаясь какого-либо ответа покидает пещеру, уже не видя, как бессильно оседает на помятую постель Вэй Ин. - Понимать… кто бы понял меня… Внезапно растеряв весь свой запал, шепчет сухими губами Старейшина Илин, устало опустив веки. В груди словно присыпанная солью рана печёт чувство горя и чувство вины, щедро приправленное стыдом и страстью. Кто бы знал что пережил Вэй Ин увидев мёртвое тело Шиди в тех шикарных покоях Башни Кои, куда их позвали на пир в честь Аннигиляции солнца, и где Цзинь Гуань Шань, или кто-то из его прихвостней, попытался банально отравить Тёмного заклинателя пугавшего своей силой теперь уже победивших старейшин орденов. Да только чаша с вином, не тому брату досталась и в считанные секунды харкая кровью скончался юный глава ордена Юньмэн Цзян. Вот он сидел и розовея скулами улыбался своему шисюну, а вот уже лежит у его ног содрогаясь в предсмертной агонии, и никакая тёмная ци не в силах ему помочь. Что произошло потом сам Вэй Усянь помнит смутно, его взор заволокла багровая пелена, поглотившая всё вокруг и сузившая мир только до лежащего у ног брата. Выжившие очевидцы, утверждают, что утративший контроль Старейшина Илин, разметал охрану и гостей как котят по залу, кто кости сломал, кто от страха обмочился, многие сознание потеряли от давления тёмной энергии, но Вэй Усянь не остановился на достигнутом. Он одним изящным пассом руки извлёк из рукава флейту и через минуту Цзин Гуань Шань был уже мёртв, следующим отправился на тот свет его незаконно рожденный сын Мэн Яо, и ещё пара каких-то адептов подвернувшихся под руку. Затем наверное настал бы черёд Цзинь Цзысюаня, но в это мгновенье вмешались братья Лань, попытавшиеся угомонить Вэй Ина, но добились лишь того что он подхватил на руки тело Цзян Чэна и исчез в неизвестном направлении. Сознание стало возвращаться к Вэй Ину, где-то в горах, когда он уничтожил отряд заклинателей из Лан Лин Цзинь, освободил горстку испуганных Вэней и отыскав среди них знакомых ему брата и сестру целителей, попросил посмотреть есть ли шанс вернуть жизнь брата. Шансов не было. Абсолютно. Тело Цзян Чэна уже остыло. Казалось, что и тело самого Старейшины Илина тоже. На мгновение мир застыл утратив краски и звуки, всё почернело словно тлеющий лист рисовой бумаги, а затем лишь яростный вой вырвался из самой глубины сердца, и шепча рождающиеся в голове слова Вэй Ин, рушит все законы заклинательского мира, на глазах у изумлённых целителей поднимая из мёртвых самого дорогого человека. Думал ли Усянь что из этого выйдет? Просчитывал ли последствия? Переживал ли о балансе мировых сил? Нет. Нет и нет. Его вело всего одно желание – вернуть то, без чего дальше жить он не сможет. Вернуть любыми средствами, несмотря на цену, которую придётся уплатить. И у него вышло. Вышло не просто вернуть Цзян Чэна с того света, но и вдохнуть в него разум, его личность, воспоминания, чувства… сделать почти живым. Почти… Это «почти», и обернулось медленным ядом для обоих. Лютый мертвец из Ваньиня вышел непревзойдённый, столь совершенного монстра Поднебесная ещё не видывала, даже вдвоём они могли бы поставить на колени любой из орденов, пожелай того тёмный заклинатель, но в остальном это был провал. Застонав от нахлынувших волной воспоминаний, Усянь бессильно откинулся на спину, глядя в тёмные своды Фу Мо. В его сердце всегда был только один человек, человек столь же близкий сколь и недосягаемый. Тот, с кем прошла вся жизнь рядом, тот кому можно было доверить спину и тот, кто пленял блеском своих глаз сильнее любой куртизанки. Цзян Чэн, его яростный и прекрасный А-Чэн, всю жизнь был самым желанным человеком для Вэй Ина, пусть и не зная об этом. Поэтому наблюдать как преобразился Ваньинь, как осознал своё положение и всю безысходность ситуации для Усяня было невыносимо. «Так значит теперь я твой «слуга»?», горько усмехнувшись спросил Цзян Чэн тогда у брата, глядя куда-то в пустоту, и на все сумбурные и невнятные попытки опровергнуть это лишь молчал. А когда Вэй Ин выдохся, спросил снова: если ты сыграешь на Чэнь Цин, смогу ли я не подчиниться? Теперь молчал уже тёмный заклинатель, понимая, что ответ тут только один и он тот самый после которого исправить уже ничего будет нельзя. Но Цзян Чэну ответ и не нужен, он всё читает по виновато опущенным серым глазам, и больше не спрашивая ничего уходит, тяжело ступая словно старик. Потерять свободу, потерять себя, жизнь, дом, титул, превратившись в зависимого от другого человека демона, не то, что можно переварить со временем, и не то, с чем можно смириться. А что было делать Вэй Ину? Сказать, что он малодушно вырвал брата из небытия, потому что не мог без него жить? Потому что не хотел без него жить? Потому что он, как всегда, пошёл на поводу у своих желаний? Понимание своей ошибки пришло в тот же миг как сознание Цзян Чэна вернулось в его помутневшие от смерти глаза, и он ломаными рывками смог подняться на ноги самостоятельно, уже не вырываясь из связующих его пут. Но сил честно во всём признаться или всё-таки отпустить брата у Вэй Ина не нашлось. И с тех пор всё пошло наперекосяк: и без того напряжённые отношения между ними приобрели привкус обречённости и затаённой обиды, и с каждым днём им всё труднее было находить общий язык, даже ради защиты спасённых ими Вэней. Положение от неминуемой катастрофы спасла Шицзе, приехавшая к ним тайком, и рыдавшая от счастья при виде относительно живого брата. Она была так счастлива, так благодарна, что у Ваньиня язык не повернулся рассказать ей как на самом деле обстоят дела между её «братьями», да и ноша его вынужденного существования стала чуть легче от понимания что он делает счастливой сестру. Новость о её свадьбе с павлином, правда, подпортила хорошее настроение обоим, но Янли была так рада, что и тут общая неприязнь отступила на задний план, давая повод понадееться на светлое будущее для Шицзе. Единственное что беспокоило будущую невесту так это отсутствие наследника, которому можно было бы передать клан, когда она выйдет замуж и переедет к мужу. В своей наивности и чистоте Янли опрометчиво выдвинула предложение вернуться в Пристань Лотоса если не всем вместе, то хотя бы Цзян Чэну, раз уж он теперь снова в мире живых. «Это невозможно, Цзецзе, ни один орден не признает главу, зависимого от чужой воли и способного в гневе уничтожить целую армию. Меня будут ненавидеть и бояться ещё сильнее чем сейчас, это погубит наш орден.» Именно так сказал Ваньинь, качая головой и пряча полные боли глаза. Усяню ли не знать, как сильно хотел Цзян Чэн занять лотосовый трон отца, готовился к этому с детства, из кожи вон лез чтоб быть достойным, а теперь больше не смеет даже думать об этом. Осознание этого жгло огнём, снова напоминая о том на какую жизнь, Вэй Ин обрёк близкого человека в своей гордыне. Сколько лишений, презрения, ненависти доводилось теперь каждый день ощущать на себе Ваньиню и так не избалованному людской добротой и вниманием. Милосерднее было бы отпустить его душу, дать шанс уйти с миром… Но Вэй Ин не мог. Ненавидел себя за это, но не мог. Поэтому оставалось только играть роль беззаботного дурачка дальше, утоляя свою страсть с готовыми на всё куртизанками Илина. Страсть постыдную и разгорающуюся с каждым днём всё сильнее от одной мысли что если использовать флейту, то Ваньинь не сможет отказать… не оттолкнёт, не высмеет… но и никогда не простит. - Да за что же мне всё это?! Предки всемогущие! Встряхивая не причёсанной копной волос Усянь таки, поднимается на ноги и нехотя бредёт к выходу из пещеры. Нужно сходить к источнику помыться, привести себя в порядок и заняться свитками с заклинаниями, а то, не ровен час, и правда кто-то нагрянет, а у них и защититься будет нечем. Цзян Чэн не в счёт, его ярость бывает так опасна что использовать Саньду Шэншоу в бою старейшина Илина пытается как можно реже. А ещё не плохо было бы придумать выход из ситуации с кланом, поскольку Янли не может назначить дату свадьбы, не убедившись, что будет кому передать лотосовый трон. Она, конечно, в одном из разговоров наедине робко спросила, не мог бы сам Вэй Ин занять это место, ведь отец всегда считал его способным… Но Усянь отшатнулся тогда словно от чёрного пламени, закрыв глаза рукой и побледнев до цвета нежити. Он даже в самых своих страшных снах не мог представить ту глубину обиды, которую испытал бы Цзян Чэн увидев на троне предков своего Шисюна. Того самого, которого ему ставили в пример всю его сознательную жизнь и которого отец предпочитал ему во всех вопросах. И того, который клялся никогда не претендовать на это место. - Неудивительно что теперь ты меня так ненавидишь… Поднимая глаза к летнему синему небу, шепчет Вэй Ин, стараясь хоть ненадолго вытравить все эти чувства из груди. Нужно, как всегда, окунуться с головой в работу и отключиться от реальности, тогда, возможно, ему удастся обрести хоть бы иллюзию покоя, забытого с той секунды как погиб Цзян Чэн. Поглощённый столь печальными мыслями, Усянь не замечает, как выходит к небольшому водоёму, спрятанному средь скал. Тут слишком холодно, и Вэни не ходят к нему купаться несмотря на кристально чистую воду. Вэй Ин и сам здесь бывал крайне редко, но сегодня нужно было освежить не только голову но и тело, поэтому шоковая терапия студёными водами озерца была тем, что лекарь прописал. Но завернув за небольшой выступ, тёмный заклинатель словно врезался в невидимую стену. Глаза против воли раскрылись шире, а дыхание сбилось. Место в озере было занято. Там стоял полностью обнажённый Цзян Чэн, в пол оборота к своему едва дышащему шисюну и сосредоточенно пытался повыдёргивать из волос всякий мелкий сор и траву. С неуклюжими руками мертвеца эта задача была не из лёгких, именно поэтому он перестал заплетать свои волосы, оставив их свободно ниспадать до самой поясницы. Вэй Усянь желал бы пропускать эти волосы сквозь пальцы, расчёсывая и заплетая, но знал, что даже за подобный намёк, можно было получить на орехи от строптивой нежити. Цзян Чэн и при жизни не позволял себе просить окружающих о помощи, считая это слабостью, а уж после смерти и подавно. Больно было смотреть как некогда аккуратный во всём, ухоженный и строгий глава ордена Юньмэн Цзян, теперь ходил в рваной одежде, и со спутанными волосами, часто не замечая брызг крови на своём лице или грязи на обуви. Первое время Вэй Ин думал, что это побочный эффект от воскрешения, но потом случайно подглядев с каким трудом Ваньинь снимал разорванный сапог, понял – он больше физически не мог ухаживать за своим обликом самостоятельно, а просить о подобном кого-либо, признавая свою немощность и ещё большую зависимость он не хотел. Как мог гибкий некогда и подвижный словно ласка молодой мужчина просить помощи в том, чтоб снять рубаху или завязать пояс, словно старик или малое дитя? Поэтому Цзян Чэн делал вид что ему не важно как он смотрится со стороны и уж если он чудовище, то и выглядеть должен соответственно. Но Вэй Ин-то знал правду и это знание ложилось на его совесть ещё одной неподъемной плитой, заставляя забываться в алкоголе и избегать взгляда потускневших глаз... - Выходи, я знаю, что ты тут. Глухой баритон вырвал Вэй Усяня из размышлений вернув на грешную землю.