no one compares to you…
К вечеру ветер выровнялся, и шхуна наконец-то перестала зарываться носом в волну. Капитан Смоллетт чувствовал это — резкие раздражающие толчки сменились той успокаивающей равномерной вибрацией, которая отличает ощущение под ногами палубы резво скользящего по воде корабля от твёрдой земли. Он удовлетворённо кивнул — показываться снаружи сейчас не было ни желания, ни, слава богу, необходимости. Смоллетт развернулся спиной к окну каюты, скрестил руки на груди и, чуть склонив голову на бок, без малейшего удивления во взгляде принялся рассматривать молодого матроса, который сидел на его столе. Одну ногу парень свесил и по-детски болтал ей в воздухе, а другую нахально задрал прямо на столешницу, поставив на колено локоть руки, которой подпирал щеку. Смоллетт вздохнул, полуприкрыв глаза. — Ты же знаешь о том, что я, капитан этого корабля, мог бы наказать тебя за такое? — спросил он. — Знаю. А ты прекрасно знаешь, что не накажешь. Матрос вскинул брови и улыбнулся, насмешливо поджав нижнюю губу. Смоллетт всегда терялся, когда он улыбался так. Прав, дьявол, не накажешь. — Алекс, — требовательно протянул матрос. — Мы давно не были вместе. Я соскучился. — Я очень занят. У меня много работы… — Смоллетт на секунду пристыженно отвёл взгляд, но тут же нашёлся, чем парировать. — В отличие от некоторых. Матрос сделал вид, что пропустил этот выпад мимо ушей. — Да брось, — хитро подмигнул он. — Я же знаю, что ты терпеть не можешь и этих людей, и этот корабль. Ты только и ждёшь, когда всё это закончится — и тебе совершенно всё равно, чем. Ну же, Алекс, разве я не прав? Смоллетт пожал плечами — на это ему было нечем возразить. Эйб знал его, как никто другой. — Эйб… — наконец растерянно произнёс он, переведя взгляд с лица матроса за его плечо на дверь каюты и обратно. — Если кто-нибудь здесь что-то увидит или услышит, нас… меня… это могут неправильно понять. Матрос бесшумно соскочил со стола и, опираясь руками о столешницу, расслабленно отклонился назад, хитро поглядывая на капитана Смоллетта сквозь полуопущенные светлые ресницы. — О, не волнуйтесь об этом, мой капитан, — ухмыльнулся он, доверительно понизив голос. — Как раз сейчас все ужасно заняты своими делами. Солнце клонилось к закату, и его густые как мёд, почти осязаемые золотые лучи пробивались сквозь мутные стёкла, подсвечивая пылинки в воздухе, путаясь в волосах матроса и разливая живой румянец по его бледной коже. Взгляд Смоллетта скользнул от острых скул вниз, по линии подбородка и шеи к выступающим ключицам под рубашкой, мимо широко распахнутого воротника, по закатанным рукавам, и снова вниз, пропуская живописные складки ткани, к крепким точёным кистям рук, где задержался на старом шраме на тыльной стороне ладони. — Ладно, Эйб, — сдался Смоллетт и поднял глаза. — Я тоже соскучился. — Тогда иди сюда. Смоллетт послушно подошёл. Сильная, но лёгкая рука подхватила его за пояс, повернула, как в танце, и мягкое давление приблизившегося тела заставило его вжаться бёдрами в стол.***
Чтобы унять предательскую дрожь в пальцах, матрос Алекс Смоллетт крепче сжал в руках мушкет — когда их тяжёлому, доверху нагруженному галеону не удалось оторваться от неожиданно появившейся пары кораблей без опознавательных знаков, капитан рассудил, что охраняющих груз солдат будет недостаточно, и приказал раздать оружие всем, кто мог держать его. Не отрывая взгляд слезящихся от ветра глаз от приближающихся кораблей, Алекс думал о том, как ему не хочется умирать — не сейчас, когда ему едва исполнилось двадцать, когда он ещё не успел распробовать жизнь как следует, не сейчас, когда он только нашёл… — Боишься? — раздался над ухом вкрадчивый шёпот. Алекс упёрся взглядом в доски палубы. — И вовсе нет. — И правильно, не бойся, — Рыжий, невыносимо беззаботный, плюхнулся рядом и обхватил его за плечи. — Я тебя живым никому не отдам. — Тише ты, — шикнул на него Алекс. Он затравленно огляделся по сторонам, словно забыв, что всем остальным сейчас нет до них никакого дела точно так же, как ему не было никакого дела до остальных минуту назад. Все были заняты приготовлениями к обороне. Кто-то рядом вполголоса молился. — А то что? — хитро прищурился Рыжий. — Накажут? Алекс неловко повёл плечами, пытаясь сбросить такое неуместное объятие. — Ни стыда, ни совести у тебя нет, вот что, — огрызнулся он. — Ничего лишнего, — ответил Рыжий и, похлопав Алекса по спине, произнёс уже серьёзно. — Не бойся, прорвёмся как-нибудь. Я буду рядом, обещаю. Над ближайшим из кораблей взвился серый дымок, а через несколько секунд донёсся глухой, как от отдалённой грозы, грохот, и тут же столб воды взметнулся за бортом. Лицо Алекса обдало мелкими брызгами. Он втянул голову в плечи. Почти одновременно на обоих кораблях подняли чёрный флаг.***
В сумраке, наступившем, как всегда, незаметно, по каюте гуляли тени, остерегаясь лишь полос лунного света на полу. Смоллетт лениво повернулся на бок, уткнулся носом в макушку Грея и вдохнул запах его волос — смесь солёного пота, сухого дерева и ещё чего-то острого и пряного. В груди тревожно кольнуло. Смоллетт вдруг понял, что на этот раз близость Эйба не стала для него убежищем — наоборот, теперь тяжёлые мысли одолевали его с новой силой. Он отстранился. — Скажи, — спросил он, стараясь, чтобы его охрипший голос звучал как можно ровнее. — Ты не узнал ничего нового? Грей недовольно фыркнул и завозился под боком. — Вот всегда ты такой, — с наигранным недовольством проворчал он. — Тащишь в постель чёрт знает что. — Так узнал или нет? — нетерпеливо перебил Смоллетт. В полумраке он скорее почувствовал, чем увидел, как Грей нахмурился — теперь уже по-настоящему. Смоллетт пожалел, что завёл этот разговор сейчас — стоило сначала расспросить его, а потом… всё остальное. — Ничего, всё по-прежнему, — ответил Грей. — Не волнуйся, я приглядываю за ними. Но, по-моему, ты, как всегда, переживаешь из-за пустяков. Смоллетт вздохнул и поёжился под одеялом. — Вот только знаешь что? — внезапно продолжил Грей. — Не нравится мне этот Ливси. — Доктор Ливси? — от неожиданности Смоллетт выдохнул и, приподнявшись на локте, заглянул Грею в лицо. — А с ним-то что? Глаза Грея нехорошо сверкнули в темноте. — Он странно смотрит на тебя, когда ты не видишь, — ответил он. — Не нравится мне, как он смотрит. И смеётся. Держись от него подальше. Что-то неприятно перевернулось внутри, но Смоллетт не подал вида. Доктор Ливси был единственным, к кому капитан чувствовал некоторое доверие и даже расположение, хоть и не понимал, почему. Высокий, смугловатый и черноглазый, доктор никогда не лез за словом в карман, но при этом всегда отвечал за всё, что говорил и делал, и эта его здоровая уверенность никогда не переходила в самонадеянность. Словом, за всё прошедшее время Ливси показал себя как человек, который не создаёт лишние проблемы на пустом месте, а это редкое качество капитан Смоллетт очень ценил в людях. — Чего ещё прикажете? — как можно равнодушнее спросил он. Грей резким движением поднялся на четвереньки и навис над ним так, что теперь его длинные волосы щекотали лицо и грудь Смоллетта. — Ох и зря же ты это сказал, — выдохнул он. Грея уже не было рядом, когда Смоллетт проснулся. Эйб всегда был немного сам по себе. Он имел дурную привычку появляться неожиданно, упрямо нашёптывать на ухо, что никогда, никогда не оставит своего Алекса в покое, и всё же незаметно ускользать, даже не оставляя тепла своего тела на простынях. Смоллетт вздохнул сквозь болезненную тяжесть за рёбрами, поднялся и стал одеваться. Занимался рассвет. Рулевой за штурвалом изо всех сил делал вид, что не клюёт носом, но Смоллетт едва бросил на него взгляд, кивнул и отвернулся к морю, подставляя лицо под свежий ветер. Утро выдалось на редкость мирным. — Капитан? — раздалось за спиной. — Вот так доброе утро! Смоллетт резко развернулся, от неожиданности не зная, куда себя деть и что ответить. — Доброе, сэр, — так ничего и не придумав, повторил он. — А ведь вы заставили меня побеспокоиться вчера! Смоллетт наконец посмотрел на доктора. Тот, как всегда свеж, бодр, весел и обходителен, рассматривал капитана без тени беспокойства во взгляде — скорее с мягким, хорошо скрытым любопытством в больших карих глазах. Смоллетт вопросительно приподнял бровь. — Вы не показывались весь вечер, — объяснил доктор. — и я испугался, что вы заболели… Или окончательно обиделись на нас. — Я не болен, — отрезал Смоллетт, но тут же спохватился. — И ни в коем случае не обижен. Всё в порядке. Ливси прищурился с наигранным недоверием. — В самом деле? — спросил он. — Послушайте, капитан… Я хочу, чтобы вы знали одну вещь: если вас что-то беспокоит — в любом смысле этого слова — вы всегда можете обратиться ко мне. — Буду иметь в виду, — сухо ответил Смоллетт, едва скрывая своё удивление тому, что такое очевидное предложение прозвучало для него так внезапно и, как ему показалось, чересчур доверительно. Словно заметив его растерянность, Ливси не сказал больше ни слова и с кивком головы оставил его в покое. В тени одной из мачт Смоллетт заметил Грея. Тот, поймав его взгляд, многозначительно покачал головой. Смоллетт лишь пожал плечами в ответ: никакой странности в поведении Ливси он не видел — если не считать странностью то, что давно никто не относился к нему с таким вниманием и участием, несмотря на его несносный характер.