Давай поженимся

Петя просыпается от грохота захлопнувшейся входной двери и, бросив быстрый взгляд на часы, сонно улыбается. До первого будильника почти полчаса, потом еще два отложенных, а значит, в сухом остатке, есть практически час до того момента, как придется выбираться из теплой постели и чесать в душ, чтобы морально подготовиться к новому дню на службе. Новому дню, когда непременно случится какая-то хуета, и с ней, без всяких, сомнений придется разбираться. Иллюзий, что будет по-другому, Петя давно уже не питает - успел смириться, что просиживать жопу в кабинете, как прежде, больше не удастся. И, чего уж скрывать, привык, что перспектива въебывать с утра до вечера, как все нормальные люди, отторжения не вызывает. Впрочем, с таким напарником, как Игорь Гром, любая хуета - плюнь и разотри, да и сам Петя уже давно не впадает в панику от будней убойного. Больше нет. Он почти полгода пашет в этой богадельне; вполне достаточно, чтобы с каменным ебалом смотреть в лицо как скучной до зевоты бытовухе, так и очередному висяку с поистине тарантиновскими декорациями. А Игорь всякий раз встает с ним плечом к плечу и с усердием, достойным лучшего применения, очертя голову накидывается на любое дело, какое бы не подсунула им обожающая приколы жиза в лице довольного генерала Прокопенко. Так что работа, которая прежде, еще в Москве, Петю раздражала и тяготила, в Питере внезапно начинает играть яркими красками и даже, чего уж скрывать, будит изрядно позабытый азарт. Тут, в убойке, Петя наконец на своем месте, а с правильным надежным напарником и в пекло не страшно, и бумажки уже не доводят до конвульсий. И пусть Петя и не марширует на службу, как на праздник - так себе вечеринка, честное слово, - то, как минимум, не плетется в управление, словно на каторгу, как случалось почти ежедневно в московском наркоконтроле. И одно уже это, с какой стороны ни глянь, ебать какой прогресс. Работа в ментовке - не предел мечтаний, конечно, но ничего другого Петя попросту не умеет, а увлекательные квесты по отлову всяких там мокрушников с Игорем на пару неплохо примиряют с действительностью. А еще - дают возможность проводить время с Игорем бок о бок, работать в команде и заново учиться оперативно-следственным мероприятиям, освежая давно забытые лекции из академии. Методы у Игоря, впрочем, порою весьма сомнительные, зато действенные, и Петя мотает на ус эту науку, чтобы соответствовать. Не Игорю, разумеется - вне стен управления он и без того смотрит на Петю, словно на дивное видение, - а своему напарнику, майору Грому, который изредка, досадливо морщась, нехотя отчитывает его за невнимательность и неумение красиво дожать явно пиздящего свидетеля. Вот ему Петя ужасно хочет соответствовать, чтоб не шептались за спинами, что Игорь на работе его косяки прикрывает из-за личной приязни и что сам Петя идиот тупоголовый, который удачно присел на правильный хуй и на нем благополучно доедет до очередных звездочек. Хотелось равным быть, стать достойным напарником, с которым не нужно нянчиться, а можно смело доверить свою спину, даже когда ситуация - совсем пиздец, и мало-помалу оно как-то срастается само собой. Игорь все меньше ворчит, виновато отводя взгляд, все чаще одобрительно хмыкает, когда Петя с видом победителя выходит из допросной, а судя по кислым рожам коллег, с заглотом сосущих по статистике раскрываемости, похоже, все складывается даже лучше, чем кажется самому Пете. Они неплохо наловчились с Игорем разграничивать службу и отношения, оставляя изредка случающуюся рабочую грызню и папки с незакрытыми делами в стенах управления, а телячьи нежности - дома, и от этого Петя, чего уж скрывать, был в восторге. Весьма некстати было бы пособачиться за ужином из-за проебанного задержания или слащаво переглядываться друг с другом в оупенспейсе всем досужим кретинам на радость, но Игорь так же легко и просто, как и сам Петя, проводит незримую черту между личным и публичным, и этот вопрос закрывается сам собой. Очень кстати, к слову, потому что Федор Иванович в неформальной обстановке и под коньячок как-то случайно проговаривается, что всерьез подумывал сплитануть их с Игорем почти уже семейный подряд от греха подальше, пока из-за какой-нибудь ерунды не пошкубались. Но все остается, как есть, и вот только из-за этого, пожалуй, Петя и идет почти каждый день на службу с предвкушением. Ему выпал шанс учиться у лучшего без поблажек и скидок, и кто он такой, чтобы отказываться? Лучший между тем негромко чертыхается в коридоре, неловко обо что-то в потемках запнувшись, а потом упрямо прет вперед, и его якобы крадущиеся шаги в тишине квартиры кажутся чуть ли не слоновьим топотом, но Петя не в обиде. Главным образом потому, что шаги эти не стихают где-то в районе ванной. То есть, стихают, конечно, поначалу - в раковине шумит вода, - видимо, Игорь умывается и споласкивает руки, а потом, выключив воду, он все так же целеустремленно топает вглубь квартиры. Час - казалось бы, немного, но даже часа порою хватает, чтобы на весь день вперед зарядиться отличным настроением, тем более, что несмотря на лютую рань, спать почти уже не хочется. И если в Москве Петя неизменно оставался совой, тусуясь полночи напролет, приползая домой под утро и осчастливливая коллег и подчиненных в управлении, дай бог, к обеду, то теперь, не сомкнув глаз почти до двух часов из-за позднего выезда, он уже к шести утра был готов если не на подвиги, то хотя бы на какое-то условное функционирование. Не настолько, чтобы приходить на работу раньше коллег, разумеется, но достаточно, чтобы не послать Игоря ко всем хуям, когда тот ввалится в спальню. Судя по тому, что шаги стихают, Игорь замирает на пороге и, то ли ловя момент, то ли просто призадумавшись, останавливается. Совсем близко, всего в каких-то трех метрах, и Петя, с наслаждением втянув носом воздух, чувствует не только привычный уже кофейный флер, но и пот, а еще - запах свежих булок из круглосуточной пекарни на углу. Вот и чудно, вот и замечательно, как раз вчера забыли в круглосуточный заскочить за продуктами, возвращаясь домой. Игорь рассматривает его жадно и одновременно с какой-то всратой нежностью, отчего хочется распахнуть глаза и протянуть руки навстречу, но тело, в отличие от мозга, все еще вялое и сонное, протестует, и Петя, приняв во внимание его мнение, не шевелится. Выжидает - что дальше. Гадает лениво, свалит ли Игорь все-таки в душ, всласть налюбовавшись, или упадет рядом, подкатившись под бок, а после прижмется к спине, нырнув взмыленным и вонючим под одеяло. С ним, дураком этаким, никогда не угадаешь, но Петя, положа руку на сердце, сейчас бы предпочел второй вариант, даже если потом, вечером, придется сменить постельное. И Игорь будто его мысли читает. Будто жопой чует - или своим тонким обонянием, черт его разберет, - что в теплой кровати его ждут гораздо больше, чем в душе. Делает пару шагов вперед, шлепая босыми ногами по ламинату - опять грязные носки прямо в кроссах оставил, да что ты делать-то с ним будешь, - а потом снова замирает на месте и, судя по шуршанию, стащив с себя футболку, тихо выдыхает. Петя его взгляд - одновременно жадный и умиленно ласковый, - чувствует почти физически, аж кожа мурашками покрывается на долю секунды. Ощущение уже, конечно, привычное и знакомое, но никогда, сука, не надоест. Да как вообще может надоесть вот это все? Запахи, наконец отчетливо различимые и с явной кофейной доминантой, игорево простое уютное тепло и его немое восхищение, которым Игорь обволакивает Петю всякий раз, когда думает, что останется непойманным за руку. Банальные, казалось бы, вещи, но Петя каждый раз внутренне замирает, чувствуя на себе вот такие вот взгляды по утрам, когда Игорь возвращается с пробежки и зависает на пороге не в силах перестать пялиться. Игорь прорастает в его жизнь почти моментально, как сорняк в грядку, и одним своим присутствием делает ее просто невыносимо охуенной, будто кто-то внезапно незримой рукой выкрутил цвета, звуки и запахи на максимум. Игорь становится тем, кого хочется так сильно, как никого прежде, и всегда мало, потому что быть с Игорем - это не про секс вообще, а про что-то гораздо более глубокое. Про любовь, мать ее так. И если раньше Петя думал, что до всей этой истории с проебанным либидо и стремной дуркой у него была весьма насыщенная и бурная личная жизнь, то теперь мог с уверенностью сказать - нихуя подобного. Даже в отвязные семнадцать, когда совсем башню от бушующих гормонов сносило, он столько не трахался, как сейчас, не то в попытке наверстать упущенное, не то просто потому, что наконец-то мог, черт возьми. Игорь же только посмеивался ласково и совершенно необидно над его придурочной жадностью и с видом самого счастливого человека на земле, сияя ебальником, вжимал Петю спиной в матрас. Так хорошо и так правильно, что низ живота скручивало сладкой судорогой. В первый раз у них, конечно же, нихуя путнего не вышло. Так, подрочили - и баиньки. Нет, было несомненно кайфово, просто пиздец как хорошо, особенно когда Игорь медленно и осторожно толкался в него пальцами, скользкими от смазки и сжимал свои раскрасневшиеся губы вокруг члена, неотрывно глядя не то что в глаза, а будто бы прямо в душу. И Петя чувствовал, как мозг вот-вот заискрит и сгорит к хуям собачьим от возбуждения, но в предательской его ебучей жопе по-прежнему было сухо, как в Сахаре, и если бы не флакон какой-то жутко понтовой херни из секс-шопа, Игорь бы и пальцы в него засунуть наотрез отказался вероятно. Кончить Петя так и не смог, насухую выкручивался от этого жгучего ощущения, когда вот-вот, но все никак, а потом, психанув, завалил Игоря на кровать спиной и, размяв челюсть, организовал ему такой отсос, на какой давно ни с кем не разменивался. Глубоко, жарко, мокро, так, что слюнями едва не захлебнулся, пропуская головку в горло и мелко дыша носом. И по-прежнему кайфуя от того, как в кожу по всему телу колкими иголками впивается возбуждение, чистое и ничем не замутненное. Руку на живот, чтоб не дергался, второй сжать напряженное бедро - Петя прекрасно знал, что делал, поэтому Игорь, несмотря на свое неуместное смятение и попытки вырваться из захвата поначалу, обкончался тогда, кажется, до звезд в глазах. А отдышавшись и спустившись с небес на землю, еще долго и самозабвенно вылизывал петин рот и скользил ладонями по спине и плечам, виновато сопя. И Петя очень надеялся, что щекотливый вопрос с весьма нехилой вероятностью конфуза они прояснили до того, как снять штаны, и никаких стремных тупых разговоров не случится, однако наутро Игорь ходил не то чтобы мрачнее тучи, но как минимум, словно бы надкусил сочный лимон. Кислая и хмурая его рожа - Петя знал, такая у Игоря случается, когда он о чем-то напряженно думает, - не вдохновляла совершенно, в то время как самому Пете хотелось если не сплясать на месте, то хотя бы обвести этот день в своем календарике, чтобы точно не забыть, когда ему впервые после всей этой херни, случившейся за последний год, по-настоящему захотелось потрахаться. Как точку отсчета, чтобы прикинуть потом, как много времени прошло, прежде чем Петя потек, как сука распоследняя. А он был уверен, что рано или поздно это случится и, скорее, рано, потому что утром запах кофе никуда не делся, притом, что до кофеварки еще никто не дополз. Он был слабее, чем ночью, безусловно, но уже не таким мимолетным, как накануне днем, и это внушало надежду. Так что пришлось Пете взять себя в руки и прописать Игорю легких и почти ласковых по собственным меркам пиздюлин за скорбное ебало, напоминая о состоявшемся на пороге квартиры разговоре. А затем, усевшись к нему на колени, долго со вкусом целовать и хватать за стоящий колом хер, пока не попустит. И это сработало, черт возьми. Сработало так, что они прямо на кухне и тискались потом, точно малолетки, впервые дорвавшиеся до ебли. Совсем не как ночью - напряженно и нелепо, корча друг перед другом хуй пойми что и ощущая себя, будто на минном поле, - а жарко и до одури хорошо. Настолько, что Петя едва не ебнулся на месте, торопливо и бесстыдно трахая игорев теплый рот, и уплывая от одной только мысли, что вот так тоже было можно. Смешно даже, но ни один альфа в его жизни прежде Пете такого не позволял. У них, этих нормальных альф, походу, вообще зашкваром диким считалось сосать, а не хером в жопу тыкать, но Игорь был ненормальным. Он был просто чудовищно восхитительным. Настолько, что аж внизу живота беспомощно тянуло. С того самого дня все совершенно легко и непринужденно пошло на лад. Игорь, осознав, что сухая жопа и сухой же порожний оргазм - не приговор, начал мало помалу смелеть в койке. Вместо двух пальцев - три и побольше смазки, после языком, едва не доводя Петю до исступления, а потом, замирая почти у черты - губами в губы, торопливо спуская себе в кулак. Будто бы начинал понимать, где у петиной выдержки предел, и подстраивался под него. Будто бы, сука, целью задался, кончать за двоих. Ну или, может, по кайфу ему было размазывать сперму по дрожащему петиному животу, сладко целуясь. Петя не спрашивал, просто жался ближе и вцеплялся руками и ногами, дурея от чужого оргазма и прикрывая глаза. Пусть что-то и было в нем наглухо поломано, но игорево удовольствие било по мозгам даже сильнее собственного порою. Цепляло за живое, коротило мозги и размазывало до невменоза. И этого было пока достаточно. Что удивительно - им обоим, потому что Игорь каждый раз еще долго отдышаться не мог, подминая Петю под себя и слепо тычась губами в шею. Так продолжалось пару недель, что ли. Горячо, но вместе с тем - почти невинно, прям как у двух девственников, которые еще не определились, пора ли по-настоящему ебаться, как взрослые, или время еще не пришло. А потом Игорь, щупая границы дозволенного - вот идиот, будто бы Петя вообще чего-то мог с ним не хотеть, - прижался к нему со спины и, тихо выдохнув, толкнулся меж бедер своим возбужденным членом. Двигался медленно, готовый остановиться в любой момент, терся влажной головкой о яйца и тяжело дышал, а Петю просто-напросто перемкнуло. Раздробило, вывернуло наизнанку от одной только мимолетной мысли, как охуенно игорев большой и твердый член будет ощущаться внутри и как вот этой всей возни, которой они довольствовались прежде, отчаянно мало. Хотелось больше, хотелось нормально, и Петя, громко простонав что-то невразумительное, спустил тогда, точно подросток, обкончав под собою простынь и крепко подозревая, что в заднице в этот момент хлюпала не только прежде щедро влитая туда Игорем смазка со вкусом печенек, но и своя собственная. Убедиться, конечно, не вышло - ебучая пряная корица перебивала все наглухо, и даже чуткий игорев нос не смог вынести окончательный вердикт, сколько бы Игорь, выглядя, словно законченный придурок, сосредоточенно не обнюхивал свои пальцы. Однако Петя, смущенно заржав от этого поистине странного зрелища с налетом идиотизма и расслабленно растекшись по мокрой простыни, буквально жопой чуял, что это - оно. То, чего они оба ждали. А следующей же ночью Игорь, вдохновленный прорывом и подстегиваемый петиными мольбами вперемешку с угрозами, наконец его трахнул. Не пальцами, как привык уже, а прям натурально живым человеческим хуем, как давно хотелось. Пете показалось тогда, что он тупо выпал в астрал и так и не вернулся по забывчивости, потому что если поначалу оба они не имели завышенных ожиданий к эксперименту и изрядно осторожничали, особенно Игорь, то уже где-то в процессе Петю размазало наглухо, да так, что из жопы полилось, как из ведра дырявого, прости господи, и все - дальше все, как в тумане. Игоревы горячие ладони на бедрах, торопливые поцелуи, рассыпанные по плечам, и одуряюще медленные движения внутри, уверенные, не суетливые и такие правильные, что сдохнуть можно. На провокации Игорь не велся, не спешил никуда и, не сбиваясь с ритма, нес хрипло какую-то ересь, но Петя, совершенно одуревший, даже под дулом пистолета не смог бы припомнить, что именно. В памяти намертво отпечатались лишь интонации, прикосновения к коже и изматывающе неторопливые толчки, от которых в голос орать хотелось. И кажется, Петя орал, насрав с большой колокольни на картонные стены типа элитной новостройки. Кажется, он метался, как в бреду, судорожно сжимая Игоря в тисках и неосознанно подаваясь навстречу. Сто пудов, все так и было, потому что соседка сверху, встретив Петю в лифте следующим вечером, покосилась на его до неприличия счастливое ебало и цветистый засос на шее не то с осуждением, не то с черной завистью. Однако Пете было плевать, потому что в его жизнь наконец вернулась нормальная человеческая ебля, а не жалкое ее подобие, щедро приправленное легким чувством собственной неполноценности, и этой новостью он готов был делиться со всеми соседями разом еженощно, невзирая на ханжеское воспитание оных и закон о тишине. В конце концов, до встречи с Игорем он почти потерял надежду, что в каком-нибудь обозримом будущем сумеет потрахаться без отвращения и желания все побыстрее закончить, но вот они факты - Игорь умудрился не то своим целебным хуем, не то волшебной силой любви, не то попросту своей чуткостью и осторожностью сотворить невозможное, и Петя, охуевая от жизни такой, не только потек, как блядь последняя, но еще и, сам того не ожидая, кончил с хером в заднице, что даже в хорошие времена случалось редко. После этого, понятно, в койке все не просто хорошо стало, а буквально заебись. Будто плотину прорвало, и натрахаться они с Игорем все никак не могли, как ни старались, нередко идя на второй заход, чутка отдышавшись. Будто подростки пубертатные, ей-богу, однако Петя не жаловался. Было в этом что-то сакральное, несмотря на низменность действа, будто бы каждый раз, когда Игорь совал в него свой член, вжимая в кровать и одурело целуя, происходило нечто одухотворенное и сокровенное. Немыслимое единение, прикосновение души к душе или еще какая-нибудь поебень в этом роде. Игорь не трахал Петю, он его любил. Всем собой - обнаженно честно и настолько сильно, что сердце его частило, как ебнутое, гулко стучась в петины ребра, когда Игорь притирался к нему близко-близко. Игорь любил его так, как порою Пете казалось, человек вообще не может просто по дефолту, но тот как-то справлялся. Днем был тем самым придурком, который рисует сердечки на стикерах, а ночью трахался на износ, кусая губы и оттягивая подступающий неумолимо оргазм, чтобы Петя успел урвать свой кусок кайфа. К концу лета Игорь почти к нему перебрался, беззастенчиво раскидывая свои вещи не только по полкам, но и по всем доступным поверхностям, включая пол. Додумался бы - еще бы и трусы на люстре пристроил, но к счастью, фантазия у Игоря была так себе, так что обошлось без крайностей. И любого другого Петя, положа руку на сердце, за такое прибил бы на месте, но игоревы шмотки, густо пахнущие свежесваренным кофе, даже не раздражали. Скорее, успокаивали и давали понять, что все происходящее между ними двоими - серьезно до чертиков, а Игорь, поддаваясь низменным инстинктам, банально метил территорию. Больше неосознанно, чем отдавая себе отчет в том, что делает, но спокойно и как-то правильно, без всякой там мозгоебли и суеты, как это происходит у многих альф. А теперь, аккурат к исходу октября, он и вовсе, видимо, не собирался больше уходить. Привык к нормальной кофеварке, к тому, что бойлер работает, как часы, а не барахлит постоянно, без предупреждения устраивая контрастный душ. А еще к тому, что утром, едва продрав глаза, можно, поторговавшись с собой, послать нахер утреннюю пробежку, уткнуться в петину шею лицом, прикусить чувствительную кожу у горла и лениво тискаться, пока не прозвонит будильник. Или же, вернувшись с улицы, вот так, как сейчас, прокрадываться обратно в спальню, потому что успел ужасно соскучиться за отвратительно долгие сорок минут или около того. В общем, Игорь вовсю наслаждался демо-версией семейной жизни и все ждал, когда Петя ему как-нибудь ненавязчиво намекнет, что пора бы за штампом в паспорт, как они и договорились на залитой утренним солнцем петиной кухне где-то в самом начале осени. Вопрос, конечно, уже решенный - даже мысли не возникает, что с Игорем вообще когда-то захочется разбежаться в здравом уме, - но Петя отчего-то тянет. Не то тоже наслаждаясь этой демо-версией замужества, потому что вот таких нормальных и здоровых отношений у него никогда не было и хочется растянуть удовольствие, не то потому, что не хочет зимнюю свадьбу. Не то потому, что иногда кажется, будто бы он всего этого не заслужил и палец о палец не ударил, чтобы все сложилось, как сложилось. Ведь без кольца на пальце так легко забыть, что все это устроил отец, пусть и не догадываясь, чем дело кончится. А как только оно появится, тут уже без вариантов: в очередной раз послушно сделал то, что велел дражайший родитель. И это стремно. Настолько, что порой в голове даже мелькает стремная мысль до конца дней во грехе жить, лишь бы под него не прогибаться, но Петя знает: не выйдет из этого ни хера. Не из-за отца, разумеется, насрать на него вообще, а из-за себя самого - Игоря хочется называть своим мужем, и лишь вопрос времени, когда это внутреннее противоречие между желаемым и якобы навязанным рассосется. Тем более, что Игорь тактично и терпеливо выжидает, не торопясь измарать паспорт, а даже наоборот после одной из их тихих постельных бесед, когда Петя нехотя признается, что именно ебет ему во всей этой истории мозги, словно бы выдыхает с облегчением и молча кивает. Принимает аргументы и будто бы расслабляется, обнимая крепче. Успокаивается, понимая, что дело не в них двоих и не в том, что Петя в чем-то не уверен, а в том, что прежде чем все случится, Пете нужно для начала перерасти свои детские обидки и двинуться дальше. Игорю тоже не хочется, чтобы все было как-то из-под палки и потому, что уговор дороже денег. Хочется в правильный момент, а не криво и косо, просто потому, что у петиного отца терпение кончается понемногу. Поэтому Игорь встает между ними - между Петей и его отцом, - стоически выдерживает батин напор и твердо отбрехивается, что, мол, это их личное с Петей дело, когда сочетаться узами брака. Без кольца на пальце Игорь все равно ощущается, как единственный и самый любимый. Как самый правильный человек на земле, рядом с которым Петя только мог очутиться после всех ошибок в своей жизни. Да даже если и без них, Игорь все равно - лучшее, что могло случиться с Петей при любом из раскладов. Запах пота и кофе, яичница со всем, что под руку подвернется, по утрам, надежное плечо каждый божий день и невыносимо охуенный секс, какого у Пети прежде никогда не случалось, пожалуй. Игорь любит его безмерно, а Петя так же безмерно любит его в ответ. Матрас чуть проминается, принимая на себя игорев немалый вес, и Петя, улыбнувшись, перекатывается на спину, а затем приоткрывает один глаз. Сладко потягивается, прекрасно осознавая, что одеяло, и без того сползшее с плеч, теперь почти с намеком съезжает почти до пупка, и севшим со сна голосом интересуется: - Ну что, всех собак на районе перечухал или кто-то остался без внимания? Нюх в последнее время стал острее, так что Петя даже не тычет пальцем в небо. Игорь смущенно смеется. Псиной от него несет так, что вопрос, скорее, риторический, чем требующий ответа, и Петя крепко подозревает, что рано или поздно ему придется смириться с тем, что и в их доме появится собака. Какая-нибудь здоровая и до пизды умилительная, потому что суровое игорево сердце буквально истаивает при виде жизнерадостных и шиложопых лабрадоров. Но эта мысль, несмотря на то, что к собакам Петя всегда дышал ровно, отчего-то не вызывает отторжения, а, скорее, даже внушает спокойствие. Там где собака - там дом. Там семья и уникальный шанс заботиться о ком-то, кто в тебе нуждается. Любить, баловать, немного строжиться и вот это все. - Не всех, но я очень старался, - фыркает Игорь тихо, подбираясь ближе и утыкаясь прохладным носом Пете в плечо, а потом касается губами кожи и, резко меняя тему, шепчет хрипло: - Какой ты теплый, Петь… И от этой его нежности пополам с запахом дождливой осени накрывает просто неимоверно. Игорь ластится, жмется к боку, все еще разгоряченный после пробежки, и от его запаха - такого привычного и простого, - натурально голову ведет. Пот, мятная зубная паста и черный кофе. Адская смесь, которая заводит с полоборота и которой никак не надышаться. Петя осторожно вытягивает из-под Игоря свою руку и, закинув ее Игорю за голову, обнимает ладонью затылок. Бездумно перебирает пальцами влажные жесткие волосы, вздрагивает от еще одного поцелуя в плечо и, чувствуя, как стремительно приливает к члену кровь, бормочет: - Теплый-то теплый, но градус стремительно повышается, - и, накрыв свободной рукой игореву ладонь, покоящуюся у него на животе, мягко сдвигает ее ниже, прямо под одеяло. Искать трусы ночью в потемках было лень, поэтому сейчас от прикосновений к голой коже по мозгам дает знатно. Так, что косые сладким спазмом сводит. - Понял, - кивает Игорь преувеличенно серьезно, послушно расслабляя кисть, а потом тут же обхватывая петин член пальцами под головкой. Гладит осторожно, почти невесомо и, широко улыбнувшись, уточняет: - Отсосать тебе? - Себе отсоси, - фыркает Петя, не сдержавшись, а потом, сжав волосы у Игоря на затылке, требует: - Хочу твой член. Прямо сейчас. И Игорь на секунду теряется. Не потому, конечно, что резко забывает, как хером пользоваться, а скорее, по той простой причине, что прежде по утрам они только неловко возились в койке, обходясь руками или ртом, но все когда-то случается в первый раз. Сегодня, например, Пете впервые хочется, не до конца еще проснувшись, ощущать Игоря внутри. Так сильно хочется, что в заднице мокро становится от пары поцелуев в плечо и стойкого, туманящего мозги, запаха. Игорь натурально пахнет мужиком сейчас - потный, вонючий, но такой отчаянно желанный, что тело реагирует на него остро и по-природному правильно. Чисто на инстинктах, а не потому, что Игорь тот - в кого Петя втюрился когда-то вопреки здравому смыслу и грядущей помолвке черт знает с кем. И это так неожиданно - в первый раз в жизни по-настоящему тянуться омегой к альфе, а не человеком к человеку, - что Пете кажется, будто ему в одночасье открылись все тайны вселенной в зашторенной спальне сонного питерского человейника. И будто бы если упустить этот шанс - второго не будет. Глупость, конечно, полнейшая, но тем не менее. - Может, я в душ быстро? Одна нога здесь, другая там, - севшим голосом наконец уточняет Игорь, вразрез со своими же словами медленно скользя кулаком по петиному члену и размазывая большим пальцем выступившую на головке смазку, но Петя отчаянно мотает головой и улыбается, перекатываясь на бок. Ошалевше смотрит на Игоря, закидывает на него ногу и почти с восторгом выдыхает, притираясь ближе: - Какой, блядь, душ… Из меня уже, как из ведра, льется, - и смеется, тихо и счастливо. В жопе и впрямь почти хлюпает, Петя мокнет, словно по щелчку пальцев, ощущая, как смазка стекает по ягодице, густая и теплая. Ее так много, что натурально ебнуться можно. И не то чтобы раньше Петя не тек. Они с Игорем давно обходились без идиотского флакона с печеньками на этикетке, но вот так - никогда прежде. Без особой стимуляции, чисто на химии собственных шкалящих гормонов. Просто от того, что Игорь после пробежки завалился в кровать, обдал его своим запахом, пару раз чмокнул невинно и ухватил за член, не дроча даже толком, а тупо облапывая, прежде чем соскользнуть вниз и пососать, как он нередко делает по утрам. Дыхание у Игоря сбивается. Он тоже перекатывается на бок, коротко целует Петю в шею и почти по-хозяйски проходится пальцами меж ягодиц, потом еще раз, а после - натурально задыхается и хрипит: - Петь, ты… И, так и не закончив мысль, толкается внутрь двумя пальцами. Хорошо, правильно, но мало. Петя почти воет, насаживаясь до костяшек, сползает ниже и слепо, наощупь, находит игоревы губы. Будто током бьет от его языка, будто огнем горит все тело, когда Игорь, пару раз двинув запястьем, добавляет третий палец. Проверяет, перфекционист эдакий, не наебывает ли его петина мокрая жопа, а потом выдыхает судорожно, не ощутив ни малейшего сопротивления мышц, и целует так, что мозги замыкает. Игорь явно теряет связь с реальностью, трахая его пальцами и ловя ртом отчаянные сиплые стоны, но этого пиздец как мало. Сейчас хочется не просто разрядки, а хочется одуреть и отлететь к хуям собачьим, задыхаясь под Игорем и подмахивая изо всех сил, пока руки и ноги не задрожат - неизвестно ведь, когда в следующий раз так конкретно жмыхнет, и нужно ловить момент, - поэтому Петя огромным усилием воли упирается ладонью в игореву грудь, дрожит и, задыхаясь, рявкает требовательно: - Ты не понял, что ли? - а после перехватывает запястье игоревой трахающей его руки, замирает, чтобы случайно не двинуть бедрами, и уверенно добавляет: - Я тебя хочу. Твой хер в своей жопе. Андестенд? И Игорь, кажется, андестенд. Он кивает коротко, неуловимым каким-то движением подминает Петю под себя и, жарко дыша в затылок, сипло заверяет: - Будет тебе хер в жопе, - а потом, повозившись с шортами, тычется головкой меж ягодиц и, вздернув Петю за бедра, идеально правильно въезжает на всю длину разом. Так хорошо, что на мгновение мир перед глазами меркнет, но это ничего. Петя, подслеповато щурясь в подушку, упирается разъезжающимися коленями в матрас и глухо воет. От того, как тело отзывается и от того, как Игорь сорванно дышит ему в шею. Игорь сам здоровенный и член у него, мягко говоря, не среднестатистический, конечно, но по ощущениям такой, будто под Петю скроили. Легко скользит по смазке, растягивает совершенно идеально, распирает так, что ебнуться можно. И не то чтобы это новость, разумеется, Петя много раз ощущал его внутри, дурея и растекаясь по кровати, но то после пальцев, осторожно и медленно. А чтобы вот так - одним махом и до звонкого шлепка яиц о жопу, - еще никогда. И ощущения, что и говорить, просто улет. Ощущения такие, будто раньше он и жизни-то не хавал толком, а лишь перебивался жалкими подачками. Игорь явно теряет над собой контроль, поддаваясь инстинктам. Чувствует запах - сильный, видимо, раз так размазывает, - самозабвенно ведется на него и спускает своего альфу с поводка. Потому, что нутром чует: так сейчас правильно. Потом, впрочем, почти сразу очухивается, замирает неподвижно и, прижавшись близко-близко, спрашивает почти испуганно: - Ты как, Петь? И хочется, конечно, треснуть его от души за этот виноватый тон и за нахуй никому не всравшуюся необходимость что-то говорить, но Петя все же, с трудом собрав мозги в кучу, все же бормочет невнятно: - Лучше всех, - а потом, опершись на дрожащие колени и прогнувшись в спине, почти жалобно добавляет: - А если еще и выебешь, так вообще по красоте будет. - То есть, смазки точно нормально? - уточняет Игорь как-то сдавленно, бездумно оглаживая поясницу, и Петя, устав от этого бессмысленного трепа, двигает бедрами сам, легко соскальзывая с члена и оттягивая ягодицу. По внутренней стороне бедер течет густо и горячо. Так, что Игорь задыхается от открывшегося ему вида, а Петя, самодовольно огладив пальцами мокрую дырку, тихо смеется: - Не просто нормально, а еще и хлюпать будет наконец-то. Я ж ясно намекнул, сейчас можно что угодно и как угодно, - а потом, прикрыв глаза, добавляет едва слышно: - Давай, Игорек, покажи класс, потому что я к этому наконец-то готов. Вот прям пиздец как готов, бля буду. И Игорь, крепко ухватив его за бедра, наконец дает жару. Не так, как раньше - теперь Пете кажется, что прежде Игорь ебал его вполсилы, если не меньше, все время осторожничая, - но сейчас полностью отпускает себя и, выкинув из головы все лишнее, срывается с невидимой цепи. Въезжает, как и в первый раз, одним слитным движением, а потом, больше ни в чем не сомневаясь, трахает так, что голова плывет. Толкается быстро, резко, идеально правильно до пошлых и звонких шлепков кожи о кожу. Неровно дышит и сжимает петины бедра, скорее всего, до синяков. Самозабвенно, подчиняясь инстинктам, но все же не забывает спросить: - Петь, хорошо? Или медленнее? И медленнее, конечно, тоже хочется, но как-нибудь в другой раз. А сейчас ощущение такое, что лучше тупо и быть не может. - Просто охуенно, - с трудом разлепив пересохшие губы, слабо заверяет его Петя, дурея от всего сразу. От игоревых торопливых движений, от того, как изнутри жарит и от сорванного игорева шепота. А еще от того, что запах свежесваренного черного кофе бьет в нос. Так, что не продохнуть, и Петя, захлебнувшись им, блаженно прикрывает глаза. Игорь, ну, казалось бы, сует член в его задницу - потный, как и весь он сам, прелый и стопудово пахнущий осенним увяданием после утренней пробежки, но Пете кажется, будто именно сегодня этот член - манна небесная. Потому что с каждым движением, с каждым толчком вовнутрь, будто бы цветком распускается целая вселенная. Будто бы в Пете пробуждается давно забытое и искреннее желание не просто трахаться, а стать тем самым, на ком можно закончить слепые и дурацкие поиски. Игорь ощущается, как самое правильное на свете, и Петя надеется, что он сейчас - наконец-то тоже. - Чувствуешь? Я, кажется, наконец-то… - беспомощно стонет он, так и не сумев закончить мысль как-то внятно. Как-то выдавить из себя, что внутри зарождается целая неведомая ранее вселенная и что чувства все обострились так, что кажется, будто бы Петя слышит, как бешено бьется в эту самую секунду игорев пульс. Словно бы нет больше границ, словно бы там, где заканчивается один - тут же начинается другой, но это глупо и не бывает так. Поэтому Петя просто двигается, подаваясь навстречу игоревым беспорядочным толчкам, а потом размазывается наглухо, когда Игорь шепчет: - Дурак, что ли? Ты б только знал, как ты сейчас пахнешь. С ума сойти можно, - и, судорожно глотнув воздуха, добавляет: - Никогда тебя не отпущу, Петь. Лучше сдохнуть, ей-богу. И это бьет по мозгам почище всех прочих игоревых признаний. Даже больше, чем его давнишнее уже, но все же свежее в памяти откровение, что дети - не главное в жизни. Без контекста прозвучало бы крипово, конечно, но Петя нутром чует, Игорь не из тех психов, для которых “не отпущу” - это значит приковать к батарее в самом прямом смысле. Игорево “не отпущу” - это уважать, ценить и сделать все возможное и невозможное, чтобы им хорошо вместе было. Любить несмотря ни на что. Заботиться и быть рядом. Ну и, трахаться, конечно же, так, что ум за разум заходит. Так, что сердце не то останавливается, не то норовит вырваться из груди, потому что не выдерживает практически. В этот момент Петя размазывается наглухо, потому что Игорь натурально готов провести с ним всю оставшуюся жизнь. Не то, чтобы это было тайной за семью печатями, но именно здесь и сейчас ощущается особенно ясно и с хлопком вышибает пробки. И вовсе не из-за того, что сует в Петю свой член, а по той простой причине, что он откровенно и без гнилых увиливаний признается, что лучше уже никого и никогда не будет. Ни для самого Игоря, ни для его альфы. Золотое сечение, идеальный, сука, мэтч и любовь до гробовой доски. Петя знает: вранье пахнет дурно, оседает кислым на корне языка, а от Игоря веет такой свежестью, будто бы в кофе замешали мятный сироп, и от этого мозги замыкает на раз. Кончает Петя, вероятно, с криком, с первородным воплем и выпадая начисто из реальности. Потому, что Игорь - его. Потому, что он принадлежит только Игорю и ему одному, а не дурацкой и уже несбыточной, вероятно, затее забеременеть и исполнить свое омежье предназначение. Чисто по-человечески, как у них с самого начала и повелось, а не из-за проснувшегося наконец бешеного зова инстинктов. Потому, что узел, впервые вообще растягивающий задницу - прежде Петя не позволял такой херни ни одному своему даже самому перспективному ебырю, - не о том, чтобы спустя пару месяцев пускать слюни над тестом с двумя полосками, а о том, чтобы сейчас стискиваться туго-туго и охуевать от ощущений. Внутри и снаружи, потому что Игорь прижимается к спине, дышит через раз и мягко прихватывает зубами кожу на загривке, крупно вздрагивая. Ему, кажется, тоже совсем пиздец пришел, что аж руки почти не держат, поэтому Игорь осторожно переносит вес на локти, еще сильнее вжимая Петю собой в матрас. Еще глубже толкается узлом, таким же здоровым, как и весь его член, и замирает, бездумно и почти по-животному вылизывая петину взмокшую шею. А еще - невнятно бормочет какую-то всратую приторно-сладкую чушь, запинаясь через слово, точно влюбленный пацан. И просто ебнуться можно, как правильно и кайфово все это ощущается. Ощущается, как что-то до пизды сокровенное, разделенное на двоих без всяких там оговорок. Что-то, чего Петя прежде никогда и ни с кем не переживал. Этот оргазм - далеко не первый с Игорем, но совершенно точно разметыващий на молекулы, атомы и хрен знает, что еще. Настоящий. Такой, какой Петя никогда в своей жизни не знавал прежде. Какой-то абсолютный, будто шестеренки наконец в пазы встали. Одна такая здоровая шестерня в до сих пор неконтролируемо истекающий смазкой паз. Петя уверен, с него на простынь нормальная такая лужа вылилась, но похуй как-то совершенно. До блаженной звенящей пустоты в голове, легкости во всем теле и сладких, выбивающих дух, спазмов в заднице, все еще накатывающих то и дело, стоит Игорю только пошевелиться. - Петь, - беспомощно зовет Игорь, когда кровь отливает от члена и устремляется к мозгу. Выскальзывает осторожно, кулем валится рядом на постель и, прижавшись губами к плечу, неуверенно добавляет, кажется, несколько обеспокоенный непривычной петиной молчаливостью: - Петь, все нормально? Или не стоило вот так сразу… И, разумеется, он про узел, про что же еще. Вот же дурила невероятный. Жопу, конечно, тянет - было бы странно, если бы не, - однако Петя не жалеет ни о чем. Идеальный ведь момент был, лучше не придумаешь для первого раза. Море смазки, бешеное желание и полнейшее ощущение, что вот так и надо, никуда не девшееся до сих пор. - Стоило, - обрывает его Петя сипло, с трудом выныривая из подушки, а потом улыбается, как полный придурок, и хмыкает: - Ноги я, конечно, в ближайшие полчаса не сведу вместе, но в целом, ощущение такое, будто заново родился, - и, помолчав, добавляет чуть насмешливо: - В общем, с добрым утром. Почаще бы так. И Игоря заметно попускает. Он прищуривается, тянется к петиной щеке ладонью и, выгнув бровь, тоже со смешком отзывается: - Почаще встречай меня с пробежки без трусов и с хлюпающей от смазки задницей - и за мной не заржавеет, - а потом, посерьезнев, все же уточняет: - Петь, меня правда не занесло? Как ощущения? Ничего не болит? Узел все-таки дело такое… Но Петя лишь отмахивается и, рывком навалившись на Игоря сверху, слепо тычется губами в его лицо. Скула, нос, бровь, похуй вообще, Пете кажется, что сейчас он готов ступни игоревы целовать за тот кайф, который остаточными волнами разливается по телу. Смазка все еще вытекает из него, будто трубу ржавую где-то внутри прорвало, и от этого хочется не то орать в голос, не не сплясать, не то окончательно подмять Игоря под себя и ультимативно затребовать второй раунд. Даже прислушиваться к себе не нужно, чтобы понять - все просто охуенно, и плевать, что придется, кажется, сегодня по дороге в управление заскочить в аптеку. Три капли - не меньше, иначе пиздец джинсам, но это впервые, кажется, за всю половозрелую жизнь не бесит, а приводит в идиотский восторг. Узел, конечно, дело такое… Но Петю устраивает, потому что собственное тело впервые за долгое время ощущается не обузой и поводом лишний раз расстроиться, а чем-то, что может не только доставить удовольствие, но и получить его сполна тоже. Когда-то, еще до встречи с Игорем Пете очень нравилось ебаться без всяких там обязательств так, чтобы задницу потом саднило наутро. С Игорем он узнал, что можно трахаться даже если голова, отчаянно жаждущая потрахаться, не в ладах с гормонами. И только сейчас он понимает кристально ясно: чтобы на полную кайфануть самому, нужно просто перестать слишком много думать. Он так долго выносил Игорю мозги своими колесами и сухой, как пустыня, жопой, внутренне этого стыдясь, что совсем забыл, что секс - это не результат, а процесс. И стоило только отключить голову, стоило только вдохнуть Игоря на грани сна и яви, когда голова еще не до конца включилась, как все произошло само собой. Петя так долго боялся никогда не стать прежним, что попросту сам себе стрелял в ногу, а оказалось, все проще некуда - и нужно было банально ощутить Игоря всем собой, а не стараться изо всех сил подстегнуть свои расшатанные феромоны на адекватную реакцию. Петя уверен - дальше будет проще. Пусть не сразу и не всякий раз, но прогресс налицо, а значит, все точно сдвинулось с мертвой точки, поэтому он расслабленно обвивается вокруг Игоря и вжимается губами в губы, обхватывая ладонью затылок. Ластится, жадно скользит языком в рот и придавливает собой к кровати. Игорь податливый, отвечает на поцелуи охотно, с удовольствием, но как-то чутка скованно, и, как ни крути, все же приходится все же отлипнуть от него, как бы ни хотелось ближайшие полчаса вкусно вылизывать его, наплевав примерно на все на свете. Они же и впрямь договорились еще летом, что словами через рот нужно все обсуждать, а Петя на радостях ведет себя, как мудак. Нервирует почем зря и увиливает от прямого ответа, вот Игорь и психует. - Все просто заебись, правда, - тихо, поймав игорев взгляд, заверяет его Петя, ласково поглаживая небритую щеку и улыбаясь, а потом серьезно добавляет: - Я б не стал терпеть и превозмогать, как покорная наложница, ты ж знаешь. Так что, чилл. Даже узел не так страшен, как его малюют, хотя, признаться честно, в первый момент мне показалось, что вот тут-то мне и пиздец. А оказалось пиздец как хорошо. В общем, я б повторил. Игорь пораженно распахивает глаза. - Ты что, никогда с узлом раньше не трахался? - почти нервно спрашивает он, крепче сжимая руки на петиных плечах, но Петя лишь легкомысленно отмахивается. - Не-а, - и, звонко чмокнув Игоря в щеку, тянет: - Никому не давался, прикинь, а с тобой захотелось прям и я нисколько не разочарован. - Надо было сказать, - хмурясь, замечает Игорь, - я бы… - Ну да, ты бы по-джентльменски слился, а я бы так и не узнал, что моя жопа - понятие растяжимое, - неожиданно громко ржет Петя и, осекшись от грохота по батарее, добавляет уже тише: - Я еще вчера не думал, что это важно, ну правда. Думал, что мы еще черт знает сколько до этого вопроса не дойдем. А сейчас, ну, тупо не до брифинга было. Я понял, что хочу и все. - Идиот, - закатив глаза, резюмирует Игорь. - А если бы все через жопу пошло… - Так оно и так - через жопу, - прыскает Петя, отчаянно силясь снова не заржать в голос, а потом коротко Игоря целует и, улыбнувшись, внезапно даже для себя выпаливает: - Тащи кольцо. Игорь смотрит на него растерянно, будто на несущего ересь дурачка, но Петя, прислушавшись к себе, понимает: не погорячился. Реально, вот этого тоже хочется прямо сейчас, не откладывая на какое-нибудь абстрактное потом. Пусть не к месту, пусть не вовремя, но так правильно, что ебнуться можно. - Что глазами хлопаешь? Я знаю, ты давно его уже в кармане куртки носишь, - с удовольствием продолжает Петя, широко улыбаясь, а потом хмыкает и заканчивает ласково: - Повязал - изволь жениться, Игорь Константиныч. Считай, что я в восторге от тест-драйва и хочу поскорее обзавестись пожизненной подпиской. Хватит уже хуйней страдать. Игорь озадаченно прищуривается, а потом, расплывшись в дурацкой счастливой улыбке, уточняет: - Что, прям вот так? - А тебе что, особый антураж нужен, чтоб потом не стыдно было? - интересуется Петя запальчиво и, прижимаясь к игоревых губам своими невнятно бормочет: - Клянусь, я всем буду говорить, что ты дохуя романтично встал на колени на фоне Исаакия в пафосном рестике и толкнул речугу. Ну, помнишь, как в августе. Но базарю, мне все равно никто не поверит. Игорь смеется громко и от души, так, что недовольные утренним шумом соседи вновь с яростью берсерков ебошат по батареям, но на них так насрать сейчас, что даже неловко. И когда Игорь спустя какое-то время все же выбирается из постели, чтобы дошлепать до коридора, у Пети нет ощущения, что он наебал самого себя. Наоборот, есть ощущение, что он наконец все сделал правильно в кои-то веки. Первой кольцо на петином пальце замечает Зайцева ровно через три минуты после того, как они с Игорем переступают порог управления. Смотрит на Петю пристально, изучающе, а потом понимающе улыбается, и Петя, не удержавшись, улыбается ей в ответ. Настроение такое, что хочется обнять весь мир, но вместо этого Петя лишь отвешивает себе мысленный подзатыльник и, как ни в чем ни бывало, усаживается за свой стол, едва не смахнув на пол пару папок с верхушки внушительной стопки. К монитору прикреплен стикер с кривоватым сердечком, который Игорь, вероятно, оставил накануне, улучив момент, и Петя бросает быстрый взгляд на свой безымянный палец. Ему достался лучший из мужчин, вне всяких сомнений, и хочется как можно скорее с каким-то почти детским восторгом называть его своим мужем, даже несмотря на то, что зимние свадьбы - отстой. Смешно, но Пете вообще теперь много не нужно - не то что несколько лет назад. Бракосочетание не хочется превращать в помпезную хуйню с кучей гостей из прошлой жизни, а хочется простой церемонии в кедах и джинсах, и потом - в отпуск недельки на две. Скромно, без выебонов и, желательно, без лишних глаз. Батя бы заплакал от такой смены приоритетов, но его голос уже не учитывается, поэтому Петя лишь ухмыляется, а потом, бросив беглый взгляд на Игоря, смягчается и расплывается в совершенно счастливой и идиотской улыбке. Январь или февраль отлично подойдут, потому что носить одно лишь помолвочное слишком долго Петя не готов. Он хочет Игоря себе целиком и полностью, вместе с ворчанием на работе, разбросанными по квартире носками и жаркой еблей по утрам. Потому что, Игорь - это Игорь, и никого другого Петя рядом с собой уже просто не видит. Игорь - как бы слащаво это не звучало, - любовь всей его жизни. Первая, на самом деле, и единственная. Совершенно нелогичная, нестерпимо яркая и, вероятно, та, самая, которую Петя пронесет через все грядущие годы. Игорь его все, и нужно было быть полнейшим дураком все эти месяцы, чтобы тянуть резину и выебываться почем зря. Петя станет его мужем, возьмет дурацкую звучную фамилию и никогда об этом не пожалеет, потому что Игорь Гром - тот, с кем стоит скоротать свою жизнь. Потому, что Игорь тот, кому стоит довериться после многих лет блуждания в потемках.