***
Последующие дни мало отличались ясностью погоды: мелкий дождь непрерывно крапал и не давал людям спокойно заниматься своими делами. Густой туман, утром вставший над широкой рекой, перебрался в деревню и наполнил собою каждый пустой двор, куда не выглядывали даже любопытные животные, спрятавшиеся под кровлей. Николь погибала от скуки в четырёх стенах родного дома, где прошло всё детство, и даже перебрала на чердаке, выбросив все ненужные вещи и получше припрятав высушенные для специй растения. Не зная, чем заняться, Сокджин укрепил петли каждой из двери и сменил скрипучую доску на ступенях крыльца на более новую, а затем решил закоптить мясо. Николь штопала рубаху, порванную, пока брат колол дрова во дворе, и слушала его мысли о дальнейших планах. Август безжалостно завершался, поэтому скоро на смену прохладным денькам, порой сменяющимися жарой, придут постоянные холода, а это значило, что продовольствия будет куда меньше — Сокджин планировал поехать на заработки в крупный город, чтобы добыть деньги и приобрести не только тёплую одежду, но ещё и утеплить дом к зиме. Он прекрасно понимал, что счастья от его идеи не добавится, однако и Николь осознавала, что старшим руководствует простая надобность: им нужно развивать хозяйство ради собственной жизни. Кто-то нетерпеливо постучал в дверь, и молодые люди переглянулись, каждый отчётливо помня, что гостей сегодня быть не должно. Николь, отложив рубашку с иглой, подошла к двери и, отворив, пропустила внутрь резко начавшую болтать дочь торговца — кудрявая Аэлита игриво улыбнулась Сокджину и, перехватив руки закрывающей дверь Николь, безудержно принялась болтать. Являясь местной сплетницей, которая знала всё про всех, Аэлита всегда собирала свежие вести и приходила сначала в дом осиротевших лекарей: Николь девушку недолюбливала и порой не понимала причин, по которым она, подобно старой сварливой бабке, обсуждала и осуждала каждого жильца поселения, однако была воспитана порядочно и правильно, поэтому не пустить в дом знакомую попросту не могла. Сокджин к Аэлите относился настороженно, однако зимой надумывал к ней свататься — дочь торговца была бы неплохой невестой, а связь с одним из богатейших мужчин в поселении принесла бы выгоду самому Сокджину и его сестре. И пусть Николь лишь скептично выгибала бровь и глядела на старшего, как на полоумного, она отчасти понимала желание брата, поэтому лишь терпела то, как мило щебетали молодые люди. К Аэлите свататься приходили многие, однако сердце болтливой девушки уже давно была отдано мужчине, который сейчас с полуулыбкой разделывал мясо и выслушивал все сплетни, собранный в одной кучерявой голове. Николь наконец-то прекратила штопать, бережно свернула рубашку и убрала её подальше от грязного стола. Аэлита беззастенчиво заняла её место около стола и продолжала активно строить глазки Сокджину, накручивая на пухлый палец тёмную прядь длинных волос. Николь недовольно покачала головой и принялась помогать брату складывать крупные куски мяса в железный таз. Оказалось, что главной новостью, из-за которой и пришла Аэлита, было сватовство Демида: демидовы братья сегодняшним утром поехали в соседнее поселенье и там сватали Демида с дочерью богатого ремесленника, а свадьбу назначили на третьи сутки после сватовства. Сокджин, услышав новость, кинул осторожный взгляд на Николь — боялся, что та расстроится, ведь не замечать взаимный интерес девушки к соседскому оболтусу было тяжело, однако сестра отреагировала спокойно: Николь продолжала незаинтересованно перекладывать мясо со стола в таз и на взгляд старшего брата лишь приподняла брови, не понимая причину обеспокоенного взгляда. Аэлита не заметила перегляда молодых людей и, сморщив нос, во всех подробностях рассказывала о внешности невесты из соседнего поселения, явно пребывая не в восторге. — Я сама не видела, но тётка говорит, что она бледна, как поганка: прямо вылетая Николь, — Сокджин хмуро взглянул на соседку, а Николь простодушно хмыкнула и покачала головой. — И худющая: ни зада, ни пуза. Как Демида решили сватать, понять не могу! Рожать ведь тяжело будет, а вдруг детишки больные станут? — Ежели сама здоровая, то и о детях нечего бояться, — спокойно проговорил Сокджин, а Николь лишь согласно кивнула на слова брата и кинула взгляд на явно недовольную таким положением дел соседку. — А уж о бледности её не тебе беспокоиться, как и о сестре моей. — Уж коли деток здоровых хочет, то нынче думать надобно, а не после родов горевать, — высокомерно рассматривая Николь, проговорила дочь торговца и принялась разглядывать свои чистые ногти, поглаживая мягкую кожу рук. Николь прикусила губы и опустила взгляд на свои руки: жёсткая кожа, худые длинные пальцы и темноватые из-за грязи ногти говорили о постоянном физическом труде, к которому Аэлита была явно не приспособлена. Николь сделала вывод, что хозяйка из неё выйдет нехорошая. Вскоре Аэлита ушла, на прощание миленько улыбнувшись Сокджину и пожелав скорой встречи. В доме резко стало тихо и спокойно. Подобранный недавно с улицы котёнок вылез из-под стола, вскарабкался на колени сидящей Николь и громким мурлыканьем дал понять, что лежать на бёдрах девушки было очень удобно. Её немного расстроили слова ушедшей соседки: неужто она настолько ужасна, что заслуживала подобные слова? Отец Николь был простым деревенским лекарем, который после очередной кампании на Северные земли помогал восстановиться раненым солдатам. Но в этот раз вместе с юношами, которым пришлось воевать за честь и спокойствие своего народа, приехала неизвестная девушка. Настолько она понравилась лекарю, что спустя полгода решил он на ней жениться. Сокджин, в то время пятилетний мальчик, новую жену отца не принимал, но вскоре смирился и с родившейся сестричкой охотно возился, удивляясь только тому, что по сравнению с другими девчонками эта, Николь, имела круглые светлые глаза, словно волны реки, на побережье которой стояла деревня, и светлую кожу, как первый выпавший снег зимой. Вскоре на деревню напала болезнь: люди погибали целыми семьями каждый день. Семью деревенского лекаря горе не обошло стороной — вначале заболела и погибла мать Николь, а за ней умер и отец, оставляя детей сиротами. Волна болезни потрепала и десятилетнюю девчонку, за которой брат бережно ухаживал: она слишком похудела и с тех пор всё никак не могла набрать вес, за что в деревне её дразнили. — Об этой дурной даже не думай, — вымыв руки, вдруг произнёс Сокджин, вытаскивая Николь из омута расстраивающих мыслей. — Ты красива, пусть даже не упитана, иначе бы стали к тебе свататься? — вспоминая разговор с братом Демида, проговорил молодой человек, поправил свои тёмные волосы, зачёсывая назад и приобнял за плечи улыбнувшуюся сестричку, дабы та не горевала. Он оставил на макушке аккуратный поцелуй и потрепал тёмно-русые волосы, привычно собранные в неаккуратную тонкую косу.***
Громко крича прибаутки и отвечая на всё рифмой, шли по дорогам поселенья балагуры и приглашали всех на свадьбу, раздавали распущенные бутоны прекрасных цветов надевшим лучшие свои наряды дамам и смеялись над шутками с мужчинами. Стояла в народе радость, каждого охватило веселье — Демид наконец женится, чтобы продолжить род лучших рыболовов и ремесленников. Невесту пока никто не видел, но среди молодёжи ходили слухи, что девушка была прекрасна, совсем не так бледна и ужасна, как её описала Аэлита, на свадьбу почему-то не явившаяся. С самого утра в соседнем доме стоял шум и гам: готовились к принятию гостей, слуги бегали по всему двору и готовили территорию для праздника, расстилая лучшие ковры и развешивая по всему двору лучшие факелы, которые помогут после заката сохранить свет. Процессия вернулась после обеда, став свидетелями брака, благословлённого богом, и тогда заиграла музыка, затанцевали люди, и словно звери тоже запели. Отец Демида щедро кормил и поил гостей, принимал все поздравления и гордо смотря на своего сына, который всё невестой налюбоваться не мог. На ней — красное атласное платье в самый пол, кисейный воротник и богато отделанный серебром пояс, чтобы показать, что невеста из семьи небедной и состоятельной. На голове у девушки лёгкий венец, осыпанный жемчугом, а тёмные волосы аккуратными волнами лежат на спине и округлых плечах, скрытых тканью одеяния. Жемчуг и великолепное золотое шитьё покрывали её башмаки. На припухлых губах цвета спелой вишни сверкала счастливая и смущённая полуулыбка, а рука покоилась в ладони жениха, заглядывающего прямо в карие глаза и щебетавшего что-то на ухо. Солнце отправилось на покой, слуги зажгли факелы и прикреплённые к деревьям факелы. Зарево отдавало кроваво-красным цветом, на темнеющем небе собирались тучи, но ничто не могло остановить ликующих людей, празднующий свадьбу Демида и красавицы. Николь наконец-то покинула свой дом и решила посетить свадьбу: у неё было не так много времени, чтобы тратить его на различные празднества, но в итоге она решила поддаться уговорам старшего брата, ушедшего на праздник с самого утра, надела лучший свой наряд и вышла со двора, двигаясь в сторону громкой музыки. Чем ближе подходила девушка к дому молодожён, тем ярче становились огни и громче играла музыка. Люди, словно заразившись, танцевали без отдыха и порой еле дышали, падая на своё место и выпивая залпом алкоголь в попытках остудиться. Жара ушла, поэтому танцевать под весёлые песни выходило всё больше людей. Улыбнувшуюся паре гостям Николь тут же утянули в танцы. Заводя хоровод, кружили молодые девушки, подпевали песням и весело смеялись, держа друг друга за руки. К ним присоединялись хмельные и озорные молодые люди. Николь даже без алкоголя было весело: она с удовольствием танцевала, хватаясь за руки, дабы не упасть, и с каждой минутой всё отчётливее чувствовала приятную усталость в ногах. Когда музыка остановилась, девушка воспользовалась всеобщим отдыхом и, пытаясь отдышаться, начала выискивать в толпе старшего брата. Он нашёлся быстро — Сокджин с чашей вина в руке сидел возле брата жениха и от чего-то смеялся. Николь двинулась в его сторону, обходя людей, возобновивших танцы. Николь уселась между незнакомым мужчиной, пьяно улыбающимся и поедавшим мясо, и своим братом, приняла у какой-то девушки чашу с вином и после короткого кивка Сокджина, не имевшего ничего против того, чтобы сестра выпила, сделала небольшой глоток, тут же морщась. Сокджин рассмеялся с лица своей родственницы и приобнял её за плечи, ругая, что слишком холодно оделась, ведь празднество будет длиться, как минимум, ещё несколько часов, а то и до утра. Но Николь его не слушала — свежее вино так сильно обожгло горло, что хотелось закашляться, но вместо этого она взяла из тарелки брата небольшой кусочек мяса и съела, закусывая горечь напитка. Её распущенные волосы раз за разом поднимались вечерним ветерком, а тонкое хлопковое платье не помогало согреться, поэтому разделив с братом ещё пару чаш с вином, Николь поднялась и вклинилась в очередной хоровод. По всему желудку разнеслось приятное тепло, а от танцев загорелось и тело — Николь чувствовала, как алело лицо и краснели уши, но останавливать танец не думала, лишь продолжала со смехом и песнями водить хороводы, держась за руки неизвестных и известных людей. Громче музыки вдруг заревел ветер — с реки двигалась на поселение огромная туча, которая, выронив пару оглушающий громов, вдруг разлилась сильным дождём. Слуги принялись собирать ковры и спасать блюда, невесту и жениха проводили в дом, а гости, прощаясь, собирались уйти по домам. Празднество прекратилось так же резко, как и началось, однако уходить кому-то совсем не хотелось: крича прибаутки и песни, оставались пьяные люди на улицах и продолжали танцевать, ведь музыканты тоже продолжали играть, стоя под крышей вместительного крыльца. Николь, держа старшего брата за руку, немного пошатывалась: земля превращалась под каплями ливня в ужасную грязь и шагать было тяжело. Сокджин рассказывал какие-то шутки, услышанные на свадьбе, и Николь безудержно смеялась, хоть живот уже болел, и сгибаться в три погибели было тяжеловато. «На Перитио напали! Спасайтесь!», — Николь непонятливо нахмурила широкие, как у брата, брови и внимательно взглянула в глаза Сокджина, который и сам мало что различал во всеобщем хаосе. Бесконечный шум, слишком громкие крики — всё это смешивалось в одно единое и сеяло где-то на подкорках души ужасную тревогу, которую подавить было просто невозможно. Николь со всей силы вцепилась в руку старшего брата, который со всех ног мчался домой и тянул за собой младшую. Сокджин толкнул Николь, чтобы та побыстрее забежала домой, зашёл сам и, насколько смог, запер дверь. Они не зажигали огней: притаившись, молодые люди старались как можно тише закрыть окна — по дорогам поселения скакали незнакомые люди, выкрикивающие что-то неразборчивое и грубое, прямо в скачке убивали бегущих прочь людей, которые не успели спрятаться в своих домах. Сокджин прислушался: в целой куче громких звуков он услышал лай своих собак, поэтому полушёпотом приказал Николь подняться на чердак. Ревущая от страха потерять единственного родного человека, Николь вцепилась в плечо брата и закачала головой, умоляя пойти с ней. Но Сокджин лишь ещё раз повторил свои слова, отсылая Николь на чердак, и сестра сдалась, мгновенно оказываясь наверху. Она слышала, спрятавшись в самый угол, за сундуки с одеждой и продовольствием, и зажав ладонями рот, как дверь выломали, как Сокджин пытался поговорить с людьми, вошедшими в дом, как молил оставить в покое. Николь слышала его последний жизненный вздох и задыхалась в слезах, до крови кусая ладонь. Разгромив всё хозяйство, незваные «гости» покинули дом. Николь, сотрясаясь от страха, медленно спустилась вниз. Она трясущимися руками зажгла огонь и снова закрыла рот окровавленной рукой, врезаясь глазами в лежащего на полу старшего брата. Окровавленная рубаха была зверски разорвана на груди молодого человека, который устремил пустой взгляд стеклянных глаз в потолок и чуть приоткрыл рот, из которого медленно текла струя алой крови. Николь на ватных ногах, не веря в происходящее и шатаясь от шока в разные стороны, подошла ближе к единственному родному человеку и села на колени, отставляя свечу подальше от разбитой головы брата. Девушка дрожащей рукой провела над грудью Сокджина, боясь касаться его тела, словно мёртвому можно доставить боль. Безмолвно проливая горькие слёзы, Николь склонилась над лицом Сокджина и взяла щёки в ладони, покачивая головой. Мыслей не было — только сверлящая боль ощущалась глубоко в груди. Она смотрела в пустые карие глаза и не видела ничего, кроме лица молодого человека, на которое всё чаще падали слёзы. — Ты просто так возьмёшь и уйдёшь? — шептала, не слыша никаких визгов и криков с улицы. — Просто оставишь меня? — сжимая в руках ткань порванной рубашки, проговорила девушка и покачала головой. — Не уходи, прошу, — кладя голову на плечо брата, молила Николь и не могла поверить, что Сокджин действительно мёртв. — Как ты можешь? Пожалуйста, не уходи. Николь не знала, сколько времени она просидела возле тела убитого Сокджина, но ноги затекли, горло высохло, а голова, как и глаза, ужасно болела от долгих рыданий. Она наконец-то смогла успокоиться. Девушка прикрыла глаза старшего брата, последний раз проведя ладонью по его лицу, и поцеловала молодого человека в лоб, обещая себе и ему, что сделает всё возможное, чтобы выжить. Николь поднялась с коленей и накрыла Сокджина найденной простынёй, потому что сейчас похоронить его без посторонней помощи она бы его не смогла, а оставлять тело любимого человека просто так побоялась. Девушка вышла на улицу, опасливо оглядывалась и делала маленькие шаги. Дождь прекратился, смывать следы крови теперь некому. Во дворе её дома было несколько человек: двое статных мужчин в доспехах стояли неподалёку от конюшни, а ещё двое выводили из постройки послушных лошадей. Николь резко села на корточки, прячась за собачьей будкой, выглядывая и вглядываясь в силуэты. Пёс, немного сонный и испуганный, вышел из будки, гремя цепями, и вдруг повернулся лицом к хозяйке, начиная активно вилять хвостом. Николь испуганно попятилась назад, боясь, что её заметят. Щенок продолжал вилять длинным хвостом и вдруг, совсем неожиданно для хозяйки, громко и задорно тявкнул. Все четверо мужчин повернулись к будке, а те двое, что стояли возле конюшни без дела, начали приближаться к Николь, хотя и не видели её. Она побежала. Слыша позади приказы остановиться и сбивая ноги в кровь, постоянно спотыкаясь и лишь чудом оставаясь на ногах, Николь мчалась куда-то вдаль. Девушка узнавала в тухлом свете факелов знакомых, убитых чужой армией, в слезах спотыкалась об их обездвиженные смертью конечности и падала, но вновь поднималась, хватала покрепче длинный подол и бежала вперёд, к реке. Она знала, что там была оставлена старая, но ещё готовая для использования лодка, на которой хотела куда-то уплыть. Куда — другой вопрос, ответа на который не было. Николь вновь споткнулась, с громким охом упала прямо к телу кого-то убитого, сдирая ладони в кровь. Она подняла голову и увидела лицо, до боли знакомые открытые от ужаса карие глаза и скривлённый в безмолвном крике рот. Демид погиб. Он лежал тут, весь в крови и грязи в день собственной свадьбы. Встать самостоятельно Николь было не суждено: двое солдат чужой армии схватили её под мышки и, не обращая внимание на рыдания и вопли, поволокли куда-то. Они шли быстро, стройно, словно в огромном построении, а Николь перестала кричать и молить о пощаде — она безмолвно рыдала и вспоминала лицо своего погибшего брата, застывшие навсегда глаза соседского оболтуса, не успевшего повидать жизни с женой. Её грубо бросили на колени перед усевшимся на ковре в позу лотоса мужчиной. Николь на него не смотрела, утирая грязными руками мокрое от слёз лицо. Её притащили во двор, где совсем недавно проходило веселье, где пелись песни, танцевали люди, а теперь лишь горькое молчание и тяжёлые всхлипы оставшихся в живых девушек властвовали во дворе дома рыболовов и ремесленников. Мужчина, сидящий на ковре, подтянулся чуть ближе и, подхватив пальцами грязный девичий подбородок, поднял голову молчащей в горе Николь. Она не тряслась, не боялась — в её взгляде читалась лютая ненависть, которой Дьявол упивался. Он смотрел на неё своими чёрными глазами, полными решительности и власти, а она на него — наполненными болью и злостью голубыми очами. — Где же ты пряталась? — Дьявол её слезами, текущими из глаз, упивался бы, только вот те кончились, одну грязь оставив на бледном лице. — Я тебя ненавижу, — уверенно, но с отчётливой горечью произнесла девушка, которую тут же откинули назад, к другим девушкам, и приказали забрать в гарем великого правителя.