***
— Мой господин, одной из наложниц стало нехорошо, — кланяясь, в шатёр ужинающего повелителя вошёл один из воинов. Ему было приказано следить за собранными девушками в течение всего похода, поэтому оповестить правителя о плохом самочувствии одной из них паренёк двадцати с лишним лет решил немедля. Тэхён неторопливо поднял голову, делая крупный глоток вина, и свёл густые брови к переносице. — Прикáжете пригласить лекаря? — Позови лекаря и приведи девчонку в мои покои, — парень поджал губы, опустил стыдливо голову и сложил руки в замок перед собой. Тэхён приподнял бровь в немом вопросе, закинул кусок жареного мяса свежей говядины в рот и произнёс: — Она не в состоянии ходить? — Они, — имея в виду наложниц, — считают, что у неё сильный жар и бред, начавшиеся около двух часов назад, мой господин. — Поставьте оставшийся шатёр, — приказал молодой человек, — туда перенесите немощную и позовите лекаря. Если окажется, что заразна, избавьтесь. Не смея ослушаться, воин поклонился повелителю и вышел из шатра, намереваясь выполнить все приказы. Тэхён никогда не был заинтересован в здравии своих людей — если их болезнь не приносит лишних проблем, то нет смысла горевать об этом. А если человек создал проблемы, то решать их и избавляться нужно на корню, без лишних эмоций и дум о том, что будет дальше. У власти должен стоять человек, способный во всех ситуациях сохранять трезвость и стойкость ума, а в ином случае произойдёт крах империи, к которому Тэхён, как правитель, поднявший государство с низов, не был готов. После ухода верного воина повелитель продолжил свой ужин без лишних мыслей о том, что происходило вне шатра, потому что совсем недавно он распланировал грамотный план по завоеванию последней неподвластной ему территории в восточных землях, поэтому имел право на спокойные минуты. Но вскоре к нему опять пришли — старец с длинной седой бородой, завязанной в тонкую косу, поклонился, шурша своими балахонами, и оповестил государя о том, что у девушки сильно изношен организм, ужасный жар и обморочное состояние, перемешанное с нескончаемым бредом, который сопровождался криками и рыданиями. В задумчивом молчании правителя и правда слышались болезненные крики — таких криков он не слышал никогда. Он слышал мольбу о пощаде от людей, чья жизнь оборвётся в считанные минуты, наслаждался криками боли предателей, движущих мыслью о свержении правителя, со всей трезвостью ума встречал вопли страдания от потери близкий, но подобного воя, несущего в себе боль всего мира, не слышал никогда. Девушка подняла на уши всех — и тех, кто уже спал в поздний час, и тех, кто бодрствовал, охраняя территорию по приказу правителя. Дьявол поднялся с места и последовал за лекарем, что на ходу раздавал своему ученику приказы: раздобыть горячей воды, чистой тряпки и отыскать в приготовленных для похода повозках с продовольствием лекарственные травы. Дьявол шёл следом, гордо выпрямив сильные плечи и грозно сведя густые брови к переносице. Шатёр с больной установили в самом конце образовавшегося привального пункта, поэтому пробираться к нему пришлось долго, но отнюдь не тяжело: людей не было, лишь макушки выглядывали из шатров с любопытством — почему так кричали? Вопль боли и страданий утихал, а позднее возобновлялся, начинаясь с тихих болезненных стонов. Вошёдший в шатёр повелитель заставил двух воинов, стоящих возле входа, согнуться в глубоком поклоне. На ковре лежала девушка, накрытая тонким покрывалом — то, что осталось в повозке с продовольствием. Тэхён неторопливо подошёл ближе, в полумраке зажжённых факелов заглянул в бледное лицо бредящей наложницы и узнал в нём знакомые черты, покачивая головой — эта девчонка явно принесёт проблемы, если не умрёт этой ночью. А Николь, находясь в болезненном жаре, не чувствовала ничего и не думала ни о чём — рассудок покинул тело и теперь руководствовал лишь голосовыми связками, что надрывались в беспомощном крике. Дождавшись ученика, лекарь смочил найденную хлопковую ткань в горячей воде и, отжав, наложил её на лоб мученицы, что умолкла мгновенно. Ученик придерживал голову Николь, пока старец поил её сваренным на быструю руку отваром. По лицу скатывались капли нездорового, холодного пота, а тело было настолько напряжено, что руки девушки лихорадочно тряслись, как и ноги. На щеках выступил болезненный румянец, а губы высохли, но уже были смочены отваром. Дьявол продолжал наблюдать, не понимая причины, по которой пребывал возле болеющей наложницы. С последней их встречи, когда девчонка, впервые увидевшая правителя Мортисианской империи, поделилась с ним желчью своей ненависти, Николь стала выглядеть куда хуже: кожа её побледнела так сильно, что отныне напоминала не чистый снег, а бледность мёртвого, а сквозь кожу, ставшую будто тоньше, виднелись голубые вены. Девчонка что-то шептала: сорвав голос, могла только еле заметно двигать прозрачными губами и совсем не слышно нашёптывать. Николь тряслась; организм её по-прежнему боролся с недугом и старался отогнать болезнь, которая ускоряла сердце, а с помощью отвара из лечебных трав дело шло быстрее, нежели без них. Тэхён присел возле девчонки на корточки, хмуро разглядывал уставшее лицо и пытался разобрать, что же она говорила. Он взял в руку девичью ладонь: жёсткая кожа отдавала неестественным жаром тела и была непривычно жестка — в гареме Тэхёна у каждой девушки ладони были мягче рук младенца, поэтому ощущать жёсткость девичьей кожи было непривычно. — Подавали ли кушанья наложницам? — Да, мой господин, — чётко проговорил один из воинов. Лекарь продолжал растирать открытые участки кожи девушки отваром, смывая тем самым и грязь. — И каждая съедала положенное? — Ходили слухи, что одна не ела, мой господин, — отвечал другой. — Приведите одну из тех, кто с ней знаком. Привели Аэлиту — пышная девчонка с разбитой губой на входе упала в ноги поднявшемуся правителю и что-то бубнила, не поднимая головы. Тэхён на неё смотрел мрачно, думал о чём-то своём и крайне мало вдавался в суть слов, потоком льющихся с полных губ. — Она ела? — Всё время, что приходилось идти с вами, мой господин, не ела и не спала, как бы ни уговаривала. Всё смотрела в одну точку, то ли мёртвая, то ли живая, и не говорила ни с кем. Только этим утром в повозке выглянула наружу и со мной парой слов перекинулась, а потом уснула — и вот! Горе-то какое! Неужто помрёт, а? — обращаясь уже к лекарю, выдавившему слабую улыбку, прощебетала дочь богатого торговца, а Дьявол сильнее нахмурился и повернулся к немощной, мрачнея лицом. — И что сказала? — Ась? — Аэлита глупо вытаращила глаза на спину правителя, непонятливо нахмурила тонкие брови и скривила полные губы. Дьявол прикрыл глаза: не любил он людей, говорящих не по делу, так ещё и не слушающих его. — Когда перекидывалась с тобой словами, что сказала? — Уж не помню! Эта девчонка вообще не от мира сего: что ни день… — но слушать больше господин не изволил, поэтому махнул рукой в сторону своих воинов, и один из них, подхватив девицу под локоть, увёл её из шатра. — Коли до завтрашнего утра не оправится — оставьте тут: своей смертью помрёт; если же здоровее станет, то отправьте в повозке с лекарем и кормите насильно, — отдав последний приказ — терять совсем недавно обретённую наложницу ему, впрочем, не хотелось — молодой человек стремительно покинул шатёр и ни разу не обернулся, утопая в мыслях, уже не относящихся к больной.***
Столица Мортисианской империи находилась в самом сердце государства и была окружена высокими оборонительными сооружениями с воротами в западной части, единственными и постоянно патрулируемыми. Названа столица была Висенти́ей и являлась одним из крупнейших городов империи. Именно в Висенти́и, куда сливались все ремесленники и торговцы, желающие разбогатеть и прославиться, был отстроен любимый дворец повелителя. Состоящий из пяти этажей, дворец был обдуманно обведён оборонительными стенами с боевыми башнями и имел лишь единственные ворота, что патрулировались точно так же, как и городские — круглосуточно. Дворец поражал людей своими размерами и роскошью, о которой мечтать не могли даже самые влиятельные семьи высших сословий. Каждая комната была отстроена лучшими ремесленниками со всего государства, структура «главного» дворца, разделённого на две части, была продумана детально. В правом крыле верхних этажей находились тронный зал господина и кабинеты, в которых он проводил закрытые встречи с приближёнными людьми. В тронном зале правитель принимал иноземных гостей и высшую знать для переговоров и подписания важных бумаг. В левом расположились покои самого правителя и двух его любимых наложниц. Отделанный чёрным мрамором дворец, что придавало ему величия и таинственности, состоял из трёх самостоятельных, но объединённых единым замыслом строений: левое служило жилой территорией для прибывающих из государств-союзников гостей и главного приближённого правителя, который в народе воспринимался вторым великим господином и воином, а также его гарема; верхние этажи правого строения принадлежали гарему Тэхёна, а нижние — место проживания постоянных слуг. Дворец был окружён многочисленными деревьями, создающими единый сад и украшающими территорию. Во дворе были посажены редкие цветы, привезённые садовниками из различных уголков Мортисинской империи, плодовитые кустарники с яркими цветениями и вырыты искусственные водоёмы: пруды и озёра, украшенные массивными камнями и водными растениями. Каждая тропинка и дорожка были выложены мраморными плитами и мылись слугами каждый день для сохранения идеального состояния. Находясь здесь, каждый ценитель искусства сделал бы вывод, что дворец могучего Дьявола и есть само искусство. Николь, оправившаяся и поднявшаяся на ноги на третий день своей болезни, всеобщего восторга не разделяла. В Висентию армия Дьявола вошла победителем, поэтому народ ликовал и встречал своего правителя шумным праздником, на который из дворца выбираться разрешалось даже новоприбывшим наложницам, что каждый день приходили с новыми украшениями и кушаньями. Девушки уже разбились по группкам, выделяя лидера и разодевшись в лучшие наряды, предоставленные слугами гарема. Многие наложницы из павшего Перитио, желая поскорее попасть в покои повелителя, сближались с любимыми наложницами правителя, становясь их личными служанками «подай-принеси». Через неделю после прибытия во дворец многих «отсеяли»: господин велел Ливею — главному распорядителю гарема — выбрать девушек, которых можно отослать на хозяйственные работы в город, а кого можно оставить в гареме правителя. Николь очутилась здесь — Ливей долго осматривал её после купальни: нагую, недавно оправившуюся после болезни Николь хотели отправить в город, но после того, как мужчина узнал о том, что в день обострения её недуга сам Дьявол присутствовал в шатре, девушку оставили и поместили в комнату с ещё тремя наложницами. Спать и питаться Николь стала значительно лучше, но выходить на контакт с остальными не планировала, чаще всего сидя в своих покоях и выходя наружу лишь ради того, чтобы принять пищу и искупаться. Спустя некоторое время к ней приставили служанку — отныне миловидная девушка, немного старше самой Николь, сопровождала её повсюду. Ещё через пару дней Николь удалось узнать, что наложницам позволено выходить на прогулки, поэтому стала выбираться на улицу, отдавая своё предпочтение роскошному саду с чистейшим прудом во всей истории. Молчаливые посиделки на берегу небольшого пруда стали новым «развлечением» девушки, которая не шла на контакт ни с кем. Даже при большом желании ей было бы тяжело найти собеседника. Наложницы не тянулись знакомиться с девушкой и за спиной поливали её грязью, унижая за то, что Николь не была из состоятельной семьи, принадлежащей знатному роду, поэтому желание общаться с ней у многих отпадало, к тому же Николь была рабыней, привезённой с завоёванной территории правителем, поэтому девушки не планировали связываться с ней. Наложницам было запрещено общаться с мужчинами, не считая Ливея, который под запрет не входил лишь из-за своего статуса, но заводить дружбу с мужчиной вдвое старше себя Николь не хотела и даже не думала о подобном, поэтому этот вариант отпадал без рассмотрения. Да и сил на новые связи и знакомства не было — хоть Николь и оправилась от болезни, но всё так же была слаба. Её жизнь стала скучной и однообразной, но всяко лучше, чем горечь утраты и страдания, которые преследовали её несколько долгих недель. Сейчас потеря единственного близкого человека привела к потере интереса ко всему, что происходило вокруг, всё вокруг стало серым пятном — сама Николь чувствовала себя подобным пятном, которое никому не сдалось. Лишь этой миловидной девушке, которая понимающе не говорила ничего, словно прекрасно чувствовала всё то, что испытывала сама наложница. Она послушно следовала туда, куда шла девушка, и молча сопровождала, лишь бы Николь не натворила глупостей, за которые потом отвечать служанке. Николь ей была благодарна — молча и лишь в своих мыслях девушка благодарила вторую за опеку, которую она дарила. Благодаря её присутствию Николь удавалось чувствовать себя не так одиноко, как обычно. Перебирая камни возле пруда, чем занималась обычно, и выстраивая из них башни, Николь задумалась об этом — девушка, чьё имя она даже не знала, вносила в её жизнь хоть какие-то краски, которые потухли точно так же, как красота сада с приходом середины сентября, который отобрал всю прелесть растений, как старость отбирала красоту у людей. — Госпожа, вы поранились! — после долгого периода полного молчания вдруг заговорила служанка, резко прижимая к себе окровавленную ладонь Николь, которая медленно перевела тупой взгляд с камней на свежую рану, оставленную острым концом одной из «игрушек». Служанка тут же начала промывать рану чистейшей за всю историю водой из пруда, а Николь подняла голову и врезалась взглядом в взволнованные карие глаза. Тёплые, как сладкий мёд, и нежные, как лепестки чудесных роз, карие очи испуганно глядели в холодные, бесчувственные напротив. Они обе ничего не говорили, будто виделись впервые и только начинали знакомство. — Госпожа, вы плачете? — Николь провела чистой ладонью по мокрой щеке: и впрямь, плачет. Она резко отвернулась от напуганной служанки, забирая из объятий тёплых рук свою холодную и окровавленную, сжимая ладонь в кулак. — Госпожа, мне жаль… Я понимаю, что вам тяжело свыкнуться с тем, что происходит, и что в ваши желания явно не входило присутствие во дворце в роли наложницы, и не знаю, что случилось с вами до прибытия в империю, но… Позвольте мне стать для вас опорой и помощницей. Я постараюсь сделать всё для вас. Моё имя Лин. С тех пор началось общение Николь, запуганной и страдающей от утраты близкого человека, и Лин, готовой прийти на помощь своей госпоже, даже если та об этом не просила.