She knows

Если вы лежите и думаете перед сном о всех самых неловких моментах в вашей жизни, то можете расслабиться — мне удалось их переплюнуть. Я думала, чтобы заставить самого Достоевского удивиться, нужно победить дракона, уничтожить всех титанов, уметь использовать телепатию и телекинез, а также обладать опытом организации концертов в Гондурасе. А иначе никак. Но нет, его лицо нельзя было описать словом «удивление». Это был чистый ахуй. И от того, что я выбила такого человека, как Фёдор на эмоции, хотелось креститься и уверовать во всех-всех Богов, лишь бы отмотать время назад и не говорить такую несусветную чушь. Сон как рукой сняло. Ужас. Это просто ужас. Я не знаю сколько мы молчали, но точно прошло минуты две, если не больше. Достоевский пытался будто прочитать в моем взгляде, что ему это послышалось и я не несла такую околесицу. Но нет. Судя по моему искаженному от ужаса лицу, было предельно ясно, что я действительно это сморозила. Оставалось только спасаться от этой атмосферы бегством! Я подскочила с места, и будто ошпаренная кипятком понеслась к двери, словно за мной гонятся тигры, львы, маньяки, обезьяны с автоматами, да все! Дернув за ручку двери, была готова буквально вылететь из кабинета, но со всей дури налетела на человека, повалив его и себя на пол. Да что ж за день сегодня такой! Этим человеком оказался Гоголь, что сейчас быстро моргал не понимая, как переместился с вертикального положения в горизонтальное и почему я на нем сижу. После чего его губы искривились в хитрой ухмылке, будто довольный кот, что поймал мышь и теперь испытывает триумф от находки мяса. Я уже хотела было подняться, протараторив что-то вроде: «проститеизвинитеянехотела», но из-за того, что вновь запуталась в ногах, стараясь переступить Николая, грохнулась на пол. На этот раз не на подушку безопасности в виде парня. — Александра, да ты просто сногсшибательна, — С улыбкой на всё лицо протянул Гоголь, даже не собираясь подавать мне руку помощи, чтобы я могла подняться. — Тебя ищешь, а ты сваливаешься на голову людям именно тогда, когда они в тебе нуждаются! — Черт… — Я перевернулась и легла в более удобное положение на полу, — Ты не представляешь как я рада, что появился повод в виде тебя уйти из этого душного помещения… — Пробормотала я, обреченно смотря в потолок. — Хм… — Я не смотрела на клоуна местного разлива, но была готова поспорить, что он сейчас задумчиво потирает подбородок, — Мне безумно интересно услышать: что такого случилось, что ты выскочила из кабинета так, будто вели прицельный огонь и целью была твоя голова. Все еще не поворачиваясь в его сторону, издала предсмертный стон и все же поднялась, понимая, что метеорита, летящего на меня, я не дождусь. Гоголю что-то от меня нужно. Признаться, мне интересно «что», ибо мы практически не контактировали за время моего пребывания в этом мире. Николай вёл себя как… Николай из манги. Ничего особо примечательного. Может вопрос вновь строится на том, что персонажа тянет ко мне из-за чувства полноценности личности. Но Гоголь не выглядит как человек, которому это было бы нужно. Он непредсказуем, но зная персонажа… Тоже ничего сказать не могу. Его мотивы туманны, а действия абстрактны. Тут уж ничего не поделаешь. Я оглянулась на кабинет, будто рассчитывая, что оттуда выскочит Достоевский и остановит мой скорейший побег. Но нет. Там было тихо и мне пришлось вновь взглянуть на парня, что в свою очередь с хитрым прищуром изучал меня. Вопросительно вскинула бровь, мол: «чего?» — Идем со мной, — Бросил он все с такой же приклеенной улыбкой на лице. Хотя… не совсем так. Если Дазай вечно вешает свою лыбу по привычке, то Гоголь правда может испытывать от всего происходящего то, что заставляет его улыбаться. Из всего этот парень может извлечь причину для смеха, но полезно ли это? Я была бы не прочь уметь так. — А может в другой раз? — Я взглянула на часы, — Уже поздно так-то, «спокойной ночи малыши» давно закончились… — Пробубнила, еле волоча ноги следом за бодрым шагом Николая. — Я думаю тебе будет интересно послушать то, о чем я хочу с тобой поговорить… — Туманно бросил Гоголь, не сбавляя шагу. Меня напрягло, что он прошел мимо так называемой «чайной комнаты», а направился в то крыло, где я прежде не бывала. — Куда мы идем? — Спросила я, нахмурившись. — Туда, где нет камер, — Как ни в чем не бывало бросил парень, — Оставь свой телефон и гитару на вон той тумбе, — Двинул подбородком вправо, таким образом указывая на предмет мебели. Чертыхнувшись, я всё же сняла гитару с плеч и достала телефон из кармана, небрежно бросив его на… ну вообще-то это не тумба, а комод. Ну да без разницы… Меня порядком напрягало то, о чем со мной хочет переговорить такой человек, как он. Парень не проявлял интереса к моей персоне до этого совершенно, и его мотивы до сих пор не ясны. Единственное, что нас объединяет — это преданность Фёдору. Больше у нас нет точек пересечения. А, ну и не рассказанный анекдот. Неужели он заманит меня в ловушку и будет пытать до тех пор, пока я не расскажу ему про поездку двух геев в переполненном автобусе? Вот он удивится, когда я никак не отреагирую на пытки, ведь по сравнению с разрядом тока от Кафки, они мне покажутся детским лепетом. Сомневаюсь, что он каким-то образом мне может навредить, ведь на то не было приказа Достоевского. Я томилась от интриги, но все равно следовала за Николаем к заветной двери, за которой я не знала, что находится. — Добро пожаловать! — Воскликнул Гоголь, дергая заручку и пропуская меня вперед, чуть склонившись, как опытный дворецкий или портье. Щелкнул выключатель, — Располагайся: чай, кофе? — Потанцуем? — Это… твоя комната? — Спросила я, явно ожидая чего-то иного во многих смыслах. Во-первых, не того, что Николай притащит меня к себе, а во-вторых, что его комната окажется больше похожей на… Цирк? Ха-ха, ну серьезно, как такой, как он не живет под разноцветным куполом?! Просто кровать, просто столик, просто ковер и просто, мать его, серые стены. Да в такой обстановке помереть скорее хочется, а не шутки шутить. Серьезно, полный бред. И куда мне приземлиться? Я прошла внутрь и дождалась, когда свое место займет Гоголь, чтобы не мучиться с выбором. Тот отодвинул стул из-за стола и сел на него спинкой вперед, сложив на нее руки. Я же приземлилась спустя несколько секунд на кровать и пожалела об этом, так как меня снова начало неумолимо клонить в сон. Но свои ошибки я повторять не хотела, и изо всех сил заставила мозг работать. Нельзя сейчас терять бдительность. Если он начнет пытать меня с анекдотом — просто уйду. Но эту мысль оборвал щелчок замка, когда Николай протянул руку к двери. Я в ловушке. — И так, — Начал он, сцепив руки в замок на спинке стула, — Сколько у тебя ещё есть времени? — Чего? — Спросила я, ибо этот вопрос мне показался самым логичным из всех возможных. Я попыталась найти взглядом Кафку, но вспомнила, что он остался мучить брата. — Время, которое есть у твоего тела. Ты же явно не в порядке, верно? — По моей спине пробежал холодок от того, что Гоголь не улыбался и не шутил. Голос был холоден, а лицо нечитаемо. Я привыкла к тому, что парень всегда играет какую-то роль в шутливом манере, но сейчас он был абсолютно спокоен и не выдавал каких-либо эмоций. — Откуда ты… — Я заметил, когда наблюдал за тобой по камерам. — Глаза впились в мое лицо так, что не было возможным отвести взгляд, — Ты периодически испытываешь приступы боли, а твое тело явно повреждено, — Окинул меня быстрым взором, и вновь вернулся к лицу, — Ты сказала Фёдору о гематомах, — Он слышал наш разговор, — Если раны не заживают, значит твой организм работает вспять. — Кивнул головой в сторону моих запястий, — Не могу утверждать, не видя твои гематомы, но могу сказать, глядя на твои запястья и кожу. — Я забыла, как дышать, — Я не помню, чтобы ты ела что-либо, а вне этого места у тебя не было бы времени. Ты сама-то замечаешь, сколько дней обходишься без еды? — Я прислушалась к собственному организму, но не почувствовала голода. А затем меня осенило, что у меня уже неделю не было и крошки во рту, — Первый признак приближения смерти — это отказ от еды или воды. Нет нужды. Твои конечности холодные, а дыхание не постоянно. — Я напряглась всем телом, — Ты умираешь, Александра. Я долго бегала от этого понимания, но Гоголь буквально поставил меня перед фактом, заставляя столкнуться лицом к лицу с этим. Подозревала, но не могла точно сказать, ибо голова была забита совершенно другими вещами. Достоевским, агентством, братом, Санго — кем угодно, но не собой и собственным телом. Сейчас, прислушавшись к нему, я поняла, что парень прав. Я чувствую это. Чувствую, как мой организм все скорее и скорее увядает, если я начинаю задумываться о своем прошлом. Когда я только попала сюда, была здоровее всех на этом свете. Но не сейчас. Если я посмотрю в зеркало, то увижу ужасные синяки под глазами и бледную-бледную кожу. Как у трупа. Я не знаю, чем это можно обосновать, но Кафка явно намекал, чтобы я не затягивала с делами в этом мире и как можно скорее «осчастливила» главного антагониста. Я не дотяну до конца вышедших глав манги. Знаю, что не дотяну. И знаю, что, если не расправлюсь со своей целью: не только не вернусь домой, но и погибну. — Да. — Холодным голосом сказала я, полностью осознавая весь масштаб проблемы. И мое спокойствие явно удивило Николая, но лишь на долю секунды, после чего его лицо приняло все то же нечитаемое выражение. — Ты догадался первым, — Заметила я, чуть усмехнувшись. — Фёдор просто смотрит не на то, на что нужно смотреть, — Загадочно ответил мне парень, — Ему об этом знать не нужно. Опережая твой вопрос «почему» отвечу: потому что тогда он не выпустит тебя больше следить за тем, что происходит вне нашей организации. Достоевский захочет как можно дольше растянуть момент до твоей смерти, всё выкачивая и выкачивая из тебя информацию. — Гоголю до лампочки, что я скоро умру, и в этом, естественно, нет ничего удивительного. Но он волнуется за то, что Фёдор из-за этого может не достигнуть своей высшей цели. Именно это и беспокоит Николая, — Потому я предлагаю заключить нам сделку. — Сделку? — Я вопросительно вскинула бровь. — Да, — Кивок, — Я смогу достать из тебя твои воспоминания, а ты в свою очередь ни при каких обстоятельствах не обернешься против Фёдора. — У меня еще одно условие, — Я нахмурилась, — Ты проследишь, чтобы с моего брата и волосок не упал, пока я не закончу со своими делами в этом мире. Я предана Фёдору, ведь от него зависит мое возвращение домой. Так что пока я занимаюсь тем, что помогаю ему — ты следишь за Евгением. — Мой голос был также холоден. — И еще, — Подняла указательный палец в воздух, — Каким таким образом ты собираешься вытянуть мои воспоминания из моей головы, если я сама ничего толком не помню? — Давай начнем с того, сколько тебе лет, — Видимо условия сделки приняты. — И сколько лет твоему брату? — Что за вопрос? Мне шестнадцать, а брату двадцать, — Недоверчиво процедила я, не понимая, к чему парень клонит. — Да? А он почему-то заявлял, что тебе четырнадцать, а ему восемнадцать. — Что? — Я напряглась всем телом, — Это какой-то бред! Я не могла забыть сколько мне лет! — Всплеснув руками, я подскочила с места, — Он, наверное, просто наврал! — А причины? — Гоголь же оставался абсолютно спокоен. — Я не отрицаю то, что тебе шестнадцать, точно так же как не отрицаю, что твоему брату восемнадцать. Ты не помнишь, как попала сюда, верно? Он тоже. Ты не помнишь в деталях свою жизнь? Он тоже. — Мое сердце стучало у меня в ушах, — Твой брат, скорее всего, уже как два года пропал в твоем мире.