in your eyes, i see—

      В Бонтене не секрет, что Коко ненавидит магазин Такемичи всем своим существованием. С такой страстью, что мысль о посещении этого места заставляет его содрогаться. Тем не менее, он несет ответственность за магазин Такемичи, поскольку Ханагаки является важным членом Бонтен, поэтому Коко готовится и делает свое появление в магазине известным.                     — Я говорил тебе, что ненавижу это место? — Коко объявляет. Его каблуки громко цокают по полу, — Бетон, ха, что за варварский вкус, — с отвращением думает Коко.                     — Да, — Такемичи оглядывается через плечо, сидя на маленьком стуле, чтобы иметь легкий доступ к велосипедному проекту, над которым он работает. — На самом деле, несколько раз. В пьяном виде, во сне, даже после того, как ты проиграл Моччи в патинко. Так что да, я знаю о твоей глубокой ненависти к моему любимому магазину.                     — Хорошо, дай мне прояснить кое-что. Во-первых, я никогда не пьян. Подвыпивший, да, но никогда не пьяный, — яростно отрицает Коко. Драматически, с жестами пальцев, с идеально ухоженными ногтями, потому что он живет драмой. — Во-вторых, я позволил Моти победить, потому что это был его день рождения, а я хороший парень. Я умею считать, а пачинко — это просто еще одна сложная последовательность вычислений и уравнений.                     Такемичи встает со стула, придвигает для Коко красивый устойчивый стул и направляет на него настольный вентилятор. Он даже тушит сигарету, что Коко ценит. — Признайся, ты говно в азартных играх. Пожалуйста, сядь. Последнее, что мне нужно, это чтобы ты жаловался на свою испачканную маслом юбку. Хороший наряд, кстати, ты сам сшил?              Длинные обесцвеченные волосы настольного вентилятора слегка взлохмачены, но ладно, этот легкий дискомфорт несравним с жарой, заключенной в воздухе. Коко поправляет блузку и скрещивает ноги под длинной юбкой, радуясь комментарию — нет, его ранее скверное настроение не имеет ничего общего с отсутствием похвалы от апатичных участников Бонтен, слепых, как летучие мыши.              — Юбка, да. В наше время трудно найти хороших портных. Если бы они только могли перестать пялиться на меня, как на трахающуюся куклу., — фыркает Коко, поправляя свои белые каблуки, вспоминая извращенные руки дурацкой свиньи по всему его телу. Угу, отвратительно. Он был рад, что Санзу был рядом, чтобы взять дело в свои руки. Достаточно сказать, что свинье пришлось объявить о своем досрочном уходе на пенсию, и Харучиё отправился домой с ещё одним набором глазных яблок в качестве трофея.              — Позор, правда, — возвращается к своему проекту Такемичи, — Если бы я был твоим портным, я бы посвятил всю свою жизнь тому, чтобы шить для тебя красивые платья. У тебя есть неповторимое обаяние — например, — он делает паузу, пожимая плечами, — Я не знаю, каким-то образом тебе всегда удается справиться с любым стилем. Да ещё и с гордой улыбкой! Как будто ты так ими гордишься. Как будто ты знаешь, что будешь хорошо в них выглядеть. И это… Замечательно. Я восхищаюсь твоей уверенностью и красотой.              Такие добрые слова от Такемичи не должны были стать неожиданностью, но Коко все равно удивился. Хаджиме не уверен, знает ли Такемичи или нет, что у него есть умение завоевывать сердца одними словами, точно так же, как он это делает с остальными членами Бонтен. Если бы его сердце не было украдено много лет назад, он бы по уши влюбился в Такемичи, несмотря на явные претензии Майки в виде татуировки ханафуда на его запястье.              Иногда Коко жалко своих глупых коллег. Влюбился в кого-то недостижимого, вне досягаемости на неопределенный срок, даже если он прямо перед ними. Жалко, находит Коко. Он тянет небольшую улыбку.              — Ты и твои слова. Я чуть не попал в твою грязную ладонь, — Коко протягивает руку, чтобы ущипнуть Такемичи за щеки, потому что почему бы и нет, у него очаровательные щеки. — Почти заставил меня закрыть глаза на баланс вашего счета.              — Ой?              — Не говори мне «ой», — тон Коко становится злобным. Он щипает и тянет, тянет, тянет Такемичи за лицо, пока тот не шлепает его по рукам с воплем «ой, ой, ой», и Коко мило улыбается, так мило, что это означает опасность. — Что, черт возьми, ты сделал со своим магазином? Ты теперь занимаешься благотворительностью? Почему, черт возьми, баланс вашего счета в дефиците?              — Но… Но у меня еще остались деньги! Коко — ой, ой, ой!              — Это дерьмово, если баланс меньше по сравнению с прошлым месяцем! Какого черта ты сделал со своим магазином?              — Я объясню, объясню! Просто — перестань щипать — ой, ой, ой, пожалуйста!!! — Такемичи взвизгивает, и Коко отпускает его. Ханагаки трет свои воспаленные щеки со слезинкой на глазах и бормочет: — Просто… Они выглядели такими грустными, что я вроде как, м-м-м, сделал им скидку.              — «Даже больше, чем сама стоимость? На каждом проекте?! — Коко гремит, и Такемичи сжимается. Как хомяк. Милый. Раздражающий. Коко открывает рот, затем закрывает его, стискивает зубы и проводит пальцами по своим обесцвеченным волосам. — Слушай, я понял. Черт возьми, понял. Вам жаль этих людей. Они грустны и бедны. Депрессивные вещи. Но, эй, пожалей сначала себя. Как ты собираешься прокормить себя, если будешь кормить их всем, что у тебя есть?»              — Ты меня кормишь? — Такемичи стреляет в него щенячьим взглядом.              И, действительно, это заставляет кровь Коко кипеть от раздражения. Хотя этот маленький засранец не знает о том, что делает с Бонтен, он определенно осознает свою важность для Бонтен в какой-то степени, и это бесит Коко. Хаджиме бросает на него грязный взгляд.              — От тебя избавятся, как только ты станешь обузой для меня.              — «Не буду, не буду! Я буду твоим лучшим мальчиком на побегушках! Обещаю!»              Коко гримасничает.              — «Мне не нужен мальчик на побегушках», — особенно если это Ханагаки Такемичи. Ему не нужно постоянное наблюдение Майки за ним. Это удушает. Как Такемичи может не обращать внимания на когти Майки вокруг него, Коко не понимает.              — «Я голоден», — говорит он, выуживая телефон из кармана и набирая несколько цифр. — «Нам нужна еда, если мы хотим продолжить эту встречу».              — Встреча — у вас встреча? — Такемичи моргает.              — Как ты думаешь, почему я остаюсь?              — Я не знаю — Майки-кун любит спать здесь, а Каку-чан, о, он иногда помогает мне с проектом. Даже Моччи, он заботится о запчастях для меня. Братья тоже. Такеоми-кун никогда не появляется, так что я мало что могу сказать. А Хару… ну, он же Хару… — а затем Такемичи взволнованно хлопнул в ладоши. ​​— О-о, может, тебе действительно нравится тут тусоваться…              Коко хватает его за подбородок, чтобы заткнуть.              — Никогда, черт возьми, в самом диком сне я не буду наслаждаться ни одной секундой, которую мне придется провести здесь. Так что не смей…              — …Оуи? — Такемичи мешается.              Усталое фырканье срывается с губ Коко. Его ненависть к этому месту никак не связана с неблагоприятными условиями. Просто это место слишком сильно напоминает ему прошлое. О тайном месте, которое он делил со своей любимой, о том, что он называл их маленьким миром.              Мальчика с волосами цвета подсолнуха, сияющими на ярком солнце, почти эфирными и прозрачными на кончиках. Зеленовато-голубые глаза с длинными ресницами блестели в тени, как лунный свет, отражающийся в озере.              Время, которое слишком давно прошло.              Такемичи ускользает и, отвлекаясь, вскакивает на ноги. Он улыбается через плечо Коко.              — Я попрошу Аккуна привести своих друзей. Они не откажутся от бесплатной еды.              Эти отродья, — Ах, подожди, — Коко шипит. — Нет, нет, Такемичи. Я не могу этого допустить. Эй, я не открою здесь детский сад!       

***

             Очередной рейд на склад, ещё больше крыс на скотобойне. Это так просто — распорядок дня Санзу, то есть. Конечно, время от времени он получает травмы. На этот раз двум крысам повезло, и они сумели проткнуть его плечо на несколько дюймов, но это нормально. Эти двое все равно никогда не расскажут эту историю. Профессиональный вред, не более того. Он может пойти на некоторые сокращения для Бонтен. Для своего короля.              Санзу никогда не ставит под сомнение свою роль бешеного пса в Бонтене. Путь, по которому идет Бонтен, или решения своего короля. Он верит в Майки. В глубине души заботится о Майки. Только Майки, больше никто. Даже его никудышный брат Такеоми.              За исключением… Когда Майки решил приютить эту вонючую бродягу — Ханагаки Такемичи.              В течение нескольких недель Ханагаки Такемичи сбивает Бонтен с ног. Гравитация меняется, и Санзу внезапно обнаруживает, что Бонтен застрял на своей орбите, как планеты к солнцу. Он наблюдает, как очарованный им Майки ярко расцветает, живёт под его неуверенной заботой, и от этого… Санзу тошнит.              Его король не должен был слишком зависеть от Ханагаки Такемити. Его король должен быть в состоянии процветать самостоятельно. Сано Манджиро, его непобедимому королю, не нужно, чтобы рядом был Ханагаки Такемичи.              — Харучиё?              Голос заставляет его обернуться и Санзу встречает обеспокоенный взгляд Ханагаки Такемичи, окруженного мальчишками. Черт, он последний человек, которого Харучиё желает видеть в данный момент.              — Ты истекаешь кровью… — выдыхает Ханагаки Такемичи, взглянув на свой окровавленный фиолетовый жилет. Он пробирается сквозь окружавших его мальчишек и приближается к нему. Такемичи поднимает руки, останавливается, как будто не может решить, стоит ли прикасаться к нему, а затем останавливается на плечах Санзу. — Харучиё, что случилось? Тебе нужна помощь, нам нужно посмотреть на тех. Пойдем со мной.              — Нет, Такемичи, не надо! — один из паршивцев кричит. — Он тебя раньше обижал! Не помогай ему!              — Аккун, будь добр к Хару.              — Нет!!!              Паршивец проскальзывает между ними и отталкивает Санзу, к большому раздражению парня. Глупый ребенок. Пальцы Харучиё дергаются в поисках меча, висящего на неповрежденном плече. Однако, от мягкого удара его пистолет выскальзывает из кобуры и падает на землю. К счастью, предохранитель включён.              — У него пистолет!!! — другой ребенок кричит и прячется за Ханагаки Такемичи.              — Макото, расслабься. Он не начнет внезапно стрелять, — Ханагаки Такемичи поднимает пистолет с земли и передает его Санзу. Он помещает мальчишку Аккуна на безопасное расстояние от Харучиё. — Прости за это. Они таят обиду. Однако, я продолжаю говорить им, чтобы они забыли об этом.              — Я это вижу, — Санзу приподнимает бровь, глядя на паршивца, чьи очки отражают его ужасающий образ, как будто он какой-то монстр. Не то, чтобы ему было все равно, как его воспринимают люди. Если его Королю нужен монстр, то он станет для него монстром.              — Пойдем со мной. Я проверю твои травмы.              — Нет.              — Или я скажу Майки-куну, чтобы он не давал тебе никаких заданий, — Ханагаки Такемичи ровняет его взглядом.              Вот же…              …Чёрт.              Вот как Санзу оказывается сидящим на стуле в магазине Ханагаки Такемичи, охраняемым четырьмя мальчишками, спрятанными за текущим проектом, в то время, как Ханагаки Такемичи ищет аптечку сзади. Достаточно плохо, что ему приходится принимать помощь Ханагаки, теперь его охраняют дети. Это раздражающе смущает. Он смотрит на них с гневом              — Что?              — Ты ранил Такемичи, — говорит один из парней, которого Санзу впервые нашел с Ханагаки в заброшенном здании. Санзу помнит, как Ханагаки называл его «Такуя».              «А также.»              — Я… Я больше не позволю тебе причинять ему боль!              — Как насчет того, чтобы повторить эти слова, не дрожа? Ты выглядишь на секунде от того, чтобы помочиться в штаны, — гримасничает Санзу.              Мальчик Такуя сворачивается в клубок, смущенный и испуганный. Это побуждает мальчишку Аккуна выйти вперед.              — Эх, Такуя, дурак, дурак — ты! — он указывает указательным пальцем на Санзу. — Не будь таким злым с Такуей! Ты хулиган. Я ударю тебя или… Или скажу Такемичи, и он тебя ударит. Он супер сильный!              Санзу усмехается.              — Я думаю, что смогу его избить.              — Ты…              — Никто никого не бьет, — появляется Ханагаки из задней комнаты. Он садится перед Санзу и открывает лежащий у него на коленях комплект. — Дети, идите домой первыми. Вы бы не хотели опоздать на ужин. Сестра Хина не любит опаздывающих.              — Но ты же сказал, что поужинаешь с нами, — возражает Аккунский сопляк.              — И я буду, — строго, твердо говорит Ханагаки, и это затыкает паршивцев. Немедленно. Санзу не может решить, удивляться ему или сожалеть, увидев огорченные лица паршивцев. Ханагаки вздохнул и изобразил извиняющуюся улыбку. — Извини. Ты иди первым, хорошо? Умойтесь и помогите сестре Хине. Я принесу десерт, обещаю.              То, что кажется вечностью, превратилось в мгновение, и один из парней спрашивает, тот, что в очках: — …Пудинг?              — Да, Ямагиши, пудинг, — Ханагаки гладит парня по голове.              После ещё нескольких обещаний ребята наконец вышли из магазина. Теперь, когда дети ушли, Санзу снимает с него жилет с небольшим трудом, так как рана не позволяет ему слишком много двигаться. Следующей идёт рубашка, стягивающая локти, чтобы Ханагаки мог залечить рану на голом плече.              — Выглядит глубоко, — морщится Ханагаки.              — Ублюдку повезло, вот и все, — Санзу закатывает глаза.              — Чертовски повезло. Они промахнулись в паре дюймов от кости, — Такемичи смачивает ватный тампон спиртом и прикладывает его к ране. Осторожно, если Харучиё должен добавить, и ему не нравится, что Ханагаки нежен с ним. Он не хрупкий. Он прекрасно справляется с болью.              Санзу не смотрит ему в глаза, предпочитая отводить взгляд, пока Ханагаки обрабатывает свою рану. Он бормочет, смущенный тем, что Такемичи находится в его личном радиусе действия: — Больше не повторится. Я в этом убедился.              — Я уверен, что да, — Ханагаки тоже понижает голос с легкой улыбкой, и это звучит почти как похвала, достаточно, чтобы что-то тепло разлилось в груди Санзу. В такой непосредственной близости голубые глаза Ханагаки кажутся темнее, такими же темными, как глубокий океан, такими глубокими и таинственными, что Санзу не может понять его намерений.              Это то, что он больше всего презирает в Ханагаки. Независимо от того, сколько времени он потратил на наблюдение за ним, вблизи и вдалеке, Санзу никогда не увидит его настоящего. Эти улыбки, эти жесты, этот тон — Харучие отказывается поддаваться на них. Его жизнь в этой антиутопии научила его худшим сторонам людей, показала ему монстра внутри его Короля, так что нет, Ханагаки Такемичи его не одурачит. Остальная часть Бонтена могла быть обманута им, но он должен оставаться воинственным по отношению к Ханагаки ради безопасности Майки.              — Прекрати, — шипит Санзу.              — Прости? — Ханагаки моргает.        Раздраженный этой фальшивой растерянностью, Санзу отбрасывает руки Ханагаки от своего плеча, к черту боль. Он вскакивает на ноги в чистой ярости, возвышаясь над Ханагаки на своем сиденье, и кричит во все легкие:               — Прекрати это дерьмо! Ты думаешь, я бы не знал?! Думаешь, я такой же дурак, как и все?! Эта дурацкая улыбка, этот жест, это предложение — Ты думаешь, что сможешь меня одурачить?! Да пошел ты!              На лице Ханагаки появляется хмурый взгляд.               — Харучиё, успокойся. Твоё плечо, ты сделаешь свою рану ещё хуже. Пожалуйста.              Как будто он на это попадётся. Санзу раздраженно стискивает зубы.              — Ты фальшивый! Лжец! Твоя улыбка, твои слова, твой смех, я знаю, все это фальшивка. В тебе нет ничего реального. Я чертовски вижу это. Я не слепой, как Какучо. Я не забывчивый, как Хайтани. Черт, даже Коко, который должен быть самым умным, ты обманул его. И Майки, черт возьми, даже Майки. Ты думаешь, я не знаю, что твоя любовь к Майки — это фа…              — Если ты закончишь это предложение, я размажу тебе череп этим гаечным ключом.              И это заставляет Санзу замолчать, потому что, черт возьми, эти темно-синие глаза — они пылают гневом, так сильно, что кажется, что они поглощают душу Харучиё. Его тон падает на октаву, низкий, и все же он отражается во всем существе Санзу, в его мозге, тревожа его, что нет, это черта, которую он никогда не должен пересекать. Да, он выше Ханагаки, но это — даже со стула кажется, что Ханагаки вместо этого прижал Санзу к полу.              — Ты сомневаешься во мне, хорошо, я, черт возьми, понимаю. Ты называешь меня лжецом, хорошо, я, черт возьми, это понимаю. Я присоединился к Бонтену несколько месяцев назад. Харучиё, я не дурак, я, блять, знаю о твоих проблемах со мной, но обвинения в моей любви к Майки-куну — все фальшиво… — рычит Ханагаки, его глаза устремлены на Санзу, так резко. Они посылают мурашки по его спине. — Это больше, блять, нет, ты меня понимаешь?              Это что-то новое, думает Санзу, по эту сторону Ханагаки Такемичи. Эта холодная ярость принимает форму колючих вен вокруг горла Харучиё, готовых задушить его, если он скажет неправильное слово. Очень похоже на тьму, исходящую от Майки. Притяжательный и фатальный. Зверь, рожденный гневом и безумием. И… И с заикающимся дыханием Санзу понимает.              Наконец-то он понимает, почему Ханагаки так увлечен Майки.              — …Хорошо, — наконец произносит Санзу, когда снова обретает голос. Почему-то в груди стало легче. Может быть, это из-за угрозы или откровения, скрытого в самой этой угрозе. Откровение, что ладно, возможно, Ханагаки Такемичи так же любит Майки.              — «Хорошо» — фыркает Ханагаки, гнев рассеивается, но в его тоне чувствуется разочарование. — Верни свою тощую задницу на стул, чтобы я мог обработать твою рану. Я не буду повторяться.              Как и было сказано, Санзу возвращается на свое место. Он дает Ханагаки минуту молчания, чтобы зашить рану, и замечает трясущиеся пальцы Такемичи. Санзу считает, что это как-то связано с кипящим разочарованием. Он открывает рот, думает секунду и говорит: — Я тебя ненавижу.              — Я в курсе — Ханагаки закатывает глаза, и его пальцы перестают дрожать. Отлично, отвлечение работает.              — Я ненавижу тебя… — продолжает Санзу. — но Майки очарован тобой. Так что, если вы…              — Я люблю Майки-куна, — Ханагаки бросает взгляд на Санзу. Твердый. Непреклонный. Неопровержимо. Правда, громко и ясно. Что-то, что Санзу искал все это время.              И Санзу может принять это. На данный момент.        — Прохладный.              — Прохладный. А теперь заткнись, или я проткну тебя твоей собственной катаной, — предупреждает Ханагаки.              Чёрт возьми, Санзу так ненавидит Ханагаки Такемичи.