in your eyes, i see—

      Хайтани думают, что это маленькая клетка. Этот мир, нет, эта антиутопия ничем не отличается от маленькой клетки. Окруженное огромными стенами, построенными для защиты жителей от дикарей и суровой внешней среды, как утверждают пограничники, и Ран, и Риндо рассматривают это место как тюрьму. Пожрать или быть пожранным, здесь действует принцип. Работает как в переносном, так и в буквальном смысле, потому что да, есть люди, которые, на самом деле, едят свою семью от голода и нищеты.                            За двадцать лет братья Хайтани оцепенели от этой антиутопии. Ничто их больше не волнует. Насилие, кровопролитие, секс-торговля, даже жалкие стоны от пыток не могут поднять их высоко в облаках. Все становится для них рутиной. Скучной. Земной. Унылые, как эти огромные бетонные стены.                            Затем приходит Ханагаки Такемичи — их новая зависимость. Часто пользуются спросом в свободное время, ну, когда Майки не цепляется за Такемичи, как будто он аксессуар размером с человека. Они безумны, но не глупы. Да, Ханагаки Такемичи принадлежит Бонтену. Однако, когда Майки рядом, он принадлежит Майки и только Майки. Даже Санзу, чей винт не найден, не осмеливается пересечь эту невидимую черту.                            Значит сегодня все в порядке, так как Майки увезли Такеоми и Коко на встречу ранним утром. Риндо заботится о том, чтобы занять Санзу, бросая разведывательную работу у западных ворот, обещая ужасные пытки. Ран меняет свою смену, а Моччи наблюдает за транзакцией в порту. Конечно, бронирование бесплатного ужина в Бастардо также является частью сделки.                            Другими словами, Ханагаки Такемичи сегодня будет играть за Хайтани. Взволнованные Ран и Рин побежали в магазин велосипедов Такемичи. Как и ожидалось, они обнаруживают, что мужчина возится с двигателем в дымовой мастерской.                            — Такемичи, давай поиграем! — говорит Рин.                            — У меня есть работа, — Такемичи вытирает свои грязные руки рваной тканью. Он вздыхает вокруг своей сигареты, вероятно, привык к их случайности.                            — Откажись от работы и поиграй с нами. Поверь мне, это будет весело — улыбается Ран.                            — Я не могу выйти из магазина, оставив без присмотра, — хмурится Такемичи и оглядывается вокруг на разрозненные части и текущие проекты. И поднимает лоб, остро глядя на братьев, — Да. Работа. У меня есть работа.                            — Скажи своим клиентам, что вас похитил Бонтен, — предлагает Рин. В комплекте с щелчком пальцев и блеском в глазах, как будто это лучшая идея, которую он когда-либо придумывал.                            — Как вы похищаете собственного коллегу? — еще один тяжелый вздох Такемичи. Он нашел это предложение чересчур забавным, вытаскивая свою сигарету и потирая лицо.                            Поскольку Ран поддерживающий брат, он следует предложению Риндо. Парень уносит Такемичи с пола в свои объятия, как будто ничего не весит, смеясь, когда тот кричит от удивления. — Тада! просто так мы похищаем тебя.                            — Ран! Положи меня. О, чёрт, чёрт, Хайтани Ран! — Такемичи кричит, паникует, держась за руки Рана посередине и пинает ногами воздух, — Риндо, скажи своему брату, чтобы он опустил меня. Нет-нет, я не могу выйти из магазина!                            Щелчоком пальцев Рин говорит своим людям следить за магазином. По его приказу четыре человека занимают свои позиции, двое спереди и еще одна пара сзади, хорошо вооружены.                      — А если так? — ухмыляется Рин.                            — Хорошо, я поиграю с вами двоими. Просто положи меня. У меня все ещё есть клочь достоинства, после этого немученского цирка, имейте в виду, — Такемичи снова вздыхает.                            — О, мы не целуемся и не говорим, — Ран целует в правую щёку Ханагаки.                            — Ага, вы никогда не целуетесь. Спасибо, Ран.                            — Я принимаю поцелуи только как благодарность, — сжимает Ран губы.                            — Ты можешь поцеловать мой гаечный ключ, — Такемичи подносит свой грязный гаечный ключ к губам Рана, вызывая отвращение. Он смеется, как звон колокольчика, слегка приглушенный тыльной стороной руки над губами. Мелодия прекрасна для ушей братьев. Достаточно, чтобы поднять их настроение после напряженных недель, которые они пережили.                            Глупая группа анонов, неустанно совершая набеги на их склады. Ран собирается ударить их глупые черепа в стену, как только возьмет их в руки.                            Ран и Риндо обмениваются взглядами, затем поделились соответствующими ухмылками. Ран вырывает гаечный ключ из руки Такемичи и по сигналу Риндо скручивает руку вокруг талии парня. Он приближает Ханагаки и братья наклоняются, чтобы поцеловать того в уголки губ.                            Смущенный Такемичи смотрит.                            — Там… — Ран самодовольно улыбается.                            — Целуй, — Риндо также заканчивает.                            — Что за…— Такемичи поднимает руки. Паузы. А потом дает еще один вздох, — Погодите, вы получили, что хотели. Можем ли мы пойти сейчас?                            Братья Хайтани в восторге. Вместе они хватают Такемичи за запястье и вытаскивают его.                            Город готовится к летнему фестивалю, люди фрезеруют вокруг. Большинство из них сосредоточены вокруг огромной площади в самом сердце города. Постепенно возводятся киоски в комплекте с подвесной бумагой, нарисованной веревками над головой. Крики и смех наполняют теплый воздух. Дети растворяются в хихиканиях, умело прокладывая себе путь через толпу. На площади строится огромная сцена для выступления тайко, так как лестница вокруг площади предоставляет места для зрителей. Это одно из самых ярких событий, ожидаемых людьми всех возрастов.                            Как только они сообщают о своем присутствии на площади, некоторые поворачивают головы в сторону. Однако, никто не осмеливается говорить, решив продолжить свою работу в тишине. В любом случае, Риндо не обращает внимания на эти осторожные взгляды. В то время как у Бонтена мэр города танцует на ладони, Бонтен не намерен перехватывать фестиваль. Даже сам Такеоми прямо советует им оставить мероприятие в покое. Рин вспоминает что-то связанное с тем, чтобы жители города не были подавлены.                            — «Бессмысленное отвлечение на бедность, сформированное вокруг них», — думает Ран. Это работает, несмотря ни на что.                            — Что мы здесь делаем? — интересуется Ханагаки.                            — Танец? — бормочет себе под нос Ран.                            — Это мероприятие. Не сейчас, у нас даже нет музыки, под которую можно танцевать, — хмурится Такемичи.                            — Музыка, да, — размышляет Рин вслух. Он напрягает уши, а затем говорит, — Ты это слышишь? —                            — Слышишь что?                            — Это.                            Правда, музыкальная группа марширует по лестнице в своем направлении, шумно, весело, со своими барабанами, саксофонами, трубами, за которыми следует толпа возбужденных детей. Барабаны бьют волны звуков в воздух, удар, удар и удар. Саксофоны и трубы синхронизированы друг с другом. Бас завершает музыку. Их музыка приносит радость и волнение в воздух, этого достаточно, чтобы вызвать улыбки на уставших лицах от подготовки.                            — Быстро, у нас есть около пяти минут! — Рин напоминает им.                            — Подожди, никто не танцует под это!                            Прежде, чем Такемичи сможет закончить свои слова, Ран вращает его на руках. Он наклоняет парня одной рукой на талии, а другая берет руку Ханагаки в свою собственную. Он качает Такемичи из стороны в сторону, быстро и полон энергии, не синхронизированно с мелодией, в то время, как Рин весело кружится вокруг них, хлопая в ладоши под музыку. Сначала Такемичи изо всех сил пытается последовать своему примеру, беспокоясь, спотыкаясь об себя. Затем Ран дергает его близко, тела прижимаются вместе и говорит:                            — Доверься мне.                            Такемичи понимает скептически. Затем предупреждает:                            — Если я упаду лицом, я сломаю тебе нос.                            — Конечно, мой дорогой Такемичи. Нос весь твой, — Ухмылка Рана широкая и легкая.                            После этого обещания, глупого, на самом деле, Такемичи действительно отпускает себя. Он позволяет Рану руководить, перемещая их, занимая столько места, сколько хочет тот, вращаясь вокруг, как если бы они владели квадратом. Марширующий оркестр перемещается по площади, набирая темп музыки. Ханагаки больше не смотрит на свой шаг, смотрит в изумлении, когда он теряет себя в танце. Он наклоняется обратно в объятия Рана, доверяя ему, что он сдержит свой вес от удара в землю и снова встает напротив груди Рана с широкой улыбкой.                            Доверие Такемичи позволяет Рану маневрировать, даже несмотря на то, что тот знает о крови, покрывающей его руки, от чего захватывает дух.                            — Моя очередь! — Рин объявляет, ловя правую руку Такемичи и принимая его в объятия. Грудь парня грохотает от смеха, воздушной, легкой, в восторге, когда Риндо поворачивает его спиной Такемичи к груди, руки его скрещиваются посередине, держа Рина. Он позволяет Риндо вникнуть в свой темп, боком туда, сбоку здесь и там снова.                            Поворот на пятках и Рин сталкивается с Такемичи. Он хватается за спину левого бедра, прикрепляет его к бедру и регулирует свое положение, чтобы Ханагаки откидывался назад, только с силой Риндо, чтобы поддержать его. Внезапный сдвиг в его центре тяжести попугает смех Такемичи. Рин берет в себя веселье, мерцающее в голубых глазах парня.                            Красиво. Чисто. Рин хотел бы, чтобы он мог запечатлеть этот момент на фотографии. Увековечит этот момент навсегда.                            Но, увы, их счастливый момент подошел к концу. Марширующий оркестр начинает рассеиваться в другое место. Даже Такемичи, кажется, задыхается, грудь остро нуждается в кислороде. Тем не менее, это не стирает сияющую улыбку на его лице.                            — Было ли весело, как я и обещал? — спрашивает Ран.                            Такемичи делает вычисляющее выражение лица.                            Рин прищурился на него, не выкупая этого.                            — Да — поднимает руки Такемичи, продолжая, — Это было весело. Неожиданно, но да, весело. Я ценю это. Просто я не понимаю — хмурится он, — Мы могли бы сделать это позже. Во время выступления тайко? Это будет живее, мне кажется.                            Тоска искажает внутренности Рана и Риндо. Нет, Ханагаки не понимает. У него чистая душа. Он не может видеть невидимые когти, парящие вокруг него, почти как клетка, темные и острые, готовые разрезать кого-то при первых признаках угрозы, чрезвычайно притяжательных и смертоносных, тех, кто принадлежит человеку, на которого они работают.                            Майки.                            Татуировка Ханафуда на запястье Такемичи может подтвердить это. Так близко к веночному импульсу. Доказывает свою значимость, что Майки владеет жизнью парня.                            Они думают, что это нормально. Они держатся за мизинцы Такемичи, Ран с правой стороны и Риндо с левой. И они целуют мизинцы, — Мы не разделяем.                            И это правда. Они не делятся.                     

***

                           Крещендо в избиении тайко издалека намекает Такеоми, что фестиваль находится на пике. Он смотрит в окно своего темного офиса, освещенное только ламповым столом для получения документов. Прожекторы обеспечивают лучшее освещение для городской площади, в то время как улицы сверкают в темноте. Такеоми может разнобразить форму людей, танцующих вокруг сцены. Он не видит их лиц, но может догадаться, что они веселятся.                            Счастье — он забыл это чувство, слишком глубоко в этой адской дыре, в которой он сам утонул. Наполненный грязными деньгами и кровавыми бриллиантами, мечты, преследуемые бездушными глазами, взятые слишком рано из своего времени, Такеоми больше не может чувствовать подлинное счастье.                            Даже Санзу, младший брат Такеоми, не может вспомнить, как выглядит его настоящая улыбка, незапятнанная и чистая. Или Сенджу, его младшая сестра, которую он очень любил…                            — У тебя будут морщины, если будешь продолжать так хмуриться.                            Голос побуждает его посмотреть на дверь. Купаясь от света в коридоре, фигура Такемичи образует тень на полу. Его лицо отброшено в тень, но Такеоми может видеть его улыбку. Его губы сверкаются вокруг сигареты в ответ — Хватит старых шуток. Я не такой старый.                            — Ну, по сравнению со мной, и тем, как ты себя ведешь, ты выглядишь как дедушка, — приглашает себя Такэмити, — Что держит тебя здесь? Ты должен быть наверху, с нами. Ты будешь скучать по фейерверам.                            — Работа. Я не могу просто оставить их такими. Столько дерьма происходит, оно вызывает у меня головную боль, — Акаши трёт виски. Отчёты не имеют никакого смысла. Их склады подверглись обыску слева и справа, и все же, их разведка не смогла получить много информации об ответственной стороне, что почти невозможно, потому что Бонтен всегда имеет доступ к информации.                            Если только ответственная сторона не придет откуда-то, к которому Бонтен не имеет доступа. Из чистого рефлекса Такеоми поднимает взгляд вверх, из окна мимо яркого квадрата к мигающим маленьким красным точкам, предупреждающие огни для инсайдеров, жителей внутри стен, чтобы указать местоположение тех ночью.                            Да. Возможно, эти ублюдки никогда не были инсайдерами. Это может объяснить отсутствие информации.                            — Заставляет нас задуматься, что там происходит, да? — Такемичи внезапно вмешивается.                            — Противно? — Такеоми моргает.                            — О, да, ты смотришь на эти стены, верно? Так что я подумал…— Ханагаки уходит, смущение раскрашивает конец своего предложения, — Или нет? Ты не был… нет?                            Смех выливается из губ Такеоми, слегка приглушенный сигаретой. Он перетаскивает и срывает его, чтобы впустить дым, — Я имею в виду, да, я думал о стенах, но не так, понимаешь? Там, ну, говорят, что это безумие, и я живу здесь хорошей жизнью, так что да. Не обменял бы это на мир.                            — Ты действительно говоришь, как дедушка, — хихикает Такемичи. Он сидит на столе, одна нога сложена и жестикулирует на пачке сигарет, которую Такеоми кидает. Такемичи болтает сигарету на губах, и Акаши помогает поджечь, огонь светится в темноте между их лицами. И, черт возьми, Такеоми не может не заметить, как угольное отражение красиво танцует в голубых глазах Такемичи.                            Оранжевый цвет окрашивает синий. Завораживает.                            Однако, он исчезает также быстро, как кажется, просто на остатке его зажигалки. Он наблюдает, как Такемичи откидывается, чтобы сделать долгое сопротивление, голова слегка отброшена назад, грудь надувается, глаза трепещут, прежде чем он тянет сигарету между пальцами и выпускает дым высоко в воздухе, с низким стоном, как будто у него наконец-то пополнился запас никотина втечение дня. Дым облачает его лицо, голубые глаза яркие в темноте, почти как луна, скрытая тонкими облаками. Такеоми тонет в этих глазах. Странно, что Ханагаки может сделать эти мирские жесты такими чувственными и привлекательными.                            — Это так вкусно, да? По сравнению с твоей дешевой сигаретой, — дразнит Такеоми.                            — Дешевле — означает больше экономии на лечении рака, — утверждает Такемичи.                            Такеоми фыркает, — Это странный принцип жить.                            — Тем не менее, хороший, — парень немного меняется, — Ты уверен, что не хочешь подойти? Обещаю, вид будет хорошим.                            — Да. Мне нужно просмотреть отчёты. Не беспокойся обо мне, я могу посмотреть фейерверк здесь.                            — Но без тебя меньше веселья.                            — Я дедушка, помнишь? Я не делаю забавных вещей, — улыбается Такеоми.                            Такемичи не выглядит удовлетворенным этим. Он хмурится на Такеоми, голубые глаза щурятся на него. Забавная улыбка простирается по губам Акаши. Мило. Он имеет половину ума, чтобы украсть сигарету из губ Ханагаки и заменить ее своим…                      Э-э-э.                            Затяжка дыма внезапно раздулась на его лице. Удивленный, Такеоми наклоняется назад в своем кресле, хлопая руками, чтобы очистить густой дым на лице, когда он кашляет, обеспокоенный ядовитым дымом. Он ловит Такемичи, выхватывающего отчёты со своего стола боковым зрением и кричит, — ХАНАГАКИ ТАКЕМИЧИ!                            Веселый смех проходит от дверного проема. Черт возьми.                            Раздраженный, Такеоми преследует Такемичи, который взял его отчеты в заложниках. Он следует за смехом Ханагаки вдоль коридора, за углами и вверх по лестнице. Когда он думает, что видит парня, тот исчезает. Почему-то он напоминает сказку, мальчика, преследующего спрайт. Памяти. О его погоне за Шином…                            Это странно. Такеоми не глуп. Он знает, что его гоночный пульс вызван приливом адреналина. Он знает, что волнение исходит от погони. И все же, он не может удержаться от этой улыбки. Не может удержаться от тепла в груди. Этот хор.                      Это счастье от простой игры                            Дверь открывается от его легкого удара. Щетка ночного бриза проходит через его волосы. Такеоми смотрит, глаза приспосабливаются к внезапному переходу от светлых коридоров к тусклой крыше. Его дыхание омрачает его лицо, теплое и холодное. Внезапный взрыв двери привел к верхушкам — руководителям Бонтен.                            Какучё, Моччи, братья Хайтани, Коко, Санзу. Майки. Сидя на краю, не боясь высоты, раньше был так близок к смерти. А между ним и остальными руководителями стоит Такемичи, размахивая отчетами в своем удержании, с широкой улыбкой вокруг сигареты.                            — Теперь мы можем смотреть на фейерверк вместе, — улыбается Ханагаки, как и до того, как фейерверк процветает ярко в чёрном небе позади него.                            Ох. Это. Вот каково это, когда фейерверк извергается в груди Такеоми, размышляет, наблюдая, как улыбка Такемичи окрашена в розовый, оранжевый, зеленый, яркий, теплый. Голубые глаза, окрашенные красочными взрывами, как цветы, плавающие в океане.                            Таинственный. Увлекательный.                            — Такемичи, иди сюда.                            Этот голос, холодный и острый, разрушает иллюзию, и Такеоми возвращается к настоящему.                            Майки.                            Акаши молча наблюдает, как Такемичи подходит к своему боссу. Майки протягивает ему тонкую руку. Парень не принимает это, но он также не протестует, когда Майки зацикливается вокруг талии. Его пальцы, длинные и тонкие, сжимают рубашку. Знак притяжательный. Собственность.                            Возможно, он оставляет след ногтя на коже под тканью. Такеоми не может сказать. У него не будет шансов узнать.                            — Ты чуть не пропустил фейерверк, — дышит Майки, едва слышимый, и оттягивает сигарету от губ Ханагаки для поцелуя. Длинный и затяжной.                            Такемичи улыбается на потрескавшихся губах Майки. Такеоми смотрит вниз на ноги. И слышит как взрывается фейерверк.                            В небе и в его груди.