Разрешите обратиться

В доме Берта горел камин. Трещали поленья, в воздухе витал запах мяты и лимона. Осеннее, тоскливое настроение, казалось, пропитало дом насквозь, отдавая меланхолией и ожиданием первого снега. Селена сидела в маленьком кресле, завернутая в два пледа, но не потому, что ей было холодно. Ей было страшно. В блестящих от слез глазах танцевали огненные искры. Пальцы мёртвой хваткой вцепились в чашку с горячим чаем, не желая отпускать приятное тепло, которое действовало на девушку успокаивающе. Селена плохо помнила, как добралась до дома мужчины, но в самом помещении её память вернулась, окрашивая произошедшее в новые, яркие цвета. Вот она идёт, спотыкаясь о свои же ноги, а Берт придерживает её за предплечье, не давая упасть. Вот уже он спрашивает её имя, откуда она и как здесь оказалась, сомневаясь в правильности своих действий касательно девушки. Ещё несколько вопросов, адресованных в пустоту, а затем Селена переступает через порог дома, уютного и опрятного, покоряющего своей неповторимой харизмой. Несколько стульев и кресел, стол и кровать, камин, небольшая комнатка справа по коридору, стены из светлого дуба… Каждый предмет интерьера располагается там, где быть должен, сдвинь на миллиметр — все испортится, потеряет свой шарм, станет скучным, обыденным. Идиллию этого места девушка нарушает одним своим присутствием, волоча за спиной груз личных переживаний и невысказанных обид. Именно так она думает, осматривая льняную скатерть с вышитыми на ней цветами, а затем переводя взгляд на Берта, пристально наблюдающего за каждым её движением. Мужчина не скрывает своей заинтересованности и лишь изредка отворачивается, прислушиваясь к голосам, доносившимся с улицы. Не смущают его и серо-зелёные глаза девушки, тоскливо смотрящие на него через чёрные ресницы. Он не торопил её и не заставлял ничего делать. Просто ждал, погрузившись в собственные мысли, предпочитая уединению молчание с таинственной незнакомкой. Селене хотелось поблагодарить Берта за то, что он не оставил её там, но вместо этого поспешила сообщить, что ей нужно в ванную. Находиться среди скромного великолепия, облаченного в цитрусовую вуаль, девушке было стыдно в нынешнем положении. И ещё стыднее признать, что слова благодарности даются ей куда с большим трудом, чем короткие, но ёмкие в смысловом наполнении «Ты уволена» или «Что-то я не припомню, чтобы за дерьмовую работу платили аванс». Селена могла быть той ещё сукой, и, будь её жизнь игрой на каком-нибудь иксбоксе, обязательно бы высветилось уже на первых секундах «Редкое достижение разблокировано — самая злая в мире стерва». Девушка не гордилась собой, но и не понимала людей, отлынивающих от работы. Она много трудилась, чтобы заработать денег себе на колледж, а затем поступить в институт. По утрам ей приходилось разносить еду в дешёвой забегаловке на окраине города, улыбаясь каждому посетителю, чтобы получить чаевые. А по вечерам она клевала носом на скучных лекциях таких же профессоров, искреннее недоумевая, как можно так неинтересно подавать студентам интересный материал. Селена умудрялась читать даже в перерывах между заказами, измазывая прогорклым маслом страницы библиотечных учебников. А тут пришли «звезды» на всё готовое, и не хотят работать. Уныние да и только. Голос Берта вытесняет собой непрерывный поток мыслей, генерирующийся каждый раз, когда девушка начинала сильно волноваться. — В ванной нет воды. Я принесу. Селена бездумно кивает, готовая согласиться на что угодно, лишь бы стереть любое напоминание о произошедшем инциденте. Ей хотелось поскорее снять с себя порванное платье и смыть с тела мерзкий запах смерти и разложения, отравляющий разум близким, но не желанным соседством. Мужчина разделяет её чувства, или она сама придумала это, пока Берт заносил всевозможные ёмкости в приоткрытую дверь в конце коридора. Ту самую, на какую обратила внимание девушка, едва переступила порог дома. И только лёжа в чугунной ванной, доверху наполненной намыленной водой, не менее получаса оттирая перед этим огрубевшей мочалкой с тела засохшие пятна грязи и крови, Селена позволила себе ненадолго расслабиться. *** Льняная рубашка Берта была несколько жёстковатой и непривычной для чувствительной кожи, но девушка быстро к ней привыкает, отчасти благодаря магическому свойству огня завораживать своей красотой. Селена сидит у камина, закутавшись в два одеяла, снисходительно позволяя внешнему миру лицезреть её лицо с несколькими прядями волос, упавшими на впалые щеки. В комнате царствует тишина, она восседает на невидимом троне и держит в одной руке скипетр, а в другой — корону, от скуки подбрасывая её все выше и выше, стремясь поцарапать высокий потолок. Девушка молчит, не решаясь заговорить первой. Берт молчит, тактично выжидая, когда его новоиспеченная гостья будет готова к продуктивному диалогу. Время шло. Мужчина то и дело ходил взад-вперёд по комнате с задумчивым взглядом, ненароком поглядывая на дверь с деревянным засовом. Наконец, он прочищает горло и садится в кресло напротив девушки, явно настроенный на беседу. — Как Вас зовут? Мелодичный, бархатный и тёплый голос приятной дрожью отзывается во всем теле, ложится поверх двух одеял и обнимает, вызывая у девушки лёгкую улыбку, которую трудно спрятать за чашкой чая. — Селена. Отвечает честно, не считая нужным врать. — Хорошо. Меня зовут Берт, — мужчина кивает головой и запрокидывает ногу на ногу, не спуская пристального взгляда с девушки, — Как Вы себя чувствуете? Селена пожимает плечами, а затем в её голову закрадываются сомнения, способен ли её собеседник прочитать этот жест через груду ткани, поэтому решает дополнить свой ответ. — Бывало лучше. Слова даются ей с трудом. Девушка позволяет себе выпить ещё немного чая, ставит кружку на тумбочку и снова прячется в спасительный кокон, целиком и полностью состоящий из валяной шерсти. — Понимаю, Вы шокированы, — голос мужчины успокаивает, — но мне нужно знать, что там произошло. — Зачем Вам револьвер? Вопрос из губ Селены спонтанен в своём желании быть высказанным. Девушка улыбается замешательству Берта. Она заметила кобуру на узких бёдрах, когда выходила из ванной комнаты, поправляя льняную рубаху. Мужчина смущённо отвернулся, пропуская её поближе к камину, а Селена прошла рядом, жаром своего тела ощущая холод кремния через грубую ткань. — Средство самообороны. Мужчина говорит это спустя минуту, медленно опуская руки на подлокотники. Все то время, что они провели в молчании, Берт внимательно рассматривал вымученное лицо Селены и пытался найти подвох. Но его не было. — Собираетесь меня убить? — снова вопрос, вводящий хозяина дома в ступор. Тишина, до этого скучающая и зевающая, ловит корону и надевает себе на голову, с интересом наблюдая за диалогом двух людей с высоты собственного роста где-то под потолком. — Нет. На лице мужчины появляется лёгкая улыбка, но тут же исчезает под гнетом густых бровей Селены, что смотрит на него исподлобья как загнанный в клетку зверь. Ей хочется знать всё, что происходит в этом мире, поэтому она отчаянно тянет на себя одеяло справедливости и правды, укрываясь им с макушки до ног, оставляя Берта лежать на другой половине кровати в одном нижнем белье. Тот, в свою очередь, чувствует свою уязвимость и берётся кончиками пальцев за краешек хлопковой ткани, не собираясь отдавать инициативу в руки незнакомки, вызывающей у него смешанные чувства. — Что произошло там, Селена? Берт наклоняется корпусом вперёд и поднимает правую бровь в ожидании ответа. Кобура на поясе издаёт характерный для натуральной кожи скрип при смене положения тела. Это напомнило девушке, как один раз она загремела в полицейский участок за мелкое хулиганство, коим грешила в подростковом возрасте. Служитель правопорядка очень долго её допрашивал, прежде чем отпустить, предварительно повесив на хрупкие плечи с десяток исправительных работ. Приговор был смягчен через неделю, когда у Селены на руках появились мозоли от каждодневной помывки полов. Всё благодаря милой старушке мисс Хансон, что забрала заявление из полиции. Девушка помнит, как та смотрела на неё взглядом, полным сожалением. Будто ей было стыдно, что Селена разбила окно в её доме. Девушку тяготят воспоминания, и она решает поделиться ими, хоть и не уверена поступает ли правильно. По мере повествования лицо Берта меняется, то выражая сочувствие, то злобу, непонятно чем спровоцированную. Когда Селена заканчивает свой рассказ, мужчина встаёт с места и задумчиво устремляет взгляд куда-то сквозь неё, будто рассматривая материал кресла, на котором сидит загадочная гостья. — Как Вы попали к Лиаму в дом? Берт наклоняется к девушке так резко, что та, не ожидая подобного, буквально вжимается в велюровую спинку. Жар, исходящий от его тела, напоминает ей адское пламя, готовое вот-вот выйти за пределы разгоряченного тела. — Вы говорите, что очутились в клетке, — мужчина прищуривается, — значит, Вас держали там насильно. Селена кивает, не в силах вымолвить ни слова. — Затем Вы сбегаете, но Лиам снова Вас ловит, а потом… Отпускает? Просто отпускает? — Я понимаю, это звучит… — Не понимаете. Берт выпрямляется, и взгляд его, осмысленный и проницательный, скользит по девушке, выжигая на ней узоры. — В том переулке произошла страшная трагедия, Селена. В городе беснуют монстры, пьющие кровь своих жертв. Вы стали свидетелем убийства, и мне хотелось бы верить, что Вы к этому непричастны. Нападение было совершенно кем-то явно выше и крепче Вас. Об этом говорит характерная траектория укуса. Берт устало потирает виски и косится на закрытое ставнями окно, словно боясь быть услышанным за пределами дома. Девушка с трудом сдерживается, чтобы чай, до этого мирно плескающийся в желудке, не покинул кислотную нишу и не нашёл пристанище у ножек дорогого кресла. Две зияющие точки на шее мужчины, которому не посчастливилось очутиться рядом с чудовищем, кричали о причастности острых клыков. И Селена с трудом приняла этот факт тогда, стоя на коленях перед ещё тёплым трупом. Столкнувшись лицом к лицу с чем-то неизведанным, ей ничего не оставалось, кроме как научиться жить по правилам, продиктованным странным, опасным и недружелюбным миром. Но слово «укус»… Оно отдаёт первобытной жестокостью и цинизмом, насмехается над системой человеческих ценностей и служит напоминанием о том, что все мы смертны. И иногда даже скоропостижная смерть может показаться чем-то желанным и возвышенным, лишь бы избежать мучительных страданий от того, кто может сделать укус. Разорвать горячую плоть одними зубами без особых усилий, будто раскаленным ножом пройдясь по сливочному маслу. — Вы не являетесь монстром, Селена, — холодный голос Берта пробуждает от кататонического ступора и заставляет обратить внимание на себя, — иначе святая вода в Вашем чае непременно растворила бы Вас изнутри. Но Вы все ещё можете оставаться сообщницей преступления. Вы сможете доказать мне обратное? Надеюсь, что так оно и будет, потому что Вы мне глубоко симпатичны, и мне не хотелось бы делать того, чего я сам не желаю. Мужчина смотрит прямо в глаза девушке, и та отвечает ему тем же, гордо задрав кверху подбородок. Её щеки горят от негодования и злости, а тело дрожит из-за неспособности предпринять хотя бы что-нибудь, чтобы отобрать то самое хлопковое одеяло из цепких рук с чёрным перстнем на среднем пальце. Скептицизм Берта был обоснован, но от этого не переставал быть менее отвратительным. — Отведите меня к Лиаму. Селене хочется провалиться под землю, лишь бы пропасть из поля зрения чёрных, проникновенных глаз. А затем жуткое осознание накрывает её с головой. Та женщина… Та странная женщина назвала Лиама дьяволом, а затем хотела облить его святой водой…