Бабочка в ледяном лотосе

Предрассветные сумерки казались темнее самой ночи. Тонкие бледные пальцы медлительны, они с трудом хватают спичку. Не с первого раза удаëтся еë зажечь — конечности не слушаются, тело не хочет просыпаться. Дрожащее пламя лучинки поднесено к фитилю свечи, оно перебрасывается на новую цель, вспыхивая ярче и выше. Взгляд прикован к огню, и не успеваешь усмотреть за тем, что крохотный деревянный брусок уже истлел в руке, и пламя обжигает кожу, оставляя волдыри. Пальцы дëргаются, и свеча накренивается, отчего молочно-белые некогда фаланги краснеют. Пузыри и крохотные ранки заметны под стëртым воском. Останки спички, уже догоревшей, лежат на деревянном полу, едва видны. Шинобу смотрит на свечу, а после тихие шаги сопровождают еë перемещение в кухню. Вновь не может нормально поспать. Нет ни ощущения опасности, ничего странного, просто в какой-то момент глаза вновь открылись сами собой. Она потирает одну ступню другой. Пол холодный, внизу за ночь скопилась сырость. Наконец заварив свой чай, девушка забирается на массивный стул, не желая идти в соседнюю комнату, где стоит специальный столик и подушки. Здесь куда удобнее. Ноги прижаты к груди, одна рука обвивает их. Холодно, по коже бегут мурашки, оставляя неприятные ощущения. Темноволосая поежилась и глотнула чай. Пальцы всë ещë красные, и так и хочется лопнуть эти волдыри. Больно не будет, это она знает точно, так что ничего не останавливает. Только когда кисти стали похожи на какую-то кровавую дрянь, девушка тянется к шкафу. Слишком маленькая, чтобы беспрепятственно достать до туда, так что приходится всë же вставать. Узкий моток бинта идеально подходит, чтобы наложить повязку и остановить кровь. Чай оставлен на столешнице, и девушка, вытерев скопившуюся в уголках глаз влагу, направляется к своей комнате. Дом достаточно просторен, но пустота порой заставляет сердце сжиматься. С чего бы? Она ведь никогда не знала что-то помимо одиночества. Кажется, это просто инстинкт. На то, чтобы сложить футон, много времени не потребовалось. Пока не занялся рассвет нужно закончить здесь всë, снова занести раненым еду, а после начать тренировку. Или наоборот. Да, скорее наоборот. Но сперва есть дело другое. Девушка скидывает ночное кимоно, снова сжимаясь от холода, и тянется за своей привычной одеждой. Бинт, стягивающий практически всë тело, плотные повязки на голенях, теперь и на шее. Доума тянул время. С вечера, потом до полуночи, потом хотел досидеть до рассвета. Он знает, что за ним наблюдают, видел небольшие глаза много где на своём пути. Чёртов Кибутсуджи. Вторая высшая знает, что если по истечении ночи он не приведёт своего столпа в крепость, за ней пойдёт кто-то другой. Не страдающий жалостью. Девушка покидает дом, когда ещё темно. Со всей экипировкой, потому как некоторые демоны бывают совсем уж безрассудны. Её путь лежит на несколько сотен метров к западу, где расположена одна-единственная надгробная плита. Всё огорожено, заделано камнем, чисто. На гранитном постаменте всего два слова — Кочо Канаэ. Её младшей сестре никогда не смыть с себя вину за то, что она всё ещё жива. Что она позволила попасть в её сердце тому, кто собственноручно когда-то его закрыл. Демон наблюдает за ней всё то время, что Шинобу сидит на коленках перед тёмной каменной плитой. Её глаза всё ещё сухие, она не плачет, хотя очень даже хочется. Эти двадцать минут она провела в абсолютной тишине, такой же мёртвой, как и та, что находится сейчас в земле. Когда девушка наконец поднимается, чтобы вернуться в поместье, встречается взглядом с радужными глазами. Слишком знакомы ей эти глаза. — Что ты здесь делаешь? Сам ведь дал мне уйти, — она не понимает ровным счётом ничего. Не верит уже даже самой себе. — Прости, солнце, прости, — демон делает шаг вперёд и сжимает хрупкого столпа в объятьях. Вокруг резко темнеет, и когда оба снова расходятся, они уже в бесконечной крепости. — Ненавидь меня, Шинобу. Я заслужил. Девушка гулко сглатывает, видя вокруг всех высших лун поголовно. Взгляд замирает на красноглазом, что на данный момент сидит на отдельной платформе. Ладони и шею начинает сводить, но она не отворачивается. Внутри растёт только что образовавшаяся пустота. — Доума, Доума. Мы устали ждать, почему же ты так долго? Неужто эта букашка так резво сопротивлялась? — блондин молчит. Все молчат. — Подойди, девочка. Она медлит. Шаг вперёд, и она труп. Хотя, в этой ситуации, кажется, гибель не особо можно миновать. Только столп собирается с мыслями, чтобы сделать этот самый шаг, выходит вперёд третья молодая луна. он останавливается перед Мудзаном, припадая на одно колено и склоняя голову. — Господин, умоляю, сохраните ей жизнь. Это ведь его вина, — розововолосый опускает голову сильнее, сжимая кулаки. Теперь он ненавидит Второго ещё больше. — Аказа? Я понимаю, что тебя гложет то, что она девчонка. Хотя, подожди-ка. Ты ведь защищаешь не поэтому, — по крепости разносится раскатистый смех, и демон, что испещрён синими полосами, сплёвывает кровь. Она стекает по верхней губе, подбородку, шее. Капает на пол, но регенерация заблокирована. — Какая досада. За одну ночь потерять сразу двоих неплохих демонов. Вы сильно меня разочаровали. Девушка растерянно смотрит куда-то вперёд. В голове мысль, что всё это было сделано специально. Нельзя было доверять этому демону. Когда была возможность, стоило всё же сбежать. Сейчас уже поздно. — Доума. Убей её, сейчас. Или это стоит сделать мне? Когда демон смотрит в тём-но фиолетовые глаза девушки, он буквально видит, раскрывая один из вееров, как они пустеют. Почему всё так вышло. Хотел, как лучше, но лишь сгубил своё счастье. Она не будет сопротивляться. В этом нет смысла, от этого не будет пользы, потому как отсюда не сбежишь. Глаза закрываются, она не хочет видеть, как тот, кому она доверила своё сердце, прерывает её жизнь. Слишком больно. Слышен шаг, и накрывает резкая боль в области шеи. Глаза наполняются слезами, и когда Шинобу их открывает, зрение затуманено. Нескольких секунд было достаточно, чтобы боль прекратилась. Радужки цвета только что распустившейся сирени больше не увидят этот мир. В следующий же миг лопнули головы двух демонов, что смотрели на маленькое остывающее тело. Кибутсуджи не прощает предательство. Они тоже никогда больше не увидят мир. Стоит сказать, что именно так закончилась история о том, как демон и человек всё же пытались принять друг друга. То, что будет с ними дальше, нам не дано узнать, ведь кому известно, существует ли перерождение? Впрочем, если всё же существует, то и Доума, и Аказа, и Шинобу в следующей жизни будут людьми. В этом они уверены.