Бабочка в ледяном лотосе

Тот парень, что подвергся атаке демона, был доставлен в ближайшую лечебницу, так как говорить о семье отказался. Настаивать Шинобу не стала, а демонам, в принципе-то, всё равно. Правда, Аказа всё же напугал его ещё раз, делая вид что собирается сожрать, но в итоге получил смачный подзатыльник от девушки. И снова возмущённый взгляд, то на нё, то на Доуму. — Успокой свою жёнушку, понял? — к этой явной, но на деле пустой агрессии в голосе эти двое уже привыкли, так что один улыбнулся и потрепал другую по голове, когда та закатила глаза, а другая лишь фыркнула. — И вообще, почему ты защищаешь этого червяка? Он даже защититься не может, его девчонка меньше его самого спасла! Ой. Видя, как хмурится эта самая девчонка, демон поутих. Не то что больно, скорее унизительно её подзатыльники получать. И ведь не сделаешь ничего — действительно, девушка же… Ещё и этот блондин с вероятностью сто процентов на её сторону встанет. Печаль. Аказа на миг скорчил грустную мордашку, что вызвало такой приступ смеха… В общем, живот у Шинобу перестал болеть примерно к тому моменту, как они добрались до храма Доумы. Пришло время прощаться. Кажется навсегда, на что третья высшая надеется. Если она встретит кого-то из них в бою, то не сумеет уйти живой. Хотя. Мастер сорью улыбнулся, стоя на той же аллее в прихрамовом саду, где и месяц назад. Он раскрыл руки для объятий, глядя на девушку, но та лишь виновато улыбнулась и подняла ладони, показывая, что не стоит. И всё же, под недовольный взгляд беловолосого, он подошёл и чуть наклонился, чтобы слышала только та, кому эти слова адресованы. — Завтра ты удивишься, маленькая вредина. Не спрашивай у него ничего, я не должен был говорить, — уже отодвинувшись, он улыбнулся и протянул маленькую брошь в виде снежинки. — Запомни меня, ладно? Всё же, я даже не съел того червяка, так что ты мне должна. — Не называй его червяком! И ничего я тебе не должна, отстань, — и всё же, она улыбнулась, чуть прищуривая глаза, и сжала брошь в кулаке. — Так уж и быть. Надеюсь, что больше никогда тебя не увижу, Аказа. Это должно было бы звучать презрительно, но голос был скорее грустный. Ей действительно комфортен этот демон. Да и ненависти в такой ситуации нет вообще. Она на миг прикрывает глаза. Нет, они полностью сухие — никаких слёз и в помине, просто. Так проще собрать душу в кулачок. Видя смятение на чужом лице, демон кивнул второму и исчез, снова оставив небольшие вмятины на дорожке, но в этот раз негодование блондина в ворчание не вылилось. Он просто смотрел на девушку, что завтра потеряет. С такой тоской, будто больше её не у видит. И лучше бы действительно не видел. Он и сам считает, что слишком. слишком демон, чтобы быть с ней или держать рядом. Держать рядом… Эта мысль вспыхнула где-то в сознании внезапно, но тут же потухла, какой бы заманчивой не была. Эта зависимость опасна, не нужна. Да и если запереть эту малышку где-то рядом с собой, она вскоре потухнет, потеряет саму себя. И в попытках воскресить прежнюю её этот демон рискует заиграться и лишить жизни ту, кем она станет. И это самое страшное. Вот она, его радость, обретённая только через сотни лет после рождения. На расстоянии вытянутой руки, но так далеко. Это больно, но теперь он не рад боли или каким-то эмоциям. Лучше бы их не было… А всё эта девчонка. Доума тянет её к себе, замыкая в объятья. Как бы он хотел остаться так навсегда, никогда её не отпускать, пока не погибнет. Нет… Сделать её демоном и просто жить, пока есть возможность… Но она никогда не согласится, никогда в жизни. Шинобу закрывает глаза, утыкаясь лицом в ткань водолазки. Она снова чувствует, как в душе неприятно тянет, даже не зная, что будет. Нельзя идентифицировать её чувства к этому демону, как любовь, это совершенно не так. Просто. Он, хоть и насильно сначала, на самом деле дал ей то, чего не хватало — видимость того, что она кому-то действительно нужна. На самом деле это для неё действительно важно. До рассвета ещё несколько часов, но сна у охотницы ни в одном глазу. Она отстраняется и смотрит на демона, перекрывая грусть в глазах какой-то нездоровой радостью. — Давай. Давай сходим к озеру? — вымученная улыбка, но в груди становится лишь холоднее. А ведь она даже не знает причину. Доума тоже улыбается и кивает. Он куда лучше умеет держать на лице наигранно-счастливое выражение, но радужные глаза снова пусты. Сейчас он пойдёт с ней куда угодно, только бы увидеть то выражение лица, которого так трудно добиться — радость. Эту ночь они посвятили друг другу, почти без прикосновений даже. Объятья, редкие поцелуи, то, как девушка лежала на его коленях — всё это демон запомнит на то время, что ему отведено. Никто из них не хотел, чтобы вставало солнце, но их и не спрашивали. Уже через несколько часов после рассвета девушка покинула храм безмолвной тенью, так же, как и попала туда. С того момента, как они вернулись, чтобы Шинобу могла забрать вещи и переодеться, да и рану перемотать, оба не произнесли ни слова. Только когда охотница была уже у ворот, она обернулась. — Прощай, Доума. Я надеюсь, что мы не встретимся больше, — на воротнике её хаори что-то блеснуло. Присмотревшись, можно было бы различить, что это брошь. Крохотная снежинка, которая сохранит воспоминания о всех трёх месяцах, проведённых в храме. О двух демонах, таких разных, но таких похожих в чём-то. Демон был разбит. Настолько, что просто сидел в своей комнате, не принимая посетителей. Вот только то, что его призвали в крепость на собрание, насторожило. Как и то, что он прибыл последним, а не по порядку. Только-только оттаявшее ото льда сердце сжалось, когда он оказался на коленях перед прародителем демонов. — А вот и предатель, дорогие луны. Ах, Доума, я был уверен в тебе почти так же, как и в Кокушибо. Но я ошибся. И знаешь, что бывает, когда я ошибаюсь? — тонкие пальцы, бледная кожа и длинные ногти. Кибутсуджи сжимает горло второй высшей луны, глядя в радужные глаза. — Знаешь, я ведь не хочу так просто тебя убивать. Приведи её сюда. Сейчас. Ты ведь знаешь, где твой драгоценный столп. Я хочу видеть её здесь. Двое из тех, кто находился в этом помещении, судорожно сглотнули. Доума отвёл взгляд в сторону, находя лицо, разукрашенное синими полосами. Когда раздался звук бивы, он успел увидеть, что Аказа отрицательно кивает головой. Но кто, если не он?