* * * * *
Ни одна из его надежд не сбывается: всю ночь посещают кошмары об убийцах, насильниках, вурдалаках и прочей живности, соскрести себя с кровати получается только с огромным усилием из-за отвратительного качества сна, а с неба нещадно и беспросветно льет, отнимая любые силы к тому, чтобы куда-то идти. Но Субин идет: сначала в душ, смывая отвратительный вчерашний день и сегодняшнюю ночь, потом на кухню, чтобы выпить пару глотков своего любимого растворимого кофе и оставить его остывать, а потом на работу, взяв с собой довольно прилично выглядящий зонт и сев на автобус, что подъезжает к семи тридцати. Вот уже три года его будни так и выглядят: съемная квартира, которую он меняет раз в год, чтобы хотя бы что-то в жизни двигалось; работа, которую вроде и любишь, а вроде и хочешь бросить и никогда туда не возвращаться; почти постоянное недоедание, за исключением тех моментов, когда экономическое положение в стране чуть улучшается; и вечера с друзьями — единственное, что помогает оставаться на плаву и не утонуть в серой пучине. Еще есть книжки, которые Субин берет в библиотеке и которые уносят хотя бы на полчаса в день в совершенно другую реальность. И абсолютно неважно, хуже эта реальность или лучше, главное — не его. А его реальность врывается неприятным городским шумом, когда скрипучий автобус останавливается, раскрыв двери, и впускает в себя реки сонных и вялых, будто несколько раз неудачно прихлопнутые мухи, рабочих. Субин вовремя замечает, что остановка нужная, и спешит к выходу, пока еще есть пространство, чтобы протиснуться наружу. Полицейский участок встречает его негромкими разговорами и оживлением тех, кто только пришел, и сонными физиономиями тех, кто отработал ночную смену и направляется домой. Субин заглядывает к Бомгю (образно говоря, потому что в столовой он, естественно, не единственный пекарь) и покупает у него какую-то булку, но не потому, что так уж сильно любит выпечку, а потому, что его солнечность не одного Тэхёна оставляет неравнодушным: стоит только взглянуть на мягкую улыбку и задорный блеск глаз, перекинуться парой фраз и услышать искреннее пожелание хорошего дня, как стрелка на шкале, измеряющей настроение, дергается немного вверх. Субин хотел бы затащить Бомгю в их компанию: слишком уж она тихая даже по его мнению. И он, и Тэхён, и Кай (последний в большей степени) неразговорчивые и спокойные, и было бы неплохо добавить немного оживленности, что ли. Тем не менее Тэхён запрещал его куда-то звать, потому что слишком нервничал, когда Бомгю рядом, но обещал разобраться с этим в ближайшее время. Оставалось только пожелать ему в этом удачи. По пути наверх он заглядывает в кабинет Тэхёна: тот уже на рабочем месте, с напряженным выражением лица изучает какие-то бумаги и на посылаемое Субином приветствие коротко улыбается, кивнув, а затем возвращается к прежней сосредоточенности. Кай сейчас в больнице, поэтому ему он посылает короткое: «Приятных посиделок с мертвецами» и поднимается на свой этаж. Рабочий стол встречает незнакомой белой папкой, которой Субин даже не успевает коснуться, потому что внимание привлекает низкий голос где-то справа: — Детектив Чхве, — и тяжелая рука опускается на плечо. — Ты вовремя, парень. Тут стопка жалоб от жителей. Верю, что ты ответственно к ним подойдёшь. Субин не хочет начинать рабочую смену с тяжелого вздоха, поэтому молча кивает начальнику отдела, тут же удаляющемуся в свой офис, внутренности которого видно через прозрачные окна и дверь. Их начальник, Ли Бёнхон, Субину нравится: он трудолюбивый, честный и справедливый, не алчный, сложно подкупаемый. Тем не менее уже который год он чувствует, будто этот мужчина — главная заноза в его заднице. Лишь пару раз, давно уже утонувших в памяти, он давал Субину что-то серьезное, заставляющее пошевелить мозгами, а после стал скидывать на него любые «у меня пропала сумка» и «мне кажется, мой одноклассник украл у меня телефон», и «моя мать подворовывает из моего кошелька». Субин понимал, что и эти дела стоят внимания и что их тоже нужно решать, но он очень хотел показать себя в чем-то, как уже когда-то сделал, и поначалу искренне не понимал, почему ему не дают реализовать себя как детектива. А потом увидел его — детектива на год младше, Кима Минсу, слишком красиво и слишком богато выглядящего для их давно не ремонтируемого участка. Тот, как оказалось, был сыном какой-то важной шишки в правительстве и мечтал работать детективом. Почему он пошел в это отделение, а не в то, что ближе к центру города и расположением, и составом преступлений, и дизайном интерьера, Субин не знал. Ему казалось, что это очередное развлечение богатых — жить в бедных районах. И, таким образом, единственные большие дела, что попадали в руки шерифа Ли, сразу же кочевали в красивые, с аккуратно подстриженными ногтями и гладкой загорелой кожей, руки Минсу. И он их раскрывал — Субин не знает, самостоятельно или с чьей-то помощью, но факт оставался фактом: пока он успешен, нет смысла давать эти задания кому-то другому. Потому-то Субин каждый день молился, чтобы Минсу устал играться в спасителя бедняков и вернулся в свои роскошные микрорайоны с красивыми лужайками, швейцарами и летающими машинами, оставив Субина и его убийства, ограбления и изнасилования в покое. Но тот все еще был здесь — прямо напротив Субина, будто в качестве несмешной шутки он занял тот стол, что примыкал к его собственному (хотя, скорее всего, Минсу вспоминал о его существовании только когда они встречались на работе). Субин иногда наблюдал за тем, как тот внимательно читает материалы очередного дела, а потом подрывается с места и уносится прочь, пробегая через двойные двери и куда-то направляясь. Ему всегда было интересно, действительно ли Минсу что-то раскрывает или просто делает вид, но выяснить, к сожалению, не представлялось возможным. Несмотря на все вышесказанное, Субина устраивала его работа. Когда-то давно в его детских ещё глазах вспыхнул огонь жажды быть защитником, опорой тем, кто страдал. Пожар тот погиб сразу же, как его окунули в холодные воды реальности и лишили иррациональной и взявшейся практически ниоткуда надежды на лучшее; сразу же, как он столкнулся со всеми неприятными вещами, присущими его рабочей сфере. Хотя, наверное, только наивному идиоту вещи эти кажутся неприятными, а людям, которые пришли сюда с целью зарабатывать деньги, а не из каких-то самоотверженных побуждений, все это очевидно как ясный день. По итогу он не чувствовал к своей профессии безграничной любви и не отличался особой тягой помогать людям, но понимал, что теперь у него есть своеобразный долг. Долг защищать и восстанавливать какую-никакую справедливость. Да и, в конце концов, за работу ему платили деньги, поэтому он считал, что должен выполнять ее хорошо. И по этой причине все еще вставал каждый день в полседьмого, садился в старую машину — автобус или свою собственную, когда она не была сломана, добирался до участка за чтением книги, раскрывал дела, которые больше никто не хотел раскрывать, ехал домой, спал, а затем все по новой. Он стягивает с себя куртку, повесив на стул, бросает под ноги сумку и усаживается за стол, раскрывая никак не подписанную папку. Внутри обнаруживаются официально оформленные заявления от пяти-шести жителей близлежащих районов о том, что в их дома кто-то вламывался. Дочитав до места со взломом, Субин даже чувствует просыпающийся энтузиазм: вдруг ему наконец дали что-то стоящее? Однако дальше все скудно: взлом был, а грабежа — нет. По словам жителей, их входные двери или окна были открыты, хотя они точно их закрывали, но из вещей ничего не пропадало. Будто кто-то просто приходил в гости подышать воздухом и уходил. Дело не похоже на что-то грандиозное, но все-таки взлом — это не пропажа сумочки, так что, может быть, его ждет что-то большее, чем почасовой просмотр камер наблюдения с целью найти, в каком вагоне метро все-таки уехала та самая сумочка. Субин натягивает куртку и сумку обратно, параллельно выуживая давно изживший себя сенсорный телефон с малюсеньким экраном и побитым обо все возможные поверхности корпусом, чтобы посмотреть карту. Локации находятся не очень далеко от участка и, что важнее, друг от друга, потому что Субину очень не хотелось бы кататься от одного конца города до другого, пусть у него и была служебная машина. Через пять минут езды по проснувшемуся и жужжащему со всех сторон мокрому городу он доходит до первой точки — десятиэтажного жилого здания. Подъезд встречает его потрепанным лифтом с мигающей лампочкой, нацарапанными на его стенках номерами чьих-то телефонов, разнообразными ругательствами или неизвестными символами и неприятным скрипом механических деталей. Он доставляет его на седьмой этаж, и Субин тут же движется в квартиру номер пятьдесят пять, на пороге которой его уже ждет хозяйка — стройная женщина тридцатилетнего возраста, будто вылезшая прямо из эпизода популярного ромкома: в халате, пушистых розовых тапочках, с маской на лице из субстанции зеленоватого цвета и множеством объемных бигуди в черных волосах. Не хватает только огурцов на глаза. — Детектив, — здоровается женщина кивком головы, и Субин вытаскивает свое удостоверение, но та даже нормально не проверяет — бросает беглый взгляд, после чего разворачивается и направляется внутрь квартиры, в неосвещенный коридор. Ну что за люди? К ним приходит совершенно незнакомый человек, а они пускают его внутрь без задней мысли. — Впредь всегда проверяйте полицейские удостоверения, пожалуйста, — бормочет Субин, стараясь звучать не слишком наставительно. Многие злятся, воспринимая его совет за поучительство. — Люди бывают разные. — Люди мне не смогут навредить, дорогой, — Ким Сунён (как Субин узнал из дела) опирается плечом о косяк, сложив руки на груди, и растягивает губы в еле заметной усмешке. Субин хмурится пару секунд, а после замечает выглядывающий из-за ее спины длинный черный чешуйчатый хвост с острым концом. Когда он возвращает взгляд к ее глазам, из прежде абсолютно человеческих они превращаются в желтые, будто кошачьи, с узкими зрачками. — О, — выдает, несколько опешив. Как-то ускользнул из его внимания тот факт, что пожаловавшейся гражданкой была не женщина, а демоница. Все-таки участок их находится в районе преимущественно людском и в основном расследует дела, в которые вовлечены люди. — Как всегда, — вздыхает та не без доли разочарования и тут же возвращает себе человеческий облик. — На улицах уже тысячу лет не одни только люди ходят, а вы так и думаете, что мир вокруг вас крутится. — Это не так, — слегка виновато вставляет Субин. — Прошу прощения и давайте перейдем к делу. — Давай, — кивает Сунён, небрежно махнув рукой в сторону зала. Субин тут же его осматривает, но не видит ничего подозрительного, а потому поворачивается к ней: — Что конкретно не так? — В том и дело, — она проходит вглубь комнаты, чтобы открыть окно на проветривание, — что все нормально. А входная дверь была взломана. И не надо спрашивать, точно ли я уверена, что закрывала ее. Мне тридцать, а не семьдесят — я могу запомнить, что делала, а чего не делала. Субин снова задумчиво проходится взглядом по помещению, а затем произносит: — Могу я осмотреть другие комнаты? — Валяй, — пожимает та плечами. — Я специально почти ничего не трогала с момента взлома — вдруг у вас, полицейских, глаз острее. Субин визуально изучает спальню, кухню, ванную и туалет, но ничего вызывающего подозрения так и не находит. — Значит, не было никакого беспорядка, когда вы пришли? — решает удостовериться он, хотя и припоминает из ее заявления ответ на этот вопрос. — Все было таким, каким ты это сейчас видишь, — она рассматривает свои ногти, совершенно не взволнованная возникшей ситуацией. — Никакого бардака, открытых шкафов, ящиков, перерытых вещей или чего угодно, о чем твои коллеги меня спрашивали. — Понятно, — кивает Субин. — У вас есть враги или те, кто открыто точит на вас зуб? — Я же демоница, — она кокетливо накручивает выбившуюся из ряда бигуди прядь волос, — на меня все точат зуб. И я — на всех. — Прелестно, но, может, был кто-то особо обозлившийся? — Понятия не имею, — пожимает Сунён плечами. — Может, и был. Всех проверять вы устанете. — Это наша работа, — негромко проговаривает Субин. — Ладно, у вас мне больше нечего спрашивать. Напишите сюда, — он достает из сумки листок и ручку и протягивает демонице, — имена и контакты, если знаете, всех, с кем у вас есть серьезные разногласия, а также тех, кто вас хорошо знает: где вы живете, когда уходите и приходите. Я пройдусь по соседям и спрошу, не видели ли они кого-то, заходящего в вашу квартиру, а после пришлю специалистов, чтобы они поискали отпечатки, остатки биоматериалов, почвы и так далее. — Как скажешь, детектив, — хозяйка квартиры склоняется над листом бумаги и принимается исписывать его именами, водя ручкой аккуратно и разборчиво, но очень-очень-очень долго. Субин, даже не считая, может сказать, что потенциальных подозреваемых больше двадцати. — И не смотри на меня так, — заговаривает демоница, не поворачиваясь, — я предупреждала: у меня много врагов. — Может, вы немного сократите список до тех, с кем у вас особо напряженные отношения? И тех, на кого падают самые сильные подозрения, — предлагает Субин. Он не уверен, что проверка всех этих сорока личностей будет продуктивной. Да и нет столько кадров у них в штабе, а это только первая квартира. — Не убирайте никого, кто кажется вам подозрительным. — Ладно, пожалуй, я могу вычеркнуть пару имен, — задумчиво произносит Сунён, а после зачеркивает десять-пятнадцать строк. «Хотя бы так», — проносится в его голове, а затем он берет список, складывает пополам и убирает в сумку. — До свидания, мисс. Специалисты приедут к вам в ближайшее время. Хозяйка жилища кивает, ничего не говоря, и провожает Субина на выход. — Не смотрись в зеркало в лифте, — напоследок бросает она, и через секунду входная дверь ее квартиры громко захлопывается. Субин озадаченно хмурится: он не заметил никакого зеркала в лифте. Но двух секунд хватает, чтобы забыть об этом, и вернуться к работе. Не стоит принимать во внимание все, что говорят тебе демоны. На стук в дверь, что левее квартиры Ким Сунён, никто не выходит. Субин громко представляется и объясняет причину своего прихода на случай, если хозяева просто не хотят впускать незнакомца, но никакого результата этим не добивается. Попытка со следующей квартирой оказывается удачливей: после третьего стука ему открывает женщина в фартуке (хотя теперь уже Субин не спешит делать вывод, что она человек) лет пятидесяти, немного полная, круглолицая и доброжелательная на вид. — Добрый день, меня зовут Чхве Субин, — он раскрывает свое удостоверение. — Я детектив седьмого полицейского участка. Могу я задать вам пару вопросов? — Конечно-конечно, — кивает женщина, вытирая руки салфеткой. — Случилось какое-то преступление? — В квартиру вашей соседки по этажу, Ким Сунён, вчера между двумя и тремя часами дня было совершено проникновение, — объясняет Субин, доставая свой блокнот и ручку, чтобы делать пометки, а ладонь хозяйки квартиры тут же подлетает ко рту. — Какой ужас, — встревоженно бормочет она. — Сунён всегда была хорошей девочкой, ну почему на нее сыплются такие напасти? — В связи с тем, что произошло, я хотел бы узнать, не видели ли вы в недавнее время кого-то незнакомого рядом с ее квартирой. Необязательно несколько дней назад: преступники могли наблюдать за ней месяц. — Честно говоря, — женщина хмурится, хорошенько задумываясь, — я вообще ничего такого припомнить не могу. Никого постороннего рядом с ее квартирой никогда не видела. — Может, кто-то обращался к вам по поводу Сунён? — пытается нащупать Субин. — Спрашивал информацию о ней. — Ничего такого не было, — качает головой женщина. — Ладно, — кивает Субин, чиркая в блокноте. — А сами вы где были в это время? — Дома была, я же на пенсии сижу, — выражение чужого лица сменяется на сконфуженное, а затем на напуганное. — Детектив, — она понижает голос, будто кто-то может их услышать, — вы же не думаете, что это я? — Пока что у меня нет никаких оснований так думать, я лишь хочу составить полную картину событий, — он стучит ручкой по краю блокнота, надеясь, что женщина не начнет паниковать: с чрезмерно эмоциональными ему трудно. — Значит, вы были дома. Ничего из ряда вон выходящего не происходило в обед? — Нет, — произносит женщина уверенно, а затем еще раз, будто убеждая саму себя, — нет. Только… Да, впрочем, это совершенно неважно. — О чем вы? Расскажите обо всем, даже если вам кажется, что это никак мне не поможет. — Ну… — женщина поднимает глаза кверху, задумавшись, — просто я планировала приготовить на обед суп, но потом неожиданно передумала и сама не поняла, почему. И начала готовить жаркое, представляете? Это правда странно для меня. Субин молчит пару секунд, слегка сощурившись, а затем все-таки заговаривает: — Что ж… — он закрывает блокнот. — Спасибо вам за содействие. Пока что больше вопросов у меня нет. — Надеюсь, вы найдете того, кто это сделал. До свидания, детектив, — женщина улыбается немного неловко, а после закрывает дверь, оставляя Субина в тишине пустого подъезда. Он выпускает длинный разочарованный выдох, эхом ударяющийся о светлые стены, и разворачивается, чтобы двинуться к лестнице, раз уж больше на этом этаже делать нечего. Но едва его нога касается первой ступеньки, скрип за спиной заставляет остановиться. Субин поворачивается, цепляясь взглядом за медленно-медленно открывающуюся дверь той квартиры, из которой ему никто не ответил, и озадаченно хмурится. Он раздумывает лишь несколько секунд, прежде чем двинуться в ту сторону и, заглянув в темный зазор между дверью и косяком, осторожно тянет на себя ручку. Холодом обдает моментально, будто Субин заходит не в чью-то квартиру, а в самую настоящую морозильную камеру. Но внутренняя обстановка встречает не покрытыми льдом стенами, а теменью и слизью. Слизью на стенах, на полу, но больше всего на потолке. Сопровождает эту слизь странный запах, напоминающий смесь лекарств и сырого бетона. — Кто-нибудь дома? — кричит Субин в тихую холодную темноту, но ожидаемо не получает никакого ответа. Конечно, проникать на чужую собственность противозаконно, но дверь квартиры была открыта, а изнутри никто не отвечал, так что он, можно сказать, проявляет себя в роли неравнодушного гражданина. Возможно, тут и правда никто не живет, потому что состояние квартиры трудно охарактеризовать как кем-то обитаемое, но, с другой стороны, на свете столько видов существ, что и не выучишь, в каких условиях каждое из них проживает. Субин не на ощупь (потому что трогать испачканные слизью стены очень не хочется), а ориентируясь лишь на смутно различимые очертания предметов, доходит до центральной комнаты, предполагая, что это зал. Трудно определить, с какой стороны здесь должны быть окна, потому что из-за плотных слоев слизи света с улицы не поступает никакого. Субин осматривается, если попытки разглядеть что-то в темноте можно так назвать, и чувствует бегущий по задней стороне шеи холодок, когда совсем неподалеку слышится едва различимое шипение. Кажется, будто кто-то неразборчиво бормочет прямо рядом с ухом, но, обернувшись, Субин никого не обнаруживает. Зато обнаруживает что-то, висящее прямо в верхнем углу комнаты, и натурально задерживает дыхание, слыша отдающееся гулом в ушах собственное сердцебиение. Что-то напоминает огромный комок слизи, и это не было бы поводом для беспокойства, если бы комок этот не двигался и не издавал приглушенные звуки. Субин полагает, что кто-то есть внутри, хотя и исключать то, что это и есть хозяин квартиры, тоже нельзя. — Здравствуйте? — пробует он поговорить, чувствуя, как глупо выглядит, не зная, к кому конкретно надо обращаться. Никто не отвечает, зато позади снова слышится шипящий и теперь уже карябающий звук. Субин резко поворачивается и замирает на месте, опешив: с другого верхнего угла на него взирают два горящих желтым глаза. Стоит немного присмотреться, как становятся заметны гладкая голова, тело и четыре длинных конечности, липкими пальцами которых существо и держится в том углу, молча разглядывая Субина и терпя разглядывание в ответ. — Здравствуйте, — снова выдает Субин и замечает движущийся из стороны в сторону чешуйчатый хвост. Хозяин квартиры, что взирает на него немигающими, яркими, как фонари, глазами, напоминает ящерицу, скрещенную с человеком. — Могу я с вами поговорить? — Почему ты без разрешения зашел в мою квартиру? — выдает шипяще существо, и каждый раз, как он говорит, изо рта виднеется длинный язык с заостренным кончиком. — Ваша входная дверь была открыта, — поясняет Субин, надеясь, что на него самого не пойдут доносить в полицию. — А в соседней квартире произошел взлом, поэтому я подумал, что, возможно, мне стоит проверить. — Я опять забыл ее закрыть, — раздосадованно шипит существо, на своих четырех конечностях двигаясь по стене. — Тебе что-то нужно? — Я детектив местного полицейского участка, — Субин достает свое удостоверение, подозревая, что хозяин квартиры в темноте видит гораздо лучше него, — Чхве Субин. У меня есть пару вопросов, и было бы здорово, если бы вы смогли на них ответить. — Хорошо. — Позавчера между двумя и тремя часами дня в квартиру вашей соседки, Ким Сунён, кто-то проник, взломав дверной замок, — снова пересказывает Субин. — Скажите: вы видели кого-то подозрительного рядом с ее квартирой или… — Можем закончить допрос на этом, — прерывает хозяин квартиры, переместившись на потолок. Субин немного отходит назад, чтобы не так сильно приходилось задирать голову. — Я никуда отсюда не выхожу, поэтому никого не вижу и даже не знаю, как выглядят мои соседи. — Что ж, сэр… — Эктор, — представляется вдруг тот. — Меня зовут Эктор. — Эктор, — вторит Субин, — может, с вами происходило что-то странное за последние несколько дней? Никто не пытался поговорить, узнать что-то о вашей соседке? — Ну, кто-то стучался ко мне в квартиру недавно… разбудил меня, — шипит недовольно существо. — Это, наверное, был я. — Нет, не совсем недавно, а до этого. — Вчера в обед, может? — Субин чувствует надежду. — Не знаю, — Эктор перемещается с потолка на другую стену, заставляя его снова повернуться. — Я не знаю, когда у вас, людей, вчера, а когда завтра. — Понятно, — вздыхает тот. — И вы ему не открыли? И не посмотрели, кто стучался? — Конечно нет. Мне прямо очень не хотелось подходить к двери. Даже стало как-то немного жутко. Будто там ждала опасность. — Ладно, еще раз спасибо, — Субин хочет сделать в блокноте запись, но тут же вспоминает, что поступающего из подъезда света все равно недостаточно, чтобы что-то разобрать. — Подожди, — Эктор вдруг прыгает с одной стены на другую и, быстро передвигая конечностями, приближается к нему. — Ты случайно не знаешь, есть ли поблизости какие-то свободные пещеры? — Пещеры? — повторяет озадаченно Субин. — Не уверен, что могу знать… — Как жаль, — разочарованно вздыхает хозяин квартиры и снова ползет на потолок. От его частых перемещений, отдающихся звуками хлюпающей слизи, уже становится дурно. — Раньше я жил в подвале этого дома, и там было очень даже неплохо, а потом меня выгнали, и пришлось переместиться сюда. Но здесь так душно и светло, понимаете? — Понимаю, наверное, — проговаривает Субин, нахмурившись. — Ну… недалеко от города есть лес, а еще чуть дальше — горы. Там, должно быть, есть пещеры. — Точно, — Эктор вдруг замирает на месте. — И как я не подумал раньше… Субин разворачивается, двигаясь к щели света, текущего из подъезда в коридор квартиры. — И захлопните, пожалуйста, дверь, — просит хозяин квартиры. Он так и делает, едва ступает за порог, и громкий стук эхом проносится в тишине. Субин снова вздыхает, окончательно сложив в голове пазл из обнаруженных в темной квартире деталей. Телефон из кармана получается вытянуть на автомате, а выученный наизусть номер набирается за несколько секунд. — Алло? — Субин заговаривает после замолчавших в трубке гудков и слышит голос в ответ. — Это детектив Чхве Субин, мне нужен вооруженный отряд из трех человек и специалист по ловле животных. Обход обещает быть интересным.* * * * *
— Смотри, куда прешь! Субин в последний момент отпрыгивает от летящего прямо ему в ноги ядовитого плевка, бормоча про себя ругательства. Ядовитого в буквальном смысле, потому что на том месте, куда попала чужая слюна, вместо куска асфальта теперь довольно глубокая дымящаяся дыра. Привыкать к соседству со всевозможных видов существами Субину не нужно было: он с детства был ими окружен. Ходил с ними в детсад, учился в школе, университете и полицейской академии, а теперь работает в одном участке. В каких-то городах (обычно мелких) людей больше, в каких-то — примерно поровну с другими расами, в каких-то наткнуться на человека практически невозможно. Его город, Криард, входил во вторую категорию: и людей, и других существ здесь было выше крыши. Конечно, внутри самого города все равно были неофициальные деления на районы людей и не людей, но в целом все жили бок о бок. Препирательства различных рас друг с другом есть везде, просто где-то конфликты острее и опаснее, а где-то — редки и легко разрешаемы. В Криарде стычки происходили скорее не между представителями разных рас, а между озлобленными на жизнь жителями бедных районов. И почти все районы, кроме самого центра, здесь были бедными, поэтому сцепиться с кем-то на улице совершенно не составляло труда. Помимо того, никаких остро стоящих проблем, угрожающих всеобщей безопасности, не было. Мир между расами был заключен (в третий раз) где-то двести пятьдесят лет назад, и с тех пор никакие поползновения не перетекали в настоящие вооруженные распри или расовые войны. Люди и другие существа, за исключением некоторых, ничем не отличались в области прав и обязанностей и жили по одинаковым правилам. Были, конечно, и те, кто совсем не вписывался в современный мир: больше похожие на неразумных животных, они обычно обитали в дикой природе. Например, Эктор, который хоть и знал общий язык, в остальном выглядел так, будто попал в этот огромный мегаполис по ошибке. Иногда такие, как он, случайно рождаются в городах, а потом всеми силами пытаются оттуда выбраться, потому что такая среда их расе совершенно не подходит. Когда прибыло подкрепление, которое Субин вызвал, и им удалось усыпить Эктора, вопросы о его нахождении в той квартире отпали: в огромном куске слизи на потолке обнаружился ее настоящий хозяин. Ко всеобщему облегчению, он был жив и не ранен, но все равно нуждался в экстренной психологической помощи. Субин пока не узнал, сколько он провел в том комке, но понял, что Эктор выбрался из подвала дома и переместился, как он сам сказал, в ту квартиру, пленив ее владельца. Специалист по ловле животных сообщил, что скорее всего Эктора просто отпустят на волю, потому что разумен он только отчасти, но Субин не уверен, что такой исход понравится хозяину квартиры. В любом случае дальнейшее продвижение дела уже никак не будет от него зависеть. В детстве он тоже помог одному из таких полуразумных существ добраться до края города: от его дома было недалеко. Правда, отцу это, мягко говоря, пришлось не по душе. Воспоминания о том дне накатывают непрошено и заставляют волну раздражения вперемешку с паникой подняться по позвоночнику. Субин останавливается прямо посреди дороги, пытаясь отдышаться, и оказывается резко утянут назад за край куртки. Машина со свистом и протяжным звуком гудка проносится прямо перед ним, пока он отрывисто глотает наполненный дождевой влагой воздух и провожает взглядом ее мокрый красный корпус. — Ты что, с катушек слетел? — кричит кто-то сзади. — Проезжая часть не для прогулок придумана, дурень! Субин даже не оборачивается — стоит, как вкопанный, постепенно приходя в себя, а затем еще раз сверяется с картой, чтобы понять, в какую сторону двигаться. Служебный автомобиль он оставил там, у дома первой потерпевшей, потому что проезжать на нем по сто метров от одного дома до другого было бы не то чтобы удобно. Он успевает обойти пять разных квартир, опросить десятки жителей и испытать сотни разочарований: никто ничего не видел, не знает, не замечал. Подозрительных и незнакомых лиц не было, врагов не имеется, следов проникновения, помимо открытой двери, — тоже. Единственное, что хоть как-то связывало опрашиваемых — неожиданные для них самих перемены в поведении. Чаще всего потерпевшие приходили в квартиру уже после того, как в ней кто-то побывал, и не сообщали ни о чем странном, однако те соседи, что во время совершения преступления находились дома, отмечали внезапное изменение своих планов или настроения, или мыслей. Как то «я планировала приготовить на обед суп, но потом неожиданно передумала». Субин даже имел подозрения насчет того, кто и каким образом мог повлиять так на чужие сознания, но пока что это понимание не особо приближало его к разгадке. Он направил в самую первую квартиру команду из участка, чтобы они собрали там отпечатки и любые другие зацепки, способные помочь обнаружить подозреваемых, но и там результат был более чем плачевным: на дверной ручке, двери, внутри квартиры все отпечатки принадлежали только одной личности — самой хозяйке. Конечно, не у всех существ они в принципе есть, но пока что новостей о каких-то иных следах не поступало, и Субин все сильнее ломал себе голову. Что ж, он просил стоящее дело и, возможно, он его получил. Следующим на очереди оказывается ничем не отличающийся от других многоэтажный дом. Субин привычно звонит в домофон, представляется, поднимается на восьмой этаж, выискивает нужную квартиру и проходит внутрь. В качестве потерпевшей в этот раз выступает Пак Юнсо, тридцатидвухлетняя женщина, сообщившая о взломе, произошедшем вчера. Что отличает ее дело от других, так это наличие странного шума в квартире. — Вечером я вернулась с прогулки с детьми, — сообщает она после того, как Субин заходит в квартиру, — и сразу поняла, что в доме кто-то есть. Дверь была открыта, а на кухне что-то гремело. Когда я пришла туда, окно было распахнуто, но снизу я никого не увидела. В общем, здесь точно кто-то был, но он успел уйти. — Как дум… Субин осекается, взглядом зацепившись за кое-что яркое и светящееся. У него тут же возникает желание рассмеяться, но отнюдь не весело: уже в шестой по счету квартире он встречает её — эту злополучную декоративную лампу. — У вас очень интересная лампа, — подмечает он и в ответ получает озадаченное выражение лица. — И мне кажется, я даже знаю, где вы ее купили. В квартире Ким Сунён Субин сразу заметил эту лампу — она так и притягивала взгляд своим неоново-голубым цветом. Когда такая же обнаружилась и в следующей квартире, он скинул это на совпадение — вкусы могут друг друга повторять. Но едва лампа стала преследовать его в каждом последующем месте назначения, он понял, что дело нечисто. Все, кого он опрашивал, называли один и тот же магазин, в котором эту лампу приобрели, и было бы вполне естественно, что Субин так часто ее встречает, потому что дома потерпевших находились не так далеко друг от друга. Проблема же состоит в том, что в эти дома было совершено проникновение, а на месте преступления оказывался этот странный (на его вкус) элемент декора. — Извините, но… — хозяйка квартиры, держащая на руках ребенка трех-четырех лет, хмурится и непонимающе качает головой, — эта лампа как-то относится к нашему делу? — Пока не знаю, — бормочет Субин задумчиво и делает пометку в блокноте. — Ладно, забудем пока про лампу. Мне нужно кое о чем вас спросить. Он выдает уже въевшийся в сознание список повторяющихся из раза в раз вопросов о том, пропало ли что-то, были ли у Пак Юнсо враги, видела ли она какие-то следы проникновения, когда вернулась, но по итогу опроса, как и на любом другом месте происшествия, ничего полезного не получает. — Ну прекрати же, — женщина уворачивается от рук своей дочки, цепляющейся за ее волосы, и ставит ту на пол. — Иди погуляй. Она глубоко вздыхает и поправляет прическу, возвращая свое внимание Субину. — У меня правда нет никаких врагов или тех, кто мог желать мне зла, — продолжает она. — Думаю, я никогда преступника в глаза не видела и просто стала случайной жертвой. Разве есть разница, кого обворовывать? Субин бы объяснил ей, какая связь есть между потерпевшими, но боится, что она не поверит в таинственную подпольную сеть воришек, совершающих набеги на квартиры с неоновыми лампами. — Возможно, вы правы, — кивает он и снова задумывается, пока не слышит грохот где-то в другом конце комнаты. — Ючжон! — Юнсо громко одергивает дочь, успевшую встать на стул у подоконника и что-то там опрокинуть. — Куда ты дела лампу? Пока хозяйка квартиры снимает девочку со стула, Субин подходит к открытому окну и выглядывает вниз. Зрелище любопытное: стеклянная лампа, пролетевшая восемь этажей и ударившаяся об асфальтированную поверхность, осталась абсолютно целой и, прокатившись пару метров, остановилась у ближайшей скамейки. — Послушайте, — Субин хмурится, — мне все-таки придется забрать вашу лампу в участок. Юнсо выглядывает на улицу, тоже приняв озадаченное выражение лица, и медленно кивает. — Все равно она мне не нравилась, — бормочет женщина. — Дочка попросила купить. — В ближайшие несколько часов к вам приедет группа специалистов, — он наконец отводит взгляд от валяющейся на мокрой земле лампы. — Детектив, — Юнсо поворачивается к нему, обеспокоенно сведя брови. — Пожалуйста, разберитесь с этим. У меня тут дети… Если мой замок может взломать кто угодно, как мне быть уверенной в нашей… в их безопасности? — Я разберусь в этом, мисс, — Субин серьезно заглядывает ей в глаза. — Обещаю. Когда он выходит из квартиры, то понимает, что действительно настроен во что бы то ни стало раскрыть это дело, но вместе с тем совершенно не представляет, как. Единственная надежда — на результаты экспертизы найденных на местах преступлений отпечатков, следов и прочих улик, а еще на анализ непонятной лампы, не разбившейся после падения с восьмого этажа. Субин решает первым делом спуститься и забрать лампу, а потом продолжать обход. Когда он заходит в лифт, странное чувство заставляет насторожиться. Несвойственный сентябрьской погоде холод окутывает с головы до ног, а когда Субин выдыхает, изо рта вылетает облако пара. — Какого черта? — шепчет он сам себе и краем глаза замечает зеркало, висящее по левую сторону, которое до этого почему-то даже не увидел. Наверное, был слишком задумчив, когда поднимался наверх. Воспоминания о словах демоницы током проходятся по телу и заставляют замереть на месте. Субин, кажется, даже не дышит, прислушиваясь, но никаких странных звуков не обнаруживает. Да и вообще никаких звуков, честно говоря, — ни ритмичного грохотания лифта, ни треска мигающей отчего-то лампочки, ни стука друг о друга старых тяжелых металлических деталей. Зато когда он по неосторожности все-таки заглядывает в зеркало, хочется самому издать звук — какой-нибудь громкий и не совсем цензурный. Но Субин молча и неподвижно пялится на глядящую на него сквозь стекло… кого-то. Существо похоже на оживший труп девушки в каких-то лохмотьях, с ободранной в некоторых местах серо-голубоватой кожей, посиневшими губами, запутанными в клочья волосами и совершенно обезумевшими глазами. — Приветик, — девушка улыбается жутковато, обнажая желтые грязные зубы, и машет ладонью. — Субин, да? Тот никак не отвечает, озадаченно разглядывая незнакомку по ту сторону зеркала. За спиной у нее не лифт, а какой-то занесенный снегом серый пейзаж. Холодный ветер, который Субин, казалось, и сам ощущает, треплет клоки ее волос. — Ну чего ты молчишь? — дует она губы. — Я просто поговорить пришла. Тут, — она обводит место глазами, — особо не с кем, понимаешь? — и снова пытается улыбнуться, но выходит какой-то животный оскал. Субин решает не быть идиотом: внимает совету демоницы и отворачивается от зеркала, ничего не говоря. В конце концов, ему уже сказали, что делать: не смотреть в зеркало. Тогда, может, непонятная незнакомка оставит его в покое. — Не надо так грубо со мной обходиться, — ее тон все еще мягок, но теперь приобретает едва уловимые предупредительные нотки. — Мама не учила тебя вежливости? «Мама даже говорить меня не учила», — усмехается про себя Субин, но ничего вслух не произносит. Он трясет ногой от нервов и нетерпения, ожидая, когда его наконец оставят в покое и можно будет пойти заниматься своей работой. — Не смей игнорировать меня! — взрывается вдруг девушка слева, и Субину кажется, что его ушные перепонки едва ли не лопаются от того, насколько громко звучит ее голос, — будто колонки приставили вплотную к его ушам и выкрутили громкость на максимум. — Я должна выбраться, и ты не имеешь права так себя вести! Субин понятия не имеет, каким образом он должен помочь ей выбраться, но упрямо смотрит в точку прямо перед собой, стараясь не обращать внимания на то, что она говорит. А говорит она много и, кажется, уже даже не разбирая, что конкретно хочет сказать: проклинает и Субина, и всю его семью, жалуется на тех, кто заслал ее в «эту морозилку», сыплет оскорблениями всех живых и мертвых и отчаянно стучит по стеклу кулаком. Субина раздражают визгливые крики, но в целом он остается спокоен: скорее всего, стоит просто переждать, и девушка исчезнет, а лифт двинется дальше. Однако когда его ладони касается что-то холодное, стоять неподвижно не выходит: он одергивает руку, поворачиваясь влево, и удивленно пялится на выбирающуюся из зеркала незнакомку. — Думал, можешь просто игнорировать меня? — скалится она. — Ты уже мой. Субин теряет несколько секунд, сбитый с толку, позволяя девушке ухватиться за него и второй рукой, но затем приходит в себя и начинает предпринимать попытки высвободиться из ее мертвой хватки. — Я здесь, — произносит она шипяще. — Ты от меня не избавишься. Субин тянется к карману куртки и вытаскивает зажигалку, поднося к чужим волосам, а потом смотрит, как их мгновенно охватывает огонь. — Ублюдок! — вопит незнакомка, хлопая себя по голове. — Ты испортил мою прическу! Субин не уверен, что там было, что портить, но время на препирательства он не тратит и со всей силы толкает девушку обратно в зеркало, а после ударяет по нему кулаком. Острая боль тут же стреляет в запястье, но Субин думает только о том, как спасти себе жизнь, и потому долбит рукой по покрывающемуся трещинами стеклу, пока существо безостановочно вопит, пытаясь выбраться через уцелевшие куски зеркала. Все стихает, когда последний осколок падает на пол лифта, и Субин делает несколько шагов назад. Он сверлит то место, где секунду назад висело злополучное зеркало, глазами, а затем от неожиданности хватается за стену, когда движение возобновляется. Приехав на первый этаж, он практически вылетает из лифта, оборачиваясь: осколков на полу нет, и зеркала тоже. Субин глубоко вздыхает и движется на улицу, гадая, сколько еще встреч, подобных тем, что у него уже были с Эктором и незнакомкой из зеркала, произойдет за время расследования этого дела.* * * * *
— Боже, что с твоей рукой? Тэхён взволнованно хватает его за кисть и кривится, рассматривая высохшую на костяшках кровь. — Да так… — вздыхает Субин. — Не очень дружелюбный собеседник попался. — Расскажи, что случилось, — серьезно наказывает Тэхён. — Пойдем покурим, — Субин ждет, пока тот накинет свой плащ, и движется с ним к двери, ведущей на задний двор здания. На улице он глубоко вдыхает холодный воздух, а затем поджигает предпоследнюю сигарету из пачки. Первая за несколько часов затяжка кажется наградой, и Субин удовлетворенно расслабляется. — Ты слишком много куришь, — замечает Тэхён, становясь подальше, чтобы вонючий дым до него не долетал. Субин молча кивает, а затем принимается пересказывать другу бурное течение сегодняшнего дня, ловя на чужом лице волнение, отвращение и испуг. — Из зеркала вылезла, говоришь? — Тэхён отворачивается, глядя перед собой задумчиво и невесело. — Я знаю, кто это. — И кто же? — Субин поднимает бровь. — Демоница, которую поймали в ловушку, — объясняет тот, вздыхая. — Кто-то поставил на тебя ее печать. — Печать? — он хмурится, а заметив, что сигарета уже закончилась, и вовсе чувствует великое разочарование. День ведь только начал быть немного легче. — Покажи свои руки. Субин выкидывает окурок в мусорку, закатывает рукава куртки с рубашкой и вытягивает руки перед Тэхёном. Он порядком удивляется, когда и без чужой помощи находит похожий на татуировку круглый узор где-то под правым локтем. — Что это за хрень? — Если демон оказывается заперт в ловушке, его печать можно поставить на какое-то живое и желательно разумное существо и через него найти себе путь в наш мир, — проговаривает Тэхён, рассматривая черный штамп на чужой коже. — Обычно ставят на людей, потому что сопротивление к таким вещам у них хуже. А на демонов это вообще не действует. — И что с этим делать? — Субин убирает руки, чувствуя неприятный холодок, пробежавший по коже. Не из-за погоды на улице, а из-за осознания того, что он связан с какой-то пойманной в ловушку демоницей. — Поскорее оттереть, — Тэхён тянет на себя дверь участка, проходя внутрь, и Субин следует за ним. — И ни в коем случае не давать твоей крови попадать на эту печать. Иначе рассоединить вас двоих будет очень трудно. Замечательно. Проникновения без следов преступника, захвативший в плен невинного человека ящер, преследующие повсюду непонятные лампы, а теперь еще и демоническая печать. День просто не может стать лучше. — Субин, — знакомый голос окликает его из-за спины. — Я хотел сделать анализ жидкости в лампе, но она не открывается, — Джейк, работающий в лаборатории их участка, досадливо разводит руками. — Типа… вообще никак не открывается. По крайней мере, безопасными способами. Ладно, Субин поторопился. Вот теперь не может. — Ты уверен? — хмурится он. — Это же обычная лампа. Хотя он и сам видел, насколько прочной она может быть, поверить в то, что ее не получается открыть даже специальными инструментами, трудно. — Уверен, — произносит с нажимом Джейк. — Думаешь, ты первый, кто принес мне не открываемую вещь? — Ладно, — вздыхает Субин. — Я сейчас подойду, окей? — Окей, — Джейк кивает и удаляется дальше по коридору, к дверям лаборатории, а Субин с Тэхёном продолжают путь к туалету. — Что за лампа? — Пока не знаю, — бросает Субин, открывая дверь в уборную, и торопливо снимает с себя куртку. — Она была в каждой из квартир, и я подумал, что надо проверить. Он кидает верхнюю одежду Тэхёну, а сам закатывает рукава рубашки и, намылив место с печатью, принимается яростно его тереть. Избавиться от рисунка оказывается не так сложно, как ему первоначально казалось, и совсем скоро он начинает блекнуть. — Может, у них на районе была какая-то распродажа или вроде того? — предполагает Тэхён, опираясь плечом о стену. — Она упала с восьмого этажа и не разбилась, — черное пятно смывается, оставляя после себя лишь красноту кожи. — Мне показалось, стоит обратить на это внимание, — Субин разгибается и подносит руку близко к лицу, чтобы убедиться, что действительно оттер все начисто. — Тогда понятно. Дай посмотреть, — он тянет его руку к себе. — Ну вот, теперь все нормально. — Как это вообще могло произойти? — недоумевает Субин, вытирая руки бумажным полотенцем. — Я не хожу в футболках осенью. — Демону достаточно дотронуться до любого участка твоей кожи, чтобы нанести печать, — объясняет Тэхён. — Кто-то мог совсем слегка тебя коснуться, и ты уже стал связанным. — Связанным? — он надевает куртку обратно и следует за другом на выход. — Ну, с демоном, — поясняет тот. — Мне интересно, — Субин слегка замедляется, чтобы Тэхёну не пришлось за ним бежать, и берет курс на лабораторию, — если бы я вообще не смотрел в зеркало, она бы не выбралась? — Не выбралась бы, — кивает друг. — А откуда ты вообще узнал, что этого не нужно делать? — Потерпевшая из первой квартиры сказала. Она тоже демо… Он замолкает, чуть не столкнувшись носами с вылетевшим из-за угла человеком. Когда лицо торопящегося узнается, у Субина возникает желание улыбнуться. Есть все же хорошие вещи в жизни. — Бомгю, — выдает он, оглядывая парня. — Куда летишь? — Я вообще-то… — он вдруг мнется, бросив взгляд на Тэхёна. — Обеденный перерыв кончился, а никого из вас не было в столовой, поэтому я решил… Бомгю протягивает руку с пакетом Субину, и тот принимает его, краем глаза поглядывая на неподвижно и молчаливо стоящего Тэхёна. — Спасибо, ты спасаешь нас всех от голода, — выходит искренне и немного устало. — Да ладно, там просто немного выпечки, — тушуется тот. — Я думал, у вас нет времени на обед, поэтому не хотел, чтобы вы совсем остались без еды. — Это очень мило, — подает вдруг голос молчаливый Тэхён, и Субину хочется начать громко аплодировать. — Спасибо, правда. — Не за что, — Бомгю расплывается в широкой улыбке, а затем делает несколько шагов назад. — Ну… Я пойду. Хорошего вам дня. Ну, оставшегося… — И тебе хорошего, — произносит Субин, а после провожает удаляющуюся спину взглядом. — Если ты не позовешь его на свидание, я позову, — он поворачивается к Тэхёну и одаривает его серьезным взглядом. — Не смей, — тот грубо вырывает пакет из его рук. — Иди расследуй свои лампы. — Я шучу, — Субин хлопает друга по плечу и заворачивает за угол. — Но мне больно смотреть на вас двоих. — Просто мне сложно… — Тэхён вдруг хмурится, кажется, пытаясь подобрать слова. — Ладно, это неважно. Что там с потерпевшей? — Ну, в общем, — он решает не продолжать тему с Бомгю, потому что особо нет времени и потому что хочется поговорить об этом в другой обстановке, — она тоже была демоницей. И перед тем, как я ушел, сказала не смотреться в зеркало в лифте. — Понял. Значит, она пыталась тебя предупредить. — Почему нельзя было дать немного более развернутые рекомендации? — усмехается он. — Демоны следуют негласному правилу о том, что в таких случаях нельзя вмешиваться, — поясняет Тэхён. — То, что она вообще что-то сказала тебе, уже стоит ценить, потому что это против кодекса. Ясно, значит, Сунён не хотела нарушать правила, но вместе с тем пыталась хоть как-то помочь ни о чем не подозревающему Субину. — А если бы она, ну, та девушка из зеркала, выбралась? Что бы было со мной? — В лучшем случае — упадок сил на несколько дней, в худшем — смерть. Демону надо восстановить свою связь с землей, и поэтому он будет питаться силой существа, с которым связался. — Питаться — это?.. — Пить кровь. — Понятно, — Субин замирает у двустворчатых дверей лаборатории. — Если тут ничего не обнаружится, я могу прийти к тебе покромсать бумажки? Тэхён грустно и понимающе улыбается. — Конечно.* * * * *
Вторую половину дня льет так же нещадно, как и утром, и потому Субин скачет по растущим посекундно лужам по дороге от припаркованной машины до магазина. Результаты анализа лампы не дали абсолютно никаких зацепок: обладателей отпечатков с нее было всего несколько, и оказались ими ожидаемо мать, двое детей и несколько работников магазина, а открыть ее так и не получилось. Субин даже вернулся в квартиры потерпевших, сообщив, что и их лампы придется забрать на время расследования, но при исследовании обнаружилось, что те вообще ничего подозрительного в себе не несут: они открываются, хоть и не без усилия, но внутри содержат только глицерин и воск — ничего противозаконного или подозрительного. Поэтому он взял курс на торговый центр, в котором жители приобрели лампу, с разрешением (хоть и очень неохотно выданным) на конфискацию всей партии. Его начальник на просьбу дать это самое разрешение сначала долго и молчаливо размышлял, а когда поднял глаза, глядя недоверчиво из-под густых темных бровей, казалось, хотел покрутить пальцем у виска. Но Субин был настойчив, и Бёнхон, скрепя сердце, в ускоренной форме склепал официальный документ с помощью знакомого судьи. И хотя он и сам до конца не понимал, что конкретно хочет найти, пока что в отсутствии каких-либо улик и зацепок эти лампы — единственное, что может хоть куда-то его привести. В конце концов, и с меньшим количеством улик он раскрывал сложные дела. Надо только зацепиться за что-то, потянуть за разные ниточки тут и там, и в итоге распутается нужный ему клубок. Торговый центр встречает неприятной для осенней дождливой погоды прохладой и почти пустыми коридорами. Субин следует по указателям до нужного магазина, а зайдя внутрь, обнаруживает голые стеллажи и несколько снующих туда-сюда работников. — Добрый вечер, — он привлекает внимание одного из сотрудников и замечает, внешним видом тот очень напоминает Эктора: покрытое чешуей тело, желтые глаза, длинный хвост. Но рабочая форма и какой-то уж очень усталый взгляд выдают в нем существо, приближенное к жизни жужжащего мегаполиса. — Я детектив Чхве Субин, — он раскрывает свое удостоверение, и работник, бейджик которого гласит «Гейл», бегло проходится по строчкам текста. — У меня есть разрешение на конфискацию партии ламп, которая недавно к вам поступила, — Субин достает сложенный пополам листок, передавая ему. — Что ж такое, — бормочет тот сам себе, изучая документ. — Почему все так помешаны на этих лампах? — О чем вы? — хмурится Субин. — Мы устроили на них распродажу, потому что закрываемся, — объясняет Гейл и недолго трет веки. — И их всех разобрали буквально за день. Так что, боюсь, конфисковать будет нечего. Субин подавляет желание шумно вздохнуть. У него была возможность выяснить, есть ли среди этих ламп еще одна непохожая на остальные, но его снова оставили абсолютно без зацепок. — Вы давно работаете с поставщиком этих ламп? — спрашивает он, выуживая из сумки блокнот. — Не то чтобы, — пожимает Гейл плечами. — Но не впервые. Однако остальная его продукция таким огромным спросом не пользуется. — Понятно, — Субин делает пару заметок. — Вы были на смене, когда эти лампы продавались? — Был, — подтверждает сотрудник. К прежней усталости в его виде добавилась еще и небольшая нервозность, вытекающая в напряженность во всем теле, бегающий взгляд и перебирание пальцами. Субин не спешит связывать это с его причастностью к преступлению: многим будет не по себе при допросе полицейского. — Вы не чувствовали ничего необычного в тот день? — спрашивает он, опустив глаза в записную книжку, чтобы лишний раз не пугать своим пристальным взором. — Может, перемены в настроении или что-то такое. — Вообще-то… — Гейл задумывается. — Что-то такое и правда было. И не у одного меня, — Субин заинтересованно поднимает на него взгляд. — Мы все в тот вечер чувствовали себя, ну, странно… Время пролетело незаметно, хотя обычно мы жалуемся друг другу на то, как же хочется домой, — он негромко усмехается. — И еще… Не знаю, как правильно сказать… В общем, когда я пытался вспомнить, что сделал за прошедший день, ничего особо не всплывало в сознании. Будто бы я проспал несколько часов, знаете? Но я точно знаю, что не спал. — Понятно, — кивает сам себе Субин, делая несколько пометок. — Спасибо, Гейл. Если мне понадобится еще какая-то информация, я навещу вас снова. — Хорошо, но это место закрывается через несколько дней, так что здесь никого не будет. — Не беспокойтесь, — он убирает блокнот с ручкой обратно в сумку, — я найду способ связаться с вами. Субин наблюдает за тем, как вытягивается чужое лицо в тревоге, но больше ничего не говорит и, кивнув на прощание, удаляется. Тьма опускается на город быстро и всепоглощающе и вместе с собой приносит чувство абсолютной вымотанности, которое Субин умело не замечал все это время. Он носился из одной точки города в другую и, хотя все они и были рядом, порядком задолбался, а его рабочий день вообще кончился три часа назад. Просто ему настолько не терпелось отыскать хоть какую-то зацепку, что он не мог позволить себе просто так пойти домой. Да и чем бы он там занимался, в конце концов? Раскрывать дело будет полезнее, чем безэмоционально пялиться в серый потолок. Поэтому он сел в служебную машину и направился туда, куда вообще не планировал являться в ближайшее время, чтобы совершить одну задумку. И Субину повезет, если после этой задумки все конечности останутся при нем.* * * * *
Железобетонные лабиринты, уходящие куда-то далеко в небо, горят вырвиглазными цветами, дымятся, грохочут и скрипят от каждого шага. Самые разнообразные сущности, которые только можно отыскать на планете, собрались здесь: на черном рынке неспокойного Криарда. Субин лавирует между стойками, прилавками, лотками, протискивается через узкие расщелины между зданиями, выслушивает сотни рявкающих оскорблений в его и не только его сторону и упрямо движется дальше, в самую глубь. Идея посетить черный рынок возникла самой последней и не считалась самой лучшей, но что Субину еще оставалось? Если и есть место, где продается вся непонятная дрянь, которую только можно встретить, то он находится именно там. Конечно, официально рынок не был черным, но абсолютно все в городе, и полиция в том числе, знают, что на самом деле выложенные на прилавках непонятной формы и цвета овощи – скорее всего, не без сопутствующего «расслабляющего» эффекта, а устройства, что здесь продаются, отнюдь не для бытовых нужд. Избавиться от этого пристанища всего нелегального полиция уже пыталась, но каждый раз заканчивалось это плачевно: многочисленными жертвами и продолжительными бунтами. Все-таки большая часть денег в Криарде крутилась если не в центре города, то тут, на смрадных узких улицах, куда приходили бедняки, мечтающие разбогатеть или просто иметь хоть какие-то средства к существованию. А бедняков в Криарде было не перечесть. Да и высшие слои общества, политики и знаменитости, не упускали возможности воспользоваться здешними услугами, и потому существование рынка было выгодно почти всем. Всем, кроме работников тех полицейских участков, что еще хоть на какую-то часть остались честными, а не прогнулись полностью под сокрытие чужих преступлений ради взяток. Субин продвигался дальше и дальше, иногда уклоняясь от чьих-то выстрелов горячей плазмой или летающих бесхозно дронов, или гоняющихся друг за другом горгулий. Он потратил уйму времени, чтобы найти место, в котором однажды уже бывал, но узнал его сразу: по огромной вывеске, мигающим огням прожекторов и доносящейся изнутри музыке. Субин заходит внутрь, минуя охранника ростом раза в два выше его собственного, и направляется сразу к туалету. Да, странное место для совершения сделки, но такие уж тут правила. В конце концов, туалет, наверное, единственное помещение, где можно не надрывать горло, пытаясь переорать тошнотворную какофонию басов и электро-звука. Торговец, с которым он сталкивается взглядами сразу же, как тянет на себя ручку двери уборной, тот же самый, что и полгода назад. Субин не уверен, что он его помнит, а потому проходит внутрь, но не без растущего в теле напряжения: в прошлый раз тот узнал, что Субин из полиции, и ему это совсем не понравилось. — Мне нужен товар, — рубит он с плеча, наблюдая за тем, как движутся чужие желваки под красной кожей. Но не эта кожа и не тонна мышц на теле торговца, и не торчащие изо лба рога, и не несколько сантиметров острейших когтей тревожат Субина, а взгляд, которым тот его буравит: слишком пристальный и слишком.. знающий? — Это что-то вроде… лампы, — произносит он и внимательно следит за чужой реакцией. Торговец перестает играть желваками и замирает, давая понять, что точно понимает, о чем Субин говорит. Он стоит молчаливо, сложив руки на груди, секунд пять, и заставляет ладонь слегка подергиваться в сторону предусмотрительно взятого с собой пистолета. Вероятность того, что его прихлопнут в туалете этого клуба и никому ничего за это не будет, очень велика. — Принес деньги? — басит торговец, медленно разминая шею. — Для начала мне хотелось бы ее увидеть, — Субин остается совершенно спокойным, потому что одно неверное слово или признак того, что он дал слабину, могут привести его в могилу. — Много подделок. — Стой здесь, — торговец проходит мимо, чуть не задев Субина своим огромным плечом (если бы тот вовремя не отошел, то, наверное, уже украсил вмятиной дверь ближайшей кабинки), и покидает помещение. Проходит всего пара напряженных и тихих минут, когда его вдруг пробивает, словно током, плохим предчувствием. Субин уже собирается выйти из туалета, как из дверной щели в ноги ему звонко прилетает что-то круглое. Небольшой металлический шарик начинает кружиться и свистеть, наполняя комнату бело-серым дымом, и Субин сразу понимает, что к чему. Он с разбегу врезается плечом в окно, потому что уже знает, что оно заперто, и видит образовавшуюся трещину. Хватает еще где-то с десяток ударов прикладом пистолета, прежде чем стекло наконец разбивается, и Субин, уже порядком наглотавшийся едкого газа, вываливается наружу. — Не так быстро, — его, валяющегося на земле и пытающегося отдышаться, хватают за ворот куртки и тянут на себя. Когда его глаза привыкают к темноте, ему становятся видны знакомые уже очертания краснолицего торговца. — Думаешь, я тебя не запомнил, коп? — рычит он, отбрасывая его к стене. Субин сильно ударяется затылком о бетонную поверхность, упав на асфальт, но медленно поднимается, превозмогая поразившую виски боль. Он едва успевает увернуться от летящего ему в лицо кулака и схватить с земли пистолет, который выронил, пока лежал там. Туманящий сознание газ заставляет очертания окружающего мира плыть, а ноги подкашиваться, но Субин вытягивает руку с пушкой, направляя ее в лицо замершего на месте громилы, и загнанно дышит. — У тебя есть три секунды, — проговаривает низко тот, медленно подходя ближе, — прежде чем я выпущу своих псов. Можешь начинать бежать. Субин не дожидается даже проговоренного вслух «раз» и бросается сломя голову в неизвестном направлении (честно говоря, в этом месте и в это время любое направление – неизвестное), а когда слышит позади рычание каких-то совершенно нечеловеческих существ, понимает, что псами торговец называл не просто своих приспешников, а самых настоящих собак. Он рассчитывает только на то, что наворачивание кругов вокруг академии каждое утро во времена учебы не пропадет даром.* * * * *
— Лампы, значит, — вздыхает тяжко Бёнхон, постукивая ручкой по столу, и рассматривает неоново-голубой элемент декора, стоящий на его рабочем столе. — Ты как вообще? Нормально? — Жив, — пожимает плечами Субин. Его состояние после всего пережитого трудно охарактеризовать как нормальное, но он и не с таким сталкивался, так что особо сильных душевных потрясений не испытывал. — Но я не смогу дальше заниматься этим в одиночку. Если эти лампы настолько важные, что меня хотели убить за попытку купить их, думаю, нужен кто-то статусом повыше. — Ты знаешь, кто заправляет черным рынком, — мужчина крутит в руке лампу, а после поднимает на Субина многозначительный взгляд. — Но до самого, — он указывает пальцем вверх, — Чхве-старшего нам не добраться, поэтому придется обратиться к младшему. — Вы шутите, — бормочет Субин. О вампирской семейке Чхве в этом городе знает любая собака: папаша заправляет почти всем подпольным и нелегальным, что есть в Криарде, а его сын – самыми элитными клубами и ресторанами. Если и есть люди (или, точнее, вампиры), с которыми Субин никогда не хотел бы пересекаться, то это будет семья Чхве. — По-другому никак, — Бёнхон берет в руки телефон и начинает в нем копаться. — Он поможет тебе сориентироваться на черном рынке и сделает так, чтобы не пришлось больше бегать от непонятных тварей. — Или сам сожрет меня на обед, — закатывает глаза Субин. — Он тебя не тронет, ты же знаешь. Бёнхон прав, конечно. С вампирской семейкой полиция города давно заключила неофициальный договор, по которому обе стороны соглашаются не слишком сильно лезть в дела друг друга и при надобности даже помочь. Так, уже бесчисленное количество раз именно с помощью вампирских источников они выходили на особо опасных преступников и проходили туда, куда обычно неохотно пускают полицию. Была и обратная сторона, когда приходилось покрывать какую-то нелегальщину, и в такие моменты Субин искренне не понимал, какой прок от этого соглашения: да, они раскрывали некоторые дела, но по сути создавали столько же новых, когда закрывали глаза на преступления партнеров. Тем не менее схема работала уже не один год и, похоже, устраивала почти всех. — Как будто от этого легче, — Субин устало трет веки пальцами. — Ладно, раз другого выхода нет, я встречусь с ним. Где мне его искать? — В твоем любимом месте, — усмехается криво Бёнхон. — Там, — и указывает пальцем в открытое окно. Субин прослеживает за направлением, и лицо его становится каменным, когда в глаза ударяет яркий неоновый свет. Ночь будет просто незабываемой.